Дорожный блокнот

Никита Хониат
(ВВ Москва Ярославль Москва ВВ)

Розовый восход, сползающий над железобетонной глыбой громоздящихся многоэтажек. От этого испытываешь то провинциальное чувство гастарбайтера: дрожание рук, желание любой ценой зацепиться за этот город. При виде фаллических башен – похоть молоденькой «козочки», на малой родине которой самое высокое здание о девяти этажах.
***
В мегаполисе присутствует элемент сказочности. Будто в «Диснейленд» попал. В провинции так же есть и хорошие, и плохие люди, но они просты не обманывают тебя игрушечностью происходящего. Там сразу все серьезно. Здесь же можно зацепиться с земляком на улице, а через месяц проснуться бомжом на Арбате, думая, что все это время играл во что-то вроде салочек.
***
За собственную квартиру с квартплатой в шесть тысяч (а не арендной в двадцать пять-тридцать) убить человека – может показаться здесь разумным решением.
***
О мультикультурности говорить пока рано, мульти****ство и мультинетерпимость наблюдаются в полной мере.
***
В Москве любая подмазанная ****а – королева. ****ский город.
***
Щербинка стала Москвой, и ее сразу вылезали, как кабели суку. Где те уютные дворики, где погибала наша молодость? Сбрита с щеки земли заброшенная водокачка, где бухали мы, изгоняя бомжей.
***
О, это сладостное чувство погружения в запой!
***
Все может начаться с запаха цветов на поляне, где бегал ты в детстве босым, а теперь стоишь ощетинившимся дядькой со слезой на щеке.
***
Ибо тяжела жизнь трезвых, Господи! Они молчат. У пьяных же с языка сыплются шутки, как пуговицы с порванной в кураже рубахи.
***
Несешь из магазина бутылку бережно – как младенчика из роддома.
***
Шашлык в лесу. Встреча друзей на бревне. Пою под гитару «ГРОБ» на манер Шаляпина.
***
Механизм самоуничтожения запущен.
***
Я хотел бы стать для всех Иисусом, но слышу урбанистический шепот на ухо: «Яви Варавву».
***
Черный понедельник полностью вычеркнут из памяти, лишь липкое ощущение припадочного эксгибиционизма, когда, нарекая себя великой блудницей, открываешь все тайны гибели вавилонской. Из-под прокладки карманов достаешь семечки, пересчитываешь: смотрите, сколько еще осталось! Грешки – все наперечёт, вон они, все на полочке, глянь-ка! Разве что носки не предлагаешь понюхать. И дырки на них пересчитать. Но и это впереди.
***
Новоиспеченный провинциал потерял кофту, плеер подарил узбеку-таксисту (по-братски). Проебано что-то еще.
***
Смотрю на кухне «Брата» в девятый раз и плачу в обнимку с котом. Шлю сентиментальные СМС.
***
Напугал, мудак, племянника полночным криком: «Миша, пива!» После чего рухнул рядом с псом на половике, отворяя двери в чистилище, и заснул на засов.
***
Причащение водкой как бесовское таинство. Алкоголизм – это зверь, живущий в тебе.
***
Каждый запой как личный апокалипсис. Как схватившийся за пыльную голову немец у разбитой пушки на Курской дуге.
***
Агония – имя возлюбленной алкоголиков.
***
Мозг – как потухший факел монаха, заблудившегося в лабиринтах брошенного при осаде монастыря.
***
В царствие божие пойдут ли эти сытые люди? Скорее, Господь придет будить бомжей на вокзале, утирая им подолом сопли, отпаивая водянистым вином из кувшина. И цветы растут в навозе.
P.S. Немножко апологии алкоголизма.
***
Хорошо бы сейчас полежать под капельницей в больнице, побалагурить с мужичками, но я уже в поезде. Еду куда-то.
***
Толстый поп зашел в вагон: «Господи, помилуй», – пробубнело с губ, в перекрещенный рот полез пирожок, и посыпались крошки белого хлеба. Крошек звали Петти и Бетти, бесянята лазали в бороде, дергали попу волосы. Поп сопел носом, ртом перемалывая хлеб в мякиш и глотая с аппетитом и звуком утробным.
***
Истинно говорю вам, и алкоголики войдут в царствие небесное!
***
А проводники продают уже все от мороженного до лотерейных билетов, разве что водки да баб пока не предлагают.
***
Смотрел в окно, потянулась соседка, пахнуло, будто из жерла кабака кислятиной, скрючило рожу.
***
В голове сочиняется нелепый стишок:
Стать бы мне стеклянным, как бутылка,
чтоб вливалась водка непрестанно.
Я б, как знамя, на лице улыбку
Нес, а не валялся на диване…
Стать бы мне стеклянным, как бутылка,
чтоб не слишком было зыбко,
и на морде реяла улыбка,
потому что в водке я, как рыбка…
Чтоб, как знамя, рдела морда
и не очень было много
разного натужного народа,
что не пьет, не курит и постится.
Господи, ну как же не напиться,
когда сытые такие лица,
некому и плюнуть даже в харю?
Господи, так я пропадаю,
потому что вовсе не бутылка
Никакая я не стеклянная,
а просто на диване деревянный я…
Был бы я граненым, как стакан…
Тюльпан…
Девичий стан…
Таракан…
Обрыган…
Магадан…
Как стакан, был ба я граненный
и держал бы крепко спирт ядреный…
Чтоб держалась водка, как в стакане,
когда улегшись на диване,
на лице на деревянном
четко тень очертит грани…
***
Только засыпаешь, как сердце начинает учащённо биться. Если все-таки заснул, закинувшись снотворным, то тут же сосед с матом и топором из-под подушки бросается на тебя с рыком. С силой открываешь глаза: на груди сидит похмельная бабка и зловонно дышит в лицо тухлым ртом. Как четки, торопко перебираешь молитву, которой научила в детстве мать, и видишь, что сосед мирно храпит на койке.
***
Чекушка – лучшее лечение. «Бодрость духа». Пьёшь и плачешь.
***
Искрюсь, как шампанское, в длани Пушкина. Час спустя – как прогорклое выдохшееся пиво в руке Ерофеева.
***
Где моя шестая палата? Сколько можно еще? Почему в театре при выходе тебе подставляют перед, а в поезде зад? Логика в том, что к человеку нужно лицом, но по сути не лицо это же, а яйцо?! Так чем одно место приличней другого?
***
****ом называют лицо, но по всей видимости, это обозначало издавна ***.
***
Вокзал. Туалеты во многих государственных учреждениях представляют собой кабинку, в которой не развернуться, чтобы не вытереть унитаз ногами, а сам унитаз как гнездо. Если у вас понос, это беда, конечно. Скучаешь по московским кабацким сортирам, где можно выспаться втроем. Здесь же жопу можно (скрежет зубовный) вытереть разве что длинной майкой, как в том анекдоте про бомжа и интеллигента.
***
В Швеции наркоманам предоставляют на улице специальные комнаты, где можно уколоться героином в санитарных условиях. Россия, дай мне медкабинет на десять минут, я сам вколю себе в жопу магнезию!
***
Два по сто. Я в стране апельсиновых деревьев. Рву ленно шуйцей плоды, вкушаю, птицы садятся на шелк моей тоги.
***
По мозгам пробежались мурашками мысли. Извилины, кажется, зацветают свежими лепестками. Мысли как семечки, можно выбрасывать из карманов горстями и кормить черных, разумеется, увядающих голубей.
***
Через полчаса я в рубище, и голова моя в пепле.
***
Пишу в темноте. Господи, включи свет!
***
Совещание молодых пенсионеров прошло успешно. Левая палата спорила с правой, хороший полицейский заменял плохого, ни разу не был вызван полковой психиатр. Под конец прискакали две принцессы, каждая уселась на свою горошину и приняла позу. Яшеньку даже похвалили. Оказался самым пенсионеристым пенсионером. Из относительно молодых. Почти не особачился.
***
Меня слишком много в тесте. То есть в тексте. Переизбыток себя. Передозировка собой. Автор умер, да здравствует автор!
***
Издатели люди с душком и медовыми пальцами.
***
Если бы при Достоевском были бы союзы писателей, его не взяли бы не в один. Привести Раскольникова в конце романа к высокой духовности, а не перепутью (выбору по-христиански) – это такая патока, которую Федор Михалыч как художник позволить себе просто не мог.
***
Иуда поцеловал Его, и Иисус надулся, но губки не выпятил, а должен бы был в рамках магического реализма. Ибо взялся за гуж, не говори, что не дюж.
***
Будущее российского телевиденья: «Добрый вечер, дорогие малыши, с вами сегодня Попкины друзья – Пук и Как!»
***
Как новоявленный провинциал, прочитав на билете: место – сидячее – нижнее, подумал, что «верхнее сидячее» должно быть чем-то вроде жердочки. Проводник, ко-ко-ко, чаю! Однако появились поезда с двухэтажными вагонами.
***
Еду домой с панками из Новгорода.
***
Таксист рассказывает, как гаишники взяли понятым, малец им зад подмял и в кусты тикать. Заковали в наручники. Маме дайте позвоню, орет. С этими понятыми морока одна, говорит, по судам менты затаскают. Малолетки охуевшие, говорит. Катаются, говорит. Я понимаю, что ни на грамм не сожалею, что вернулся сюда. В городе свежо и пустынно. Несмотря на малолеток. И то, что катаются.
«В другой раз так в Твери понятым подался. Мужику на капот малолеток запрыгнул – куражился, стекло разбил, помял капот. Водила – на него, тот нож достал. Я понятым, а то наезд мусора навесят. В отделение в нужный день являюсь, следак, мусор ****ный, с адвокатом при мне дело разваливают. Говорю, что ж вы делаете, я пришел из-за водилы, потому что сам водила, а вы так? На суд, сказал, не приду. Уезжаю, далеко и надолго».
***
Постель.  Поскребыши мыслей. Запах просвирки и мокрого пепла.