Тот, кто в тебе нашел счастье — твой.
Все остальные — гости.
(Джалаладдин Руми)
Любящие не встречаются,
они с самого начала друг в друге.
(Джалаладдин Руми)
— Как дойдёшь до перекрёстка, — сразу налево, — словоохотливая старушка что-то ещё хотела добавить, но я, поблагодарив, уже шла в указанном направлении. Найдя нужный дом, оторопела от неожиданности. Я сразу узнала его. Именно таким он мне и представлялся — тот самый «трёхэтажный дом в стиле ампир» из моей любимой песни питерских авторов.
Мы жили средь книг и салфеток бумажных,
В забытом краю коммунальных квартир.
Я адрес не помню, но это неважно,
Где был трёхэтажный дом в стиле ампир.*
Мистика какая-то… Выходит ничто в мире не случайно?
Неделю назад я вернулась в родной город из пансионата. За день до отъезда меня пригласили в администрацию и попросили об услуге.
— Вы ведь в Питере живёте?
— Да.
— У нас к вам просьба. Одна из отдыхающих, ваша землячка, выехала по звонку — сын попал в аварию и, в спешке, забыла кое-какие вещи. Не смогли бы вы передать их? К сожалению, нам не известен контактный телефон, есть только адрес.
— Конечно, передам. Давайте адрес.
И вот я стою перед домом из своих грёз, с радостным изумлением разглядывая арочные окна, смешные балкончики с лепниной, похожие на цветочные горшки, и внезапно ощутив непонятную робость перед тем, что ждёт меня внутри. На дереве у дома сидела ворона и смотрела на меня с явным желанием «поговорить».
— Привет, птица! А я знаю, что ты любишь грецкие орехи. Вижу напротив магазин, наверняка, они там есть. Я скоро вернусь и куплю тебе. Дождись меня, хорошо?
— Кар! — сказала ворона. Наверное, согласилась подождать.
Дверь открыла приятного вида высокая белокурая женщина, одетая в длинный шёлковый халат цвета тёмного шоколада, с набивным рисунком из редких крупных бежевых цветов. Умилил кружевной воротничок в тон цветков. Повеяло уютом. И стало ясно, что отсюда скоро уйти не получится. Как там дальше в песне?
Я помню обои и кресла из кожи,
Китайскую ширму, зеркальный овал.
Я помню картины, но вспомнить уж сложно,
Кто был тот художник, что их рисовал.*
Зеркальный овал и картины встретили меня уже в прихожей. Несколько пейзажей, пронизанных солнцем, и натюрморт с физалисом и осенними листьями поразили свежей, необычной палитрой. На них хотелось смотреть и смотреть…
— Нравится? — приветливый голос хозяйки вывел меня из оцепенения. — Это работы мужа. Если заинтересовались, то в комнатах есть ещё. И не только его, но и картины свекрови. Обоих уже нет с нами, а их творения живут и радуют.
— Мам, кто там? Не ко мне? — раздался мужской голос из глубины квартиры.
— Сейчас выясню. Вы к Кириллу?
— Нет. Если вы Анна Никитична, то к вам.
— Да, это я. Проходите, что же это мы в прихожей-то…
В просторной гостиной, в простенке между двумя окнами висел большой портрет сидящего в кожаном кресле подростка с грустными серыми глазами. Переведя взгляд чуть ниже, я встретилась с теми же глазами сидящего в инвалидном кресле молодого мужчины. Он сделал попытку привстать, но, поморщившись, безнадёжно махнул рукой и смущённо сказал:
— Извините, что встречаю вас сидя. Давайте знакомиться, Кирилл.
— Да что вы, право, я же не королева какая-нибудь и даже не принцесса, хоть и нарекли меня «царственным» именем — Капитолина, можно просто Капа.
— Как вы сказали, Капа? Ну, конечно же, — Капа. А я всю голову сломал, гадая, как же её звали…
— Кого?
— Девушку из полюбившейся мне авторской песни. Там есть такие строки… Мам, подай, пожалуйста, гитару.
— Кир, удобно ли, мы даже ещё не знаем о цели визита девушки, быть может, она спешит, — вмешалась в разговор Анна Никитична.
— Нет-нет, не тороплюсь, — сказала я, предчувствуя, а вернее, уже зная, какие строки сейчас услышу.
Настроив инструмент, Кирилл негромко напел:
Мы белые ночи считали своими,
И дождь её звал, стороной проходя.
И, вторя дождю, я шептал её имя.
А как её имя, спроси у дождя. *
Это был третий куплет той самой песни. Я уже не знала, что и думать. Не слишком ли много совпадений?! И какой у него приятный голос...
— Мне тоже нравится эта песня, — только и смогла вымолвить я, ошеломлённая происходящим.
— А мне нравится, когда кому-то нравится то, что нравится мне.
Кирилл улыбался.
Пора было сказать о причине моего появления в этом гостеприимном доме и уходить. Но уходить почему-то не хотелось…
Анна Никитична, узнав, зачем я здесь, охала и ахала, благодарила, говоря, что не стоило бы утруждаться, из всего забытого в пансионате ей дороги лишь серёжки, как память о муже, да томик стихов Фета, но и с ними она мысленно уже распрощалась, и вдруг — такая приятная неожиданность.
Они уговорили меня попить с ними чаю, как сказал Кирилл, "с мамиными мировыми плюшками". Плюшки и впрямь были знатные — большие, красивые, ароматные и очень вкусные. Стало как-то совсем по-домашнему тепло, и было ощущение, что в этом доме я не впервые.
Похоже, что и новообретённые друзья восприняли меня, как старую знакомую. Они непринуждённо рассказывали о себе, вспоминая забавные случаи из жизни. К радости моей оказалось, что их семья — потомственные врачи. Кирилл — травматолог, а Анна Никитична — нейрохирург.
— Ну, вот! А мне папа говорит, что хирург — не женская профессия. Я ведь тоже учусь в медицинском. Так случилось, что моя мама умерла при моём рождении, и я, в детском стремлении вылечить мир от всех болезней, поклялась стать врачом. После школы, чтобы убедиться, не ошиблась ли в выборе профессии, сначала окончила медучилище, и лишь потом поступила в университет.
Растроганная услышанным, Анна Никитична сжала мою ладонь и приобняла.
— Ты умничка. Наш человек! Случайно, не в первом ли медицинском учишься? Мы все его заканчивали, а Кирюша и сейчас там учится в аспирантуре. А я преподаю.
— Да, в первом. На четвёртом курсе.
— Так вы забегайте к нам после занятий, здесь же совсем рядом. Может, помощь какая потребуется, мало ли. И вообще… — это уже Кирилл.
— Спасибо! Приду обязательно. Ну, я пошла… А то там ворона меня заждалась, наверное.
— Кто?! — в один голос воскликнули мать и сын.
— Ворона. Она у вас под окнами сидит. Я обещала угостить её грецкими орехами.
— Повезло вороне. И нам, похоже, — тоже, — сказал Кирилл.
Ворона сидела на прежнем месте.
— Держи обещанное. И я с тобой не прощаюсь. Я буду сюда приходить. И ты знаешь, птица, кажется, я влюбилась...
— Кар! — сказала ворона. Наверное, похвалила... А может быть удивилась.
___________
*— авторская песня "Февраль" Вячеслава Кисенкова на стихи Станислава Беликова
иллюстрация — "Натюрморт с физалисом", автор неизвестен.
Источник вдохновения здесь: http://www.proza.ru/2015/11/08/1044