Глава 8.
Архимандрит
Внезапно резко похолодало. Ледовитый океан дохнул северным ветром в сторону Белого моря и робкая, несмелая весна, задрожав от холода, отступила на шаг назад. Небо нависло над Соловецкой крепостью темными, серыми тучами, рыхлые бока которых уткнулись в серебристые луковки церковных куполов.
Филька брел по монастырскому двору, нахлобучив на самые глаза шапку и поглубже засунув озябшие руки в карманы. Отец Феофан отпустил его погулять, пока сушится зерно в Сушиле. Напротив главных ворот крепости мальчик увидел серую лошадь с телегой, нагруженной колотыми дровами. Кобылка, низко опустив голову, обнюхивала трепетными ноздрями и пробовала на зуб молодую травку, несмело прораставшую между камнями мостовой. Поравнявшись с телегой, Филипп услышал окрик:
- Эй, братишка! – молодой послушник с бледным, прыщеватым лицом подошел к нему со стороны ворот. – Помоги, брат, отнеси дрова в Благовещенский храм! А то я тут зашиваюсь, не успеваю развести дрова.
- А где это, Благовещенский храм? – спросил Филька. Послушник дернул головой куда-то вверх и в сторону.
- Церковь над воротами видишь?
Филипп посмотрел туда, куда указывал собеседник. Над главным входом в монастырь действительно высился белокаменный храм с одиноким, остроконечным куполом – луковкой, увенчанным крестом. Так надвратная церковь, оказывается, называлась Благовещенской! Названий всех церквей в монастыре Филька еще не запомнил.
- Вижу, - он кивнул утвердительно.
- Вот туда и нужно отнести дрова и положить их возле печки, - молодой послушник сунул в руки Филиппу несколько розоватых, пахнущих свежей древесиной, березовых поленьев. – Войдешь вон в ту дверь, поднимешься на второй этаж, и налево.
В руках Фильки быстро выросла целая гора поленьев, даже пришлось прижать верхнее полено подбородком, чтобы не упало. Послушник легонько подтолкнул мальчика к невысокой полукруглой дверце, прячущейся в толще крепостной стены, под сводами ворот и отправился дальше развозить дрова по монастырским постройкам.
Филипп шел, осторожно переступая ногами по ступеням лестницы, стараясь не потерять равновесие. Груда поленьев оттягивала вниз руки. На втором этаже, скосив глаза влево, он увидел высокую двустворчатую дверь. Дверь была закрыта. Пришлось повернуться к ней спиной, прижимая к груди немалый груз, и, надавив на створку, медленно, аккуратно протиснуться внутрь. Разворачиваясь внутри коридора за дверью, Филипп не заметил, как зацепился рукавом за ручку двери, дернул рукой и… все поленья с сухим, звонким треском и грохотом рассыпались по полу.
- Вот невезуха! – пробурчал себе под нос Филька, опускаясь на корточки и собирая дрова. А когда снова поднялся на ноги, его глаза наткнулись на картину, изображенную на створках двери…
Большая, выше человеческого роста, выписанная старательной рукой мастера, картина показывала случайному зрителю остров, окруженный морем. Среди белых, одинаковых завитков волн в правом верхнем углу плыл карбас под белым парусом с двумя пассажирами на борту. На коричневой земле острова росли высокие, стройные деревья. В густом лесу у каждого дерева был тщательно прорисован каждый листик! А в центре возвышался поклонный крест, возле которого, смиренно склонив головы в островерхих монашеских куколях, стояли два монаха в темных рясах. Филька сразу вспомнил, что ему рассказывал Анисим о первых поселенцах Соловецкого монастыря. Мальчик с интересом рассматривал то ли картину, то ли икону, совсем позабыв про дрова, когда за его спиной раздался низкий, спокойный голос.
- Понравилась картина?
Филька обернулся. Перед ним стоял высокий, седой человек в черной мантии до пола и черном клобуке, из-под мохнатых седых бровей смотрели внимательные, темные глаза, от уголков глаз разбегались веером лучики морщинок, отчего взгляд казался добрее, мягче. На мантии были вышиты красным скрижали с изображением крестов и серафимов, как знаки высшей священнической иерархии, а в руке человек держал посох с золотым набалдашником. Посох! Мелькнуло в голове у Фильки. С посохом ходят только самые высокие чины церкви. Посох – это знак верховного пастыря. Значит это архимандрит! И мальчик благоговейно рухнул на колени перед наместником монастыря, низко склонив голову.
- Благословите, ваше высокопреподобие!
Архимандрит подошел к мальчику, осенив крестом склоненную голову:
- Бог благословит, сын мой! Ну, будет, вставай, вставай! – и подставил руку для поцелуя.
Филька, боясь поднять глаза на архимандрита, коснулся губами его руки, заметив большой, драгоценный перстень на пальце.
- Знаешь ли ты, сын мой, кто изображен на этой картине? – поинтересовался настоятель.
- Да…Это отцы – основатели монастыря, преподобные Савватий и Герман.
- Молодец! – с ноткой удивления в голосе похвалил отец Александр. – Как звать тебя, отрок?
- Филиппом, - пробормотал мальчик, все еще не решаясь прямо взглянуть в глаза архимандрита.
- О! Да ты у нас тёзка великого человека! – как бы для подтверждения своих слов отец Александр слегка стукнул посохом в пол, - Был в эпоху царя Ивана Васильевича, прозванного народом Грозным, игуменом в нашем монастыре Филипп Колычев. Долгие годы руководил он монастырем, много добрых и полезных дел сделал. При нем началось каменное строительство храмов, трапезной палаты. А до этого монастырские постройки все были деревянными, часто сгорали в пожарах.
Филька с интересом слушал архимандрита, а тот с удовольствием рассказывал, опираясь обеими руками на настоятельский посох, увидев в мальчике благодарного слушателя, его низкий, бархатный голос лился ровно и уверенно, словно архимандрит читал проповедь в храме.
- При игумене Филиппе были прорыты каналы между пресными озерами и соединены в единую систему, что поставляет пресную воду в монастырь; сооружены специальные садки для хранения живой рыбы, выловленной в море, благодаря чему братия всегда, не зависимо от погоды, имела съестные припасы. Строились скиты, дамбы, гавани, мостились дороги… С благодарностью вспоминаем мы добрые деяния игумена Филиппа до сих пор и молимся за него. Но он был не только выдающемся устроителем монастыря, но и очень смелым человеком!
Оторвавшись от рассказа, отец Александр с изумлением осмотрел рассыпанные по полу поленья, как будто только что заметил их.
- А дрова то надобно собрать, сын мой, да печь протопить, а то в храме холодно, как зимой. Собирай поленья то, Филипп, собирай!
Филька бросился выполнять указание настоятеля и вскоре, придерживая подбородком теплое, приятно пахнущее домом и домашним уютом, верхнее полено, отнес дрова в помещение Благовещенской надвратной церкви, пройдя через любезно распахнутую перед ним самим архимандритом дверь.
В церкви, небольшой и уютной, горели, негромко потрескивая в живой, дышащей тишине, свечи, освещая иконы в драгоценных окладах. Справа от входа Филипп увидел высокую беленую печку и аккуратно сложил перед ней дрова. Тут же откуда ни возьмись появился маленький, худенький инок с выбивающимися из-под черной скуфьи бесцветными, жидкими прядями волос. Инок молча принялся топить печь. Филька повернулся влево, с интересом рассматривая храм, и удивился: большая, резная, деревянная, винтовая лестница вела вверх на хоры. Еще ни в одной церкви мальчик не видел таких лестниц.
- Вот, сын мой, это моя домовая церковь, - проговорил за спиной мальчика архимандрит, - здесь я люблю молиться в одиночестве и покое, среди этих святых ликов.
Отец Александр сделал несколько шагов и остановился перед царскими вратами алтаря, в благоговении перекрестившись и стащив с головы высокий монашеский клобук. Ощущение домашнего покоя и уюта возникало в церкви то ли от печи, то ли от самого маленького пространства помещения, и лики святых, казалось, смотрели со стен ласково, по-доброму. Филька замер в ожидании, когда настоятель закончит молиться, и даже дышать стал совсем тихо, чтобы ненароком не помешать.
- Да, сын мой, что я хотел еще рассказать о твоем знаменитом тёзке?- встрепенулся через несколько минут архимандрит и сосредоточенно сдвинул брови. – Филипп Колычев был очень смелым человеком, потому что, став по предложению царя митрополитом Московским и Всея Руси посмел самого Ивана Грозного осудить за разгул жестокой опричнины. Царь не простил митрополиту и заключил под стражу в Тверской монастырь, где вскорости тот был беспощадно удушен самим Малютой Скуратовым, главным царским опричником.
Архимандрит вздохнул и сокрушенно покачал головой:
- Вот такие страшные времена были в нашей истории, сын мой. А ведь игумен Филипп знал, какой его ждет конец, заранее знал!
- Откуда знал? – мальчик изумленно уставился на настоятеля.
- Перед тем, как дать свое согласие царю на принятие митрополии, Филипп молился в пустыне, здесь, на Соловках, и было ему видение!..
- Видение?..- эхом вслед за архимандритом, завороженный рассказом, прошептал Филька.
- Явился к нему сам Иисус Христос, весь в крови и ранах, в изодранной одежде. И тогда понял игумен Филипп, что митрополия принесет ему мученическую смерть. Но все-таки согласился на предложение царя, не испугался. Надеялся Филипп, что сможет, будучи митрополитом Московским и Всея Руси, образумить жестокого царя, остановить его опричников. Не смог, только сам погиб…
Мальчик и седой настоятель стояли молча перед иконами и каждый думал о судьбе игумена Филиппа. Филька задавал себе вопрос, смог ли бы он сам, зная роковой конец, принять приглашение грозного царя? Или побоялся бы и тем самым спас себе жизнь?
За спиной что-то хрустнуло и затрещало. Отец Александр и мальчик повернулись к маленькому иноку, с шумом орудующем в печи железной кочергой, из-за чугунной дверцы вылетали яркие красные искры и дышало жаром на всю церковь. Филька вспомнил об отце Феофане и высушенном зерне.
- Ваше высокопреподобие, - бросился он к настоятелю, склонившись перед ним в низком поклоне, - пора мне на работу, в Сушило, отец Феофан заждался уже, наверное, меня, недоволен будет. Простите, что помешал вашей молитве!
- С Богом, сын мой! – ласково произнес архимандрит, перекрестив мальчика. – И помни, что имя, получаемое человеком от рождения, дается ему не просто так. Достойное имя обязывает его совершать достойные поступки! Вот и ты, Филипп, постарайся быть достойным своего имени!
Филька кивнул и вышел из церкви, уже наполненной домашним, печным теплом, и бегом побежал в Сушило. А в груди его радостно билось сердце: надо же, сам архимандрит, настоятель монастыря, отец Александр удостоил его, простого поморского мальчишку, такого чудного рассказа! С каждым днем в Филиппе крепло убеждение, что земля Соловецкая полна чудес, рукотворных и нерукотворных, и люди, ее населяющие во все времена, сильны духом и верой!
http://www.proza.ru/2018/07/09/1146