Believe in your belief - Глава 2

Ксения Майская
Эпиграф:

Как-то легче дышится, когда точно знаешь, что в мире есть другие такие же придурки. Моей крыше приятно съезжать в сопровождении чужих крыш, выбравших примерно то же направление движения.

Макс Фрай

Марина Николаевна подошла к Еве после занятий:

- Девочка моя, ты подобрала музыку для своего танца? - обеспокоенно спросила женщина, кладя ладони на плечи девушки.

Ева посмотрела на своё отражение в зеркале и на отражение тренера, и вспомнила о том, что потеряла заветный листок.

- Да, - она немного нахмурилась. - Только я его...

- Ой, как хорошо! - обрадовалась Марина Николаевна. - Слушай, ты меня так выручаешь, так выручаешь! А то у меня беда прямо с этим Днём гимназии! Все разъезжаются на выходные, а с меня номер требуют. Ты такая молодец, что согласилась мне помочь!

- А... - рассеянно протянула девушка. - Ага, конечно. Мне не трудно.

- Я только об одном волнуюсь - концерт-то уже послезавтра. Надеюсь, у тебя есть человек, который будет играть?

- Конечно, Марина Николаевна, - быстро соврала Берестова и чуть закусила губу. - Ну я пойду?

- Да о чём вопрос? Иди, девочка моя, отдыхай побольше! Только я очень волнуюсь насчёт твоего номера. Мне же завтра улетать, а я до сих пор его не видела!

- Не волнуйтесь, у меня всё готово.

Ева Берестова вышла из школы в половине пятого вечера. По школьному двору, - неподалёку от спортивной площадки, - носились маленькие дети, а рядом, на лавочках, сидели их степенные мамы и другие мамы, но уже с колясками.

Ева брела домой и думала о том, как выплывать из этой дурацкой ситуации. Школьному тренеру по танцам, Марине Николаевне, сказали поставить номер на День гимназии. И под руку ей попалась безотказная Ева Берестова, которая только по чистой случайности оказалась рядом. Впоследствии девушка догадывалась о том, что немаловажную роль сыграли её профессиональное обучение балету вне школы и вполне себе доброжелательные отношения с Мариной Николаевной. Сначала всё шло хорошо. Она даже музыку подобрала. Теперь проблема состояла в другом: Ева никогда не выступала одна. Нет, чисто теоретически, танец целиком и полностью принадлежал ей. Тут тебе и ...., и ...., и..... Всё, чего твоей душеньке угодно, в общем. Но она всегда чувствовала рядом с собой человека. Или людей. В их стареньком тренировочном зале со скрипучим деревянным паркетом всегда стоял рояль, а за ним сидела концертмейстер и, по совместительству, аккомпаниатор Ирина Олеговна. Она же ездила с юными балеринами на все соревнования, где также аккомпанировала. Ева привыкла чувствовать совсем рядышком живую* музыку. Это всегда была Ирина Олеговна. А в особо масштабных случаях - симфонический оркестр.

Берестова попробовала сама, дома, прорепетировать танец под музыку из магнитофона. Но она почти физически ощущала искусственную тяжесть такой музыки, её ущербность. Да, послушать в наушниках можно, даже хорошо, но танцевать под неё... Балет всегда был для неё чем-то особенным, заслуживающим намного большего, чем мёртвая фонограмма. Такая музыка не помогала танцевать. Наоборот - она будто сбивала с ног, кричала о том, что именно она - и никто другой! - здесь главная.

Теперь Ева готова была плакать от собственного бессилия. Она, балерина с детства, настоящая прима, оказалась совсем беспомощна перед обыкновенной музыкой.

По счастливой случайности именно сегодня она попала в симфонический оркестр. Увидев масштабы коллектива, количество оркестрантов, да и самого Валерия Михайловича, девушка серьёзно испугалась. Она надеялась попросить несколько человек помочь ей, но теперь поняла, что такое дело за раз не сделаешь. За всю репетицию она не заговорила ни с одним из ребят. Вернее, "законтачиться" ей удалось лишь с одним. И то, скорее, из-за его природой вредности, чем из-за её желания...

Пианистки Даша и Юля смотрели на неё с почти нескрываемым презрением. Ева отчётливо понимала, что она - не-нуж-на. Два человека за роялем ещё куда ни шло. А вот третий... явно лишний! К тому же, она узнала, что на скамейке запасных пианистов всегда имелись ещё две девчонки на другие дни недели.

Оркестр почти что трещал по швам от количества желающих. Первой причиной был Валерий Михайлович - очень крутой руководитель, чей коллектив стремился к недосягаемым ранее высотам. Валермихайловские подчинённые всегда* обязаны* были* завоёвывать самые первые, самые значимые места, выходить на новый уровень: региона, области, страны, мира... От такого высокого темпа жизни у Евы кружилась голова. Ну а второй причиной была сплоченность коллектива. Девушка чувствовала, что вжиться в напоминающий своей системой часы организм будет очень непросто. Практически невозможно. Это как если бы она была третьей почкой: в боку поджимает, а избавишься - сразу станешь счастливее. И богаче раз в десять.

А ещё она потеряла ноты. Но это, в принципе, не проблема, их всегда можно заново распечатать... Да и Ева уже почти что знала произведение наизусть.

Осталось найти человека, который согласится помочь ей. Раз оркестр - не вариант, то что делать? Куда бежать? Или исполнять танец под музыку из магнитофона - мёртвую и бездушную? Которая столкнёт её с ног и жестоко ударит?.. Нет. Надо искать челове...

Тут вдруг задумавшаяся Берестова едва не налетела на выскочившего из-за угла человека. Вовремя метнувшись в сторону, она едва задела плечом долговязого парня, который куда-то спешил. Ева быстро вскинула глаза и ей удалось идентифицировать в человеке одиннадцатиклассника из её родной школы - Алексея Худакова.

В Лёшу Худого (вероятно, от слова "худо"), были без памяти влюблены все девчонки, начиная с девятых классов и заканчивая выпускниками. Исключая, разумеется, тех, у кого ещё остались хоть какие-то серые мозговые клетки. Для таких людей Лёшина "проблема" была видна невооружённым глазом. Для всех остальных он просто так и продолжал оставаться предметом обожания, гитаристом, а так же вокалистом школьной группы фанатов тяжёлого рока, носящей постоянно меняющееся название.

- О, Берестова, - вдруг обнаружил Худаков имя девушки. Та даже немного помотала головой от удивления. - Куда бежим?

Ева относилась к той части людей, у которых были мозги. И она искренне надеялась, что у неё их хотя бы чуть больше, чем у других.

- Привет, Худой, - вежливо поздоровалась Ева, задирая голову так высоко, что шея тут же заныла от напряжения. - Да так, домой... Меня Марина Николаевна поставила номером на Днь гимназии послезавтра...

- То-то я смотрю, на тебе лица нет, - ухмыльнулся Лёша, ободряюще хлопнув девушку по плечу, отчего она чуть не улетела в ближайший переулок. - А в чём проблема? Ты же у нас балерина, мать. Так забабахай им балет, и всё.

- Я... Понимаешь... Я ноты потеряла... Мне не нравится магнитофонная запись... Она мёртвая, понимаешь?.. Она не даёт мне танцевать!.. Музыка должна быть живой... А я не знаю, что мне делать... - быстро-быстро затараторила Ева, сжимая в побелевших пальцах ручку спортивной сумки. - И у меня нет идей... Мне нужен кто-то...

- Кто будет играть? - добродушно предположил Худаков с видом фокусника, который вот-вот достанет из своего цилиндра целую лошадь Пржевальского - и интересно до дрожи в коленках, и явственно попахивает надувательством...

- А ты можешь мне с этим помочь? - осторожно, наугад ткнула девушка, понимая, что момент истины настал: сейчас она либо провалиться ещё глубже, либо с удивлением обнаружит под ногой долгожданную опору...

Алексей Худаков всегда имел при себе гитару, хорошую внешность и подростковый голос с надломленной такой хрипотцой. Пару раз Ева видела его с каким-то пареньком у аллеи в парке. Лёша почти лениво бренчал на гитаре, а его бархатистый голос, иногда срывающийся в безнадёжную наждачку, искал путь в сердца людей. И почти всегда находил. Прохожие, очевидно, не знали, куда же им деть свои деньги, и тут-то перед ними, как из под земли вырастал светловолосый партнёр Худакова. Он, как водится, удерживал: в руках - смешную широкополую шляпу, а на лице - широкую белозубую улыбку, и просил поддержать музыканта. Ева знала, что почти все заработанные деньги у Худакова уходили на сигареты, однако утверждать стопроцентно всё же не могла.

- Да, почему нет? - улыбнулся Худой, поправляя за спиной свою ненаглядную гитару. - Пойдём, познакомлю тебя с нашей "командой"

Не веря своим ушам, Ева как заворожённая последовала за Лёшей.

- У тебя ноты хоть есть?

- Ой! У меня на флешке! Подожди минуточку, я в подземный переход заскочу распечатать! - виновато промямлила Берестова, кидаясь вниз по ступенькам.

Через пять минут она уже была снова рядом с парнем, который терпеливо ждал её на прежнем месте.

- Дай хоть посмотрю, - Алексей взял лист, повертел его в пальцах. - Интересно, интересно... У тебя хороший вкус. Я знаю эту песню. Одна из моих любимых. Но в инструменталке я её ещё не слушал...

- Вы правда мне поможете? - глядя чуть исподлобья, недоверчиво уточнила Ева.

- Конечно, - кивнул парень с видом бывалого профессионала. - Как я могу бросить даму в беде?

Девушка потихоньку начинала понимать, отчего все девчонки повлюблялись именно в Лёшу Худакова.

Через десять минут она оказалась в весьма колоритной компании, где её поджидал не менее ошеломляющий сюрприз...

***

Юрка лежал на диване и, выражаясь фразеологически, плевал в потолок, заложив руки за голову. Старый отцовский гараж полнился разного рода звуками, инородными для слуха кого-нибудь чужого, но весьма благозвучными для слуха "свойского"

Его собственная барабанная установка игриво поблёскивала у стены. Три года назад, когда он впервые решительно заявил всему дому о том, что собирается учиться на барабанщика (устроив оглушительный грохот, завершившийся смачным ударом по тарелке) отец самолично утащил барабаны в гараж, сказав сыну, чтобы тот занимался исключительно там, если ему не хочется, чтобы его из собственного дома выжили соседи. Через некоторое время гараж совсем опустел, потому что ходить сюда перестал даже отец, и, судя по тишине снаружи, гаражи неподалёку достаточно быстро сдали в аренду.

Бас-гитарист Илья по прозвищу Соболь скучающе дергал струны своего инструмента, пытаясь в свободное время создать аранжировку какой-то песни. Из одного угла в другой, туда-сюда ходил Лёшин друг Ванька. Он, видимо, был чем-то обеспокоен, но Юрка всё не мог решиться спросить, чем именно. Ванька вообще представлял для него настоящую загадку, так как в состав группы не входил, но всё равно таскался на все репетиции без исключения.

Наконец дверь со скрипом открылась и внутрь, пригнувшись, вошёл Алексей Худаков. А за ним ещё один человек.

Близоруко сощурившись (в последнее время он имел некоторые проблемы со зрением, но очки надевать категорически отказывался), Остропёров попытался разглядеть девчонку, которая пришла с вокалистом, и вдруг чуть не свалился с дивана.

- Ты?! - парень вскочил, обвиняюще, почти неприлично тыча пальцем в гостью. У него просто в голове не укладывалось, как она могла здесь оказаться!

- Ты?! - девчонка тоже вытаращила глаза, но от тыкания пальцем благородно воздержалась.

- Наконец-то, - выразил всеобщее настроение Ванька, глядя вновь прибывших.

С Лёшей они были кем-то вроде друзей детства, которые всякие там не-разлей-вода, не-разожги-огонь, не-разбей-медные-трубы. Возможно, именно поэтому у них выработался прелюбопытнейший условный рефлекс. Прямо как у лампочки и собаки Павлова. И Ванька, и Лёша чувствовали себя не в своей тарелке, когда были порознь. Остропёров видел в них никак не меньше чем не такой серьёзный случай сиамских близнецов...

- Что она здесь делает? - сдвинув брови на переносице, сурово вопросил Юрка, переводя взгляд с Худакова на Еву.

- Это ты что здесь делаешь? - Берестова была не менее неприятно удивлена.

- О, вы что, знакомы? - наигранного удивился Лёша, который явно понял это с самого начала - когда Юрка скатился с дивана. Повернувшись к девушке, он с плохо скрываемой радостью просветил её: - Это наш барабанщик, Юрка Остропёров.

- Да уж, его я знаю, - теперь Ева тоже улыбнулась. Юрка был готов завыть от обиды.

- Ну, это наша бас-гитара, Илью ты тоже знаешь. А это Ванька, мой друг. Он в состав группы не входит, просто болтается здесь почём зря, всем мешается и наступает на ноги.

Парень с волосами льняного цвета прыснул в кулак, похоже, ничуть не обидевшись.

- Очень приятно, - Берестова присела в шуточном реверансе. Илья, явно рисуясь, неловко повторил за ней это движение. Юрка со злостью отметил, что Ева прекрасно вписывается в коллектив. Как всегда.

- Так зачем ты пришла? - сложил он руки на груди.

- Даме требуется помощь, - Худаков почти нежно приобнял девушку за плечи, отчего Остропёрова даже передёрнуло. - Мы, как истинные джентльмены, просто обязаны помочь!

- Парни, вы что, с дуба рухнули?! - наконец праведно возмутился Юрка, понимая, что ситуация идёт под серьёзный откос. - Лёх, ты кого привёл?! Да это же не дама, а настоящий джедай в сфере оригинальных оскорблений!

- Юрк, ты что, - искренне поразился вокалист, а потом снова обратился к Берестовой: - Не обращайте внимания, барышня. Это ему просто эндорфины в голову ударили. К нему красивые дамы за помощью редко обращаются.

И Алексей Худаков снова повернулся лицом к своим вассалам. Из за его спины Ева показала Юрке язык.

К середине разбора произведения, напечатанного на листе, Юрка начал понимать, что вообще происходит. Окончательное озарение стукнуло его в лоб тогда, когда, стоя в центре помещения, в сумрачном полумраке, который обволакивал девушку как изысканный дымчатый шелк, Ева вдруг поднялась на цыпочки и...

Открыв рот, Остропёров совершенно неприлично таращился на балерину, забыв обо всём. Рядом захлебнулась бас-гитара, а барабанные палочки вдруг выпали из пальцев парня, с громким стуком приземлившись на пол.

В наступившей тишине был слышен только негромкий шорох - это Берестова вновь приняла человеческое положение.

- Ты что, ещё и балерина?.. - проглотив гордость, с искренним интересом спросил Юрка, и, не дожидаясь ответа на риторический вопрос, тут же восхитился: - Круто...

- Спасибо, - сдержанно поблагодарила девушка, не понимая, как ей правильно реагировать.

Дальнейшая репетиция прошла без каких-либо инцидентов. Ева больше не пыталась танцевать, а только полностью влилась в разбор партий. Она активно чёркала карандашом на многострадальном листе с нотами, помогая Лёше. Юрка почти не заглядывал в лист: его партия была проста до невозможности, отчего он, признаться, даже заскучал.

Через два часа у них получилось. Ева сияла от счастья, радужка её глаз налилась красивым сиреневыми оттенком. Остропёров старался не смотреть в её сторону, потому что каждый раз, когда такое случалось, его захлёстывал целый поток невообразимых эмоций. Хотелось и нагрубить, и предложить дружить. И уколоть побольнее, и расспросить о балете. Попросить станцевать ещё что-нибудь и... И ещё много чего противоречивого хотелось парню.

Но дружить предлагать уже нельзя. Он же сказал, что с привидением сложно будет дружить! Сам себе яму вырыл. Тьфу ты, да кому она нужна вообще? Балерина...

И Юрка только тихо вздыхал себе под нос, буквально утопая в собственном бессилии.

Когда все начали собираться и расходиться по домам, Остропёров не без разочарования заявил, что останется здесь ещё на некоторое время.

- Ну, как хочешь, - пожал плечами Лёша. - Мы просто сейчас хотели идти в парк аскать, я думал, ты с нами...

- Не, ребят. В другой раз. Мне тут ещё надо найти кое-что... Отец попросил. - врал безбожно, а что делать? - Встретимся завтра, хорошо?

Когда гараж опустел, Юрка достал из рюкзака сложенный вчетверо листок. Тот самый, который он нашёл на полу в актовом зале. Пробежавшись глазами по напечатанному, парень убедился в том, что именно это произведение они сейчас и разбирали.

Ещё полчаса он провёл за тем, что думал, как преобразовать произведение полностью в партию барабанов. В итоге Остропёров пришёл к такому выводу: сыграть одному у него не получится. Вернее, нужна фортепианная партия.

Повинуясь внезапному порыву (который, как известно, всегда играет ключевые роли), старшеклассник залез в интернет и нашёл там фортепианный кавер. Удовлетворившись звучанием, он сел за барабанную установку и попробовал подключиться.

Музыка заполнила помещение. Барабаны упруго отскакивали от стен, в то время как фортепиано, как тёплый морской прибой, омывало потолок, шепча что-то на своём языке.

В гараже создалось что-то вроде музыкального противостояния: оглушительно грохотали барабаны, будто доказывая свою точку зрения, а фортепиано тихо вторило, однако, не сдаваясь полностью. Вместе же у них получалось что-то вселенски нереальное, до такой степени фантасмагоричное, что у Юрки кружилась голова.

Через час он понял, что сил совсем не осталось. В висках стучала кровь, а сердце билось где-то в ладонях, отчего Остропёров чувствовал себя едва ли не пьяным. Парень небрежно накинул на барабанную установку укрывной материал и, заперев дверь в гараж на замок, поплёлся домой.

Весенний воздух ласково щекотал ноздри, и на улице уже потихоньку смеркалось. Юрка то и дело поправлял рюкзак, закидывая его себе на спину поудобней. Ему всё время казалось, что пространство вокруг дрожит и вибрирует, а в ушах всё ещё стоял гул барабанов и нежный шорох фортепиано.

В парке на поляне собрались собачники: их лабрадоры, лайки, доберманы и просто беспородные домашние любимцы носились друг за другом, счастливо лая на все лады.Обычно после таких репетиций Юрка чисто из интереса шёл на поляну и расспрашивал собачников о питомцах и их породах. "Как поживает Ваш Мистер Доберман?" - спрашивал он в шутливой манере.

Но сегодня парень чувствовал себя выжатым, как лимон, а потому на поляну к собачникам не отправился, а сразу побрёл домой.

Подъезд встретил его густой темнотой. Взлётев по ступенькам на шестой этаж, Юрка вошёл в квартиру и уже в своей комнате, бухнувшись лицом в подушку, даже не удосужившись снять верхнюю одежду, позвал:

-Па-а-ап!..

- Чего тебе, сын? - сохраняя образ, ответил Антон Борисович, заглядывая в комнату. - Опять в гараже играли?

- Угу, - пробубнил Остропёров-младший. - Мы завтра выступаем, кстати. Приходите...

- Круто, - искренне восхитился мужчина. - Мы с мамой обязательно придём. Хоть какая-то от ваших репетиций польза.

- Мне надо будет послезавтра утром перетащить установку в школу... Поможешь? - с затаённой надеждой в голосе спросил парень.

- Да, почему нет? Слава богу, недалеко от школы живём! - возблагодарил Антон Борисович высшие силы.

- Не в нашу, пап.

Услышав такую огорчительную новость, отец семейства, конечно, расстроился, но виду не подал. Он вообще был не из тех людей, которые расстраиваются по пустякам. И правда, чего уж тут. Дело-то житейское!

Вместо того, чтобы расстраиваться самому, как это обычно бывает у всех родителей, он направил своё расстройство в сторону сына. Придирчивым взглядом оглядев комнату, он вздохнул:

- У тебя тут опять бардак. Мать придёт - будет ругаться. Я, конечно, отвлеку её своими кулинарными шедеврами, но не думаю, что этого надолго хватит. И меня, и шедевров, то есть.

- Шедевры? - скептично уточнил Юрка. - Небось, опять бутерброды с колбасой?

- Нет, что ты! - натурально оскорбился Антон Борисович, в изумленном жёсте всплеснув руками.

- Нет - это не с бутерброды?

- Нет - это бутерброды не с колбасой, а со всем, что было в холодильнике! Практически сэндвичи!

И Остропёров-старший прикрыл дверь.

 Старшеклассник практически стёк с кровати на пол, стянул с себя уличную одежду и снова юркнул под одеяло, отключаясь мгновенно.

Снилась ему, почему-то, злая Берестова, которая швырялась в него сначала папками с нотами, а потом и заклинаниями из барабанной палочки. Юрка всё никак не мог понять, почему, собственно, его родные барабанные палочки обернулись против него же...

Он проснулся в половине седьмого утра, что уже было для него невыносимо-немыслимо. Пролежав так почти целый час, бесцельно глядя в потолок, парень наконец встал и, одевшись, завязал поверх белоснежной рубашки галстук, после чего перекусил остатками отцовских шедевров и, быстро запив их чаем, отправился в школу.

Вставать рано утром было не привыкать, потому как у Юрки не было режима, как такового. Одновременно с этим он не мог долго сидеть дома после пробуждения: организм требовал движения, - а потому мальчишка очень часто приходил в школу за полчаса до начала занятий и сидел возле кабинета, прислонившись спиной к нежно-персиковой стене.

Но грядущий учебный день не сулил ничего нового или интересного, а потому Остропёров не слишком-то спешил. Хорошо ещё, под ноги попалась пустая консервная банка - он так и пропинал её до самой школьной ограды .

Калитка оказалась запрета на висячий замок. Юрка заскрипел зубами и попомнил все дни, когда такое неоднократно случалось. Лезть через забор настроения не наблюдалось, впрочем, как и лавочки по эту сторону баррикад для упрощения задачи.

Не совсем понимая, что делает, парень состроил выражение морды лица измученного жизнью моржа и ткнулся башкой между прутьев, бормоча себе под нос что-то не слишком цензурное и мечтая о том, чтобы внезапно обрести способность превращаться в желе, для таких вот, к примеру, случаев.

Вдруг, хлопнув себя по лбу, Остропёров бросился проверять то место, где только вчера ряды железных солдат пополнил новобранец. И правда - прута на месте как не бывало.

- Я же говорил! - злобно хихикая, Юрка протиснулся в образовавшуюся дырень и, торжествующе потирая руки, продолжил свой путь до школы.

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/07/07/990