Дядя Коля Хаммершельд

 
 
 Мне и моему закадычному школьному другу постепенно пришло осознание, что науки нам вряд ли пригодятся. Институты нам, похоже, не грозят. Желания продолжать для этого старательно учиться, поэтому у нас не возникало. Что поделать? Наставить нас на правильный путь было некому, оба росли без отцов, а матери не справлялись с нами, собравшимися в рабочие и там, запросто, будем много зарабатывать. Другу удалось устроиться на большой завод учеником токаря, а меня приняли в автобазу, поверив моим наглым уверениям, что я соображаю в электричестве, и автомобильном тоже. Бригадир, конечно, сразу понял, что перед ним не просто дилетант, а ещё и готовый на всё и смелый от незнания неумеха. На первое задание он пошёл со мной, желая убедится в своём подозрении. Надо было в кузнице наладить магнитный пускатель вентилятора горна. Бригадир спросил: "Сумеешь?". "Конечно"- мой уверенный ответ. Он отошёл побалакать с кузнецом, а я и так и эдак... Тот то его знает, чего он, не прилипает куда надо, этот пускатель?
 
 Приподнимал пальцем и... мотор работал. Сообразил, нашёл подходящую палочку, подоткнул её и к кузнецу. "Вот так включите, а вынете...оно и остановится". У кузнеца, старины дяди Пети, очки сами запрыгнули на затылок, а бригадир мой похвалил за находчивость, и сказал, что бы от него не отходил и... учился, "не смотря на то, что ты всё знаешь, а то влезешь куда, навернёт так, что все знания вылетят". Словом, наладил пускатель бригадир, и дело не хитрое, с моими-то талантами... суть всех пускателей ухватил на всю жизнь.
 
  Потихоньку пошла моя рабочая жизнь, развеивались мечты о "много зарабатывать", и тем не менее потихоньку набирался опыта и понимания, что признаваться в том, что чего-то не умеешь - не стыдно. Стыдно и опасно влезть с умным выражение туда, где реально получить нехорошее приключение. Первый раз, помню, пересиливая себя, отказал сварщику, попросившего подключить сварочный аппарат. "Я, того..., не волоку в этом". В смысле - "не умею". На что сварной,  убеждая меня, схватился за ручки аппарата: "да я сам доволоку".
   
 Начало зимы. На этой автобазе, специализировавшейся на сельхозперевозках - затишье. Только что закончился очередной сельскохозяйственный год, как понял - основное время годового заработка водителей, да и всего предприятия. Начиная с посевной и до поздней  осени - работы море. А зима - время ремонта машин, нечастые выезды по городским стройкам и пр., мелочёвка в общем. Зато много работы ремонтникам, в число которых влился и я.
Шофера толкались по цехам, помогая спецам в ремонте своих железяк. Но у нас, электриков - только уважительно поглядывали, как чинятся хитроумные стартеры, генераторы, заплетаются жгуты проводки. И при этом разговоры и рассказы.

Водитель один на один с дорогой и автомобилем. Рейсы, по понятиям того времени, дальние, особенно на недавно  освоенной целине на востоке области. Увидеть и понять это мне пришлось весной, когда уже неплохо соображающим автоэлектриком был отправлен с колонной на посевную. Сотни километров пустая степь, и только сурки столбиками любопытно провожают проезжающие машины. Потому и рады, наверное, водители выговориться при случае. А тем для рассказов у каждого масса. Бывало, такие сюжеты выдавали, что бригадир мой, бросал работу и... в голос хохотал. Запомнился дядя Коля Попов, которого почему-то все звали "председатель". Он рассказывал так, что не поймёшь, плакать или смеяться, пока рассказ не подходил к концу, и тогда он с деланным удивлением смотрел на хохочущую "публику".

 В то время был шибко любопытным и как-то разговорил дядю Колю, узнал, что был и правда председателем колхоза, но "доверию, понимаш, Валерка, не оправдал". Он по своему понятию организовал охрану колхозного тока. Поочередно назначал сторожами односельчан и им полагалась лошадка с телегой-бестаркой. "Слава Богу, горы пашеницы - всем хватить". В райкоме, куда дошли сигналы недоброжелателей, идею не оценили. "Вызвали меня, и давай ...Да ты понимаш, что твориш? Страну обворовываш! Ты не достоин быть в партии. Эт оне мне?!... И тут меня задело, парень, крепко задело. Фронт прошёл! В колхозе уже десяток лет пашу - за богатству? Эт я страну обворовал? Не достоин? И партбилет им на стол. Нате, достойные!". В то время даже  слушать такое было непривычно, а он не боялся рассказывать. "Мои боялки на фронте отбоялись"... На что мой бригадир ему резонно замечал, что ещё пораньше такое бы не сказал.
 
И дядя Коля соглашался. "Конешно, тогда бы меня..." и махал рукой. "А тут пашпорта деревне  дали. Я семейству свою сгрёб вместе со скарбом, да в город к братану . Обжилися, ничего, мы не к такому привышны, построилися" . Но такие разговоры не любил, чаще вспоминал всякие смешные случаи, умел хитро подначить "заливающего". Но иногда и ему доставалось. Особенно вспоминали, как он к уборке выпросил на складе ось с колёсами и дооборудовал свой ГАЗ-51 удлинённым кузовом, подведя ещё одну ось. "Чего я как гоншшик, по паре тонн вожу? Так не заработаш. Пять буду". Ему доказывали, что без поворотного узла кузова нельзя, но дядя Коля упрям и в себе уверен. Когда чудо дяди Колиного автопрома вышло на испытания, оказалось, что для разворота ему не хватало территории гаража. Кузов угрожающе скрипел и грозил развалится.
 
 Завгар, глядя на это, сказал: "Этому кораблю наше море маловато. Любыми путями, давайте, Попов, за ворота. В базу не заезжать. В командировку сопроводим за город, и там - только от комбайнов и на ток. В город - ни-ни! Осенью разломать это чудо прямо там, в колхозе, и забыть. Сейчас бы поломать, да работать надо." Но на насмешки дядя Коля задорно отвечал: " А всеж отработал уборку-ту! И заработал вдвое." "Да - начинал свидетель - видел я, как ты на виражах подъезжал. Комбайны вставали, боялись, что ты их издаля потеряешь, дугу такую закладывал. А на току девчата разбегались, дядя Коля едет, кабы кузов не развалился". Но этот случай, наверное, и помог дяде Коли. При первом поступлении новых ЗИЛов ему дали новую машину.
 
В то время мир бурлил событиями. Освобождалась от колониального прошлого Африка, а мы, естественно, были на стороне угнетаемых революционных масс. По стране шли митинги с поддержкой тех и осуждением этих. Однажды в обеденный перерыв всем сказали собраться в клубе на митинг поддержки народа Конго. Ряды стульев были вынесены, потому что митинговать положено стоя. На сцене стол с красным покрывалом. За ним завгар с парторгом и, как представили, "товарищ из райкома партии". Оказался, как опоздавший, у самой сцены, рядом с дядей Колей. Он мне потихоньку, с лицом. подобающим серьёзности момента: "шас мы, Валерка, кааак скажем! Оне там, супостаты, в своём Конге со страху с пальмов". С трудом сдерживаю разбирающий смех под строгим взглядом завгара из президиума.
 
Меж тем слово берёт "товарищ из райкома". Хорошо поставленным голосом, помогая себе выразительной жестикуляцией, клеймит предателя Чомбе, покусившегося на жизнь народного героя Лумумбы, громит прислужника мировой контры Хаммершельда, главы ООН.
Поглядываю искоса на дядю Колю. Выражение лица его - глубокое возмущение от беззакония, творящегося "в Конге". И это не укрылось от внимательного взгляда оратора. "Вот, товарищи, пусть выскажется рабочий класс! Давайте попросим...Вот вас!" И на Попова показывает. Смотрю, завгар чего-то заёрзал, и...чудо! Пальцем грозит, стараясь незаметно, дяде Коле. Потом узнал, что ему на всех собраниях старались не давать слова. Очень уж он умел из торжества или делового обсуждения сделать какое-никакое веселье, брякнув что нибудь этакое, часто по делу, что не всем начальникам нравилось.

Не обращает внимания на жесты начальника: "А што? И скажем! Громко эдак, по рабочему! Что бы оне там в Конге!..А то ишь, што удумали? Разве добро дело? Вот товаришш Чомбе, понимаш, своей чёрной натурой, задумал сгубить товаришша Лулумбу. Разве дело? Конешно, мы все должны во весь голос, штоб до самой Конги"... Завгар не выдерживает:"Хорошо, хватит, товарищ Попов" Представитель пока недоумевает, глядит то на завгара, то на "выступающего"..."Нет уж! Всё скажу, что б наш голос... Нам бы сюда позвать соседей, автобусников. У них кондуктора таки горласты. Что, до Конги? оне до полюсу докричатся" Среди митингующих загулял смех. Завгар вышел из-за стола и руку дяде коле жать: "Всё, спасибо, товарищ Попов, идите-идите..." и так вежливо его к краю. Но дядя Коля выворачивается: " А ишшо заявляю, по рабочему!" Он поднял сжатый кулак: "Убрать Хамаршельда! У его руки в кровях". Завгар кричал, что митинг окончен, но его было плохо слышно от смеха и аплодисментов митингующих.

С того митинга вышел дядя Коля из "председателей", и стал "Хаммершельдом". "Николай" - взялся выговаривать ему мой бригадир - "Ну чего ты приключения ищешь? Видел как этот райкомовец злился? Ведь припомнят." "Не могу, мужики, брехню... Ну какой митинг? Кто его слышит? Им надо галочку поставить, а ты дурака изображай, протестуй сам с собой. Да и не нужон я им. И знашь почему? Работать надо, работать хорошо и много, и никто тебе не страшен! Время, робяты, не то!".

Заканчивались ремонты машин, всё чаще двор автобазы пустел. Целыми колоннами уходили машины на подвоз семян по колхозам, оттуда вывозили накопившийся металлом. На стройки деревенские возили лес и кирпич, и всё положенное. Всё меньше по цехам разговоров за жизнь и политику, потому, что куда же без неё. Это было время хрущёвских реформ с их невероятными загогулинами. Но иногда дядя Коля заходил к нам в цех, усаживался в уголке и начинал новый рассказ о случившихся с ним приключениях. Однажды, когда других рядом не было, завёл разговор обо мне. "Эх, лопоухий ты Валерка.  Што тебе не училось? Думаш, так всю жизню и будешь стоп-сигналы чинить? И всё? А поучилси бы, глядишь и дело како интересно нашёл, начальником стал. Да знаю я, што безотцовшшина, так рази мало вас таких посля войны? Но ведь учатся?" "Как-то, дядя Коля, зарабатывать хочется. Надоело...друзья и одеты и всё у них. Да и наука мне не шибко шла, скорее лень, потому, что не собирался в учёные".
 
"Зря ты так... Был бы отец, он бы заставил, направил. Матерей-то вы не шибко слушаете". " Дядь Коль. А твои как дети? Пошли в учёные?" Знаю о его бедах с детьми, вот и проехался неумно. Закряхтел, полез за папиросой. "Ты не равняй... Мои в деревне кое как училися, там один учитель и малых и подростков учил. Потом переезд, по чужим углам, а я сутками, что сутками - месяцами в поездках. А тут город, всяки удовольствия .... Да, прав ты, Валерка. Чужу беду рукой... Бросил старший учится, уже на курсах шоферских...закончит, как раз возраст к правам подойдёт. Что поделать? Свой ум не вставишь. Да оно, может, и к лучшему. Вон у нас начальники колонн с дипломами. Оне тебе чем помогли? И мне, где надо, ума свово учёного вставили? Канешна, у них свои заморочки, да нам не видны. А ты бы подумал. Башка, смотрю, у тебя варит. Хвалят мужики, что ты хорошо работаш, хотя и недавно начал. Глядишь, и пойдёшь куда учится"... "Куда, дядя Коля? И потом на стипешку? Опять копейки считать? Да и чуть, а там и армия подойдёт". "Да, Валерка... хорошо по времени всё... А там и жениться время. Зазноба-то есть уже?". Мог про всё говорить, а вот про это... не говорил, не умел, не желал. Промолчал. И дядя Коля понял.

Потому, наверное, и запомнился мне больше других Попов, что мог на равных, уважительно поговорить со мной, лопоухим пацаном.И я чувствовал, видел, что интересен ему, как человек, хотя и совсем молодой и неискушённый в этой жизни. Иногда даже, вроде бы, совета спрашивал, когда что-то касалось его сыновей. Но чаще, иногда грубовато, особенно в командировках, одёргивал от глупых поступков, советы какие-то давал. И понимал его молчаливое сочувствие мне, выраставшему без отца. "Может, Валерка, с твоим отцом где и встречалися, я ведь тоже в той Чехословакии... Да, жаль много хороших робят осталися там... много. Кому што досталось. Вот ведь как. Всю войну на передке, не  верил, но уцелел." И лез за за внеочередной папиросой.

Шло время. Потихоньку в моих руках появлялась профессия, наживалось уважение водителей, которым помогал с заморочками на их машинах. Поездил в командировках по области, узнал, как говориться, родной край. И всё понятнее и ближе становились рабочие люди, рабочие наших непростых дорог - водители. Как непросто они зарабатывали себе на жизнь: "загорали" в колеях распутицы, в страшных заносах степных буранов, когда сливали воду и сидели в кабинах с единственной надеждой выжить - паяльной лампой. Тогда ведь не было мобил, и никто не знал и никто не торопился на помощь. Слышал о целых колоннах, засыпанных снегами на целине, водителей которых спасали самолётами АН-2 при первой погодной возможности. Сейчас, слава Богу, ушло подобное в прошлое, хотя изредка случается на трассах, сейчас оживлённых от обилия машин, а тогда только "профи" были хозяева зимних дорог. И моё нажитое - искреннее уважение к этим людям, честно и спокойно делавших свое дело. Потом, по прошествии многих лет, было за праздник встретить кого из того народа, с кем начиналась моя рабочая жизнь.

Однажды, всё случается однажды, родственник моего кореша, рабочий авиаремонтного завода, рассказал, что на завод требуются рабочие. Завод военный, объявления в то время с таких заводов давать было не принято. У меня был отгул, и решился съездить, посмотреть, поспрашивать. Очень уж с детства любил самолёты, а тут возможность... Меня провели по ангару, где "толпились" ремонтируемые самолёты, которых видел раньше только издали, заглянул в кабину лётчика, а там приборов и... Словом, жизнь моя резко переменилась. Новые заботы, новые науки, которые надо было знать, что бы снова работать хорошо, по другому не мог. Потихоньку отходила в прошлое моя жизнь в автохозяйстве.

Но однажды, наша "развозка", тентованый ЗиЛ,возившая народ на аэродром, где сборочные цеха завода, остановился перед шлагбаумом железнодорожного переезда. К нам пристроился ЗИЛ, и я по старой памяти определил, зерновоз, уборка идёт, глянул на номер. Ба! Да это же дяди Колина машина! Стараясь привлечь его внимание, застучал по борту, благо сидел крайним. Увидел, приоткрыл дверку и встал на подножке. "Валерка? Ты штоля? Машина военна...эт што?" "Лётчик он теперь, дед! Валерка твой". Местный острослов не утерпел.

Зная по опыту, что стоять нам еще несколько минут, и что бы шутники не мешали, спрыгнул и забрался в кабину к дяде Коле.
"Ну здорово, парень! А я редко на базе бываю, уборка, спать и то некогда. И не знал, што ты теперь...вона как.  Эт што ж ты там у вояков делашь?"
"Учусь пока, дядь Коль. А делаю то же самое, только не на машинах, на самолётах." "Получатца? Оно ведь не одинаково дело-то" "По разному, но надеюсь, научусь, ты там при случае мужикам нашим привет..." "Народ-то там не вреднай? Не забижают?" "Да что ты, дядь Коль? Что я? Маленький что ли? Нормально всё! У тебя как? Возить-то есть чего? Сын твой выучился?" "Работат сын, Валерка! Говорю, не училось тебе? Теперь паши, и чтоб без дураков. Ничего пока, работат!"
 "Давай, дядь Коль! Будь здоров! Прошёл поезд..." Когда наш ЗиЛ тронулся, дядя Коля нажал сигнал и поморгал фарами. "Во как он тебе...прямо салют наций".

Прошло, пролетело...Много воды и лет ушли в прошлое и безвозвратное, оставив память о времени, людях. Немало командировок, уже не по области, а по всей стране показали мне красоту и необъятность нашей земли. Работа, дела, радости и трудности и...как же неожиданно и быстро наступило время собираться на пенсию. Не уходил бы, нашёл бы на заводе работу согласно убывающим силам, да не стало самого завода, не нужен новой, не поймёшь какой стране. И тут выяснилось, что нет у меня в трудовой книжке печати на записи о работе в автохозяйстве. Терялся стаж. С трудом нашёл новое местонахождение автобазы, дело сделали быстро, и пошёл по территории, цехам. Ну хоть кто-то...хоть один...Расспрашивал о тех и этих, люди качали головами, "не знаем, не помним". И мне, старому и своего получившему сполна и всякого, стало до душевной боли жаль чего-то. Уходящего всё в никуда, годам и людям...