А вы старости не боитесь?

Шац Анастасия
В последний путь провожали его трое - я и герои неоконченной им книги – синичка Си-си и мусорный мальчик МуМа. Ни родственников, ни друзей, хотя, наверное, объявились бы и те и другие, будь у него счет в банке или хоть какая-нибудь маломальская недвижимость.

Я познакомилась с Анатолием совсем недавно. Он проезжал мимо на велосипеде, когда я, промокшая до нитки, пыталась укрыться от дождя под первым попавшимся кустом - кустом сирени. Увидев меня, он остановился, достал из походного рюкзака зонт, открыть который ему удалось далеко не с первого раза.

-Раритет, еще от моем бабки Феклы Игнатьевны. На века, на века делали. Граф Толстой тоже сапоги шил такие, несколько поколений носило. - С этими словами он протянул мне зонт, поддавшийся все-таки настойчивости незнакомца.

-А как же Вы?

- А я дальше крутить педали.

-Стойте, пожалуйста, буквально секунду, Лев Николаевич, вроде книги писал, и не подобало графу сапогами заниматься?

- Временная смена занятий всем на пользу идет. Страшно, когда сапожник берется писать роман, а когда писатель, владеющий десятком языков, осваивает профессию сапожника – это достойно уважения.

- Зонт широкий, давайте вместе дождь переждем.

- Он мне уже не поможет, - демонстративно выжав низ футболки, произнес мужчина. - Не знаю, к сожалению, как к вам обращаться, понимаете…

-Настя, - не дав досказать, произнесла я.

- Настенька, для меня дождь божья благодать. Я чувствую, что еще живой, каждой клеточкой чувствую. С возрастом все сложнее радоваться жизни – болячки, болячки…в теле, на душе, сердце, я иногда себя сравниваю с чертополохом. Не надо только лести, я ее нутром чувствую и надух не переношу. А Вы – Вы словно кисти белоснежной сирени, что укрыла Вас от дождя, - глядя на меня своим пытливым, твердым, внимательным взглядом, произнес он.

Я немного засмущалась от его слов.

Небольшая пауза в общении позволила лучше рассмотреть мужчину. Глаза, развернутые плечи, хорошая осанка – все свидетельствовало о том, что у этого человека есть воля, характер, что его сложно сломить. На вид я дала бы ему лет 75, среднего роста. Речь у него была очень эмоциональная, но грамотная, с правильно выстроенными предложениями, оборотами, что нечасто сейчас встретишь, даже у студентов филфака. «Оживленный холерик в котором кипит жизнь», - подумала я и не сдержала улыбки.

-Настенька, дождь заканчивается, можно я Вас до дому провожу? Если честно, не помню, когда в последний раз произносил нечто подобное.

Я одобрительно кивнула. Мне действительно стал вдруг интересен этот человек. Нет, вовсе не из-за комплимента, их я слышу часто. Сейчас меня можно покорить только словом, простым и мудрым.

Мы не спеша продолжили путь. Ожившая после дождя природа дарила нам благоухание и свежесть. И такая легкость наполняла мою душу. Спутник увлекся рассказами о жизни писателей –Горьком, Бунине. Слушать его было так приятно.

Тут я вспомнила о случае, который произошел со мной в транспорте и решила поделиться:

- Представляете…

- Анатолий Петрович, можно просто Анатолий

-Представляете, Анатолий Петрович, сейчас в автобусе напротив меня ехала немного сумасшедшая старуха. Честно! Честно! Всю, вот прямо всю дорогу она трандычала по телефону. Одной знакомой позвонит, другой, да так громко разговаривала, что у меня в ушах звенели ее фразы - и про детей, и про внуков, и про ремонт на даче. Так вот, когда она наконец встала и направилась к выходу, нечаянно уронила телефон. Он упал прямо у моих ног и развалился, я наклонилась, чтобы поднять, смотрю, а мобильник –то без аккумулятора. Вот, думаю, старая карга и зачем было пыль в глаза пускать!

Анатолий Петрович вдруг остановился и внимательно посмотрел на меня. Мне вдруг показалось, что его блестевшие до этого глаза стали вмиг какими-то тревожными, но через мгновение улыбка вновь расплылась по его морщинкам.

- Хочет показать свою нужность, наверное. Капелька тепла, что еще нужно старому человеку. Когда-то я вел на Украинском телевидении программу, мешками письма получал. Любили. Стоило только уйти, и закончилось признание окружающих. Пять лет назад похоронил жену, детей Бог не дал, не спокойно у нас там стало, вот и решил переехать в Россию, корни отсюда – отец, мать покоятся здесь. Сейчас общаюсь только с местными рыбаками. Помню, лет тридцать назад выступал я с напутственным словом перед выпускниками университета: «Могу, говорю, быть директором, редактором, журналистом, а могу стать и простым рыбаком – главное все в жизни делать профессионально. А будете кое-как трудиться, так и жизнь пройдет кое-как». И вот, как в воду глядел, весь путь свой расписал, сейчас сижу с рыбаками с утра до вечера на реке. Вот тебе и материальность мыслей. Зато какие здесь закаты. А по вечерам, Настенька, мы разводим костер и прямо на берегу в котелке уху варим. Мне семьдесят семь, а вот там на реке ощущение такое –соловьи в душе поют. На людях живу, а дома – дома так тоскливо делается. А знает, приходите ко мне на чай. Можете хоть завтра. Только ничего плохого не подумайте, я вам фотографии покажу, стихи свои почитаю, сейчас вот рассказ детский пишу, познакомлю с героями.

Мужчина, не дожидаясь моего ответа, достал из внутреннего кармана пиджака карандаш и клочок бумаги, аккуратно вывел на нем адрес с телефоном и протянул мне.

На этом и распрощались.

Через пару дней я набрала номер, но телефон был разряжен. Несколько дней я пыталась до него дозвониться, но все было напрасно. Наконец  выбрала время и приехала по адресу, указанному на бумаге. Дверь была заперта, я почувствовала неприятный едкий запах из квартиры. Вызвала участкового. Дверь пришлось ломать. Анатолий Петрович лежал на диване без признаком жизни. "Умер во сне дней пять назад", - констатировала бригада, приехавших экспертов.

Уходя, я обратила внимание на обстановку малюсенькой однокомнатной квартиры, которую он снимал. По периметру самодельные полки, заполненные книгами. На столе по центру перламутровый фарфоровый сервиз - чайник и две чистые кружки, в вазе букетик белоснежной сирени, рядом с цветами - открытое удостоверение – Анатолий Петрович Н. - член союза журналистов СССР.