Я приплёлся в столовую в самом конце обеда, когда зальчик обслуживающего персонала был уже почти пуст. Мне это было на руку: я был хмурый, уставший, недовольный собой и не расположенный к общению. Есть не хотелось. Я спросил у тёти Маши кофейку, оперся привычно о косяк, но тут из кухонных недр выплыл внезапный сюрприз: наша доселе пребывавшая на кулинарных курсах кондитерша Надежда - с полным подносом выпечки. Не здороваясь, она хозяйственно устроилась рядом, бухнув передо мной подношение. На меня вкусно повеяло ванилью.
- Будешь? – деловито кивнула она на поднос так, словно мы расстались полчаса назад. - Глянь, круассанчики какие с мармеладом...
На снедь я послушно покосился, но внутри бдительно подобрался: разудалой Надюхе лучше было не попадаться на язык.
- Чё кислый такой? Проводил свою кралю-то заморскую? – поинтересовалась без церемоний Надюха, аппетитно дожёвывая кусок.
Тётя Маша не дала мне ни опомниться, ни открыть рот:
- А то не видать! Что проводил! – заголосила она из глубин кастрюль. – Ты глянь на него, на кого похож, зелёный весь… Ох, Славка, заморят тебя девки твои зарубежные…
- Марья Филипповна, мне кофе дадут? – осведомился я, стараясь не терять самообладания перед двумя пулемётами.
- Ах ты господи, ваше высокоблагородие! Кофий ему никак не подадут! - затарахтела тётя Маша, появляясь на сцене с чистыми стаканами. - А вы б ещё в ночь-полночь обедать заявились... Простыло ваше кофе драгоценное, стой теперь жди, как погреется… Сам же нос своротишь, что холодное, знаю я вас…
Я вздохнул и покорился.
- Чё вздыхаешь? Страдаешь, что ли? – немедленно вопросила Надежда, приглядывая с подноса булку, - слушай, вот не пойму я, - задушевно начала она, - тебе своих девчат мало, что ли? Вот, присохнут к этим закордонкам… что вы в них находите, в чужачках этих? Сегодня она тут, завтра там… сегодня она с тобой, завтра с другим. Послезавтра с режиссёром. Потом неизвестно с кем. А через месяц…
- Надьк, у тебя там ничего не сгорит? – прервал я аналитический процесс.
- Не-а, - простодушно откликнулась Надька – я уже отстрелялась. - Она выбрала, наконец, булку и аппетитно откусила румяный бок.
- Французская слойка, - оповестила она с набитым ртом. – С творогом и яблоками. Бери, чего ждёшь, - шуганула она меня. – Наши два подноса разнесли в пять минут… Олька домой ребятам взяла, Валентина тоже… Олеговна пяток унесла, будет теперь вечером дролю своего прикармливать… А слышь, тёть Мань, – она повернулась к поварихе, - знаешь, с кем он от неё гуляет-то, с Наташкой Коваленкой, а и правильно, зачем ему Олеговна сдалась, сухая тарань… Ну, что булку-то не берёшь? – повернулась она опять ко мне.
- Я вот тоже не пойму, - сказал я, сердито задетый, – Это у вас тут в столовой, вторая профессия – всё про всех знать?
- А у нас тут свои Новости дня! - весело откликнулась тётя Маша, наливая мне кофе. – Цельный день информационная программа «Время» строчит. Чего только ни принесут на хвостах, только уши развешивай…
- Ну, ясно, - буркнул я. – Хорошо хоть сами по кустам не подглядываете…
- Ой, стара я, милок, за вами по кустам-то ползать. Это вон, к молодёжи обращайся… - кивнула она на Надежду.
Не отрываясь от булки, Надежда спокойно протянула руку, перехватила у тёти Маши плывущий ко мне вожделенный стакан и уселась на табуретку с удовлетворённым видом. Отхлебнула кофе и хмыкнула.
- О, горяченькая пошла, - оценила она довольно. - Тёть Мань, ты его вовсе забаловала. Кофе ему специально греют, а он всё в заграницу глядит...
Я закатил глаза в потолок, а тётя Маша взвизгнула, захохотала, махнула рукой и взялась за второй стакан.
- Да ты не туда глаза-то настроил, командир! – одёрнула меня Надюха, жуя и хлебая кофе. - Вон куда глядеть надо! О! – отъеденной французской слойкой с творогом она показала за моё плечо в угол зала. - Вон, судьба, под окошком... А то навыбирают чужачек... всяких «прости господи»... а свои девки необласканные ходят…
Можно было не оглядываться. Я знал, кто меня может ожидать в опустевшем зальчике. Собственно, я это предполагал, направляясь сюда.
Я забрал с прилавка свой одинокий стакан и пошагал навстречу судьбе.
- Глянь, и булку не взял, - сокрушённо прокомментировала Надюха мне в спину... - игнорирует, тёть Мань, родное село...
Как я и предполагал, у окна тихой скромницей сидела Таня. Я подсел. После Надькиной атаки на душе у меня было совсем отвратно. И я этого даже не старался скрыть. Мы помолчали.
- Что, опять голова болит? – спросил, наконец, Таня, старательно не глядя на меня.
- Угадала, - согласился я. – Голова болит. Но это не самое главное. Главное, душа болит...
- Ах, душа... понятно... - сказала Таня, не поднимая глаз. – Возвращение на круги своя?
Я с взглянул на неё с любопытством. Честно говоря, я не предполагал за ней таких обобщений.
- А ты прямо такие слова знаешь, надо же, - попытался я пошутить, но сразу понял, что шутка вышла дурацкая, и мне стало ещё противнее.
Я сжал в кулак свободную руку и с досадой пристукнул по столу. Стол дрогнул, кофе плеснулся через край, Таня подняла на меня глаза. Сочувственные они были и строгие. Да, - выразительно говорило всё её чистенькое белое личико. Да, Чеслав Радивилов, с Зоей у тебя, может, ничего и не было. Но вот с другими очень даже было. И с многими. И ничего с этим не поделаешь никогда.
- Ну, да, - вслух сказал я, – скотина и бабник.
- Что? – коричневые, золотистые глаза строго и грустно зависли напротив.
- Нет, ничего, - сказал я. - Это так, вдогонку своим мыслям, не обращай внимания. Давай в киношку сгоняем вечером? Хочешь?
Непринуждённо я сказал, вполне естественно и даже как-то просительно.
- Нет, - сказала Таня печально. – Сегодня не могу. Я сегодня Светке помогаю.
- Может и мне помочь? – призадумался я.
- А чем ты поможешь?
- А вы что там делаете?
- Мы плакаты рисуем, гирлянды делаем… Конверты ещё клеить, приглашения писать... Там много дел.
- Я буду шары надувать, - предложил я с проблеском интереса.
- Разбежался, - сказал Таня строго. – Шары ещё рано. Сдуются. Шары надо в день свадьбы, с утра…
- Ну, я буду плакаты рисовать, - сказал я. - Я умею, ты же знаешь.
Таня помолчала. Наверное, представляла, как она будет рисовать плакаты со мной плечом к плечу. Будет гонять меня за водой к крану, покрикивать и требовательно проверять написанное.
Я выжидательное смотрел на неё. И тоже прикидывал. Как тяжко мне возвращаться сегодня в свою пустую холостяцкую квартиру к своим пустым холостяцким мыслям. И я тоже представлял, как буду бок о бок с Таней весь вечер писать всякие дурацкие лозунги. Как она будет гонять меня за водой, командовать и будет от всего этого счастлива. И как мне тоже будет хорошо и не одиноко. И в общем-то где-то весело…
- Ладно, - сказала она кротко. - Приходи. Оставайся хоть сразу. Мы с девчонками останемся, не пойдём домой. Времени уже мало, надо всё успеть. Прямо сюда приходи. Мы здесь всё делаем и в кладовки убираем. Мы ж уже пять дней тут готовимся. Это ты ничего не знаешь…
- Я не знал, - сказал я честно.
- Ну, понятно, - Таня встала и стала аккуратно собирать свои тарелки. – Ты ж дома-то не ночуешь… откуда тебе знать, - обронила она, словно случайно.
Я усмехнулся. Как это всё-таки женщины умеют: вроде ничего и не сказала, а ты уже чувствуешь себя перед ней виноватой во всех грехах.
Я полез в карман, достал маленькую коробочку и поставил прямо перед ней на свободное место.
На какое-то время над столом зависла тишина. Я с интересом смотрел, что будет дальше.
- Это что? – спросила Таня, не выпуская посуду из рук.
- Это тебе, - сказал я, принимаясь за кофе.
- Мне?
Она всё держала посуду, словно не веря, что эта маленькая коробочка адресована ей.
- Тебе, тебе, - покивал я.
- Почему это мне? – спросила она недоверчиво. - С какой это стати?
- Тань, ну какая стать, - сказал я, допивая кофе. – Я тебя знаю с первого класса. Ты ж подруга моя школьная… Могу я своей школьной подруге подарить духи?
- Не надо… Балерине своей дари…
- Слушай, - я поднялся, забрал из её рук тарелки и поставил на стол. – Давай я с балериной сам разберусь, можно? Тебе что, духи не нравятся?
Я взял коробочку, поднёс её на ладони к лицу Тани.
- Между прочим, они модные. И они - твои...
- Шахразада… - смягчилась Татьяна, беря коробочку в руки. - Ирка с Керчи привозила в прошлом году… И мне обещала, но так и не купила… разобрали там…
- Ну вот, - сказал я. – Теперь у тебя тоже есть, можешь похвастаться Ирке…
- А ты где купил? - она поднесла коробочку к носу, вдохнула через щелочку.
- В Симферополе, - сказал я и... тут же пожалел. Это был промах. Симферополь - это значит, я провожал Веронику. И Таня об этом немедленно вспомнила. Всё, конец главы.
Таня положила коробочку.
- Не надо мне подачек, - надменно сказала она, подхватила опять посуду, подняла нос и гордо зацокала каблучками мимо.
Я остался сидеть, глядя на пустой стакан. Подачки, значит... Это она ещё не знает, что я покупал духи не только ей, а ещё и другой девушке... Чёрт, ну вот почему с женщинами так сложно? Как у мужиков всё просто. Морды друг другу начистят - и либо расходятся, либо напиваются вместе и братаются. Всё просто и понятно. Но вот женщинам обязательно надо устроить, театр, кино и марлезонский балет…
Цокающие каблучки за спиной между тем простучали обратно и приблизились, Татьяна возникла за моим стулом, белая ручка с перстеньком на пальце протянулась и подцепила со стола коробочку. «Спасибо!» – прошелестело у меня над ухом тёплой волной, и каблучки удались к дверям.
Я засмеялся, потёр ухо и пошёл оттащить стакан.
Надька уже поджидала меня, вгрызаясь в румяное яблоко.
- Слышь, командир, ну ты чего упёрся-то, - без вступления наехала она, кивая в сторону двери, куда скрылась Таня. – Чё такой вредный-то? Жалко тебе девку трахнуть? Отвалится у тебя там? – красноречиво стрельнула она глазом по мне ниже пояса.
- Надежда, отстанешь ты от малого! - заголосила тётя Маша, бдительно появляясь с полотенцем через плечо… - Он и так неживой, последний аппетит потерял. Иди, давай в свой кондитерский цех, полдник на носу…
- Не, тёть Мань, девка все глаза источила. Вот, чё ему надо, а? Эх, была б я парнем, я б с Таньки не слезала...
- Ну, займись! - не выдержал я, проклиная себя за нерасторопность.
- А что, Надежда, - захохотала тётя Маша, - гляди, сейчас это в моде…
- Что я, на всю голову больная? – серьёзно сказала Надька. – У меня Паша мой есть… Просто Таньку жалко, будет ждать, как дурочка, свои лучшие годы, кто её тогда возьмёт…
- Иди-иди – весело поддала ей под зад повариха. – Без тебя разберутся, авось, не маленькие…
Тётя Маша весело подморгнула мне, колыхнула животом, я покрутил головой и отправился восвояси с ощущением, что выхожу не из столовой, а из бани.
В дверях вредная Надька догнала меня и сунула в руки мягкий, тёплый пакет. Выпихнула меня в коридор и захлопнула дверь.
Я посмотрел в пакет: там были набиты свежие французские слойки с творогом и яблоками…
продолжение http://proza.ru/2018/07/03/1160