Когда еще не была прочна власть олимпийцев над миром, когда бродили по земле древние хтонических чудовища, а в недрах Геи ждали своего часа змееногие гиганты, породили боги себе смертных помощников, полулюдей-полубогов, которых назвали героями. Поколение за поколением истребляли герои опасных для смертных и олимпийцев созданий, делая мир безопасным. Стараниями полубогов канули в небытие древние расы титанических существ, пропали титаны-оборотни, что могли мстить Зевсу за свержение Крона.
И вот наступило мгновение, когда не осталось работы на земле для героев. Зато самих героев стало слишком много. Почти в каждом городе жили полубоги, на четверть боги, на три четверти боги. Рождались у них дети, в чьих венах текла кровь титанов, богов и людей… Дети, обладавшие сверхспособностями и силой…
Не имея равных соперников на земле, возгордились они, забыли человеческий страх перед олимпийцами, и стали смотреть на богов почти как на равных. А там и вовсе немыслимое случилось: стали они силой с богами меряться. Тесей и Перифой у Аида жену похитить попытались, хоть и не хватило сил на такой подвиг. Зато Геракл не раз в бою с богами сходился и не проиграл ни разу… А ведь были они всего лишь смертными… Что же станут делать герои, если обретут бессмертие?
И решил Зевс, что не нужны больше миру герои. Незачем им своими делами смущать простых людей. А тут и древняя праматерь Гея-земля обратилась к владыке богов. Сказала, что тяжко ей стало сносить тяжесть расплодившихся полубогов… Пообещал Зевс, что облегчит ношу Геи. Оставалось лишь придумать, как это сделать. Не мог Кронид сам истребить героев, которые не давали повода для гнева богов. Ведь тогда перестали бы люди его считать справедливым владыкой. Да к тому же хоть и слабы в сравнении с небожителями герои, но не пойдут они безропотно на убой, силой на силу ответят. Кто знает, как дорого заплатит Олимп за победу в этой войне…
И подсказал древний насмешник Мом идею повелителю молний.
- Пусть в братоубийственной войне сами себя истребят герои, - усмехнулся насмешник, - Мы же посмотрим с высоты за происходящим. Потешимся зрелищем, а повод для кровопролития найдется…
- Да будет так! – произнес Зевс, и в тот миг была решена судьба героев.
***
На прекрасной горе Пелион шел великий праздник, собравший воедино смертных и богов. С согласия и по воле Зевса герой Пелей играл свадьбу с богиней Фетидой. Все олимпийцы были приглашены на торжество и спустились на землю, чтобы поздравить молодоженов. Не позвал Пелей лишь одну богиню Эриду-распрю, чтобы не омрачила она его пир. Да только так еще хуже вышло. Придумала Эрида, как свое взять. Сделала она из чистого золота яблоко и написала на нем «Прекраснейшей!». Незамеченной метнула она золотой плод в гущу пирующих и удалилась, предвкушая распрю между гостей.
Не ошиблась Эрида, сразу три богини решили взять себе яблоко, так как каждая именно себя считала прекраснейшей на земле. Так поссорились Афина, Афродита и Гера. Каждая из них была прекрасна, и каждая наделена огромной силой. Понимали богини, что если не сдержатся и вступят в бой за обладание яблоком раздора, то всему миру плохо будет. Решили они найти арбитра, чтобы он выбрал лучшую из них.
Обратились они к Зевсу, пусть владыка рассудит. Однако понимал владыка Олимпа, что кого бы он ни выбрал, обидит этим решением двух других богинь.
- Одна из вас мне жена и сестра, вторая дочь и третья тетка. Потому не могу я судить вас беспристрастно. Надо найти другого судью.
- Кого же? – заинтересовались богини.
- Праздник сегодня у людей, вот человек пусть и рассудит, – ответил Зевс, и, оглядевшись, продолжил, - Вот вижу я в Азии на горе Ида пастуха по имени Парис. Он уже не ребенок, но еще и не взрослый. В нем чувствуется царская кровь, а значит он должен различить истинную красоту. К тому же он никогда не видел живых богинь и никогда не бывал в ваших храмах. Вот пусть, когда впервые встретит вас, и вынесет свой приговор.
Согласились богини и перенеслись в Азию, явившись во всем своем величии юному Парису.
Тот в это время, ничего не подозревая о божественных планах на свой счет, устроился на камне около ручья и приготовился пообедать, как он делал уже множество раз.
До этого мгновения вся недолгая жизнь Париса текла спокойно и даже скучно. Стадо было маленьким, и следить за ним было не хлопотно, разбойников в округе не было, а волки обходили людей стороной. Так что утром он выгонял овец из загона, а вечером собирал их обратно. Все остальное время он мог играть с другими пастушками, мечтать или даже спать в теньке. Раз в два дня приходил отец, приносивший пастуху еду. Изредка Парис возвращался в деревню из двух дюжин домов, где жили его родители. Это забытое всеми, кроме сборщиков налогов, поселение, да окрестные леса и пастбища, вот и все, что видел Парис. И вот теперь воздух перед ним ожил, расступился, и на поляну шагнули три живые молнии. Ошеломленный подросток, по-прежнему сжимая в руке кусок сыра, упал ниц перед бессмертными и принялся шептать молитвы, вспоминая, за что на него могли рассердиться небожители.
- Посмотри на нас, юноша! – обратилась к нему Гера, - и выбери прекраснейшую.
Голоногий пастух со страхом и удивлением поднял голову и замер пораженный. Он переводил взгляд с богини на богиню и не мог сказать ни слова. Те тоже с любопытством рассматривали человека, пытаясь угадать, почему именно этого, ничем не примечательного подростка, Зевс выбрал в судьи.
Поняв, что сейчас от Париса не добьешься членораздельной речи, Гера сказала:
- Не спеши отвечать. Просто смотри и запоминай. Ночью обдумай все, а завтра скажешь нам свое решение!
Затем богини прошли мимо пастуха и растворились в воздухе, мгновенно перелетев обратно на Пелион. Там они продолжили праздновать, договорившись утром снова явиться к Парису. Однако каждая из богинь решила втайне от родных соблазнить судью.
Ночью, когда он готовился уснуть, к нему сошла Гера.
- Ты узнал меня?
- Нет, госпожа!
- Я Гера, царица богов. Выбери завтра меня, и я сделаю тебя величайшим владыкой на земле. Ты взойдешь на трон Трои, и все цари мира будут служить тебе, а сильнейшие воины будут трепетать от одного твоего взгляда.
Дав это обещание, Гера исчезла, но вскоре рядом с Парисом оказалась Афина.
- Не ошибись с выбором, мальчик, - сказала она, проведя острием своего копья линию у его ног, - Поддержи меня, и быть тебе величайшим из мудрецов и героев, чья слава переживет века.
Последней на поляне появилась Афродита. Благоухая чудесным ароматом, она наклонилась к Парису и поцеловала подростка. И взяв за руку затрепетавшего юношу, сказала:
- Меня называют Афродитой! Согласись, что я прекраснейшая, и наградой тебе станет беззаветная любовь красивейшей женщины на земле. Об этой любви будут слагать легенды и помнить спустя века. Когда ты вырастешь, я сделаю твоей женой дочь Зевса, спартанскую царевну Елену, которая превосходит всех женщин мира, подобно тому, как Олимп превосходит все горы мира.
В ту ночь мог бедный пастух получить на выбор власть, мудрость или любовь. Может, будь он старше, его решение было бы иным, но сейчас его пьянило обещание любви. Поэтому, когда на следующий день к нему явились три богини, он склонил колени перед золотоволосой Афродитой. Возликовала в тот миг рожденная из морской пены богиня, и разозлились Гера с Афиной, став навечно врагами Парису.
Так на склонах Иды был сделан первый шаг, который через много лет приведет к гибели всё поколение героев.
***
Прославились своими подвигами братья Диоскуры, дети грозного спартанского царя Тиндарея. Должны были они продолжить царский род и сменить отца на троне, но погибли в самом расцвете своих сил. Остались у Тиндарея лишь дочери, родные - Филоноя, Тимандра и Клитемнестра и приемная Елена, которую царица родила от Зевса. Выдал царь Тимандру и Клитемнестру замуж за соседних царевичей, а Филоноя дала обет безбрачия и стала служительницей Артемиды. Так что к тому моменту как погибли Диоскуры, осталась в отчем доме одна только Елена. Но вот и она подросла. Пришло время ей мужа выбрать, благо, что в женихах отбоя не было, ведь все молодые герои Греции о ее руке мечтали. Во-первых, была она красивее любой красавицы, во-вторых, приходилась дочерью великому богу, породниться с которым честь для каждого, ну а в-третьих, раз у Тиндарея сыновей не осталось, то свой трон он должен будет передать зятю.
Вот и слетались в Спарту женихи, как пчелы на мед. Всех их с почетом принимал правитель, всех поил-кормил досыта, но никому не давал ответа.
Вскоре в городе собрался весь цвет Эллады. Все холостые герои, цари и царевичи, прибыли на сватовство. Были тут потомки проклятого Пелопа братья Атриды Агамемнон и Менелай, изгнанные родным дядей из Микен. Лишенные родовых богатств и поддержки микенцев, они уже давно жили у Тиндарея, однако никто не считал их неудачниками, ведь все уже привыкли, что власть в Микенах меняется часто. Так что все были уверенны, что рано или поздно Атриды возьмут реванш над своими родственниками-врагами. Старший из Атридов Агамемнон в свое время породнился со спартанским владыкой, взяв в жены его старшую дочь Клитемнестру. Теперь же породниться с Тиндареем хотел Менелай. Составляли ему конкуренцию царь Локриды Аякс, афинский царь Менестий и критский царевич Идоменей. Подобно башне возвышался над толпой женихов царь Саламина Аякс сын Теламона, бывший на целую голову выше самых высоких спартанцев. Не хотели упустить свой шанс герои Тевкр и Филоктет. Были здесь и гордый своей недавней победой над Фивами юный правитель Аргоса Диомед Тидид, и прекрасный Антилох, сын пилосского царя Нестора. Были и другие претенденты, менее знатные и не такие богатые, но не менее гордые. Всего больше трех десятков юношей и мужчин хотели получить Елену в жены. Разумеется, с каждым женихом были друзья, слуги и дружинники, так что число жителей Спарты выросло вдвое.
Ожидая решения Елены, женихи пировали, устраивали состязания в силе и ловкости, но каждый внимательно следил за соперниками. Слишком горды были эти молодые герои, и никто из них не был готов потерпеть поражение. Вполне обоснованно опасался Тиндарей, что какое решение он не примет, все равно прольется кровь. Будут ведь отвергнутые мстить победителю, и тогда вся Греция окажется погруженной в войну. Казалось, что нет возможности избежать этого, однако молодой, но уже славящийся умом Одиссей, сын царя Лаэрта с острова Итаки придумал, как избежать беды.
Подобно остальным женихам, мог он похвастаться божественным происхождением, ведь по матери Одиссей вел свой род от Гермеса и Зевса, а по отцу ему приходились предками боги Эол и Гефест. Однако правил он бедным и маленьким островом и понимал, что не может соперничать на равных с Идоменеем или Диомедом, владевшими богатыми и хорошо населенными землями. Поэтому решил он получить выгоду там, где никто из женихов, ослепленных красотой Елены, ее не видел. Предложил Одиссей Тиндарею помирить женихов, если тот поможет хитрецу получить в жены царскую племянницу Пенелопу. Эта девушка хоть и уступала в красоте Елене, но была скромна и умна, чем и понравилась принцу с Итаки. Получив согласие Тиндарея, Одиссей начал говорить:
- Все мы воины и никто из нас не боится ран и смерти. Но все мы боимся бесчестия. Поэтому нужно связать женихов нерушимой клятвой, согласно которой они станут союзниками избранника Елены.
- Не выйдет. Никто не даст ее.
- Все дадут. Ведь каждый надеется, что именно он станет мужем.
Согласился Тиндарей и все прошло, как предположил Одиссей. Ни один жених не отказался дать клятву. Тогда спартанский царь собрал всех за городом возле дороги, ведущей из Спарты в Аркадию, и там принес в жертву богам коня, тушу которого разрубил на столько кусков, сколько было женихов. Каждый из героев наступил на свою часть жертвы и пообещал защищать мужа Елены от всякой обиды. Затем с соблюдением требуемых ритуалов жертва была погребена в земле, а женихи вернулись во дворец, где их ждала Елена. Едва все собрались в главном зале, как царевна подошла к Менелаю и одела ему на голову венок, показывая, что именно его избрала себе в мужья. Без проволочек и проблем сыграли молодые свадьбу, а вскоре старик Тиндарей скончался, передав власть над Спартой Менелаю.
Благодаря Одиссею мирно завершилось сватовство Елены, но зато он, или внушившие ему как надо поступить боги, соединил в единое целое всех героев Греции и привязал их к Менелаю. Теперь все они были обречены вступить в войну с обидчиком спартанского царя.
Так был совершен второй шаг к гибели героев.
Царевич Парис
Шли годы. Из подростка Парис превратился в статного юношу. Он продолжал пасти стада на Иде, хотя теперь его заботе поручали не неприхотливых овец, а грозных быков из царских стад. Однажды банда ахейских разбойников решила поживиться в Троаде. Незамеченными высадились они со своего корабля и похитили одно из стад, а его пастуха избили, связали и бросили на месте преступления. К несчастью для грабителей пастуха нашел Парис и, узнав о произошедшем, кинулся в погоню. Догнал похитителей он лишь на морском берегу, где они готовились грузить скот на корабль. Парис понял, что если не вмешается, стадо увезут и этот позор падет на головы троянских пастухов.
Поэтому он рискнул в одиночку напасть на десяток воров. Вооруженный только дубиной и ножом, он скрытно подобрался к ним и кинулся в атаку. Нескольких врагов юноша успел поразить до того, как те поняли, что происходит, но все равно силы были неравными.
Чтобы запутать разбойников, Парис закричал:
- Стража, сюда, я их нашел!
Услышав этот крик и рассудив, что в одиночку никто бы не рискнул на них напасть, грабители подумали, что следом за Парисом бегут царские воины, и решили спасаться бегством, бросив добычу. Этим подвигом Парис заслужил уважение всех окрестных пастухов, которые дали ему новое имя - Александр, что означает защитник.
Так и жил Парис, то пася стада, то участвуя в нехитрых пастушьих развлечениях: соревнованиях по борьбе и бегу или небольших пирах и играх с девушками. Однажды на красивого и сильного юношу обратила внимание нимфа Энона, дочь речного бога Кебрена. Вскоре Парис принес нимфе клятву в вечной любви, и стали они жить вместе. Прошло еще несколько счастливых лет, и дошла до Иды весть: троянский царь Приам устраивает состязания в память о своем погибшем сыне. Вскоре пастухам из города пришел приказ отобрать в царских стадах лучших быков и привести их в Трою, где государь вручит их победителям.
Среди других пастухов, отправившихся в Трою, были и Парис с отцом. В дороге, естественно, разговор зашел о предстоящих соревнованиях.
- Странно, - сказал один из пастухов, - почему никто не слышал о гибели царевича? Вон недавно у нас деревенский староста утонул, так уже через день вся округа знала где, как и почему. А тут сын правителя гибнет, и ни слова?
- Так никто и не погиб, - вмешался в разговор другой.
- А тризна тогда зачем?
- Я не так выразился. Сейчас никто не погиб, вот и нет сплетен. Поминают приамового сына, который умер много лет назад.
- Двадцать! – подал голос отец Париса.
- Что, двадцать? – поинтересовался первый пастух.
- Ровно двадцать лет прошло с того дня.
- Ты-то откуда знаешь?
- Я тогда как раз был в Трое, так что все видел своими глазами, - ответил старик, - До сих пор иногда во сне тот день вижу.
- Расскажи, расскажи, - стали просить молодые пастухи.
- Что вам до тех дел? – отнекивался старик, но вскоре стал рассказывать.
- Царица Гекуба родила очередного сына, а в следующую ночь ей был пророческий сон. Мол, родила она не ребенка, а пылающий факел, от которого вся Троя сгорела. Естественно, пригласили толкователя снов. Тот (а это был царский родич по имени Эсак), сказал, что младенец принесет беду Трое, а потому его следует умертвить. Скажи он это с глазу на глаз, может и уцелел бы младенец. Только сказал он это перед всеми вельможами. В итоге все стали желать смерти младенцу. Тут уж Приам ничего поделать не мог. Против всего города ведь не пойдешь, а царь должен, прежде всего, о благе своего народа думать, а не о себе. Целый день царь думал, запершись во дворце, а потом вынес младенца на ступени. Такой смешной, розовый, кричащий комочек. Он тянул руки, пытался схватить за бороду слугу, который его взял, - старик сплюнул и дальше пошел молча.
- И что потом было?
- А что могло быть? Младенца отнесли в лес, чтобы дикие звери его растерзали, а через год царица родила нового ребенка, а потом еще одного. О том малыше и забыли.
- Раз проводят в его честь состязания, значит, не забыли. Хотят порадовать его душу.
- И много мертвому радости с такой тризны?
- Вот попадешь в Аид, сам узнаешь. Если для тебя кто-нибудь на жертву расщедрится.
Так в разговорах прошел путь и, наконец, пастухи вступили в ворота великого города, где их встретил дворцовый управляющий. Он провел пастухов внутрь и указал загон, куда надо было загнать быков. Как оказалось, быков пригнали не только с Иды, и почти все вольеры были заняты. Пришлось Парису и его спутникам занять самый дальний и маленький загон. Прибывшие раньше пастухи, рассевшись вкруг столов с нехитрой едой, ужинали и на новоприбывших обратили мало внимания. Впрочем, как и те на них.
Внезапно один из обедавших, крепкий и рослый парень со шрамом на щеке и перебитым носом, дожевав яблоко, с силой бросил огрызок через плечо так, что он, пролетев добрый десяток шагов, ударил в голову Париса.
- Эй, ты, меченый, что делаешь! А ну извинись! – закричал тот.
- Ой, я ребенка чуть не пришиб, - засмеялся обидчик. – Беги домой, там поплачься маме.
В одно мгновение Парис оказался рядом с насмешником, но тот уже вскочил на ноги и довольно чувствительно ткнул нападающего в грудь кулаком.
- Ты специально затеял ссору? Да? – поинтересовался Парис.
- А ты догадлив! С утра хотелось кулаки почесать, а тут такой красавчик подвернулся. Вот я тебя немного и разукрашу.
- Смотри, собственные зубы выплюнешь!
Друзья обоих парней окружили их, готовые кинуться на помощь, но между ними вышел староста троянских пастухов. Громко свистнув, он обратил на себя внимание и поднял руку. Дождавшись, чтоб все замолчали, староста сказал:
- Большая драка перед праздником тут никому не нужна. Один на один пусть подерутся. Остальные пусть отойдут и не вмешиваются. Если кто-то ослушается – отправится в темницу. Хотите все размяться, делайте это за городской стеной.
Мгновение спустя зрители отошли, давая пространство для бойцов, и началась потеха. Противник Парису достался хоть и наделенный бычьей силой и храбростью, но не обученный кулачному бою. Так что он полагался больше на грубую силу, стремясь градом ударов ошеломить и сбить с ног врага. Однако, к его удивлению, красавчик оказался вовсе не беззащитной жертвой. Парис смог увернуться от большинства ударов и несколько раз сам попал. У зачинщика драки мелькнула мысль – правильно ли поступил, ввязавшись в эту драку, но отступить ему не позволяла гордость. Спустя минуту, получив очередной удар в ухо, он покачнулся, а Парис сделал ногой подсечку, из-за которой его противник рухнул лицом в пыль.
- Так нечестно! – крикнули двое друзей проигравшего и кинулись в драку. Правда, один из них сразу же встретил лицом кулак Париса и, выплевывая кровь, осел на землю. Второй схватил Париса за руку, но вошедший в раж юноша смог вырваться и сам взял в захват шею нападавшего. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы в дело не вмешался стоявший рядом воин, до этого лениво следивший за схваткой.
- Стоять! - рявкнул он так, что все уже готовые вступить в драку пастухи замерли на месте. Затем он двинулся к Парису, походя расталкивая плечами не успевших очистить для него дорогу крестьян.
- Ты хорошо дерешься. Для пастуха, - обратился он к Парису. – Есть желание испытать свою ловкость не на этих мешках с костями, а на настоящих мужчинах? Один из атлетов сегодня сломал ногу и не сможет участвовать в соревнованиях. Ты достаточно крепок, чтобы заменить его. Сумеешь победить хоть в одном виде соревнований, считай, год сытой жизни тебе обеспечен.
- Почему бы и нет? Какие соревнования?
- Метание диска, колесничные гонки, бег, борьба, кулачный бой, метание копья, прыжки в длину и стрельба из лука. Хочешь, участвуй во всех, хочешь, выбери тот, в каком ты наиболее силен.
- Колесницы и лука у меня нет, а во всех остальных состязаниях могу и попробовать себя.
- Тогда пошли.
Гордый собой Парис отправился за воином, уже представляя как он победит, однако судьба нанесла ему неожиданный удар. Распорядитель игр, к которому подвели юношу, узнав, что перед ним пастух, отказался допустить юношу на соревнование.
- Пастухи - это всего лишь царские рабы, и они не могут соревноваться со свободными, - заявил он, и никакие уговоры не помогли. Парис уже был готов с досады устроить скандал или побить распорядителя, но его остановил воин:
- Не кипятись, следуй за мной и не задавай вопросов. Сейчас попытаемся все уладить
Взяв Париса за руку, он быстро повел его к центральной площади, где высился храм и стоял царский дворец. Беспрепятственно миновав охрану, воин поднялся по ступеням дворца и вошел в здание. Пораженный представшей взгляду роскошью, Парис остановился и изумленно рассматривал убранство, но воин нетерпеливо дернул его за руку и практически потащил вглубь здания. Миновав несколько коридоров, он вошел в огромный, полный людей зал и приказал Парису ждать у стены. Сам же отправился прямиком в центр зала, где богато одетый старик что-то рассказывал окружавшим его вельможам. Увидев подошедшего, старик приветливо развел руки и обнял воина. Они о чем-то поговорили, поглядывая на Париса, и вскоре взмахом руки старец подозвал пастуха.
- Мой друг Анхиз описал твою силу и ловкость. Он считает, что тебе следует принять участие в играх, и поэтому я разрешаю тебе, хоть это и против правил.
- Благодарю тебя, господин. Я буду стараться оправдать доверие, - с поклоном ответил Парис.
Довольный Анхиз тут же увлек пастуха за собой:
- Пошли, скоро начнется тризна, а тебе надо подготовиться.
- Кто был тот вельможа?
- Ты не узнал? Впрочем, откуда тебе знать, ты же не из города. С тобой говорил сам Приам, владыка крепкостенной Трои.
В это время к Приаму приблизился широкоплечий воин, возвышающийся на полголовы над всеми в зале.
- Не всем понравится твое решение, отец, - обратился он к царю.
- Гектор, наши юноши слишком вознеслись, считая себя солью мира. Если этот пастух так хорош, как думает Анхиз, он немного собьет с них спесь, заставит более критично смотреть на свою роль в этом мире. Так что пусть поучаствует. Беды от этого не случиться. Пошли, нам пора начинать. Почтим память твоего брата, чтобы его тень радовалась в серых туманах Аида.
- Ты жалеешь о его смерти?
- Да, я не должен был поддаваться страху перед предсказанием. Тем более что оно было столь туманным.
- Сделанного не исправить, так что не терзай свою душу. Посмотри лучше, какими выросли остальные твои сыновья. Окрестные владыки завидуют, видя их.
- Да, вы моя опора и отрада, и каждый из вас мне дорог. Оттого-то я и печалюсь, что нет с вами того, неназванного. Скажи лучше, почему ты не участвуешь в состязании?
- Меня считают сильнейшим в Трое, так что не хочу рисковать и утратить этот статус из-за поражения, - отшутился Гектор.
- А если серьезно?
- Не хочу вставать на пути у брата. Для Деифоба это первые взрослые игры, так что пусть они будут его триумфом.
Беседуя так, владыки Трои подошли к дворцовым воротам.
Сразу же их окружила блистающая золотом почетная стража, сзади выстроились царедворцы и полководцы, а рабы флейтисты заняли место во главе маленькой колонны. Убедившись, что все в порядке, начальник стражи дал знак, и ворота распахнулись. Под приветственные крики Приам со своей свитой вышел к народу и не спеша отправился к храму. Сегодня, чтобы пришедшие на состязание всё увидели, алтарь был вынесен на ступени храма, и именно там Приам принес богам положенные жертвы. Помогавшие царю жрецы в один голос заявили, что жертва принята и олимпийцы довольны царем и его городом.
После этого начались состязания. Почти все участники являлись выходцами из знатных родов Трои и были хорошо известны зрителям. Естественно, у каждого были родные, друзья и слуги, которые активно поддерживали своих атлетов.
Исключение составляли только Парис и несколько царевичей из соседних государств, которых троянцы не знали и первоначально даже не замечали. Постепенно из соревнований выбывали участники и определялись фавориты, одним из которых неожиданно для горожан оказался Парис, победивший в кулачном бою и пятибории.
В конце концов, именно пастух и царский сын Деифоб оказались лучшими из всех участников. Оба набрали одинаковое количество побед в разных состязаниях, и поэтому было решено устроить последнее испытание, которое и определило бы лучшего. Юноши должны были состязаться в беге. Тот, кто первым одолеет расстояние от храма до городских ворот и обратно, и станет победителем.
По сигналу судьи кинулись они вперед и почти всю дистанцию бежали рядом, но почти у финала вырвался вперед Парис и на два шага опередил Деифоба.
Поднял судья руку пастуха, объявляя его чемпионом, и разделились жители Трои. Одни криками приветствовали победителя, другие же угрюмо молчали, злясь на выскочку, посмевшего победить лучших юношей города.
Проигравшие собрались вокруг Деифоба и что-то с жаром ему доказывали.
Наконец, когда Париса подвели к царю для награждения, царевич вышел вперед и громко заявил:
- Этот юноша хоть и победил, но недостоин награды. Он раб, и если бы мы знали заранее об этом, то отказались бы участвовать в соревнованиях. Сейчас же я не позволю ему взять венок победителя.
С этими словами Деифоб преградил путь Парису, а кто-то из свиты подал царевичу меч.
Все замерли, не зная что делать дальше. Пастух, сдерживаясь чтобы не вспылить, ответил:
- Научись проигрывать достойно, все видели, что я лучший!
- Рабы рождены, чтобы общаться только с себе подобными, и никогда они не должны равняться со свободными. Ты же, придя на соревнования, дерзнул занять место, на которое не имеешь право претендовать. Знай свое место! Уходи сам из города и радуйся, что тебя не выгнали отсюда плетьми.
- Я честно победил и заслужил награду. Отойди и дай мне ее забрать.
В ответ Деифоб выхватил меч из ножен и кинулся на пастуха. Тот сумел увернуться от одного удара, но уже второй раз лезвие чиркнуло по его груди, оставив там глубокую царапину.
Парису хватило ума понять, что как бы ни был он ловок, без оружия и в кольце друзей Деифоба он долго не продержится. Убежать не даст плотная толпа, окружившая место боя, а броситься на царевича и попытаться убить его голыми руками, значит гарантировано сложить голову. Даже если и удастся победить, то ведь понятно, что царь сделает с убийцей сына.
Все это за мгновение пронеслось в уме Париса, и он уже мысленно простился с жизнью, как вдруг услышал голос:
- К алтарю!
Даже не подумав зачем, Парис бросился к жертвеннику и схватился за него рукой. В тот же миг занесенный над его головой меч замер. Несмотря на всю свою ярость, Деифоб не мог нарушить древнего правила: обратившийся за убежищем к божеству становился неприкасаемым до тех пор, пока касался алтаря или статуи. На некоторое время пастух был спасен и стал думать, как быть дальше.
Расталкивая зевак, к алтарю двинулись царские телохранители, за которыми шел сам Приам. Вот уже владыка рядом со своим сыном и чемпионом. Хоть он и не видел всего, но понять, что произошло, для него не представляло труда. Теперь он искал выход из ситуации, чтобы свершить правосудие и при этом сохранить честь царской семьи, да еще и не прогневать богов.
- Государь и отец, прикажи своему рабу отказаться от всех почестей и немедленно покинуть город. Иначе я убью его! – потребовал Деифоб!
Парис же в ответ протянул руку к царю и закричал:
- Справедливости!
Этот крик тут же подхватили пастухи и городская чернь, которой Парис понравился своей удалью.
- Отец, выбирай, кто тебе дороже - лучшие люди Трои или этот оборванец! – не унимался Деифоб.
В раздумье Приам принялся теребить бороду. Внезапно женский голос отчетливо произнес:
- А ведь он не раб!
Никто не заметил, как среди мужчин у алтаря оказалась хрупкая черноволосая красавица. Именно она и сказала эти слова. Причем сказала вроде бы тихо, не повышая голоса, но ее услышали все.
- Кассандра, Кассандра, - зашептали в толпе, а девушка вскинула украшенную роскошным браслетом руку и прикоснулась ко лбу Париса. Ее глаза широко распахнулись, дыхание стало глубоким. Внезапно ее красивое лицо исказила гримаса ужаса, и она отскочила от парня.
- Напрасны были сегодняшние поминальные игры, отец мой! Два десятилетия назад твой сын уцелел, и теперь стоит перед тобой, - произнесла она. - Вот он, факел, который погубит наш город, - рука пророчицы ткнула в грудь Париса.
Такого не ожидал никто. Толпа замерла в молчании, а Приам сделал шаг вперед, внимательно всматриваясь в лицо пастуха.
- Кто ты? – требовательно спросил царь.
- Я Парис Александр, пастух с северного склона Иды.
Тишину разорвал далекий крик:
- Слова! Слова!
Через толпу к алтарю пробивался старый пастух, которого Парис всю жизнь привык считать отцом.
По царскому знаку его пропустили к владыке и, упав на колени, пастух сказал:
- Прости меня, Приам Лаомедонтид, илионский владыка. Ты уже, наверное, и не помнишь меня, но это я отнес твоего несчастного ребенка на съедение зверям. Прости царь, я тогда не выполнил твой приказ! Как и было сказано, я оставил младенца на горе, но спустя три дня пришел, чтобы похоронить его кости. Однако ребенок был жив. Дикая медведица нашла его и кормила, как своего детеныша. Увидев такое чудо, я решил воспитать ребенка, как своего сына. Мальчик ничего не знал!
- Видно, такова воля богов! Мой сын вернулся и отныне займет свое законное место рядом со мной! – объявил Приам. Это решение было с восторгом поддержано растроганной толпой, и никто не услышал, как Кассандра заявила:
- Отец, он принесет беду. Прикажи его казнить!
Однако Приам, обнявший Париса, уже не слушал дочь. Он поспешил отвести вновь обретенного сына во дворец, где уже ждала извещенная о чуде мать Париса, царица Гекуба и ее дети.
В знак своей радости Приам устроил богатый пир для всего города. Сотни быков и овец были заколоты и зажарены с пряными травами, десятки пифосов вина из дворцовых кладовых были опустошены на радость троянцев. Знатные горожане были приглашены во дворец, простые – пировали на улицах и площадях, где были наскоро сколочены столы и расставлены угощения. До поздней ночи гуляли люди, славя своего царя и его сына.
Герой праздника был усажен по правую руку от царя на почетное место, которое раньше принадлежало Гектору. Однако если кто-то ждал, что непобедимый царевич обидится на это, то они просчитались. Опытный не по годам Гектор лишь усмехнулся: мол, с меня не убудет. В конце концов, он старший сын и наследник государя, а еще он лучший воин Трои и любимец армии, так чего же ему обижаться по мелочам?
Вот и ушел Гектор на некоторое время в тень, чтобы не затмевать Париса. Тому же пришлось добрый десяток раз рассказывать историю своей короткой жизни и в ответ выслушивать о терзаниях своей безутешной матери. В результате бывший пастух так устал, что воспользовался первой же возможностью улизнуть из-под опеки своих родителей. Поэтому когда его позвал за собой какой-то паренек, Парис не раздумывая пошел за ним.
- Мне показалось, что тебя надо спасать от родительской любви! – улыбнулся он, уведя Париса в неприметный коридор, а затем по лестнице проведя на закрытую галерею, опоясывающую под потолком весь зал. Отсюда можно было рассмотреть всех пирующих, оставаясь при этом незамеченным.
- Я часто тут прячусь во время торжеств, - улыбнулся он. – Возьму внизу какой-нибудь еды, винца и тихонько сюда. Все как на ладони, а меня никто не замечает. Никто не будет ворчать, что детям не место среди воинов, никто не отберет вино. Удобно.
Наконец-то Парис рассмотрел говорившего. Тот, большеглазый и худой, был опрятно и добротно одет, на поясе носил оправленный в серебро нож и явно был своим человеком во дворце. При этом он достиг того возраста, когда уже и не ребенок, но еще и не юноша.
- Я Гелен, твой родной брат!
- А что, бывают неродные братья? – улыбнулся Парис.
- Конечно. Есть кровные братья, это когда отец один, а матери разные. Есть единоутробные, это когда наоборот, разные отцы. А еще есть молочные братья и побратимы…
- Понятно. И ты, естественно, знаешь всех в зале.
- Разумеется.
- Тогда помоги мне немного. Меня знакомили с царевичами и вельможами, но я даже половину имен не запомнил. Расскажи, пожалуйста, кто есть кто.
- Легко! Вон тот великан, что беседует с воинами в углу, – это наш старший брат Гектор. Он хороший, только всегда занят. Вообще-то он второй сын, потому что был у нас еще один старший брат от первой жены отца по имени Эсак. Прорицатель и звездочет. Это, кстати, он о тебе гадости напророчил. Только вот он как овдовел, так от горя с ума и сошел. Упросил богов его в птичку превратить. Те не отказали. В общем, одним царевичем в царской семье меньше стало. Хотя если честно, то мало кто пропажу и заметил. Ведь если считать вместе с детьми от наложниц, то в Трое еще сорок братьев-царевичей осталось. О, прости, – смутился он. - Сорок один царевич. Вон в синих плащах наши родичи Анхиз и его сын Эней. По знатности среди троянцев они уступают только нашей семье. Седого воина рядом с ними зовут Антенор, он друг и советник отца. Вокруг Деифоба стоят Арелох, Акамант и Пандар. Все отличные воины и прекрасные охотники. Вот тот носатый в расшитом рыбами хитоне – Лаодок. Наш кровный брат. Его мать была царской наложницей, но сейчас она стала толстой и некрасивой, и отец к ней больше не ходит. А вон бараний бок жует еще один наш братец, толстяк Палемон.
Постепенно Гелен рассказал обо всех собравшихся в зале. Когда Парис уже думал, что узнал всю свою родню, брат добавил:
- Да кстати, у тебя еще и сестры есть. Разумеется, их на пир не позвали. И правильно, нечего девушкам в мужском обществе делать. Но если останешься жить во дворце, с ними обязательно встретишься.
С Кассандрой ты уже знаком. Будь ее воля, она бы тебя обезглавила, но ты не сердись на нее. Она у нас немного не в себе. Кассандра - любимица солнечного бога. Правда, уже бывшая. Когда Аполлон обратил на нее свое внимание, она выпросила у него пророческий дар. Золотолукий не отказал, и стала Кассандра предсказывать будущее. Только когда Аполлон пришел к ней ночью, она отвергла солнечного бога. Вот он рассердился-то. В отместку за эту неудачу олимпиец проклял сестрицу, и теперь она может предсказывать только что-либо плохое, а ей никто не верит.
Я кстати, тоже могу предсказывать будущее. Если захочешь что узнать, обращайся смело. Только я гарантии не даю, могу и ошибиться. Я еще не научился с этим даром управляться.
Еще есть Креуса, которую отдали в прошлом году замуж за Энея, Лаодика, которую считают самой красивой из дочерей Приама, и Поликсена. Только Поликсена совсем еще маленькая, едва ходить научилась.
Гелен был готов еще долго рассказывать, но братьев нашел слуга, присланный царем за Парисом. Пришлось виновнику торжества спуститься и продолжить пить, танцевать и разговаривать с незнакомыми, и в большинстве своем неинтересными людьми. Лишь далеко за полночь слуги отвели его в спальню, дав возможность отдохнуть и выспаться.
***
С этого дня жизнь Париса круто изменилась. Отныне он жил во дворце, окруженный роскошью. Царица Гекуба почти каждый день приходила к нему, словно стремясь наверстать годы, проведенные в разлуке. Приам приставил к нему лучших наставников, чтобы наверстать все, упущенное юношей в детстве. Его учли письму и риторике, географии и истории, борьбе и храмовым обрядам, управлению колесницей и военному делу. Свободное от тренировок время почти полностью уходило на пиры и охоты, до которых троянские аристократы были большие любители. С Деифобом вчерашний пастух на удивление быстро помирился и даже сдружился.
– Проиграть равному не обидно, - заявил тот, пожимая руку Парису, и с тех пор относился к нему как к родному.
Лишь изредка удавалось Парису отправиться на Иду, где жил его приёмный отец и ждала любящая нимфа. Однако чем дольше жил царевич в Трое, тем реже появлялся он там, где вырос. Ему, познавшему роскошь и развлечения великого города, уже были скучны простодушные друзья детства, а Энона на фоне обольстительных троянских красавиц больше не казалась лучшей из девушек. Несколько раз он предлагал ей переехать с ним в город, но нимфа неизменно отказывалась покидать родные места, говоря, что ей не место среди людей.
Между тем шли годы. К Парису в Трое привыкли, и никто не вспоминал тревожные предсказания о его судьбе. Он же потихоньку стал принимать участие в управлении городом, по мере сил помогая отцу и старшему брату.
***
Хоть и стояла Троя на морском берегу, довольно долго троянцы не имели собственного флота. Они занимались земледелием, ремеслами и скотоводством, а также разрабатывали золотые рудники. Разумеется, у них были рыбаки, которые на больших лодках выходили на промысел, но настоящие корабли, пригодные для многодневных путешествий в открытом море, тут не строили. Сначала, когда только был возведен город, не умели, а потом в них не было надобности, ведь за небольшую плату свои корабли с уже подготовленными экипажами сдавали в аренду троянским царям финикийцы. Кроме того, власть Трои признавали жители недалеких островов Тенедос и Лесбос, имевшие прекрасные гавани и собственные суда. Так что дешевле и проще было не строить и содержать свой флот, а при необходимости нанять или призвать союзный.
Однако нашелся среди троянцев тот, кто решил иметь свои собственные суда. Звали этого купца и мастера Ферекл, и своей идеей он поделился с Парисом. Молодой царевич решил, что это хорошее вложение денег, и принял участие в постройке первых кораблей для будущего флота.
Вскоре девять пенителей морей были спущены на воду. Из молодежи были навербованы экипажи, а Парис занял место на мостике первого из кораблей. Сначала уважаемые люди города скептично смотрели на дело Ферекла и Париса: мол, балуется юный царевич от избытка свободного времени и лишних денег. Однако уже в первый выход в море троянцы нагнали купеческий корабль, капитан которого во избежание неприятностей был вынужден уплатить Парису «десятину Приама», как сделал бы это, веди он караван сушей через Трою. Пусть и небольшая, но приятная добыча, а главное, открывшаяся перспектива изменила отношение троянцев к флоту принца.
Когда команды достаточно освоились, Парис принялся делать визиты к соседям. Разумеется, абсолютно дружеские. С соответствующими дарами и уверениями в уважении. Но охранявшие царевича воины наглядно демонстрировали возможности Трои. Надо ли говорить, что в сопровождение сыну Приам выделил отборных воинов, получивших дорогие и редкие доспехи, чтобы один их вид символизировал силу и богатство города. Попутно эскадра Париса погоняла пиратские суда, до этого рыскавшие вокруг идущих в Трою купеческих караванов. Так что вскоре и другие знатные троянцы стали строить себе корабли, посчитав это выгодным делом.
Парис же, посетив царства, лежащие в Малой Азии, решил устроить поход за море, в Грецию. Напрасно мать уговаривала его хоть немного побыть с ней на родине - возмужавший и почувствовавший свою силу царевич жаждал приключений. Его горячая кровь бурлила в венах, и ему хотелось испытать себя в достойном деле, проявить удаль и отвагу. Всюду он стремился быть первым: на пирах, в охоте на опасных зверей, в состязаниях и путешествиях. Так что Парис уже просто не мог сидеть без дела, довольствуясь размеренностью дворцовой жизни.
Повод же для поездки в Элладу нашелся быстро. Много лет назад непобедимый Геракл со своими воинами захватил Трою. В числе взятой греками добычи оказалась и сестра Приама, троянская царевна Гесиона, которую Геракл отдал своему сильнейшему соратнику Теламону. Со временем этот герой стал царем острова Саломин, а плененная царевна родила ему сыновей Тевкра и Трамбела.
- Отец, разреши мне отправиться в Грецию и узнать о судьбе твоей сестры, - обратился Парис к Приаму. – Я передам ей, что ты помнишь о ней и желаешь долгих лет жизни. Если же она пожелает, то я попытаюсь вернуть ее на родину. Заодно познакомлюсь с Тевкром и узнаю, не станет ли он нашим союзником, если придется Трое вступить в войну.
- Сестра, скорее всего, уже много лет как ушла в Аид, а греки опасны. Даже их цари не брезгуют пиратством и разбоем. Зачем совать голову в пасть льва? – попытался отговорить его умудренный опытом Приам.
- Раз они опасны, то тем более, надо знать, на что они способны и что замышляют. Их корабли регулярно оказываются у наших берегов, мы же ни разу не ступали на землю Эллады. Надо показать, что мы тоже можем пересечь море. Троя сейчас гораздо сильнее, чем была при твоем отце, а греки, наоборот, ослабли. Равный богам Геракл давно мертв, ахейские царства воюют между собой, а потомки хитрого Пелопа истребляют друг друга. Самое время показать, что мир изменился, и Троя больше не будет терпеть пиратов у своих берегов.
В конце концов, Приам согласился, и началась подготовка к дальнему плаванию. Корабли были заново осмолены и выкрашены, а их команды пополнены. На острове Лесбос были наняты опытные кормчие, знающие пути через Эгейское море.
Все троянцы с увлечением ждали эту экспедицию, и лишь Кассандра была против. Предсказывала вещая дочь Приама, что привезут корабли на родину смерть и горе, но никто не слушал. Смеялся Парис над словами той, кого считали безумной, она же в отчаянии просила отца запретить поход, а получив отказ, кидалась то к морякам, то к воинам, прося остановить своего брата. Только никто не верил девушке.
Незадолго до отплытия Парис отправился на Иду, где его ждала его возлюбленная нимфа Энона. Будучи внучкой древнего титана Океана, она имела дар предвидения и поэтому чувствовала, что плавание Париса закончится бедой. Поэтому предприняла она все усилия, чтобы уговорить любимого изменить свои планы. Во имя их любви умоляла нимфа отменить поездку. Однако Парис, услышав ее просьбу, лишь разозлился, посчитав, что нимфа из-за ревности хочет лишить его славы. Тогда впервые они поссорились, но все же смирилась нимфа с неизбежным и отпустила царевича. Проведя с Эноной ночь, Парис отправился в гавань, где его уже ждали корабли.
Прощаясь, нимфа сказала:
- Если тебя ранят в бою, скорее спеши ко мне, и я клянусь, что вылечу любую твою рану.
И уже перед отплытием еще один троянец предостерег Париса. Молодой царевич-прорицатель Гелен подошел в порту к брату и, тихонько уведя его подальше от чужих ушей, сказал:
- Я трижды гадал по полету птиц о твоем путешествии. Каждый раз выходило, что тебя и всех твоих близких ждет беда.
- И ты тоже хочешь отговорить меня? – поинтересовался Парис.
- Нет, я знаю, что судьбу не обмануть. Просто будь осторожен!
- Хорошо! Но не переживай, я вернусь целым и невредимым!
Спустя час флотилия Париса отправилась на Запад. Гребцы дружно налегли на весла, и корабли стремительно удалялись, превращаясь в точки на горизонте. Зрители, провожавшие царевича, разошлись по своим делам, и на причале осталась одна лишь Кассандра. В очередной раз видела она кровавое будущее, которое приближал ее брат, и не могла ничего изменить. Горькие слезы бессилия и отчаяния двумя ручьями текли по ее щекам, но она, погруженная в пророческий транс, не замечала их.
***
Вопреки предсказаниям, плавание шло легко. Попутный ветер позволил поставить паруса, и гребцы отдыхали почти весь путь. Первую остановку Парис решил сделать на острове Эвбея, где правил царь Навплий, потомок морского бога Посейдона.
Уже на подходе к острову троянские корабли были встречены быстроходным дозорным судном, которое, круто развернувшись, умчалось к гавани.
- Заметили, - произнес Ферекл.
- Разумеется, к владениям Навплия никто незамеченным не проберется, - ответил ему кормчий. Сейчас он известит своих, и нам навстречу выйдет царский флот.
- Здесь всех так встречают? – поинтересовался Парис.
- Конечно, нет. Плыви мы на купеческих круглобортых посудинах, никто бы и не всполошился. А так даже слепому видно, что у нас боевые корабли, а кто мы и чего хотим неизвестно, - пояснил кормчий.
- Боятся пиратов?
- Навплий сам пират, вот и держится всегда начеку.
- Царь – пират? И как его терпят соседи?
- Говорят, что когда Навплий был молод, он, собрав отряд головорезов, грабил купеческие суда по всему морю. А еще он по ночам зажигал фальшивые маяки. Моряки шли на их огонь, но вместо бухты их корабли налетали на скалы. Там их уже ждали молодцы Навплия, которые добивали экипажи. Так он скопил богатства, которые пустил в дело. И вот сейчас он один из богатейших царей Эллады. Его флот силен и контролирует судоходство на много дней пути от Эвбеи. Купцы платят ему, чтобы с их судами ничего не произошло в пути, а кто не хочет платить, рискует встретиться с пиратами. Только все понимают, какие это пираты, а потому не скупятся при встречах с царем, - рассказал кормчий.
- И никто не попытался уничтожить пирата? – удивился Парис.
- Другим царям это не надо, а купцы не остаются в обиде. Ведь стараниями Навплия Эвбея стала самым большим рынком Эллады. Тут можно продать или купить все, чего только пожелает душа. Хотя славен этот рынок, прежде всего, рабами.
- Я слышал об этом, - включился в разговор Ферекл.
- Слышать – одно, а видеть – другое. На Эвбее можно купить рабов со всего континента. Сюда стекаются все, кому довелось надеть ошейник. Плененные во время войн или пиратских набегов, жертвы кораблекрушений, надоевшие жены, ненужные дети или должники. Если есть деньги, то тут можно приобрести кого угодно: нежных женщин, умелых мастеров или простых козопасов и здоровых рабов для своих полей... – улыбнулся кормчий.
Пока путники разговаривали, из неприметной бухты им навстречу вышли два десятка кораблей, которые, развернувшись полумесяцем, стали окружать эскадру Париса.
Оказавшись на расстоянии полета стрелы, эвбейские корабли остановились. Чтобы продемонстрировать добрые намерения, по приказу Париса троянские суда также снизили скорость.
Затем осторожно приблизились друг к другу флагманские корабли, и греки с троянцами смогли переговорить, выясняя намерения друг друга. Убедившись, что перед ними не враги, эвбейцы предложили сопроводить Париса до гавани, на что он согласился.
Едва корабли причалили, к флагману подошел рослый мужчина в длинном хитоне с синей каймой. В руке у него был резной посох, а на поясе висел короткий кинжал в дорогих ножнах. Скорее статусное, чем боевое оружие, - в уме оценил Парис.
- От имени владыки Навплия приветствуем тебя, гость, на благословенной эвбейской земле, - обратился он к царевичу - Я Эгисф, распорядитель царского дворца. Государь извещен о вашем прибытии и ожидает у себя.
Отдав приказ дожидаться его возвращения, Парис с десятком друзей и приближенных отправился вслед за Эгисфом. Самому царевичу в знак уважения к его сану была подана колесница, править которой стал распорядитель, а прочим пришлось идти пешком. Впрочем, дорога была недалекой, а возница не гнал коней, так что пешие не отстали и не устали, когда показались мощные стены городской цитадели.
Миновав два поста стражи, гости оказались у просторного дворца, где колесница остановилась. Поклонившись, распорядитель незаметно исчез, передав гостей в руки новых слуг, которые не мешкая провели Париса со спутниками в мегарон, главный дворцовый зал.
В центре мегарона был расположен круглый очаг такого размера, что на его огне легко можно было зажарить целого быка. Сейчас в нем горел небольшой огонь, скорее символизирующий уют, чем служащий для освещения и обогрева. Вокруг очага стояли резные колонны, поддерживающие балки крыши, а оштукатуренные стены были покрыты фресками со сценами морских баталий и диковинных зверей.
В глубине зала стоял вырезанный из дуба и инкрустированный слоновой костью мощный трон, на котором восседал сам царь.
Прожитые годы уже наложили на него свой отпечаток, лицо царя было покрыто сетью морщин, а в бороде и волосах вились серебряные нити. Однако перехваченные золотыми браслетами руки бугрились мышцами, а взгляд был острый и внимательный. Навплий смотрел на пришельцев и в уме рассчитывал, что принесет ему этот визит и как его обернуть в свою пользу.
Стремительно вышедший из боковой двери Эгисф стукнул посохом в каменный пол и громким голосом провозгласил:
- Чужестранцы, приветствуйте славного ванакта Эвбеи благословенного и непобедимого Навплия!
- Радуйся, ванакт! Царевич Парис и храбрые троянцы приветствуют тебя. Прими эти малые дары в знак нашей дружбы. – Парис дал знак, и два его воина вышли вперед, поднося к трону сверток с подарками: бронзовым шлемом и украшенным золотой насечкой лабрисом .
- Радуйся, гость! Отдохни с дороги, а после расскажешь, что привело тебя в мои владения, - ответил Навплий.
Повинуясь едва заметному жесту царя, прекрасные служанки поднесли массивные золотые чаши филигранной работы наполненные красным как кровь вином каждому гостю. Вроде бы негромкий голос правителя был слышен каждому в зале:
- Чествуя законы богов выпьем этот рубиновый дар Диониса за гостей. Одобрительный гул как морская волна прокатился по воздуху растворяясь вместе с последними выпитыми каплями вина. Затем троянцев повели в гостевые покои, где они могли переодеться и омыться с дороги. Взявший шефство над гостями Эгисф, проведя Париса в его комнату, поинтересовался, не нужно ли чего, представил слугу, который будет помогать царевичу, и сообщил, что на закате в честь гостей состоится пир.
- Подожди, а экипажи моих кораблей?
- Не беспокойся, от щедрот ванакта им поднесут должное число пифосов с вином и лепешек с мясом. Да, кстати, наша стража присмотрит, чтобы их никто не обидел, - улыбнулся Эгисф.
- Ха, лучше следите, чтобы они вас не обидели, - ответил Парис в полголоса, но Эгисф уже удалился.
До заката Парис и его спутники не только успели привести себя в порядок, но и прошлись по городу, принеся жертвы богам в местных храмах, посетили рынок и вернулись на свои корабли, где их ждала команда.
Было решено провести на острове добрый десяток дней, потому, посоветовавшись с кормчими, царевич приказал вытащить троянские суда на берег и для большей сохранности установить их на деревянные бревна-катки. Затем Парис распорядился выставить вокруг кораблей усиленную охрану и разрешил всем свободным от дел морякам отдохнуть на берегу. Чтобы поощрить своих людей за успешный поход и заодно продемонстрировать местным жителям свое богатство, сын Приама выдал каждому из моряков подарок в сумме их месячного жалования.
На закате умащенные благовониями и надевшие лучшие одежды троянцы снова вошли в главный зал, где столы уже ломились от еды. Парису было отведено почетное место рядом с царем, а остальные троянцы разместились между эвбейскими воинами и вельможами.
По обычаю Навплий принес жертву Зевсу, плеснув вином из своей чаши к порогу, и начался пир. Хозяева и гости соревновались в красноречии, произнося тосты, целая отара овец нашла упокоение в животах собравшихся, а вино лилось рекой.
Когда гости утолили голод, царь отдал приказ, и в зал впорхнули полуодетые танцовщицы, вызвав всплеск радости у пирующих. Под музыку флейт, форминг и авлосов девушки кружились по залу, находя себе кавалеров с которыми и исчезали в боковых комнатах.
Убедившись, что веселье в разгаре и больше ничего не требуется, Навплий увел Париса в малый зал, где их ждал столик с фруктами и амфора вина.
- Прости, что оторвал тебя от любования служанками, но думаю, это развлечение можно немного отложить, - начал ванакт. - Пусть наши люди отдохнут и повеселятся, а мы пока побеседуем о всяких скучных делах в тишине и без помех.
- Как тебе будет угодно, богоравный Навплий, - ответил Парис, отщипывая виноградину от грозди.
Умеющий торговать не хуже, чем воевать, эвбейский царь хотел узнать о торговых маршрутах, идущих через Трою в далекие азиатские страны: Хеттское царство, Митанни, Вавилон и Ассирию. Его интересовали сведения о силе армий восточных стран и товарах, производимых там. Пользуясь случаем, он хотел договориться о доступе своих представителей на новые рынки и о сотрудничестве с троянскими купцами в этом деле. Однако, к его сожалению, Парис мало что мог рассказать о торговле и не мог ничего обещать, не посоветовавшись с отцом.
Зато царь смог рассказать Парису о судьбе его тетки Гесионы и ее хозяина Теламона. Как оказалось, этот герой давно уже отправился к Аиду, погибнув во время похода Геракла против Элиды. После его смерти законная жена изгнала Гесиону и ее детей с Саламина, и те нашли приют в Спарте. Там она и умерла спустя некоторое время, а ее старший сын Тевкр остался жить в Спарте и вместе с греческими героями сватался к Елене Прекрасной.
Завершив разговор, ванакт и его гость вернулись в большой зал, где их отсутствие мало кто заметил. Разгульное веселье длилось до самого утра, когда наконец-то уснули самые крепкие из пирующих.
Спустя день, когда все протрезвели, эвбейцы устроили большую охоту, в которой приняли участие и Парис с приближенными. Три дня они гонялись за зверями, ночуя в охотничьем домике царя. Сын Приама не упустил возможности продемонстрировать свою ловкость, убив рогатиной матерого кабана. Другие охотники также не остались без добычи, так что и гости, и хозяева получили удовольствие. После охоты Парис объявил, что пришла пора отправиться ему в Спарту, и на прощание Навплий устроил еще один пир, во время которого троянскому царевичу поднесли в подарок клыки убитого им кабана, оправленные в серебро.
Наконец, после десятидневной стоянки на Эвбее, троянская эскадра двинулась в дальнейший путь, а ванакт созвал своих приближенных, все эти дни внимательно следивших за гостями, для того, чтобы вместе сложить воедино все, что удалось узнать о троянцах.
В Спарте
Окутанный белыми бурунами пены крепкий форштевень троянского корабля легко резал лазурные морские волны, с каждым мгновением приближая царевича к цели. Наконец вдали показались и стремительно стали увеличиваться прибрежные скалы.
- Вот мы и достигли земли Лакадемон, которую чаще называют по имени её столицы Спартой, - сказал Ферекл Парису, а затем, сверившись с картой, велел эскадре идти вдоль побережья. К обеду корабли достигли устья полноводной реки Эврот, где Парис приказал высадиться на берег.
- Интересно, доведется ли нам увидеть царицу Елену? Хотелось бы оценить, так ли она хороша, как рассказывают, - поделился с товарищем царевич.
- Ты мало в жизни видел красивых женщин? В здешнем захолустье она, может, и слывет красавицей, а в Трое Елена поблекла бы на фоне наших девиц, - отмахнулся мастер.
- Может и так, только есть в ней что-то, раз столько героев добивались ее руки.
- Ха, руки они добивались! – рассмеялся Ферекл, - Ее приданным была царская корона, вот и слетелись со всех сторон жадные до поживы стервятники. Все эти нищие вожди козопасов, гордо называющие себя басилевсами и ванактами, все богатство которых состоит из десятка волов да пурпурного плаща, доставшегося еще от дедов-прадедов.
Под такие разговоры корабли были вытащены на берег, и вокруг них быстро и ловко был разбит лагерь. Повара принялись готовить ужин, стражники вышли в дозор, а все остальные участники похода просто отдыхали, радуясь возможности растянуться на твердой земле.
Не рискуя подниматься вверх по течению бурной реки без надежного лоцмана, Парис решил взять с собой часть воинов и отправиться посуху в крепкостенную Спарту. В близлежащем городке Амиклы Парис купил себе колесницу и для спутников приобрел нескольких коней. Здесь же он нанял проводников, которые довели его до столицы.
Слухи о прибытии заморского принца опередили Париса, и у городских ворот троянца уже встречала царская стража, призванная уберечь гостя от назойливого внимания любопытных горожан. В сопровождении спартанских гоплитов троянцы отправились к местному правителю. Царь Менелай уважил Париса, встретив его у порога своего дворца и лично пригласив быть гостем.
Разумеется, был устроен пир с обильными возлияниями и пышными тостами-величаниями, в которых прославлялись подвиги собравшихся. К сожалению Париса, его родича Тевкра в это время в Спарте не было, так что сманить воина на родину предков не удалось.
Зато с приветливым словом к пирующим троянцам вышла хозяйка, и мореходы замерли, восхищенные ее красотой. Не зря, ох не зря прославляли рапсоды Елену, называя ее земной богиней и прекраснейшей среди смертных. Может, и не лукавили досужие болтуны, когда шептались, что был ее отцом сам Зевс-громовержец.
Шла она, и замирали люди, провожая обожающими взглядами стройную фигуру своей золотоволосой владычицы. Лишь плыл мелодичный звон золотых браслетов, обвивавших белоснежные руки красавицы, лишь ласкали обоняние окружающих благоухания дивных духов, лишь двумя солнцами светили-искрились бездонные глаза…
Не бывают женщины Эллады на пирах, не празднуют на равных вместе с мужчинами, но прошла Елена через зал и опустилась рядом с супругом, и никто не возмутился таким попранием обычаев.
Поднес восхищенный Парис царице в подарок ларец с драгоценностями работы лучших троянских и восточных мастеров. Обрати эти золотые игрушки в звонкую монету - и боевой корабль можно купить, да еще и на найм опытных воинов для дружины хватит.
Выбрал бы царевич в подарок только одно кольцо с самоцветом или браслет с затейливой насечкой, и то все бы поразились его щедрости, а Парис все сразу отдал и ничуть не пожалел об этом. Что ему деньги, когда можно обменять сокровища на искреннюю радость, блеснувшую в прекрасных глазах, и на белозубую улыбку спартанской царицы.
Встретились глаза Париса и Елены, и родилась у троянца мысль-желание обладать Еленой, покорить сердце красавицы, словно вражескую крепость. Кто знает, была ли это любовь, разожжённая в его сердце Афродитой, или сын Приама просто хотел доказать всем свое превосходство над лучшими ахейскими воинами, некогда отвергнутыми красавицей…
Может, простое тщеславие двигало им. Смотрите, мол, друзья и недруги: не простую девушку я себе на ложе взял, а с гордой царицы одежду снял, ее грозного мужа провел! Чем не повод для гордости и хвастовства молодого и буйного повесы?
Кто знает, какие мысли были в голове у троянца, какие чувства горели в сердце? Только забыл в тот вечер Парис законы гостеприимства, и на беду своему народу решил соблазнить Елену.
На много дней остался Парис в Спарте. Почтил он дух Гесиона, принеся на ее могиле в жертву Аиду черную овцу. Участвовал в охотах и пирах, соревновался в силе и ловкости с местными юношами на спортивных состязаниях. Сорил деньгами, покупая ткани и другие подарки для служанок Елены, которые доносили до своей хозяйки все новые и новые истории о красивом и сильном царевиче. В итоге Елена все чаще и чаще направлялась туда, где вились черные кудри Париса.
Вот устроил Менелай соревнования лучников. Хорошо стреляют спартанские юноши, но вышел на ристалище Парис, и не сдержали зрители, сами бывалые воины, удивления. Бил царевич самые малые мишени без промаха, с запредельного расстояния всаживал стрелу в подвешенный на нитке перстень, сбивал выпущенных в небо голубей… Так увидели спартанцы воочию древнее искусство Аполлона во всей его смертоносной красоте.
- Клянусь своей бородой, этот юноша во владении луком не уступает самому Гераклу, - восхитился один из лаконских полководцев.
Услышав это сравнение, Парис подошел к говорившему:
- Ты видел великого Геракла? Каким он был?
Воин задумчиво покрутил рукой свою седую бороду и ответил:
- Да, я видел его. Но лучше бы никогда не встречать мне этого великого убийцу. Я был еще ребенком, но помню, как войско Геракла подошло к нашим стенам. Спартанцы не дают и не просят пощады, и кровь тогда лилась ручьями. Мы бились хорошо, но Геракл разил одного за другим лучших из наших героев. Убитых было столько, что земля уже не могла впитать всю пролитую кровь, и багряные ручьи текли, извиваясь как чудовищные змеи. В тот злосчастный день я осиротел, а наш гордый город погрузился в траур по своим сынам. Не было ни одного дома, в котором не выли бы женщины, причитая над погибшими мужьями и сыновьями. Да, я помню Геракла Истребителя!
- Жаль, что его уже нет, - сказал царевич. - Мне было бы интересно увидеть того, о ком вспоминают с трепетом на обоих берегах моря, и испытать свои силы в соревновании с ним.
- Парис бы и Геракла победил! – восторженно заявил один из сопровождавших принца троянцев.
Спартанец иронически скривил губы, но Парис этого не заметил, так как глашатый повел его к помосту, с которого Менелай судил состязания. Пока Менелай объявлял победителя и вручал награду, старый спартанец пристально наблюдал за Парисом. Было видно, что происходящее ему не доставляет радости, и, не считая нужным это скрывать, он хмурился и сжимал зубы.
- Обидно, что наши ребята проиграли, но надо признать, что черноволосый - действительно хороший лучник, - попытался отвлечь его один из товарищей, крепкий мужчина с цепким взглядом и неприметной внешностью.
- Все верно, Ладон! Выиграл он честно, но мне Парис не нравится. От таких самодовольных юнцов окружающим стоит ждать беды. Они вечно считают себя лучше всех и постоянно пускаются в авантюры, которые потом приходится расхлебывать простым воинам. Ты слышал, он бы с Гераклом поборолся?! – засмеялся ветеран. - Да сын Зевса удавил бы этого зазнавшегося юнца, как недельного щенка. Вместе со всеми его лизоблюдами, которые так и зыркают по сторонам, словно прикидывают, сколько стоит все вокруг.
- Не переживай, мои люди постоянно следят, чтобы ни троянцы не зашалили, ни наши лихие молодцы не пустили бы им кровь. Так что ничего страшного не случится.
- Ну и хорошо, - кивнул полководец. - Раз уж ты обратил на них внимание, то можно быть спокойным.
- А куда мне деваться? Должен же кто-то приглядывать за порядком, пока все веселятся, усмехнулся Ладон, который уже много лет был начальником спартанской тайной стражи.
***
Вечером в честь своей победы Парис устроил пир, на который пригласил и царскую чету. По его просьбе Ферекл и другие троянцы отвлекали беседой Менелая, а сам он постарался в это время завоевать внимание Елены. Чередуя веселые истории с рассказами о своей далекой родине, он распалил воображение красавицы, заинтриговал ее и добился благосклонности.
Все следующие дни царевич осторожно, но неотступно вел охоту на сердце Елены. Просыпаясь, слышала Прекрасная от щедро одаренных служанок восхищенные отзывы о троянце, выходила она во двор и видела одетых в лучшие наряды гостей, отправлялась в храм или на рынок и там «случайно» встречала веселого Париса, который осыпал ее комплиментами и бросал такие жгуче-выразительные взгляды…
Никто не понял как, но вскоре стал сын Приама непременным спутником и собеседником царицы. Гуляя со своей спутницей по саду, Парис рассказывал о своей родине. Он говорил о величественных храмах, где вещают оракулы, о возвышающейся над Троей неприступной крепости Илион и о рынках обширного Нижнего города, где можно встретить купцов со всего мира. Расписал в красках, в каких роскошных загородных дворцах живет троянская знать и каким вниманием и богатством была бы окружена Елена, живи она в Трое.
Женщина слушала эти слова, как волшебную сказку, а потом бросала взгляд на окружавший ее город и мрачнела. Ведь даже золотообильные Микены, самый богатый из греческих городов, казался жалкой деревней по сравнению с Троей. Что уж говорить о суровой и бедной Спарте?
Сравнивала она и своего мужа с гостем. Конечно, Менелай силен и храбр, конечно, он отец ее детей и она уважает своего супруга. Только вот как он прост… Как бедна и немногословна его речь, как грубы вкусы… Раньше этого не замечала царица, но рядом с блестящим троянцем стал казаться бледной тенью Менелай. Сам же супруг, поглощенный государственными делами, не обращал внимания на происходившее и даже не подозревал о переживаниях своей жены.
Может, и не решилась бы Елена на измену, но пришел на помощь Парису случай. В один из вечеров, когда царедворцы и троянцы как обычно пировали, в мегарон вошел взволнованный слуга, который быстрым шагом направился к владыке.
- Государь, к тебе гонец с Крита, - обратился слуга, подойдя к Менелаю.
- Прошу меня простить, мои дорогие гости! Дела меня зовут, а вы продолжайте пир, не стесняйтесь. Как только смогу, я присоединюсь к вам.
Спустя мгновение в малом зале царь встречал прибывшего. Это был уже немолодой и явно знатный критянин. Его хитон был богато отделан вышивкой, кожаные сандалии украшены золотыми бляшками, а на пальцах блестели перстни с самоцветами.
- Радуйся, гость! Был ли благополучен твой путь? Что привело тебя в наш край?
- Радуйся, царь Менелай! Меня зовут Полинник, и я много лет был другом и советником критского владыки. Привез я тебе нерадостные вести, мой государь и твой дед Катрей отправился к Аиду.
- Как это произошло?
- Сколько уж раз пытались люди обмануть свою судьбу, да только мало кому это удавалось. Не удалось это и критскому царю, потомку великого Миноса. Предсказал некогда оракул, что погибнет он от руки своего сына. Чтобы это не произошло, единственный сын царя собрал вещи и переселился на остров Родос, где основал собственный город. С тех пор прошло много лет, и состарившийся Катрей стал задумываться, кому достанется трон после его смерти. Как ты понимаешь, вариантов было немного: родной сын Алфемен, внук от дочери Климены Паламед, живший на острове Эвбее, или вы с братом, внуки от дочери Аэропы. Сперва государь решил встретиться и поговорить с сыном. Для этого он снарядил корабль и отправился на Родос. Я сопровождал его и видел все своими глазами.
Мы благополучно добрались до острова, но наш кормчий не знал, где живет Алфемен. Поэтому мы пристали в первой же удобной бухте и решили спросить дорогу у местных жителей. Наш царь со своими телохранителями сошел на берег и отправился искать проводника. Однако родосцы, увидев вооруженных чужаков, приняли нас за пиратов и решили первыми напасть. Когда это случилось, мы взялись за мечи, и завязался бой. Вскоре к нашим врагам примчался на помощь отряд местных дружинников. Их вождь не стал разбираться в ситуации и прямо с колесницы метнул дротик и поразил царя.
- Убийцей оказался Алфемен? – прервал гостя Менелай.
- Именно. Так свершилось пророчество, и Крит остался без владыки. Узнав, кого поразил, Алфемен обезумел от горя. Он воззвал к богам, прося забрать его жизнь…
- И?
- Аид услышал эту молитву. Земля разверзлась, и убийца рухнул в образовавшуюся расселину. Сразу после этого края ямы сошлись, и парень оказался погребен заживо.
- Что дальше?
- Умирая, Катрей приказал похоронить его на родине, а казну разделить между потомками. Трон же остался пустым, и критяне сами выберут себе царя. Тело царя положили в дубовую колоду, залили медом для сохранности и отправили на Крит, а мы помчались к его внукам с этой вестью. Если хочешь успеть на погребение и организовать достойные погребальные игры, поспеши отправиться со мной.
- Я понял тебя. Отдохни с дороги, а на рассвете мы отправимся на Крит.
Следующим утром Менелай простился с Парисом и иными своими гостями и с отрядом телохранителей отправился в порт, где стоял критский корабль. На время его отсутствия хозяйкой во дворце осталась Елена, которой супруг поручил позаботиться о троянцах до его возвращения.
***
Когда Менелай с ближайшими соратниками покинул Спарту, Парис перешел к еще более активным действиям по соблазнению Елены. Если до этого поведение троянца можно было трактовать как знак уважения к хозяйке, то теперь он не оставлял женщине сомнений в своих намерениях. Тем более что у соблазнителя появилась во дворце союзница. Верная своему слову Афродита спустилась в жилище Елены и, оставаясь невидимой, стала разжигать в сердце спартанки любовный жар и навевать ей сладкие чувства и запретные желания.
Так как царя в столице не было, то и больших пиров во дворце больше не устраивали. Однако верная традициям гостеприимства царица в первый же вечер пригласила Париса к себе в малый зал на ужин. Все еще пребывая в растерянности, Елена не знала, как должна поступить. Однако, по подсказке богини, она отпустила практически всех дворцовых слуг, оставив лишь пару верных женщин.
Так что вечером она лично угощала гостя, собственными руками давая кушанья и наливая вино. Когда беседа и пьянящий напиток сломили последние остатки здравомыслия у молодых людей, Парис предложил восславить Диониса, подарившего людям радость. В честь веселого бога каждый пролил на землю несколько капель из кубков и произнес приличествующие случаю слова. Когда, отпив из кубка, Елена опустила взгляд, то увидела, что на столе появилось признание в любви к ней, выведенное винными каплями.
- Сладка и пьяняща кровь Ампелоса , - произнес Парис. - Но сдается мне, что твои губы куда более сладки, моя прекрасная госпожа. Подари же мне поцелуй, чтобы я в этом убедился!
Придала Афродита словам молодого воина убедительность, прикрыла его своим одеянием, и показался он Елене прекрасным, словно бог. Не смогла отказать красавица… Как-то незаметно из трапезной перешла царица с гостем в спальный покой, и лишь на заре покинул его весьма довольный собой Парис.
Соблазнив красивейшую из греческих женщин, решил троянец, что можно заканчивать путешествие. Поэтому послал он гонца на корабли с приказом спускать их на воду и погрузить на борт запасы воды и пищи. Бывшим с ним в городе землякам он приказал собираться в путь и быть готовым к любым неожиданностям. Теперь ему предстояло решить, уехать самому или попробовать забрать с собой и Елену.
- Что толку от моих стараний, если никто не узнает, как отдалась греческая царица троянцу. А рассказать - кто мне поверит? Если уплыву без нее, то любой сможет оспорить мои слова и, не имея доказательств, прослыву я пустословным бахвалом, - рассуждал Парис. – Значит надо уговорить ее бросить Спарту и плыть со мной. Только захочет ли она? Тут она законная царица, а в Трое кем станет?
Почесал голову сын Приама и тут же сам себе ответил:
- Как это кем!? Станет моей женой и будет троянской царевной. Уж это явно лучше, чем быть правительницей нищих козопасов. К тому же вернется Менелай, узнает о случившемся - и ждет Елену расправа, если не укроется она под эгидой моего великого города.
Эти соображения изложил он царице, да только не нужны были ей рассуждения. По зову сердца и воле Афродиты полюбила она чужестранца и, забыв законного мужа и долг правительницы, готова была идти за избранником хоть нам край света. Парис же под влиянием чувств, пообещал, что не наложницей войдет Елена в его дом, а законной женой.
Понимая, что спартанцы воспротивятся этому, решили любовники действовать тайно. Лишь пятерых своих служанок посвятила в свои планы Елена. Они собрали свою госпожу в дорогу, через потаенную калитку вынесли и переправили на корабли ее вещи.
Желая еще больше понравиться Парису, открыла Елена своему любимому казну Спарты, и ночью вынес он большую часть царских сокровищ, которые стали приданным Елены. Много раз пришлось царевичу спускаться в подземелье, где хранил Менелай свое серебро, чтобы перенести подарок к своим колесницам.
Когда Парис уже завершил свое дело и уходил из ограбленной сокровищницы, у дверей встретил его Ладон. Неожиданно и бесшумно, словно призрак, возник он, выйдя из темноты подземелья, а из бокового коридора появились два воина, отрезая троянцу путь на поверхность.
- Так-так, - усмехнулся старый спартанец. - А я сперва даже не поверил своему шпиону. Решил, что он с пьяных глаз все спутал.
- Я ее люблю, она любит меня, так что не пытайся нам помешать, - ответил Парис, сбрасывая мешок с ценностями на землю и готовясь выхватить меч.
- Эх, молодежь! Кипит у вас кровь, заставляет делать глупости, о которых потом жалеть придется. Место Елены в Спарте, ведь стоит ей пропасть, как начнется у нас опять грызня за трон, польются кровавые реки. А я, видишь ли, этого очень не хочу. Так что ты сейчас оставишь все, что взял, и со своими людьми немедленно покинешь страну. А Елена вскоре забудет тебя как мимолетный сон. Кстати, Менелаю о произошедшем знать не обязательно. Он человек резкий, еще мстить задумает, а нам это надо? Не надо! Так что я гарантирую, что здесь никто не проговорится об этой маленькой тайне, а ты уж будь добр, позаботься, чтобы троянцы не стали глупые слухи распускать.
- А если я откажусь?
- Тогда не обижайся, но один троянский царевич пропадет по дороге домой.
- Убьешь, значит?
- А тебе не рассказывали, что чужих жен соблазнять - занятие весьма рискованное? Голову легко можно потерять.
Пока шел разговор, Парис готовился к схватке. И едва Ладон договорил, царевич прыгнул на спартанских воинов. Без щита и доспехов победить двух гоплитов в полном снаряжении дело почти невыполнимое, особенно если знать, что гоплиты эти одни из лучших царских воинов, не одного врага отправившие в Аид. Только, видать, кто-то из бессмертных помогал царевичу: заколол он одного врага, увернулся от удара другого и перерезал тому горло. Два тела еще не рухнули на пол, как троянец уже мчался к Ладону. Тот не стал убегать и, выхватив из складок одежды кинжал, встретил врага. Сила и скорость юного Париса сошлись с опытом бывалого воина. Хитрым приемом выбил Ладон меч у троянца и хотел ударить кинжалом, да только успел отбить этот удар царевич, а затем и перехватить правую руку спартанца, обезопасив себя от смертоносной бронзы. Затем сумел он схватить старика за горло и задушить. Когда тело врага обмякло, Парис вынул из разжавшихся пальцев спартанца кинжал и ударом в сердце добил Ладона. Успокоив дыхание и стерев кровь со своих рук, он подхватил мешок и отправился к Елене, которая ждала бегства в своих покоях.
Рассказывать о случившимся царице он не стал, но поторопил любовницу, объяснив, что их приготовления могли заметить. Спустя несколько мгновений они вышли во двор, где их уже ждали троянцы на колесницах. К счастью, Ладон, надеясь договориться, не стал никого предупреждать и поднимать тревогу, так что Парис с Еленой благополучно покинули дворец. Уезжая, царица даже не оглянулась на город, в котором прошли ее детство и юность. Свою девятилетнюю дочь Гермиону Елена оставила в Спарте, зато взяла с собой своего любимого сына, которого звали Плисфен.
***
Впрочем, Парис рано радовался успешному похищению. Уже практически на морском берегу его нагнал отряд спартанских стражников и примкнувших к ним горожан, кинувшихся возвращать царицу и сокровища.
Поняв, что он не успеет достичь кораблей, Парис принял решение. Сокровища со слугами и служанками он отправил вперед, а сам со своими телохранителями нашел узкое место между придорожным храмом Аполлона и скалами, где и преградил дорогу преследователям. Опустившись на одно колено, немногочисленные троянские щитоносцы стали в первую линию, за ними выстроились копьеносцы, а лучники встали на колесницы и залезли на придорожные скалы, чтобы стрелять поверх голов товарищей. К удивлению троянца, Елена отказалась убегать и осталась с ним.
Едва приготовление было завершено, нестройной колонной появились греки. Увидев Париса, они спешно останавливали свои колесницы и, спрыгивая на землю, строились в боевой порядок.
- Смерть ворам! Казнить подлых похитителей! – кричали горожане из-за спин молчаливых спартанских воинов, ставших в первые ряды. Не спеша греки стали приближаться, и троянские лучники наложили на тетивы стрелы, готовясь по команде Париса дать залп.
В этот момент Елена взошла на колесницу, чтобы ее было хорошо видно всем, и подняла руку, показывая, что хочет говорить. Два отряда замерли, ожидая.
- Спартанцы! Слышите ли вы свою царицу? – произнесла женщина, и в ответ донеслось:
- Да!
- Почему вы пришли с оружием в руках?
Из греческих рядов вышел воин в богатом доспехе и, дав команду своим товарищам оставаться на месте, пошел к Елене. Троянцы расступились, пропуская его.
- Радуйся, госпожа! Крылатая молва принесла весть, что тебя похитил дерзкий пришелец, и мы поспешили на выручку.
- Благодарю тебя за заботу, лавагет ! Однако не было никакого похищения. По собственной воле отреклась я от Менелая и выхожу замуж за того, кого полюбила. Я благодарю вас за желание помочь, но вы неправильно все поняли. Поэтому приказываю вам вернуться по домам, не препятствуя моему жениху.
- Сокровищница Спарты опустела. Знаешь ли ты об этом?
- Это были богатства царского рода, и по праву я забрала их с собой!
- Менелай - твой законный супруг и наш царь. Долг воина защищать царскую собственность в его отсутствие. Когда он вернется, троянец может вызвать его на бой и силой оружия добыть себе жену. Пока же правильнее тебе, госпожа, вернуться во дворец.
- Ты назвал меня собственностью? – голос Елены похолодел. - Ты забываешься, с кем говоришь! По праву крови я царица, а Менелай получил корону, лишь разделив со мной ложе. Так кто он Спарте, чтобы из-за него лилась кровь спартанцев?
- Прости, госпожа, но происходящее неправильно и противно обычаям. Впрочем, в твоих словах тоже есть правда, так что я должен посоветоваться с товарищами, прежде чем дать ответ.
Вернувшись к внимательно слушавшим весь разговор грекам, лавагет собрал командиров и наиболее уважаемых горожан на собрание, где каждый мог высказаться. Мнения спартанцев разделились. Одни считали необходимым атаковать троянцев и силой вернуть царицу и богатства в город. Другие нашли аргументы Елены убедительными и хотели отпустить ее с миром. Хотели они голосованием решить вопрос, но число голосов разделилось практически поровну. Тогда было решено, что все желающие наказать Париса могут вступить в бой, но это будет лишь их личная инициатива и город не несет за нее ответственности. Те же, кто не возражает против отъезда царицы, не будут помогать ни одной из дерущихся сторон.
Сообщили об этом Парису и Елене.
- Значит, будет бой! – произнес троянец, пожав плечами. – Пусть только те, что не участвует в схватке, отойдут на два полета стрелы, чтобы не ошиблись мои войны и не пролили невинной крови.
Когда спартанцы разделились, Парис повел своих людей в атаку. В короткой, но яростной схватке троянцы опрокинули греков и заставили их бежать. Лавагет, собрав вокруг себя уцелевших воинов городской стражи, прикрывал это поспешное отступление горожан, а затем под натиском врага приказал отступить к храму.
По обычаю на священной земле запрещено проливать кровь, но в запале драки об этом все забыли, так что падали убитые и на почву земли, и на храмовые ступени. Оросили алые брызги беломраморный лик солнечного бога.
Лишь четверть часа прошло с начала боя, а он уже был закончен. Добрая треть спартанцев пала убитыми, а когда лавагет погиб от руки Париса, его израненные воины сложили оружие. Убедившись, что больше никто не собирается нападать, троянский царевич приказал забрать с собой тех пленных, которые смогут перенести дорогу, а тех, чьи раны слишком серьезны, отпустить. Также Парис приказал забрать с собой и сокровища храма, объявив, что раз в нем был бой, то и храмовое имущество превратилось в законный военный трофей. А чтобы бог не прогневался за такое неуважение, Парис пообещал после возвращения домой построить в честь Аполлона новый храм.
После этого гордый победой Парис беспрепятственно погрузился на свои корабли и отплыл в Трою.
Совет царей
Один за другим входили длинные боевые корабли, заполняя собой просторные гавани Крита. На поминальную тризну царя Катрея спешили владыки и герои со всей Эллады. Одни плыли получить наследство своего предка, другие - обсудить с владыками-соседями насущные дела, третьи хотели показать силу и удаль, приняв участие в погребальных играх, а иные отправились в путь просто, чтобы повеселиться, досыта поесть и допьяна напиться, провожая душу царя в Аид.
Каждого из них сопровождали многочисленные товарищи и телохранители, за каждым спешили слуги и рабы. Так что даже выстроенный некогда по приказу великого Миноса огромный дворец в Кноссе не мог вместить всех гостей.
Поэтому прибывшие разбивали свои шатры в поле за городскими стенами. Сюда же поспешили со всего острова торговцы и трактирщики, бродячие музыканты и танцоры, женщины в цветастых юбках и подозрительные люди с бегающими глазами. В результате всего за несколько дней лагерь превратился в настоящий город, с улицами и трактирами, способный по многолюдству и блеску поспорить со многими царскими столицами.
Естественно, главными людьми тут были внуки Катрея, наследники, между которыми покойный владыка приказал разделить свою гигантскую казну. Возможно, впервые со сватовства Елены Прекрасной они все собрались в одном месте. На правах хозяина распоряжался красавец Идоменей, уже возложивший себе на голову корону критского басилея. Собирал вокруг себя сторонников царевич Мерион, сын Мола, получивший во владение изрядный кусок критской земли. Внимательно следил, чтобы ненароком не уронить своей чести гордый микенский ванакт Агамемнон, тенью сопровождал брата спартанский царь Менелай. Без лишнего гонора общался с моряками и торговцами эвбейский наследник Паламед, отдавал должное местному вину и женщинам принц Эак…
Впрочем, и другие владыки мало уступали наследникам в блеске, силе и славе.
Среди молодых царей, обращал на себя внимание сединой в шевелюре Нестор из Пилоса, царь, чей ум был куда опаснее его копья. Истинный мастер интриг и заговоров, он со всеми держался ровно и дружелюбно, но при этом смотрел немного снисходительно. Так, чтобы собеседник понял свою незначительность, но не имел причин оскорбиться. Лишь с Агамемноном и Идоменеем Нестор вел себя иначе, признавая их сильнейшими, чем он. Впрочем, лукавый старик имел большие планы на микенского правителя, собираясь использовать его как инструмент в своих далеко идущих замыслах.
Возвышался над всеми, подобно башне, силач Аякс Теламонид, боец, до сих пор не встречавший равных себе. Вместе со своим тезкой и родичем, отчаянно дерзким сыном Оилида, он охотно участвовал во всех соревнованиях по кулачному бою и борьбе. В результате местные острословы окрестили эту парочку Большим и Малым Аяксами.
Вызывая уважительные взгляды и шепот за спиной, степенно прохаживался молодой аргосский ванакт Диомед Тидид. Несмотря на свой юный возраст, он один из немногих царей имел за спиной опыт большой и, самое главное, победоносной войны. Недаром по всей Элладе пели сказители о взятии и разрушении неприступного семивратного города , который Диомед предал огню и мечу, мстя за своего отца.
Несколько дней для собравшихся устраивали пиры, а когда все оказались в сборе, началось великое жертвоприношение, в котором каждый из царей лично резал жертвенных животных, чтобы их горячая кровь напоила тень Катрея, после чего начались погребальные игры, победители которых одаривались с поистине царской щедростью.
Когда же были соблюдены все положенные обычаи и душа покойного покинула мир живых, когда разъехались праздные зрители, собрались цари на совет. Было что обсудить богоравным. Несмотря на внешнее благополучие, зрела в Элладе смута.
Уже несколько десятилетий не было большой войны, простые воины и мелкие цари без добычи обеднели и голодными глазами поглядывали на соседей. Да и сильным царям было несладко. Тяготились они тем, что не имели всей полноты власти. Словно веревки на руках, сдерживала их своенравная знать, вмешивались в политику жрецы и богачи, в любой момент способные поднять против владыки голодную и злую чернь. А как хотелось правителям быть действительно самовластными повелителями подобно фараонам или хеттским владыкам!
Без кровопусканий расплодились бедняки, и перестало хватать для всех пашен и пастбищ в скалистой Греции. Все больше людей становилось лишними на отчей земле. Пройдет еще несколько лет, и пойдут обездоленные разбойничать на дорогах, жечь поместья да грабить города.
Некуда больше было развиваться торговцам, запертым в границах Эллады, а хотелось им вести дела с большим размахом, снаряжая караваны на богатый восток. Да только не пускали их туда конкуренты, троянцы и финикийцы.
Постепенно исчерпывались доступные медные и оловянные рудники, из-за чего дорожала бронза, без которой невозможно ни строить, ни воевать. Останется Эллада без этого металла, за несколько поколений скатится она в варварство и дикость. Понимали это умные люди и не спали ночами, ища выход.
Вдобавок сама мать-Гея почему-то стала неласковой к смертным. Год за годом становились холоднее зима и прохладнее лето, меньше лилось живительных дождей. Из-за этого меньше родила земля пшеницы и прочих злаков. Перестало хватать пищи размножившимся ахейцам.
Так что кипел греческий котел, еще немного - и паром сорвет крышку, расплескается содержимое, снося царей с их престолов и погружая в хаос города и страны.
Вот и искали собравшиеся на Крите выход из этой ситуации. Точнее, они его и так знали. Нужна война, которая очистит землю, которая спишет все просчеты и сметет слабых. Только большая война, а не драка двух басилеев из-за стада коз.
И еще, нужна такая война, чтобы не потеряли из-за нее всё собравшиеся на Крите цари. А значит, нельзя ее вести в Элладе. Ведь все греческие правители между собой родством связаны, между городами союзы заключены. Начнет один с другим воевать, все остальные втянутся и в междоусобной сваре друг друга погубят без всякой пользы для уцелевших.
Значит, нужна война с чужими. А вот тут-то и начинаются проблемы. Выбрать надо цель подходящую. На север идти - гиблое дело. Там варвары-дорийцы, с которых кроме тощего скота и взять-то нечего. Зато сами они воевать любят. Так что нет смысла дразнить этих ос.
Можно на запад плыть, только там море широкое лежит. Чужое море, опасное. Мало кому из мореходов знакомое. Не каждый корабль переплывет его. Чтоб на закат плыть, нужно целый флот снаряжать, а это дело хлопотное и дорогое. Стоит ли овчинка выделки? Нет, не стоит! Нет на Западе богатых городов, грабеж которых окупит такие усилия.
Остаются юг и восток.
На полудне лежит богатый Та-Кемет, благодатная Черная земля, раскинувшаяся на берегах священного Нила. Знают ее купцы ахейские, называют Египтом и клянутся, что золота там больше, чем песка. Только вот правит там живой бог-фараон, по мановению руки которого выступает в поход бесчисленная армия. Одних боевых колесниц у него больше, чем воинов в дружинах некоторых из греческих царей.
На востоке тоже есть чем поживиться. Лежит на побережье богатый торговый город Угарит. Через него идет почти вся торговля Запада и Востока, оседает от этой реки золотой ручеек в казне города. Хорошо бы запустить в нее руки, да только хоть и сам по себе живет город, но стоит за Угаритом Хеттская держава. До сих пор не было на земле тех, кто смог бы победить хеттскую армию в открытом бою. Давно уже не находилось даже тех, кто рискнул бы хоть в чем-то пойти против воли Хаттусы, столицы этой империи.
Впрочем, есть на побережье и другие города. Победнее, конечно, они Угарита, но все равно сокровища в них можно найти немалые. Выбирайте, цари, кому что нравиться. Ближе всего Троя. Можно для начала ее взять на копье, а потом и дальше пойти. А можно налет на Тир устроить. Или захватить Библос с Сидоном. Дальше на восток лежат Хетское царство, Митания, Аккад, Вавилон и Ассирия… Это все страны богатые и многолюдные. Уже много веков простояли их города на берегах полноводных рек. Спорят они за главенство друг с другом, воюют, а все равно остаются богатыми. Опасно их врагами иметь, но если вся Эллада объединится, то и там удачи поискать можно. Особенно если в союзе с одним государством против других выступить. А после победы и до союзника руки дойти могут.
Так что думайте, богоравные, думайте.
Вот и сидят цари, чешут головы. Одна мысль у всех и первым ее вслух Нестор Пилосский высказал:
- Для такого похода нужно объединить усилия всех царств. Нужен единый командир, который станет единственным ванактом, царем над царями.
Согласны с ним басилевсы, только никому властью делиться не хочется. Наоборот, каждый себя видит во главе всей Греции. Долго совещались они, споря, какую власть получит ванакт, а какая у басилеев останется. Решили, что во время войны все подчинятся будут, но только в том что общего дела касается. В своих же царствах по-прежнему править самостоятельно, на волю ванакта не оглядываясь.
Потом стали выбирать, кому царем царей быть. Всех обсудили, и осталось три претендента на главенство: Крит, Аргос и Микены. Только эти царства достаточно богаты и сильны, чтобы остальных подчинить, а понадобится, так и силой усмирить недовольных. Долго думали, горячо спорили, но в конце концов убедил всех Нестор избрать царем царей Агамемнона. И умен он, и богат, и армия у него самая многочисленная. А еще приходится он потомком великим властителям прошлого Пелопу и Миносу. Где найти более достойного кандидата?
Так стал микенский царь повелителем всей Греции.
Первым делом повелел он начать подготовку к большому походу - строить корабли, запасать оружие и провизию. Также приказал он послать лазутчиков, чтобы выведали они все о восточных странах. Когда вернутся они, тогда и примут цари окончательное решение, куда повести собранное войско.
Принято решение, остается его выполнять, и стали разъезжаться цари, как принес гонец весть о похищении Елены и прочих спартанских делах.
Как осталось царство без правителей, родилась в нем смута. Нашлись те, кто захотел Менелая власти лишить. Мол, не удержал в руках чужак свое счастье, потерял право на корону, как такому подчиняться? А уж претенденты на освободившийся престол тут как тут, собирают сторонников, готовятся к схватке за власть. Нашлись и те, кто под шумок стали старые счеты сводить или просто в мутной воде рыбки половить решили.
Растерялся от таких известий Менелай, поразила его измена жены в самое сердце. Плюнул бы он на все, да с горя запил бы, но брат с Паламедом проявлять слабость не позволили. Нестор и Агамемнон мгновенно отправились к себе собирать войска, а эвбеец сначала переправил Менелая и бывших с ним на Крите дружинников в Спарту, а потом вызвал свой флот и перевез в Спарту микенскую дружину. Одновременно по зову Агамемнона в Спарту на помощь Менелаю двинулись со своими дружинами все потомки Пелопа. Опираясь на эту силу, восстановил Менелай свою власть над страной, быстро и жестко покончив со смутьянами.
Теперь пришло время и Троей заняться. По воле Агамемнона к Приаму послами отправляются Паламед, Одиссей и Менелай, которые должны были уговорить троянского правителя вернуть Елену и похищенные сокровища. Впрочем, мало кто верил в успех этой миссии. Главное было для посланцев попасть в Трою и на месте выяснить ее слабые стороны, разведать силу войска и придумать, как лучше нанести удар по Илиону. Уже никто не сомневался, что объединенное греческое войско должно атаковать именно Трою, раз уж Парис своими действиями дал такой прекрасный повод для начала войны.
***
Не откладывая дела в долгий ящик, Паламед снарядил небольшую эскадру, которая и понесла в Трою греческих посланцев.
По пути послы разделили роли.
Менелай как оскорбленный супруг должен был говорить с Приамом и открыто требовать наказания Париса и возвращения всего похищенного.
Паламед должен был следить за всем, связанным с флотскими делами, искать гавани и стоянки для ахейского флота, подмечать рифы и скалы, определить силу троянского флота, а также, поддерживая требования спартанского царя, угрожать войной во время переговоров.
Одиссей же должен был разузнать все о ситуации в городе, о готовности Илиона к войне, вербовать шпионов среди троянцев и просто искать друзей во вражеском лагере.
Быстро прибыли греки в Трою и, к своему удивлению, не застали там Париса. Местные жители рассказали, что царевич давно уже уплыл, и больше от него никаких вестей не было.
Не мешкая, Паламед с товарищами отправились к Приаму. Тому и самому было интересно, зачем прибыли чужеземцы, так что ожидать аудиенции не пришлось.
Богатство дворца произвело на греков впечатление, но они не показали удивления или восхищения. Сохраняя достоинство, прошли они мимо стражи и царедворцев прямо к трону.
- Радуйся, Приам! Пусть не знают твои руки усталости! Пусть не влетают Керы-беды под крышу твоего жилища! - начал речь Паламед
- Радуйтесь, гости! Кто вы и какое дело привело вас в счастливую Трою?
- Мало радости у нас! Обида и поруганная честь привели нас сюда. Смотри царь, перед тобой стоит тот, над чьим гостеприимством надругались, чьи богатства украдены, а постель осквернена. Это Менелай, царь Спарты! – начал Паламед. - Поправ божественный закон, лживый гость похитил его жену и казну.
Менелай сделал шаг вперед и произнес в лицо Приаму:
- Видно, занятый заботами о своей стране, ты не нашел времени научить своего сына порядочности. Твой отпрыск Парис Александр насмеялся над моим гостеприимством и похитил мою жену! Отдай мне его для суда и верни все, что он увез! Иначе гнев богов падет на твою голову!
Затем, повернувшись к вельможам, он продолжил:
- Дерзкий мальчишка не только меня оскорбил, он и всем вам оказал плохую услугу, ведь теперь о троянцах будут судить по этому щенку. По всем островам будут считать вас ворами и трусами. Смойте с себя это клеймо, покарайте нарушителя божественных законов и восстановите свое доброе имя. Не захотите, тогда ждите беды. Вся Эллада придет под моим флагом спросить у вас ответ!
Гремел голос спартанского царя по всему дворцу, а Одиссей в этот момент внимательно смотрел на реакцию троянцев, подмечая малейшие изменения в лицах и позах. Вот гигант в доспехах сжал до белизны кулаки, с трудом сдерживая гнев. Это должно быть Гектор. Естественно, он в ярости, слыша такие оскорбления в адрес своей семьи. Так, остальные царевичи тоже набычились, готовые кинуться вперед, лишь даст команду отец. Воины сжали мечи. Это не стоит внимания. Они всего лишь простые стражники, хоть и в золоченых доспехах. Не им вершить историю и править городом. Все внимание на знать. Вот у одного из облаченных в золототканый пурпур зрителей мелькнула на губах кривая усмешка. Он явно рад, что у царя проблемы. Уже хорошо. Запомним этого красавца и выясним, кто он. Хотя и так понятно, что не последний человек в городе.
А речь снова держал Паламед. Он говорил о преимуществах мира перед войной, о страданиях тысяч людей, которые обрекаются на смерть из-за преступления одного мерзавца. Рассказывал, сколько царей возмущены произошедшим в Спарте и горят жаждой покарать нахала Париса. Вся его речь, пусть и замаскированная под участие, была сплошной угрозой войны.
Наконец не выдержал Приам. Властно прервал он посла и отчеканил:
- Слова льются из твоего рта, как воды из весеннего родника. Наверное, пора остановить этот пустой поток, так как все уже поняли твое желание. Париса здесь нет, а чтоб обвинять отсутствующего не требуется много чести. Может же случится так, что предъявленные обвинения будут опровергнуты, и окажешься ты перед лицом слышавших пустобрехом. Так что до возвращения царевича прекрати свои обвинения. Когда Парис вернется, мы рассудим его и рогоносца Менелая.
С этими словами Приам отпустил греков, позволив им остаться в городе, если найдется кто-то, готовый их принять в своем доме.
После того как ахейцы покинули дворец, за закрытыми дверями держал Приам совет с лучшими из троянцев. Разделились в тот день их мнения. Одни предлагали гнать непрошенных гостей прочь, не боясь последствий, другие, наоборот, требовали осудить Париса и не ссориться с греческими государствами. Во главе тех, кто хотел мира, встал Антенор, тот самый вельможа, усмешку которого заметил Одиссей.
Хоть и числился он советником царя, но между ним и Приамом большой дружбы не было. Происходил он из царского рода дарданов и имел немало прав на троянский престол. По численности родных и зависимых от него горожан, по влиянию на народ, по числу воинов, выставляемых в годы войны, и по богатству мог бы он поспорить с Приамом. Собирались вокруг него все, кто был по каким-то причинам недоволен царем. Его же сыновья были вечными соперниками сыновьям Приама. Так что не только о благополучии Трои заботился Антенор, призывая вернуть Елену и покарать Париса, но и наносил удар по всему клану Приамидов.
Понял Приам, что будут завистники использовать поступок Париса, чтобы поколебать его власть, и поэтому прекратил совет до возвращения сына. Греческих посланцев на это время у себя приютил Антенор.
Появление ахейцев и принесенные ими известия взбудоражили город. На рынках и площадях обсуждали люди поступок Париса. Одни ругали его за нарушение обычая, другие же хвалили за дерзость и лихость. Сыновья Антенора всюду рассказывали, что этим похищением может втравить Парис Трою в войну с Герецией.
- Вы что, боитесь? – отвечали им ремесленники.
- Разве нет у нас Гектора, который сильнее любого из рожденных женщиной? – подхватывали городские стражники.
- Оскорбил Парис богов и греков этим похищением! – настаивали люди Антенора.
- А разве не греки первыми похитили троянскую принцессу? – возражали им сторонники Приама.
Хвалили сыновья Приама и их друзья Париса за дерзость, видя в его поступке подвиг. Потом вспомнили об обещании, данном Афродитой некогда Парису, и тут же пустили его в ход, доказывая что богоугодное дело совершил молодой царевич.
А вечером развязал свой тугой кошель Приам, отсыпал серебра неким неприметным людям, и пошли они в народ. Там похвалят Париса за храбрость, там высмеют трусов, которые греков боятся, а самым крикливым оппонентам в темном переулке кулаками объяснят, что негоже светлое имя героя грязью поливать. Прошло всего несколько дней, и уже не спорили троянцы о Парисе. Всем было ясно: герой он и по воле богов везет в город красавицу жену. Те же, кто иначе считает, – простые завистники, а может и сами боятся собственных жен не удержать дома.
Греки все это время жили у Антенора, вели с ним беседы и если не подружились, то нашли взаимопонимание.
***
Ничего не подозревающий о происходящем дома, Парис в это время умудрился попасть еще в одну историю.
Опасаясь погони, он, отойдя от спартанских берегов, решил плыть не сразу на восток, а сделать широкую дугу, отклонившись к югу, где его никто не стал бы искать. Однако ветрами и течением его флот был унесен гораздо дальше, чем планировал царевич.
Так что спустя несколько дней троянцы оказались на Кипре, где пополнили запасы и отремонтировали свои суда. Оттуда Парис отправился в финикийский город Сидон, лежавший на азиатском берегу моря.
Местный царь Феник принял Париса с Еленой как гостей, но узнав историю прекрасной спартанки, поссорился с Парисом.
Никто уже не скажет, хотел ли финикиец отобрать Елену силой для себя, думал ли вернуть ее за вознаграждение Менелаю или просто дерзко пошутил… Знают люди лишь то, что схватился Парис за оружие и убил Феника и всех его охранников. Поспешившие на шум троянцы захватили дворец и, воспользовавшись случаем, ограбили, перенеся на свои корабли все самое ценное.
В это же время, узнав о произошедшей во дворце бойне, сидоняне вооружились и атаковали пришельцев. На улицах города и в порту завязался бой. Более опытные троянцы сдерживали противников, пока их товарищи грузили добычу. Шли в ход копья и мечи, ножи и топоры. Забравшись на крыши, кидали жители на головы врагов черепицу и камни. Забирая своих раненных и убитых, медленно пятились воины Париса, отбиваясь от наседавших финикийцев бронзовыми жалами своего оружия. Немало в ту ночь полегло троянцев, а местных жителей еще больше. Смогли сидоняне поджечь два троянских корабля, но зато остальные, тяжело груженые трофеями, вырвались из гавани.
Теперь путь Париса лежал домой, и он, весьма довольный собой, спешил в Трою. Весть о появлении в Трое Менелая стала для него неприятным сюрпризом, однако каяться в совершенном царевич не собирался. Наоборот, две победы с богатыми трофеями давали ему чувство уверенности в своих силах, а привезенное серебро привлекло множество сторонников.
Собрав своих сыновей и родичей, Приам выслушал рассказ Париса, а все братья царевича советовали отцу не возвращать Елену в Спарту. Убедившись в единстве своей семьи, созвал царь совет старейшин. Немало упреков пришлось выслушать на нем и Парису, и Приаму. Долго длились споры, вспоминались давние ссоры и вспыхивали перебранки, заканчивающиеся драками. Неизвестно чем бы кончилось дело, если бы не вошли в зал вооруженные сыновья Приама, готовые вступить в бой со своими соперниками. Их появление охладило пыл собравшихся, и только тогда было восстановлено спокойствие. Однако, видя такой раскол среди своих подданных, Приам в тот день так и не принял решение.
Вместе со своей женой Гекубой отправился он к Елене, которая ждала своей участи в одном из царских дворцов. Не разрешил он Парису присутствовать при этом разговоре, так что могла спартанка говорить открыто. Попросилась бы она к мужу, вернул бы ее домой Приам, но умоляла Елена оставить ее с Парисом.
На следующий день состоялось народное собрание, на которое пришли и греки, и весь троянский народ. В очередной раз выступил перед троянцами Менелай, требуя вернуть ему жену и все похищенное. Когда закончил он говорить, встал Приам и за руку вывел Елену на лобное место.
- Пред лицом богов и людей, ничего не тая, скажи: похищал ли тебя мой сын и хочешь ли ты вернуться? – приказал царь и отошел.
- По своей воле ушла я от Менелая и не желаю с ним жить, - произнесла красавица и подошла к Парису. Царевич накрыл ее полой своего плаща и увел во дворец.
- Все слышали эту женщину! – сказал царь. – Не было похищения и невиновен ни в чем Парис. Поэтому, взвесив все сказанное, отвергаю я требования ахейских послов!
Обманутый в своих надеждах, чувствующий себя оскорбленным и униженным, Менелай вскочил на место, где только что стояла его бывшая жена, и принялся выкрикивать проклятия и Приаму, и всей Трое. Обещал он кровью расплатиться за обиду и предать Илион мечу и огню.
Однако если раньше многие троянцы сочувственно относились к нему, то сейчас его слова возмутили всех, и пришлось Менелаю уходить под градом оскорблений и непристойных шуток.
После этого послам не было больше необходимости находиться в городе, и они решили отплывать. Напоследок Антенор оказал им еще одну услугу - выделил своих воинов в охрану, объяснив, что приамиды решили убить послов, чтобы те, вернувшись домой, не побуждали соплеменников к войне с Троей. Также снабдил Антенор греков различными припасами в дорогу, уверив в своем расположении к пострадавшему спартанскому правителю.
Отправлялись домой послы в разном расположении духа. Менелай замкнулся в себе, переживал неудачу и строил планы мести. Паламед же был весьма доволен. Как выяснилось, троянское общество серьезно расколото на враждующие фракции, власть царя далеко не абсолютна, а среди высшей знати есть те, кто готовы договариваться. Все это облегчало войну против Трои и сулило удачу. А вот Одиссей был задумчив. Укрепления города, численность и вооружение воинов произвели на него сильное впечатление. Оказалось, что Илион гораздо сильнее, чем ахейцы предполагали ранее. Поэтому он раздумывал, стоит ли идти на конфликт с таким врагом. Все время после возвращения из Трои Одиссея не оставляли дурные предчувствия. Разумеется, умом он понимал, что собранная Агамемноном сила должна сломить город Приама, что добыча будет велика, а риск для него в этой войне не больший, чем в любой другой. Однако сердце чуяло беду. Побывав в Трое, Одиссей понял, как сложно будет воевать.
- Сколько я смогу собрать кораблей? – задавал он сам себе вопрос. - Дюжину. Если поднатужиться, то пятнадцать выйдет. Мало. Одни Атриды выставят в поход сотни полторы судов. Опытных воинов в Итаке по пальцам пересчитать можно, да и у тех весь опыт - пиратские набеги да грабежи купеческих кораблей. А ведь добычу будут делить именно по числу кораблей и воинов. Так много ли удастся заработать в этом походе? Зато собственной кровушки нахлебаемся вволю, ведь такие мелкие отряды как мои чаще всего посылаются в самые опасные места. Великие герои своих людей постараются сберечь и от напрасной гибели увести, а нас в первых рядах пошлют. Так что думай, Лаэртид , думай. Может, пусть другие плывут, а мы от этой чести уклонимся, да посмотрим, что можно в Элладе к своим рукам прибрать, пока все будут под стенами Трои прозябать? С другой стороны, если не быть глупцом, то в такой войне можно и свою выгоду найти. Агамемнону явно понадобятся советники и сподвижники, а большинство наших героев для такой роли не подходят. Одни слишком горды и в ванакте видят соперника, другие и на два шага вперед просчитать ситуацию неспособны - как кабаны ломятся напролом, на одну свою силу рассчитывая.
Всю дорогу обдумывал ситуацию Одиссей. Со всех сторон рассматривал, да так и не принял решение.
Возвращаясь домой, Одиссей сделал остановку в Халкиде, чтобы пополнить запасы. Чтобы немного размять ноги, отправился Одиссей побродить по берегу и наткнулся на жертвенник, посвященный вещему Амфиарею, сыну Аполлона. Этот аргоский царь славился при жизни умением предвидеть будущее и пророческим даром. Однако жизнь его закончилась печально. Предвидел он, что погибнет в походе против Фив, противился этому походу, но верный слову, был вынужден отправиться на войну, где и сложил голову. Правда, божественный родитель и тут не оставил отпрыска, упросил Зевса не отправлять душу Амфиарея в Аид, а сделать одним из бессмертных духов. Теперь дух аргосского царя незримо присутствовал среди смертных, и когда те обращались к нему соответствующим образом, мог дать совет или предсказать будущее.
- За меня вступиться некому из олимпийцев, так что лучше избежать его судьбы, - подумал Одиссей, глядя на статую. Повторить судьбу Амфиарея царю Итаки очень не хотелось. Потому, терзаемый сомнениями, решил Одиссей воззвать к духу.
Купив в ближайшей деревне белого барашка, принес его Одиссей в жертву Амфиарею. Едва окропил царь жертвенной кровью алтарь, как порыв ветра ударил царя в лицо. Заколебался воздух, и едва видимый полупрозрачный силуэт возник перед ним.
- Что ждет меня в этом походе? – обратился Одиссей к духу.
- Ждут тебя слава и кровь, потери и разочарования. Все, что приобретешь, растеряешь, не успев насладиться. Впрочем, твой жребий лучше, чем у многих. Домой вернешься, но долог и тяжел будет этот путь.
Сказав это, дух пропал, оставив Одиссея в одиночестве. Об этом пророчестве царь не рассказал никому из своих людей. Мрачным и задумчивым вернулся он на корабль и приказал отплывать в Итаку.
Зато, едва ступил он на родную землю, как его обрадовали доброй вестью. Пока Одиссей метался между Критом, Троей и Микенами, его царица благополучно родила первенца. Обрадованный Лаэртид нарек младенца Телемахом и погрузился в домашние заботы.
- Любящая жена, ребенок, уважающие его подданные - что еще надо для счастья? - спустя несколько дней подумал Одиссей и решил, что не будет участвовать в войне.
Однако у Агамемнона были другие планы. Вскоре прибыл гонец от ванакта, зовущего Одиссея к себе. Узнав о прибытии корабля из Микен, Одиссей срочно отправился на охоту и до тех пор скрывался в лесах, пока гонец не отбыл восвояси, оставив письмо-приглашение. Еще несколько раз прибывали посланцы, но каждый раз не могли застать Одиссея на месте.
Как вскоре выяснилось, не только на Итаку спешили гонцы из Микен. Агамемнон начал подготовку к походу. Всем ахейским правителям, как подчиненным и союзным ему, так и независимым, он разослал приказ собирать армию и оснащать флот. Большинство властителей охотно откликнулись, ожидая от предстоящего похода славы и обильной добычи. Однако нашлись и те, кто посчитал эту войну чужой для себя, а действия ванакта - покушением на собственное величие. В конце концов, хоть Агамемнон и сильнейший из владык Греции, но и они не его слуги, а вольные цари.
- Твоего брата оскорбили троянцы, пусть он со своей родней и мстит им. У меня же есть более интересные дела, - ответил микенскому ванакту Пемандр, царь города Танагры.
Вся Греция затаила дух и следила, как поступит Агамемнон. Тот же, понимая, что если не преподать сейчас жесткий урок своим противниками, то его верховная власть пошатнется, двинул свою армию на Танагры. Город был захвачен, а его правителю пришлось бежать, спасая свою жизнь. После этого желающих избежать войны с Троей резко поубавилось.
Однако Одиссей решил, что сможет обхитрить ванакта. Стал он изображать сумасшедшего, а специально посланные слуги понесли весть о помешательстве героя от острова к острову. Только не поверили собравшиеся в поход вожди в эту новость. С отрядом верных воинов на Итаку отплыли Паламед и Нестор, два вождя не уступавших Лаэртиду в хитрости.
Благополучно высадившись, нашли они Одиссея в поле. Запрягши в одну упряжку вола и мула, усердно пахал царь землю. С отрешенным взглядом мерно шагал он, напевая под нос непонятный мотив. Его слуги с унылым и обреченным видом стояли вокруг.
Прибывшие попытались с ним заговорить, но Одиссей даже не заметил их.
- Все бесполезно! Мы уже все перепробовали, но он ни на что не реагирует! – сообщили слуги гостям. – Вот уже много дней царь пашет землю, потом засевает ее солью.
Так искусно играл свою роль Одиссей, что один лишь Паламед усомнился в реальности безумия. Со своими воинами он отправился ко дворцу Одиссея и внезапно атаковал его. Не ожидавшие такого коварства слуги и охранники были мгновенно избиты и связаны, а Паламед отобрал у Пенелопы ребенка и принес его на поле, где пахал Одиссей.
Царь никак на это не отреагировал. Тогда эвбейский наследник положил ребенка на землю так, чтобы оказался он на пути у плуга. Ловким движением развернул животных Одиссей так, что не пострадал его сын. Безумец не мог так поступить, так что убедился Паламед в своей правоте.
Подойдя к Одиссею, он негромко сказал:
- Хватит придуриваться! Мы и так много времени потеряли, так что или ты добровольно отправляешься вместе с нами, или сейчас произойдет маленькая трагедия. Безумец убьет своего ребенка, а потом перережет слуг и родных и сам бросится на меч. Выбирай!
Тут же его телохранители, обнажив мечи, окружили слуг Одиссея, приготовившись убить их, отдай Паламед такую команду.
Поняв, что эвбеец выполнит свою угрозу, смирился Одиссей со своей судьбой. Словно только что прозрев, разразился он словами удивления, спрашивая как все оказались тут и почему он ничего не помнит.
- Радуйся, Одиссей! Боги послали тебе безумие, но сейчас снова освободили твой разум, - обратился к нему Нестор, и все сделали вид, что верят этому.
Против своей воли пришлось Одиссею собирать дружину и отправляться на встречу с Агамемноном. Так Паламед приобрел для греческого войска хорошего полководца, но нажил себе смертельного врага.
Поиски Ахилла
Одиссей стал предпоследним из царей, вставших под знамена Агамемнона. Последним же был молодой полубог Ахилл, сын смертного царя мирмидонян Пелея и морской нимфы Фетиды, которого считали сильнейшим воином Эллады.
Об этом юноше и его семье среди жителей греческих царств ходило множество восторженных рассказов. Старики помнили удаль и силу Пелея, лихого аргонавта, ходившего в походы вместе с самим Гераклом и, кстати, приходившегося внуком великому Зевсу. Девушки заслушивались песнями бродячих певцов-рапсодов о любви богоравного героя и его борьбе с невестой-оборотнем. Почтенные горожане рассуждали, как ловко смог избегнуть Зевс опасности , выдав Фетиду замуж за смертного, а цари соседних государств внимательно следили за амбициями Пелея и успехами молодого Ахилла, которому предстояло амбиции отца воплотить в жизнь. Юный герой на соревнованиях и тренировках показывал невиданную ловкость и силу и со временем обещал стать замечательным воином. Тем более что это и было предсказано еще до его рождения.
Рассказывали, что семь сыновей родила морская богиня Пелею. Каждого новорожденного клала мать в огонь, проверяя, смертен ли он. Шестеро младенцев погибли, а седьмой выжил, потому что во время испытания отобрал его отец у Фетиды. Так и остался жить Ахилл, смертный, превосходящий по силе всех под небесами. Стремясь сделать тело своего сына неуязвимым, однажды Фетида окунула ребенка в воды подземной реки Стикс. Держала она его при этом за пятку, которая осталась единственным местом, в которое могли ранить Ахилла. Точнее говоря, не Ахилла, потому что в детстве он носил имя Лигирон, а из-за постоянно холодного тела окружающие дали ему прозвище Пиррисий, что значит ледяной. Лишь когда Пелид прошел обряд посвящения во взрослые, он получил имя Ахилл.
С самого детства ожидали окружающие от Ахилла совершения невероятных подвигов и тешили себя и ребенка предсказаниями о его великом предназначении. Только вот из ребенка в юношу превратился Ахилл, из юноши в мужчину, но не довелось ему не то что подвигов совершать, а даже в обычной войне поучаствовать. Вот уже собственный сын у Ахилла растет, а он все еще ничем, кроме происхождения, не знаменит. Так что ждал герой возможности отличиться, показать свою силу в настоящем деле. Жадно ловил он слухи о походе против Трои, готовился отправиться к Агамемнону, когда тот кинет клич, созывая армию.
Впрочем, разве он один ждал этой войны? Вся Эллада горела желанием отправиться на восток за славой и добычей… Ждала этой войны и мать Ахилла. Однако, в отличие от смертных Фетида, понимала, что предстоит не просто война, а невиданная бойня, все участники которой по воле олимпийцев обречены на гибель. Поэтому она стремилась спасти сына. По ее подсказке Деидамия, молодая жена Ахилла, в качестве свадебного подарка взяла с него слово выполнить одно, но абсолютно любое ее желание.
Когда греки стали готовиться к походу на Трою, стали женщины уговаривать Ахилла не воевать. Тяжко было выслушивать уговоры матери и причитания жены Ахиллу, и нашел он лазейку. Сказал:
- Хорошо! Из сыновней почтительности и любви к жене готов я отказаться от дела, которого всю жизнь ждал. Не пойду по своей воле воевать, но если ко мне с просьбой о помощи обратятся цари, то не смогу, не уронив чести, отказаться от предприятия. Тогда уж не взыщите, отправлюсь мстить за обиду Менелая.
Знал герой, что не забудет его Агамемнон, пришлет гонца в нужное время. Только и женщины разгадали его хитрость. Напомнила Деидамия мужу о свадебной клятве. Заставила его одеться в женскую одежду и тайно отправиться на ее родной остров Скирос, где должен был герой целый год прожить, играя роль девушки. Надеялись мать и жена, что там не найдут Ахилла и не будет у него нужды отправляться на войну.
И действительно, прибыли люди Агамемнона к мирмидонянам, но нет там Ахилла, и никто не знает, куда он делся. Искали верные слуги микенского ванакта, пропавшего на материке и на островах, но не было нигде следов Ахилла.
Конечно, можно было бы махнуть рукой на одного пропавшего героя и отправиться под Трою без Ахилла, только вот много лет назад, еще когда Пелид был ребенком, знаменитый прорицатель Колхант предсказал, что Трою невозможно будет взять без Ахилла.
Вот и мучается сомнениями Агамемнон:
- Может, и ошибся гадатель, да только войско знает о пророчестве. Отправься сейчас в поход без Ахилла, у многих воинов падет боевой дух. Будут они заранее уверены в неудаче, а с таким настроением много ли навоюешь? – рассуждал полководец. Потому и мерил широкими шагами палатку, слушая доклады своих посланцев.
- Неужели никто не найдет мальчишку? – в сердцах бросил он своим товарищам. Переглянулись цари и полководцы, и сделал шаг вперед Одиссей.
- Давай-ка я попробую, - предложил царь Итаки.
- Сделай милость! Привези его, и я тебя озолочу! - ответил ванакт.
И тогда взялся за дело Одиссей. Переговорил он с купцами и лазутчиками, сложил кусочки известных фактов в одну картину и догадался, что на Скиросе герой. Догадался и почему не спешит Пелид встать в строй, хотя, несомненно, должен рваться в гущу событий. Не мешкая отправился в путь Лаэртид и вскоре его корабль бросил якорь у берегов Скироса.
Был он уверен, что тут Ахилл, только как его обнаружить? Нарядился Одиссей купцом, и отправился в город. Разложил свои товары и стал заводить разговоры с местными жителями да смотреть, кто к нему подойдет.
Вскоре потянулись к Одиссею скиросцы, ведь новый человек, прибывший на их маленький остров – это целое событие. Каждому хотелось узнать вести с большой земли, да своими новостями поделиться.
Не успело солнце закатиться за край земли, как знал уже Одиссей, что у местного царя Ликомеда недавно новая родственница появилась. Откуда приехала - никому не известно. Живет вместе с царскими дочерями. Выходит за дворцовые стены редко, а если и появляется в городе, то всегда прячет лицо под накидкой, будто сглаза боится. До сих пор никто ее лица разглядеть не смог. Шутили скиросцы, что, видать, страшна она как горгона, оттого и прячется.
Улыбнулся итакийский царь, с удовлетворением подумав:
- Вот и нашелся наш герой.
Следующим утром отправился Одиссей прямо во дворец. Взял он с собой женские украшения, дорогие ткани и благовония, а между ними положил и меч из черной бронзы. Просил он позволения хозяина показать товар его дочерям. Кивнул тот, и разложили слуги Одиссея торговые лотки прямо в мегароне, положили на них свои товары. Позвал Ликомед семью. Стали девушки примерять перстни и ожерелья, рассматривать товары, а Одиссей, соответственно, - девушек. Выделялась из них одна. Рослая, слишком широкая в плечах, да еще к тому же даже в помещении не снявшая с головы ни широкополую шляпу-петас, ни закрывавший половину лица платок-калитру. А уж когда незнакомка вместо золота стала оружие рассматривать, всякие сомнения пропали.
Подал знак Одиссей слуге, вышел незаметно тот во двор и что было духу закричал:
- Тревога! Пираты напали на город!
Вздрогнули девушки, и лишь закутанная схватила с прилавка меч и бросилась ко входу.
- Ахилл, прости, но это ложная тревога! – рассмеялся Одиссей. – Я прибыл позвать тебя на великие подвиги!
- Нашли, значит? – спросил Пелид, а потом добавил, сбрасывая одежду:
- Вот и хорошо. Хоть от этих тряпок избавиться можно.
Он был красив, словно статуя, вышедшая из-под резца лучшего мастера. Поджарый, с рельефной мускулатурой и русыми кудрями. Наверняка многие красавицы тайно вздыхали, глядя на него. Божественная красота и небывалая сила, слитые воедино в человеческом теле. Как же хотелось Ахиллу все то время, которое он был вынужден скрываться, дать волю мышцам, сходить в палестру побороться, сойтись с кем-нибудь в кулачном бою или посоревноваться в метании копья. И вот теперь благодаря Одиссею он снова мог стать самим собой, так что не было предела благодарности Ахилла к владыке Итаки. Естественно, он с радостью согласился присоединиться к греческой армии, и вскоре корабль уже нес Одиссея и Ахилла прочь от берегов Скироса, и царь Итаки внимательно рассматривал своего спутника, который, освободившись от необходимости скрываться, просто горел жаждой действовать. Вот и сейчас Ахилл стоял на носу корабля, всматриваясь вперед, словно готовый прыгнуть на берег, едва покажется Фессалия, где его ждали верные мирмидонцы, уже извещённые о возвращении своего вождя.
- Действительно, полубог! Чувствуется в нем сила и готовность бороться даже с сильнейшим противником, - думал Одиссей. - Только вот слишком горяч и порывист. Надо будет грамотно и незаметно подсказывать ему, что и как делать, а то наломает наш герой дров. Интересно, каков он в бою? Если его поставить рядом с Аяксом Теламонидом, то Ахилл будет смотреться, как ребенок, только вот наверняка не уступит Аяксу ни в силе, ни в умении драться. Так что не зря Агамемнон так ждал его.
Без задержек доставил корабль Ахилла и Одиссея в Фессалию, на юге которой располагались владения Пелея. Тут Ахилл объявил родным о том, что был обнаружен, и поэтому принимает приглашение Агамемнона. Естественно, мать и жена были разочарованы и встревожены, но не могли показать свое неудовольствие, чтобы не уронить часть царевича. Зато Пелей был доволен. Сам-то он воевал много и охотно, любил сражения и радость побед, и не будь он теперь немощным стариком, он бы сам повел своих подданных-мирмидонцев в поход. Однако из-за слабости был вынужден оставаться во дворце. Поэтому он поддержал решение сына и сделал все, чтобы Ахилл занял достойное место среди греческих героев.
Не пожалев казны, Пелей снарядил пятьдесят отличных кораблей. Кроме того, он призвал под свои знамена лучших воинов из окрестных земель, пообещав каждому, помимо доли в добыче, щедрые подарки. Старый царь лично отбирал из желающих тех, кого стоило взять в дружину Ахилла. Не смотрел он ни на знатность рода, ни на происхождение. Тем, кто нуждался, из личных запасов выдавал оружие и припасы. В одном строю оказались дети знати и нищие, жители городов и сел, ахейцы и пеласги . Всех их с восхода и до заката усиленно тренировали опытные дружинники, превращая собрание отдельных воинов в единую армию. В итоге мирмидонское войско оказалось одним из лучших среди всех греческих отрядов, превосходя прочих в вооружении и подготовке рядовых и командиров. Вручая Ахиллу командование над дружиной, Пелей сделал сыну еще один подарок: отдал свои доспехи, некогда подаренные ему на свадьбу богами.
Еще десять кораблей привел на подмогу Ахиллу Патрокл, сын Менетия. Когда-то давно еще ребенком он во время игры убил сверстника и был вынужден бежать из родного города. Пелей приютил парня и очистил от греха, после чего Патрокл остался жить при дворе Пелея. Когда подрос Ахилл, Патрокл стал его лучшим другом. Теперь же повзрослевший и превратившийся в хорошего бойца сын Менетия пришел, чтобы в бою защищать своего друга.
В честь предстоящего похода был дан пир, после которого Пелей напутствовал сына:
- Агамемнон, конечно, царь царей, только в походе воины сами вправе выбирать командира. Микенский ванакт спесив и горд, что, согласись, не самые лучшие качества для полководца. К тому же он сам не из числа героев, способных совершать великие подвиги. Так что неизбежно в войске начнутся разговоры о том, что вождя стоит сменить. Тут ты и не оплошай. У тебя лучшие воины Греции, сам ты благородного рода и, несомненно, успеешь совершить немало подвигов. Так что если жезл вождя выскользнет из пальцев Агамемнона, не стесняясь, бери власть в свои руки. Ты, правда, молод, и сперва более старшие цари будут смотреть на тебя свысока, но если проявишь себя хорошим командиром, их мнение изменится. Присмотрись к Аяксу Теламониду. Будет хорошо, если он станет твоим союзником. Аякс твой родич, и в детстве вы отлично ладили. Он не из тех, кто рвется к власти, поэтому не будет соперником, зато за силу и удаль его любят воины из многих царств. Эта война должна стать для тебя не просто развлечением, а ступенькой для дальнейших успехов.
- Согласен. Приняв участие в этом походе, я получу славу и опыт, которые после возвращения в Грецию пригодятся мне, ответил отцу Ахилл. – Я оправдаю твои ожидания.
Затем Ахилл отправился на встречу с матерью, которая уже давно покинула Пелея и жила в водных глубинах. На пустынном морском берегу встретились герой и богиня. Блистая в лунном свете чешуей, покрывавшей ее нижнюю половину тела, вышла Фетида на песок. Долго молча стояла она, обняв сына, а потом сказала:
- Как я ни старалась, не получилось у нас обмануть судьбу. Ты все-таки плывешь под Трою.
- Да, я не могу оставаться в стороне. Что скажут люди, узнав, что я уклонился от войны, в которой участвуют все владыки земли? Только почему ты так боишься? Я хорошо владею оружием, да еще практически неуязвим. В боях меня будут прикрывать лучшие воины отца. Так что я рискую гораздо меньше, чем другие.
- Ты же знаешь предсказание. Троя падет, но и ты погибнешь у ее стен.
- Зевсу было предсказано, что твой сын свергнет его. Однако этого не произошло. Может, и про Трою пророчество окажется ложным? – возразил ей Ахилл.
- Хочется в это верить. Но и самим стоит приложить усилия, чтобы обмануть судьбу. Я буду молить о твоей удаче Зевса, а верные жрицы будут непрерывно ворожить, закрывая тебя от беды. Может, владыка небес смилуется, и ты вернешься живым.
- Обязательно вернусь. По воле Зевса или нет, но я выживу! – утешал мать Ахилл, не представлявший всей опасности предстоящей войны.
Первый поход
Вот уже несколько месяцев как владыка Агамемнон покинул свой микенский дворец и живет в Беотии, встречая прочих участников похода и наблюдая, как к берегам Авлидской бухты подходят все новые эскадры, везущие воинов со всех ахейских царств.
Вал забот и проблем, накрывший организаторов войны сначала, уже схлынул. Места для военных лагерей определены, ежедневно караваны рабов доставляют нужные гигантскому войску запасы еды и вина, корабельщики, получив из царских запасов дерево и холст для парусов, споро чинят повреждения на своих судах…
- Все идет хорошо! – думал царь, оглядывая раскинувшийся на много миль вдоль берега лагерь. – Опытные лавагеты и советники сами справляются, освободив царя от мелких забот по размещению, так что можно позволить себе отвлечься!
Подумав так, приказал Агамемнон слугам организовать для себя и прочих вождей достойное развлечение. Быстро прибыли ловчие, нашли подходящий лес, оцепили его изрядный кусок, и началась царская охота. Подняли герои на копья нескольких кабанов, затравили собаками бессчетно зайцев, добыли столько оленей и косуль, что сотне людей не съесть и за неделю. Не оплошал и сам ванакт. Выследил он воистину роскошную лань. Снежная белизна идеально круглых пятен оттеняла золото шерсти, словно темная медь блестели копыта и гордо смотрели в небо небольшие рожки. Сумел Агамемнон подобраться к ней незамеченным, и поразило его копье благородное животное.
Восславили придворные успех своего царя, только не знали они, что навлек на себя этим убийством он тяжкое несчастье. Принадлежала та лань самой Артемиде, и разгневалась на человека беспощадная богиня.
Решила дочь Зевса наказать царя и запретила дуть в Беотии ветру. Пора отплывать флоту, но день за днем стоит штиль. Стали роптать от безделья воины, а тут и новая беда приключилась. Началась в лагере эпидемия, и каждый день гибли десятки воинов. Поражали язвы и людей, и животных, и вскоре стало так много больных и мертвых, что уже было невозможно хоронить умерших со всеми необходимыми обрядами. Под жарким солнцем по несколько дней лежали непогребенные тела, а потом рабы их просто оттаскивали в сторону и закапывали в общих ямах.
Естественно, начался ропот среди собравшихся, и многие захотели оставить Агамемнона, от которого явно отвернулись боги. Первым восстал против ванакта царь Орнит Тевфтид из города Тевтис. Со своей дружиной снялся он и отправился домой. Однако выслал за беглецами Агамемнон своих воинов с приказом вернуть их в лагерь живыми или мертвыми. В тот день пролилась первая кровь этой войны.
Обеспокоенный событиями ванакт призвал к себе прорицателя Калханта, который проведя гадания, установил в чем причина беды и объяснил, что должен царь умилостивить богиню, принеся ей жертву.
- Разумеется! Я построю Артемиде храм и принесу на его алтарь сотню овец, только пусть снимет она свое проклятие! – ответил жрецу царь и готов был позвать слуг, только остановил его Калхант.
- Не того хочет богиня. Требует она, чтобы пожертвовал ты собственной дочерью Ифигенией.
Замер пораженный Агамемнон. Слишком уж высока была цена божественного прощения. Не был готов он убить родное дитя, но услышали прорицание другие вожди.
- Итак, мы знаем, как вернуть расположение олимпийцев, - произнес Паламед, обращаясь к ванакту. - Пришло время показать, что не просто так носишь ты корону. Посылай слуг за дочерью!
В отчаянии переводил Агамемнон взгляд с одного царя на другого, но ни у кого не видел сочувствия. По его вине хоронили цари своих дружинников и скорее хотели положить конец эпидемии. А что для этого нужна кровь девушки – ничего страшного. Можно даже сказать, что это малая цена. Должен царь думать не о родственных чувствах, а о долге.
Поседел за этот день Агамемнон, но отказался убивать дочь. Пытались убедить его вожди, но ни с чем разошлись из царского шатра.
За ночь новость разошлась по лагерю, и на заре он гудел как потревоженный улей. Воины из Аргоса, Тиринфа и Пилоса требовали, чтобы немедля исполнил ванакт волю богов. Микенские дружинники в полном вооружении окружили шатры своего царя и не пускали к ним остальных.
Вышел Агамемнон к войску, надеясь убедить людей подождать, но не добился он успеха. Одни демонстративно не воздавали ему почестей положенных как царю, другие грозились уйти, а третьи предлагали выбрать вместо Агамемнона нового вождя.
- Паламеда в ванакты! – кричали эвбейцы.
- Диомед! – отвечали им аргосцы.
Надев доспехи, строились в боевые порядки вокруг своего царя критяне.
Летала крылатая Эрида-распря над ахейским войском, возбуждая ненависть, и готовы были воины вцепиться друг другу в горло.
Однако спас дело Одиссей. Послал он гонца в Микены для Клитемнестры, супруги Агамемнона с письмом, написанным якобы от имени Агамемнона. Звал он Ифигению скорее прибыть в лагерь, так как решил-де ванакт выдать ее замуж за богоравного Ахилла. Не почувствовав обмана, девушка со служанками прибыла в ахейский лагерь.
Лишь тут узнала она правду! Хотел Агамемнон спасти дочь и ночью отправить обратно, но перекрыли все дороги воины других вождей. Без приглашения пришел к ванакту старик Нестор. Молча посидел гость у огня, а потом произнес:
- Невозможно смертному с волей богов спорить. Понимаю тебя. Тяжко это, только нет у тебя уже выбора.
- Есть! Ежедневно режут на алтарях Артемиды жрецы коз и барашков! Столбом стоит дым от сжигаемых жертв. Не может богиня отринуть столь щедрые дары. Рано или поздно, но смилуется.
- Рано или поздно… Только нужно чтобы сейчас армия могла отплыть. Завтра уже поздно будет.
- А если откажусь – что, силой возьмете? – с горечью в голосе поинтересовался Агамемнон.
- Не надо хвататься за меч. Дочь это не спасет, а вот ты жезл полководца потеряешь. Да и неизвестно, сможешь ли голову сохранить, - произнес Нестор. – Ты прости уже старика за эту резкость, но придется тебе превратить родительское сердце в камень. Ифигения обречена, и спасти ее никто уже не сможет. Вопрос лишь в том, будет ее смерть напрасной или принесет тебе победу над Троей.
Хотел возразить ванакт, но вышла из-за золотом шитых портьер его дочь, положила отцу руку на плечо и произнесла:
- Нестор прав. Жаль, мало я пожила, но мудрые говорят, что смерть в юности - счастье. Ведь не узнаю я старости, болезней и горя. Так что я согласна взойти на алтарь ради тебя.
- Вот и хорошо, детка, - сказал Нестор, протягивая ей руку. – Пошли со мной.
На рассвете на глазах у всего войска, одетая в белоснежные одежды, подошла девушка к алтарю. Отказавшись от помощи служанок, легла она на камень, и древним кремневым ножом перерезал Калхант ей горло. Радостный клич войска заглушил стон девушки, а едва первые капли крови коснулись статуи богини, как сорвался с неба легкий бриз, крепчающий на глазах. Не мешкая, стали грузится дружины на корабли. Пьяного до потери сознания Агамемнона слуги под руки завели на борт флагмана, и вскоре флот двинулся в путь. Корабли каждого царства плыли отдельной эскадрой, соблюдая заранее оговоренный порядок. Все были довольны и полны радостных надежд и ожиданий.
Кроме Агамемнона, расстроенным из-за смерти девушки оказался еще только один человек – Ахилл. Хоть и было известие о его сватовстве к Ифигении выдумано Одиссеем, но чувствовал он себя в чем-то обманутым. Словно забрали у него нечто важное, да еще и замарали его имя ложью.
***
Благополучно пересек море могучий флот Агамемнона, но ветры и течения сбили его с курса. Ошиблись кормчие, и вместо Трои оказалась греческая армия у берегов Мисии, где правил один из сыновей великого Геракла по имени Телеф.
В рассветном тумане воины с передовых судов хотели сойти, но у кромки воды их уже ждали местные стражники, которые приказали нежданным гостям ждать на кораблях, пока они сообщат о прибытии греков своему царю. Вполне обоснованно подозревали они, что столкнулись с обычными пиратами, потому и приняли меры предосторожности. Ахейцы же требовали не мешать им, так как они воины великого царя царей и хотят сойти и пополнить запасы пресной воды.
- Вот когда наш царь разрешит – сходите на здоровье. Без оружия и малыми группами, - скаля зубы, прокричал им бородатый всадник.
- Да они издеваются, - возмутился кто-то среди ахейцев и демонстративно спрыгнул с корабля на прибрежный песок. Уверенные в своей силе ахейцы стали высаживаться, несмотря на запрет. Мисийцы же окончательно решили, что перед ними пираты и атаковали чужаков. Все новые корабли приставали к берегу и вскоре ахейцы перебили или заставили бежать местных стражников, однако погибший мисийский отряд достаточно долго сдерживал врага, чтобы на место боя успел примчаться Телеф со своей дружиной.
Заметив убитых подданных, и видя, как пришельцы грабят близлежащую деревеньку Телеф со всей яростью обрушился на врага. Колесничный отряд во главе с царем ворвался в ряды греков, внося панику и неразбериху, а пехотинцы несколькими колоннами расчленили ахейские отряды и принялись их истреблять.
Восстановив порядок и собрав вокруг себя лучших воинов, навстречу Телефу бросился командир греческого авангарда Ферсандр, один из эпигонов, опытный воин и силач. Однако в этом бою его ждала смерть от руки сына Геракла. После этого потерявшие строй, ошеломленные и растерянные ахейцы побежали. Они стремились скорее взойти на корабли, устраивая давку у сходен, а мисийцы убивали их в спину.
Солнце еще не достигло зенита, а ахейский авангард уже был полностью разбит. Однако в гавань уже входили остальные эскадры греческого флота. Оценив ситуацию, вновь прибывшие дружины сразу же бросились на помощь гибнущему передовому отряду и бой закипел с новой силой. Могучие цари-герои Ахилл и Аякс шли на острие атаки и сражаясь в первых рядах, оттеснили мисийцев от берега. Все больше ахейцев высаживалось на берег, но и к Телефу на помощь спешили местные жители. Вскоре битва утратила всякий порядок и превратилась в резню, где каждый отряд бьется сам по себе. Броском копья Ахиллу удалось ранить в бедро Телефа, но верные телохранители не дали добить Гераклида и увели его с поля боя.
К вечеру две утомившиеся армии прекратили сражение и разошлись, оставив между собой поле дневного боя.
Утром ахейские парламентеры отправились для переговоров к Телефу, и только теперь греческие полководцы поняли, какую ошибку они совершили, ввязавшись в сражение. К их огромному удивлению, они узнали, что бились вовсе не с троянцами, а с народом, против которого не собирались начинать войну. Было заключено перемирие, чтобы можно было забрать и похоронить погибших. Бывшие в ахейском войске внуки Геракла Тлептолем, Фидипп и Антиф поспешили к Телефу, который приходился им дядей. Обменявшись дарами, они выразили свое сожаление о никому не нужном кровопролитии, но не удержались и упрекнули Телефа в нападении на родичей. Тот в ответ заявил, что греки сами виноваты.
- Вам следовало заранее прислать послов и сообщить о прибытии друзей и родственников. Теперь же чего вы хотите? – проворчал страдающий от раны царь.
Возразить ему было нечего, и греки смущенно умолкли. Однако в разговор вмешался Менелай, который перевел разговор в деловое русло. В результате между греками и мисийцами был заключен мир.
Так как на стороне ахейцев был явный перевес в силах и они могли завоевать всю Мисию, то они и диктовали условия. В результате переговоров было решено, что греки уплывают восвояси, не продолжая войны с мисийцами, а Телеф в ответ обязался поставлять ахейской армии, пока она будет воевать с Троей, продовольствие, а также выплатил деньги в качестве платы за убитых греков.
Когда были улажены все формальности, к раненному герою в шатер пришли ахейские цари, которые попытались уговорить Телефа, к силе которого прониклись уважением, принять участие в походе против Трои.
- У нас мир с троянцами, и причины нарушать его я не вижу, - отвечал на все приглашения Телеф, женатый на одной из дочерей Приама. – Впрочем, я вам помогу - правда, не войском, а советом. Такой флот, как у вас, может благополучно достичь Трои только весной, когда ветры и течения благоприятны. В другое время путь слишком опасен из-за штормов, которые топят корабли, и ветров, которые относят суда далеко в сторону. Кстати, с ветром вы уже познакомились, так что не искушайте судьбу и возвращайтесь, пока не попали в шторм, который отправит на дно половину ваших кораблей.
Не имея возможности спорить со стихией, Агамемнон был вынужден вернуться домой. Однако неудача не сломила решимости греков идти против Трои. За зимовку были набраны новые воины взамен погибших в Мисии, построены дополнительные корабли. Правда, до сих пор подавленный смертью дочери Агамемнон мало принимал участия в подготовке. Хоть и оставался он формально главой объединенной армии, но все больше реальной власти забирали в свои руки Диомед, Паламед и Аякс.
Неожиданно у ахейцев появился новый союзник. В один из погожих дней к ним приплыл Телеф. Как оказалось, собственные врачи не смогли исцелить его рану, ведь копье Ахилла было в свое время создано самим Хироном. Говорили, что в наконечник вставил мудрый кентавр стрелу Аполлона, выпавшую из тела убитого великана Алоада. Так это было или нет, но были практически неизлечимы раны, нанесенные этим оружием. Зато если соскоблить с лезвия копья стружку и посыпать ей рану, она затянется. Поэтому просил мисийский царь у Ахилла исцеления, обещая за это привести ахейский флот к Трое.
Избавившись от раны, выполнил Телеф свое обещание, и благодаря ему второй морской поход греков завершился там, где и было запланировано. После этого Телеф вернулся домой и не участвовал в войне. Зато его сын Еврипил собрал из оскорбленных мисийцев армию и отправился в Трою, чтобы воевать на стороне Приама.
Второй поход
Высокий шатер микенского ванакта поставлен чуть в стороне от основного лагеря вовсе не для того, чтобы запахи тысяч людей не тревожили нос Агамемнона, как болтают злые языки. Пустое пространство вокруг него и кольцо часовых нужны для того, чтобы никто не смог подкрасться и подслушать, о чем говорят вожди ахейского войска. А вожди спорят до хрипоты, обсуждая детали предстоящего похода. Кроме хозяина, вокруг расстеленной прямо на крытом коврами полу карты стоят Диомед, Идоменей, Менелай, Ахилл, оба Аякса, Тевкр, Нестор, Одиссей, Филоктет, Протосилай и Паламед.
Первая неудача остудила горячие головы, и все собравшиеся понимают, что задуманное предприятие потребует немалых усилий. Заманчиво, конечно, предложение Аякса собрать все корабли, что бороздят воды вокруг Греции, погрузить туда армию и идти прямо на Трою, высадиться и сразу же атаковать. Единым порывом, не считаясь с потерями, прорваться через стены, ну а дальше - как боги позволят. Только более опытные Нестор с Менелаем возражают:
- Вот высадим всех в Троаде, а если с налета город не возьмешь? Воины еще и есть хотят. И чем больше их, тем больше еды и вина нужно. Хорошо троянцам, они в своем городе, где запасы давно собраны и по подвалам распределены. А чем армию вторжения кормить?
- С собой привезем!
- Да? А где корабли для провизии брать, если все уже и так воинами забиты?
- На месте добудем!
- На месте столько награбить не удастся. Это я точно говорю. Приам не дурак, не даст он нам такой возможности.
- Значит все-таки надо везти припасы с собой.
- Кстати, богоравные, а о флоте Париса никто не забыл? У него не так много судов, чтобы с флотом вторжения сцепиться, но вот караваны наших транспортов он легко потреплет. Так что окажемся мы отрезанными от своих тылов на чужой земле.
- И еще есть угроза. Завязнем мы у троянских стен, а ее союзники нам в тыл и ударят.
- А много ли тех союзников?
- Много. Со всей Малой Азией у Приама родство и союзы. Так что на каждого троянца по нескольку иных воинов придется.
- Значит надо сначала их союзные города захватить. Одним ударом двух зайцев убьем. И Трою ослабим, и себя всем необходимым для войны обеспечим.
Долго говорили вожди и решили: армию свою огромную надо разделить на отряды, каждому из которых отдельное задание дать. Одни кораблями Париса займутся, другие огнем и бронзой пройдут вдоль побережья, разоряя и грабя троянских союзников, третьи плацдарм создадут, захватив острова Тенендос и Лесбос, что недалеко от Трои лежат. Ну а основная сила ахейцев в это время к Трое направится. Если удастся взять город сразу, великолепно. Нет, так разобьют укрепленный лагерь рядом с городом и примутся вражеские отряды в наземных боях уничтожать. А там и остальные отряды подоспеют. Уговорились вожди, чтобы не случилось обиды, что будут делить добычу на всех, несмотря на то, какой отряд и где ее захватил.
***
Укатилась на запад золотая колесница Гелиоса, минуло время сумерек, и распахнула свой непроглядный плащ тьма. Тихо на берегах Тенедоса. Лишь плещут волны, набегая на берег, да сияют в высоте холодные звезды, и узкий серп месяца прячется в облака.
Не хочется думать о плохом в такую ночь. Наоборот, взять бы вина, да отправиться к девицам до самой зари. Только нельзя так поступить часовым, что расхаживают вокруг гигантской поленницы дров, сложенной на невысокой скале. По уму сделали свою работу караульные. На четырех столбах из неошкуренных бревен поднят навес, чтобы не намочил дрова дождь, мелкая щепа сложена в центре, а рядом стоит амфора с маслом.
Внимательно следят за морем зоркие дозорные. Едва появятся на горизонте паруса ахейского флота, как даст команду десятник, опрокинут амфору вниз горлом, ударят кремнем о кресало и спустя мгновение вспыхнет пламя в рост человека. От Тенедоса до Трои всего ничего, разделяет их пролив, который мальчишки переплыть могут. Увидят в городе сигнальный огонь, ударят в тревожный колокол, и когда доберутся враги до берега, будет их уже ждать троянское войско. Так что от зари до зари следят тенедоские часовые за горизонтом. Лишь ночью заканчивают они свою службу, ведь в темноте не сможет вражеский флот подойти к незнакомым берегам. Не рискнут на ночное нападение греки, побоятся насадить свои корабли на подводные скалы. Но и во тьме вдоль берега ходят часовые, слушают, не скрипнет ли уключина лодки, что лазутчика доставит, смотрят, не мелькнет ли где потаенный огонь, каким лихие люди с сообщниками общаются.
Да еще стоит стража в гавани, охраняет вытащенные на берег троянские корабли. Именно тут добрая треть боевых кораблей обреченного города базируется. Спят в казармах ничего не подозревающие матросы, спят и их командиры. Знают, если что, то успеют они собраться и в море выйти. Так что тихо на острове.
Вот прошел дозорный по пристани, осветил круг шага в три светом факела, а потом повернулся и двинулся обратно, пробормотав:
- Наверное, рыба бьется.
Может и так. Только странная это рыба. Черной тенью выползла она на причальные доски, метнулась вперед, и рухнул часовой. Одновременно и второй стражник захрипел и судорожно схватился за горло, пытаясь освободиться от удавки. Только ничего у него не вышло. А теней вокруг все больше. Заняты они своим делом, и мог бы рассмотреть внимательный зритель, что вовсе это не порождения Мрака, а люди в темной одежде. Вот они за длинный канат вытянули на берег лодку, из которой стали быстро забирать оружие. Несколько мгновений прошло, и опустел берег. Разделившись на группы, неизвестные скоро двинулись по им одним известным делам. Одна пара этих ночных гостей тихо вышла к сигнальному костру. Тут тени залегли и немного времени провели, прислушиваясь и наблюдая. Наконец один из чужаков сделал жест рукой, и вместе с товарищем они бросились вперед. Часовые погибли, даже не успев ничего понять. Затем убийцы развалили поленницу дров, раскидав поленья так, чтобы даже если кто-то из местных выжил и захотел зажечь огонь, вместо гигантского пламени получился бы скромный огонек.
Теперь, в первых лучах солнца, их можно было рассмотреть. Пара мускулистых людей, одетых лишь в темные хитоны. Из оружия только ножи за поясом, а кожа рук и лиц для маскировки смазана черной смесью жира и пепла. Один уже с сединой в волосах и неспешными, практически ленивыми, движениями профессионала. Второй убийца молод и явно волнуется, что выдает в нем новичка в этом ремесле, хотя он силен и хорошо подготовлен.
- Вот и все. Наше дело сделано, можем теперь спокойно посидеть и посмотреть, как отработают остальные. Благо, что уже светает, ждать долго не придется, – произнес старший из победителей.
- Нет, как только корабли причалят, спускаемся, берем нормальные доспехи - и в бой! – ответил его спутник.
- Эх, Ахилл, молодой ты еще слишком. Все тебе лично сделать хочется. Мы свою работу на сегодня завершили, а мирмидонцы в гавани и без нас все сделают как надо.
- Не могу я просто сидеть, когда там наши бьются, - ответил молодой воин, и вправду оказавшийся легендарным Ахиллом. – Хочешь - оставайся, а я пойду.
- Хорошо, только шлем и панцирь не забудь надеть. Ты хоть и неуязвимый, но лучше не рисковать понапрасну, - отозвался его старший товарищ.
- Ладно! – отозвался Пелид и легким шагом двинулся вниз по тропинке, ведущей к гавани. Сверху ему было отлично видно, как один за другим ахейские черные корабли входили в бухту, и прибывшие воины стремительно высаживались и атаковали раскинувшийся рядом с берегом городок. Люди с такого расстояния казались крошечными, но вполне можно было отличить мирмидонцев, которых вел в бой Патрокл, от мелибейцев, приплывших с Филоктетом. Разные доспехи, по разному двигаются… Впрочем, это неважно. Главное, что все сражаются вместе.
Троянцы не успели ни добежать до своих судов, ни даже собраться в один отряд и теперь гибли на берегу один за другим под напором мирмидонцев.
Отдельный отряд пришельцев, огибая город, спешил на противоположный, обращенный к Трое, берег острова, чтобы никто не смог улизнуть и предупредить троянцев. С высоты холма Ахиллу было видно происходящее, словно в театре. Его старший товарищ был прав: все идет по плану и защитники острова обречены. Однако горячая молодая кровь гнала его в схватку, чтобы на глазах мирмидонцев показать свою удаль и силу. Он быстро спустился к своему кораблю, где его встретил оруженосец. С его помощью Ахилл быстро надел доспехи, взял боевое копье и, собрав отряд из высаживающихся с кораблей воинов, отправился в бой.
Правда, когда ведомый Ахиллом отряд прибыл к месту действия, сражение практически закончилось. Городок уже был взят, и сопротивлялась лишь последняя горстка его защитников. В отличие от многих своих собратьев, чьи тела устилали берег и улицы, эти воины успели полностью облачиться в доспехи и подготовиться к схватке. Они уже отразили первый удар мирмидонцев и теперь, прижатые к стенам местного храма, готовились подороже продать свои жизни. Примерно десяток воинов в полном доспехе выстроились полукругом, составив стену из щитов и опустив копья. Еще несколько воинов стояли за их спинами, готовые сменить павших или раненных товарищей. Тут же стоял и их командир, рослый и светлоглазый мужчина в отделанном золотом панцире. В руках он держал лук, но его колчан уже был пуст. Осталась лишь одна стрела, которую он держал на тетиве, готовясь выстрелить лишь в того, кто будет достойной целью.
Их враги держались на небольшом расстоянии и не спешили атаковать. Во-первых, они уже подустали и теперь переводили дух, а во-вторых, противник оказался достойным, и хоть результат боя не вызывал сомнений, неизбежно с собой к Аиду тенедосцы забрали бы и нескольких врагов. Нет, мирмидонцы не боялись, прошло бы немного времени - и они бы атаковали, но сейчас они отдыхали. Да и почему бы не отдохнуть, если враг загнан в западню, из которой вырваться не сможет? Так что не стоит пороть горячку. Вот восстановят силы и навалятся на врагов.
Как раз в этот момент затишья у храма и появился Ахилл. Взяв разбег, он кинулся на прорыв, увлекая за собой мирмидонцев. Лучник выстрелил и, отбросив бесполезный теперь лук, потянулся за мечом, но не успел. Он не промазал. Его стрела попала в грудь Ахиллу, но встретившись с кованой бронзой панциря, бессильно упала в пыль. Пелид же ударом щита сбил с ног одного из оборонявшихся, прорвал их строй и, оказавшись рядом со стрелком, всадил тому в глаз копье.
Вырвав окровавленное оружие из падающего тела, Ахилл успел еще дважды нанести смертельные удары островитянам, прежде чем схватка закончилась. Большинство защитников погибли, несколько, увидев смерть командира, сложили оружие и сдались на милость победителя.
- Интересно, кто это? - спросил Ахилл, указывая на тело в золоченом панцире.
- Тенес, царь Тенедоса, - ответил один из пленных. И поправил, - Бывший царь.
- Похороните его, как подобает, - распорядился победитель.
Ему вспомнилось, как в ночь перед отплытием в шатер вошла его мать.
- Слышала, что твой отряд высадится на Тенедос?
- Да, мама. Только почему тебя это интересует?
- Что ты знаешь, про царя этого острова? - спросила богиня.
- Да почти ничего. Когда-то поссорился с отцом, собрал переселенцев и отправился на пустынный остров, где основал город. С тех пор там и правит. Подвигами не прославился, в больших войнах не участвовал, над собой признает власть Трои.
- Так я тебе скажу. Считается, что он сын царя Кикна из Троады, только его настоящий отец Аполлон. Пусть солцебог и не объявил его своим отпрыском, но за жизнью Тенеса присматривает. Так что не сходись с ним в бою. Ты его, несомненно, одолеешь, только вот, убив царя Тенеедоса, ты, скорее всего, разозлишь олимпийского лучника.
- Думаешь, тогда придется сражаться против бога?
- Не думаю. Сын Зевса, скорее всего, открыто не будет вмешиваться, только он не тот, кого стоит иметь среди своих врагов. Он не забывает обид и однажды вполне может помочь кому-нибудь из троянских стрелков. Или еще какую шутку придумает…
Ахилл не оценил предостережение своей матери и скорее всего вскоре вообще бы забыл о нем, если бы Фетида не приставила к сыну раба, который ежедневно напоминал об этом.
И вот Тенес лежит мертвым.
- Нехорошо вышло, - подумал герой, но предаваться тревогам не стал. Других дел полно. Надо разделить добычу, взятую на острове, надо принять меры, если троянцы вдруг узнают о произошедшем и попытаются отбить остров, надо подготовиться к прибытию основного флота, который уже ведет сюда Агамемнон. Много дел у победителя, где уж тут волноваться из-за мертвого полубога…
Пока Ахилл приводил себя в порядок и отдыхал, командование на захваченном острове принял на себя Филоктет. Его высокая и худая фигура появлялась то в гавани, где греки осматривали захваченные корабли, то на улицах поселка, где он располагал на постой своих воинов, то на берегу, где он проверял посты. Действовал он грамотно, но была в его поступках какая-то лишняя суетливость, словно он стремился показать кому-то свою нужность.
Пелид с кубком разбавленного вина в руках лениво наблюдал за действиями своего компаньона и думал о герое, доставшемся при жеребьевке ему в напарники. Наверное, нет в Греции человека, который не слышал бы о Филоктете, только тот явно предпочел бы жить в безвестности. Еще бы, слава пусть и невольного, но убийцы Геракла не то, чем хочется гордиться. Что с того, что величайший из рожденных был неизлечим, что с того, что Геракл сам просил поднести факел к его ложу? Это забылось. А вот то, что именно молодой Филоктет оказал эту услугу герою, никто не забыл.
«Смотрите, это тот, кто заживо сжег Геракла», - шептались простолюдины у него за спиной, куда бы ни пришел Филоктет. Цари и воины уважали его за мастерство в стрельбе из лука и воинский опыт, но никто не стремился не то что бы подружиться, а даже сблизиться с ним. Так и жил Филоктет, окруженный незримой стеной отчуждения. Впрочем, сказать, что это была тяжелая судьба, нельзя. Сумел он стать правителем родного городка Мелибея, стоящего на полуострове Магнесия, имел достаток и редкостное здоровье.
Когда Агамемнон объявил о походе, Филоктет собрал отряд молодых воинов среди окрестных народов: мефонцев, тавмакийцев, мелибейцев и олизонийцев. Семь кораблей привел он в армию царя царей и теперь вместе с Ахиллом шел на острие атаки.
Пусть и немного было у старика воинов, но он был полезен ахейцам. Первая причина заключалась в его немалом опыте, а вторая причина практически всегда висела за спиной Филоктета в богато украшенном футляре. Даже последний помощник повара в обозе знал, что там, укрытый слоями кожи и медных полос, спит смертоносный Лук-убийца. Оружие самого Геракла, в котором заключена частица божественной мощи. О нем байки складывали еще при прежнем владельце, а теперь это уже настоящая легенда. Вместе с луком хранился и черный колчан со стрелами. «С теми самыми», - с придыханием говорили люди, и собеседники понимающе кивали. Ведь никому из греков не надо было рассказывать про лернейскую Гидру, в яде которой и были смочены острия стрел. Никто из ныне живущих не видел их в деле, но об их смертоносной мощи ходили рассказы, в правдивости которых никто не спешил удостовериться.
Впрочем, какой бы ни был хороший лук, только вот еще и стрелок должен ему соответствовать. Может, в руках Филоктета он окажется бесполезной игрушкой? Нет, Филоктет не зря сопровождал Геракла в походах. Сейчас он по праву считается лучшим из стрелков Эллады, превосходя в этом искусстве даже Одиссея. А уж прочим героям соревноваться в стрельбе с Филоктетом значит людей смешить. Впрочем, ни Аякс, ни Диомед, ни прочие вожди ахейцев себя и не считают лучниками. Молоды они и горячи. Больше надеются на свою силу и ловкость. Им бы в руку копье или меч - и вперед в бесшабашную схватку грудью в грудь. А вот лук не любит горячего нрава. Хороший стрелок должен быть хладнокровен и расчетлив. К тому же герои молоды и спешат жить и совершать подвиги, а лук - это оружие, требующий долгих лет обучения. Так что мало в ахейском войске стрелков, а уж мастеров и вовсе по пальцам пересчитать можно. Оттого и почет Филоктету.
Зачем ему был нужен этот поход? Хотел ли он денег? Нет, жгла его надежда, что сумеет он совершить такие подвиги, чтобы в памяти потомков остаться воином, а не могильщиком. Его прибытию были рады, сам ванакт слушал его советы, но все же так и не стал он своим среди вождей этого похода, подобно Аяксу или Диомеду. И не только прошлое было тому виной. Глядя на этих мальчишек, чувствовал себя Филоктет человеком из другого времени. Слушая их разговоры, оруженосец Геракла ощущал, что безвозвратно ушла эпоха, к которой он принадлежал. Тогда великие герои истребляли чудовищ, очищая земной мир для людей, в одиночку шли против армий и захватывали грозные твердыни. Теперь же герои нового времени собираются в стаю, чтобы сообща разграбить чужой город.
«Геракл, Персей, Ясон, Беллерофонт… каждый из них был горой, возвышавшейся над людьми. Каждый из них был единственным и неповторимым, - думал Филоктет, разглядывая на пирах соратников Агамемнона, - а эти лишь лицами и отличаются. Кичливые, гордые сверх всякой меры, думают лишь о собственной славе и богатстве… Измельчала порода…»
Один лишь Ахилл напоминал старику товарищей его юности. Бесшабашно храбрый, прямой и готовый совершить подвиг ради самого подвига, а не для корысти. Оттого и радовался Филоктет, что захватывать Тенедос им вместе довелось. Хорошо справились, быстро и практически без потерь. Вскоре сюда прибудет флот Агамемнона, а передовому отряду пора спешить на новое задание, нанести удар по Лесбосу. Так что, как только на остров высадятся микенцы, к отряду Филоктета и Ахилла присоединится со своими людьми Одиссей, и отправятся они на всех парусах жечь соседний остров. Но пока есть целый день, чтобы отдохнуть от боя и дороги, в который раз подогнать снаряжение и наточить оружие или просто поваляться на траве.
Наконец Филоктет посчитал, что сделал все необходимое, и решил отдохнуть. Развлечения ради, он с парой телохранителей отправился осмотреть остров. Быстро прошел по захваченной деревне, заглянул в трактир и, не найдя ничего интересного, обошел весь Тенедос по морскому берегу. На обращенной к Трое стороне острова он задержался, пытаясь рассмотреть происходившее на том берегу пролива, но ничего не удалось разглядеть.
- По крайней мере, военных приготовлений нет. Уж они-то были бы заметны. Так что троянцы не знают о нашем появлении, – обратился он к спутникам. – Пойдем к кораблям.
На обратном пути правитель Мелибея обнаружил у дороги небольшой алтарь. На желтоватом камне были грубо вырезаны два летящих навстречу друг другу лебедя. Присмотревшись, Филоктет разобрал полустертую от времени надпись: «Благородные тевкры приносят свой дар лучезарному метателю стрел. Да поразит он наших врагов».
- Алтарь Аполлона. Старый, можно даже сказать древний, но не забытый, - подметил воин, - Вон видны свежие потеки крови. Наверное, ожидая наше появление, местные молили бога о защите.
- Плохо молили, не услышал их солнечный бог, - ответил телохранитель.
Филоктет усмехнулся, вспоминая дела давно минувших дней. Перед глазами как живой встает яростный Геракл, разоряющий святилище в Дельфах, а золотоволосый Аполлон ничего не может сделать, стиснутый в могучих объятиях героя. Сейчас об этом стараются не вспоминать. Жрецы сделали все, чтобы о конфузе золотого лучника в народе забыли и не вспоминали. Тем же, кто не хотел забыть, ножом, ядом и удавкой помогали это сделать. Только он-то, друг и оруженосец Геракла, помнит, как отступал бог перед человеком.
- Покровитель муз, ты не смог защитить собственного оракула, так как ты защитишь от наших мечей Трою, которая молится тебе? – произнес Филоктет и в знак презрения к олимпийцу поставил ногу на алтарный камень.
Только сандалий коснулся поверхности жертвенника, как сверкнула серебристая молния, в полете превратившаяся в змею. Полные яда клыки несколько раз впились в ногу Филоктета прежде, чем герой смог оторвать ее от себя. Выругавшись, он осмотрел ранки.
Выдавив руками кровь и яд, Филоктет с помощью телохранителей промыл места укусов крепким вином и перебинтовал. Крохотные ранки не показались ему опасными, однако он ошибался. Уже через день нога распухла и Филоктет охромел. Когда отряд отправился на Лесбос, его под руки завели на корабль, а к концу этого похода раны открылись, превратившись в огромные язвы. Мышцы заживо гнили, распространяя такую вонь, что оказавшиеся рядом люди стремились отойти, чтобы не потерять сознание. Врачи старались помочь, но ничего не могли сделать.
В боях на Лесбосе Филоктет не смог принять участие, пролежав все время в горячке. А на обратном пути Одиссей принял решение избавиться от ставшего бесполезным товарища.
Исподволь начал он вести разговоры с воинами больного героя.
- Это не просто рана, а отметина от разгневанного Аполлона. Зачем вам проклятый богом командир? Он навлечет несчастье на нас всех, - так Одиссей подбивал людей Филоктета на измену.
Посовещавшись, воины решили, что хранить верность смертельно больному Филоктету действительно будет глупостью, а потому перешли на службу к царю Итаки. Филоктета же без жалости высадили на близлежащем острове. Так Одиссей получил новых воинов в подчинение и избавился от конкурента.
Высадка
Наконец наступил долгожданный день, когда все греческое войско было собрано в единый кулак на Тенедосе и могло внезапно обрушиться на врага. Ахейские командиры считали, что поскольку троянцы еще не знают о прибытии Агамемнона, то стоит стремительно пересечь пролив и сходу атаковать город. В таком случае есть шанс, что защитники крепости не успеют занять позиции и город будет взят штурмом. Действительно, большая часть троянских воинов – это ополченцы, которые работают в мастерских и на полях, и чтобы встать в строй, им нужно время на сборы и вооружение. Если не дать им времени на это, то отражать ахейский натиск придется немногочисленной царской дружине. Пусть каждый из воинов Гектора сумеет убить даже по нескольку ахейцев, но люди Агамемнона просто сметут их своей массой и ворвутся в город. Если это произойдет, то даже боги уже не спасут троянцев.
Был собран военный совет, на котором греки обсуждали, как лучше нанести свой удар. Одни говорили, что для внезапности нужно воспользоваться ночной темнотой и скрытно высадить десант. Другие возражали, что в темноте корабли могут налететь на скалы или сесть на мель, тогда в волнах потонет больше людей, чем может погибнуть даже в самом жестоком бою. Потому стоит действовать днем. Подождав, пока все выскажутся, слово взял Паламед:
- Давайте сделаем так: один отряд по широкой дуге обойдет Тенедос и, не скрываясь, начнет высаживаться на полдня пути южнее Трои, разоряя местные поселения. Естественно, Гектор со своими людьми бросится туда. Как только он отойдет на достаточное расстояние, оставшиеся силы ахейского войска с Тенедоса пойдут прямо на Трою. Тут мы разделимся. Одни пойдут в лоб на городские ворота и захватят их, а другие отрежут Гектора от Трои.
-Твой план хорош, так и поступим! - подвел итог совета Агамемнон, и греки приступили к реализации намеченного.
Однако, составляя свой план, Паламед не учел того, что Приам, узнав о приближающейся войне, не сидел сложа руки. Во все сопредельные страны из Трои были отправлены послы, которые щедро сорили серебром, нанимая отряды наемников и склоняя местных владык к участию в войне на стороне Трои. Так силы Трои выросли многократно, о чем греки не знали.
Поэтому, когда отвлекающий маневр сделал свое дело и часть троянцев отправилась на юг, город не остался беззащитным. Ведь у его стен стояло отличное войско, пришедшее из Ликии . Его вождями были полубог Сарпедон, сын Зевса, и Главк, сын Гипполоха. Они и заметили приближение флота вторжения. Так что не успели греки доплыть до берега, как их уже ждали ликийские воины, на помощь которым спешили еще и троянские дружинники.
Существовало предсказание, что первый ахеец, который ступит на землю Троады, погибнет. Поэтому когда флот достиг берега, воины медлили, не решаясь начать высадку. Корабли сбились в кучу и больше не могли маневрировать, еще чуть-чуть - и высадка оказалась бы сорванной или привела бы к большим потерям. Тогда Одиссей на глазах всего войска поднялся на нос своего корабля и прыгнул вперед. Увидев, что первый человек достиг земли, остальные ахейца начали покидать корабли и выбираться на берег, и только немногие успели заметить, что перед прыжком Одиссей кинул на берег свой щит. На него он и приземлился, обманув ожидания зрителей. Так что первым, чьи ноги коснулись прибрежного песка, на самом деле был Протосилай, царь города Филаки, который действительно не дожил до конца дня, так как был убит.
Завязалась битва, в которой соперники показали себя равными по силе и храбрости. Много воинов из двух армий нашли свою смерть на прибрежном песке. Сначала побеждали троянцы, но все новые и новые греки высаживались с подплывавших кораблей, и защитники начали понемногу отступать. Когда же со своими дружинами на берег сошли и сразу же ринулись в бой неудержимые Ахилл и Аякс, Сарпедон приказал своим уставшим воинам отходить к городу.
Так завершился первый большой бой этой войны. Поскольку Агамемнон еще не прибыл, воины на общем собрании избрали своими полководцами Ахилла и Аякса Теламонида. Затем ахейцы принялись разворачивать кормой к берегу и вытаскивать на сушу свои корабли, разбивать шатры и строить лагерь. Едва это было сделано, приступили греки к похоронам павших. В стороне от места высадки была найдена ровная площадка, на которой для Протосилая и остальных покойников были устроены погребальные костры и принесены поминальные жертвы. Однако закончить ритуал ахейцам не удалось. Пользуясь тем, что греки были заняты погребением и разбивкой лагеря, еще один союзник Трои, царь Кикн из города Колоны со своими людьми незаметно подкрался к ахейцам и атаковал тех, кто хоронил Протосилая. Ахейцы не ожидали нападения и оставили доспехи и тяжелые копья в лагере, а потому и не смогли оказать сопротивления. Забыв о дисциплине и чести, греки побежали под защиту своих кораблей, а нападавшие убивали их десятками.
Крики и шум боя заставили находившихся в лагере воинов облачиться в доспехи и выступить вперед. Поняв, что происходит, Ахилл со своими мирмидонцами бросился навстречу Кикну, прикрывая собой беглецов. Словно две медных волны, неслись два отряда навстречу друг другу, и задрожала земля, когда они столкнулись. Звенели скрещенные мечи, грохотали, отбивая копья, щиты, падали раненые и убитые. Наконец в поединке сошлись Кикн и Ахилл. В этот момент сама собой прекратилась битва, и отступили в стороны все, давая вождям место для схватки.
Был белоголовый Кикн сыном Посейдона. За свою жизнь участвовал в десятках боев и схваток и всегда выходил из них, не получив ни единой царапины, так что по праву носил прозвище Неуязвимый. Однако до сих пор не встречался он с таким грозным противником, к тому же также слывшим неуязвимым.
Сначала обменялись герои ударами копий, но ни один не смог поразить соперника. Затем рубились они на мечах. Сумел более рослый и тяжелый Кикн ударом щита один раз даже сбить Ахилла с ног, но вскочил Пелид и продолжил бой. Погнулись от ударов мечи, затупились их бронзовые клинки, став бесполезными. Отбросили их бойцы, положили на землю ставшие ненужными щиты и голыми руками продолжили сражаться. Тогда схватил Ахилл камень размером с кулак и метнул его в голову врага. Не сумел увернуться Кикн, на миг потерял ориентацию, но за это малое мгновение успел прыгнуть на него Пелид, сорвать шлем и его ремнем задушить сына Посейдона.
Так погиб неуязвимый Кикн, но едва закрылись его глаза, стало меняться распростертое на земле тело. Прошло немного времени, и на глазах у изумленных зрителей обратился человек в лебедя. Встала величественная птица, отряхнула прах с перьев и взлетела, навсегда покинув землю.
С гибелью Кикна сражение завершилось. Ближе к вечеру в греческий лагерь прибыли троянские послы с просьбой отдать тела павших для достойного погребения. Выслушав их, Аякс приказал своим бойцам не препятствовать сбору погибших, тем более что с тех уже было снято все ценное. Следующим утром ахейцы отправили в Трою своих послов.
Снова Одиссей и Менелай отправились к Приаму, но теперь они уже не просили, а требовали. И требования эти, подкрепленные копьями высадившихся дружин, были тяжелы. Не только Елену с ее богатствами требовали ахейцы, но еще хотели получить большую дань золотом и серебром как компенсацию своих затрат на поход, и сверх этого требовали выдать им на расправу Париса как виновника бесчестья. Естественно, они получили отказ и ушли в свой лагерь.
- Сейчас мы уходим, но завтра вместо нас будет говорить не знающая жалости бронза. Много троянских жен овдовеют, много детей прольют слезы, оплакивая отцов! - пригрозил Менелай.
Битва
Несколько дней противники готовились к большой битве. В ахейский лагерь прибыли почти все именитые участники похода, кроме Ахилла, который в это время разорял мелкие города. Последним с тридцатью кораблями воинов появился Паламед, объяснивший свою задержку болезнью. Теперь Агамемнон был готов к сражению. Приам также собрал в единый кулак отряды троянцев и их союзников, назначив полководцем Гектора, а командирами отдельных отрядов - Деифоба, Париса, Троила, Энея и Сарпедона.
Готовясь к битве, вожди осматривали местность. Конечно, по рассказам очевидцев и картам они уже успели выучить все возвышенности и реки Троады, но сейчас они могли все увидеть своими глазами.
От ахейского лагеря на восток до самого города расстилалась равнина, по которой протекали река Скамандр и ее притоки, самым крупным из которых был Симоис. В жаркую погоду река мелела, а ее притоки просто исчезали, но после дождей Скамандр широко разливался, становясь полноводным. Троя замыкала равнину, возвышаясь над ней, а вдалеке за ней виднелись покрытые лесами и пастбищами вершины Иды и других гор. Городская цитадель, Иллион, стояла на холме с крутыми склонами. На равнину, где обосновались захватчики, из крепости вела дорога, начинавшаяся от огромных, богато украшенных Скейских ворот. Их створки, собранные из дубовых брусьев и для прочности окованные медью, казались несокрушимыми, а рядом высилась Великая башня, лучники с которой могли расстрелять всех, кто рискнул бы броситься прямо к воротам. На юг смотрели Дарданские ворота, через которые можно было попасть в Нижний город, населенный ремесленниками и торговцами. Многочисленные одно- и двухэтажные дома теснились вокруг рынков и площадей. Нижний город тоже имел стены, а еще его прикрывал глубокий и быстрый ручей, так что штурмовать его было бы не намного проще, чем высокие стены Илиона.
- Итак, обойти город мы не можем. С севера от Трои полно болот и озер, чтобы подойти к стенам нам придется переправиться через реку, а потом идти по узкой полоске сухой земли, пока не упремся в стены. Если ударим с юга, то под стрелами и камнями из Илиона нам придется прорываться через весь Нижний город. В таком бою не будет ни правильного строя, ни колесниц, и если мы и прорвемся, то потеряем половину воинов и снова окажемся перед Илионом.
- Не прорвемся. В крайнем случае, они просто подожгут свои дома и отойдут в крепость. Выходит, ни с севера, ни с юга не стоит и пытаться ворваться в Трою.
- А к восточной стене мы просто не подойдем.
- Богоравные, слишком рано думать о штурме города. Сначала нужно перебить его защитников, и сделать это придется на равнине.
- Думаешь, они выйдут за стены? Я бы на их месте постарался отсидеться в городе, отражая штурмы.
- А мы в это время разорим всю Троаду. С кого потом Приаму дань собирать? Он должен сражаться.
- Приам привел сюда немало союзников, которых нужно кормить, поить и задабривать подарками. Какой бы ни была его казна, но это большие траты. При этом впустить их всех в город он просто не может. Так что троянцы дадут нам большой бой.
- Тогда мы будем готовиться к нему.
Решив так, вернулись вожди к своим кораблям, а уже на следующий день две армии вышли для боя на равнину, заранее выстроившись в боевые порядки. Троянцы шли с изрядным шумом, выкрикивая воинственные кличи и грозя смертью врагам. Ахейцы же, напротив, маршировали в грозном молчании. Старый Приам остался в городе и вместе со своими советниками и старейшинами города с высокой башни следил за разворачивающимся на равнине действом. Вместе с ними была и Елена, по мере необходимости рассказывавшая царю, кто есть кто во вражеском лагере.
По традиции бой должен был начаться с поединка наиболее храбрых воинов. Агамемнон предложил, чтобы поединщиками были от ахейцев Менелай, а от троянцев Парис, так как именно из-за них началась война.
- Пусть они сами с оружием в руках решат, кому должна принадлежать Елена. Победит спартанский царь - отдайте нам все похищенное и выплатите пеню. Откажитесь - мы продолжим войну! Победит похититель - мы откажемся от Елены, - громко заявил Агамемнон. - После этого поединка исчезнет причина для вражды и мы сможем заключить мир!
Казалось бы, есть возможность примирения двух народов, но это была лишь иллюзия. Ванакт уже решил, что Троя должна быть захвачена и ничто этому не помешает. Тем более, что собранные им цари просто не поняли бы отказа от добычи, которую они уже считали своей. Так что погибни его брат в схватке, Агамемнон нашел бы предлог для продолжения войны. Троянцы также знали, что кто бы ни победил, Приам уже не отдаст Елену, потому что давно объявил царевну членом своей семьи. Так что все понимали, что поединок не сможет предотвратить войны и говоря правильные слова о примирении, Парис и Менелай лишь начинают большое сражение.
Агамемнон и Гектор помогли своим братьям подготовиться к схватке и обсудили ее условия. Было решено, что герои будут драться пешими и не брать оружие взамен сломанного.
Под приветственные крики своих земляков начали герои сближение. Парис откровенно красовался перед зрителями, давая им в подробностях рассмотреть свой богатых доспех, прикрывавший его гибкую фигуру. Изящным движением скинул он с плеч шкуру пантеры и, застегнув высокий шлем с плюмажем из конских волос, легкой, словно танцующей походкой направился к сопернику. Менелай же не разменивался на красивые жесты. Всю его сущность в этот момент заполнял дикий гнев, лесным пожаром вспыхнувший в душе спартанского царя при виде обидчика.
Сначала они обменивались ударами копий, но это не принесло никому победы. Копье Париса прошло мимо, а оружие спартанца застряло в троянском щите. Оба соперника были сильны, и никто из зрителей не мог предположить, кто же выиграет. Однако оказалось, что более старший и тяжелый Менелай сильнее. Сумел он ударом щита сбить Париса с ног и, прежде чем царевич сумел подняться, обрушил меч на голову троянца. Со звоном разлетелся на куски столкнувшийся со шлемом клинок, но сила удара была такова, что на мгновение потерял сознание сын Приама. Торжествующий Атрид схватил Париса за шлем и поволок по земле к своим товарищам. Очнувшийся Парис бессильно пытался освободиться, расстегнув захлестнувший шею ремень шлема. Толи ему это удалось, толи ремешок просто лопнул, не выдержав нагрузки, но освободился царевич. Не ожидавший этого Менелай упустил момент, и Парис вскочил на ноги, выхватил меч и принялся из последних сил рубить врага. Он понимал, что через несколько мгновений свалится без сил, и стремился скорее покончить с оставшимся без оружия спартанцем. Тот сумел отбить несколько ударов щитом, от нескольких увернулся, но долго такое везение не могло длиться. За свое падение отомстил троянец, попав в шлем Менелая. Он тоже не смог пробить защиту, но удара хватило, чтобы у ахейца потемнело в глазах. Тут бы и кончился бой, но у Париса не хватило сил добить врага, и он отступил к рядам троянского войска. На этом закончился поединок
Потом, спустя много лет, когда уже не было ни Трои, ни сражавшихся у ее стен героев, пели рапсоды, что победил Менелай, но богиня Афродита укрыла поверженного Париса мглой и перенесла в Трою. На самом же деле не оказалось победителей в том бою, и едва разошлись Парис с Менелаем, как кинулись друг на друга две армии.
Кричал Агамемнон, что сбежал Парис, а значит должны троянцы отдать свою казну. А раз не поступают так, то вероломны они, и надо ахейцам самим взять добычу!
Под военные кличи рванулись вперед колесницы царей и героев, обдав спешащие следом отряды пехоты серой пылью. Первыми на открытом пространстве столкнулись колесничные бойцы двух армий. Закружились в кровавой карусели люди и кони, закованные в медные и бронзовые доспехи воины ловко орудовали длинными пиками, выбивая противников из колесниц. Потеряв пики, хватались бойцы за дротики... Красив смертельной красотой бой колесниц, но очень скоротечен. Подоспела к месту схватки пехота, выбежали из строя лучники и пращники, принявшиеся осыпать противника стрелами и камнями. Пропало место для маневра, и поэтому отошли вглубь своих позиций колесничные бойцы.
Опьяненные своей силой и близостью Трои, к которой они так долго добирались, ахейцы азартно рвались вперед. Вскоре единое войско Агамемнона распалось на отдельные племенные отряды, каждый из которых во главе со своим царем стремился первым пробиться к городу. Уже не мог ванакт управлять ими и поэтому сам повел своих микенцев вперед.
Под напором ахейцев, которых вел Аякс Теламонид, уже стал отступать центр троянского войска, а когда в бой вступили микенцы, враги побежали. Много подданных Приама погибло тогда от ударов в спины, и даже отвага Гектора не могла остановить бегущих.
Успешно наступали критяне, которых вел Идоменей...
На фланге, которым командовал Диомед, ахейцы тоже опрокинули и заставили отступать врага. Сам Тидид подтвердил в этот день славу непобедимого воина. В колесничном бою победил он двух славных витязей, сыновей Дареса, жреца Гефеста. Причем одного убил первым же ударом, а второго заставил спасаться бегством, оставив победителю как трофей колесницу и тело брата. Затем не раз вел Диомед своих воинов в атаку, направляя свою колесницу прямо в лоб на фаланги троянцев. Как вихрь, налетал он на врагов, разя их пикой, сбивая конями и давя колесами. Не могли троянцы удержать этот натиск, а когда распадался их воинский строй, в дело вступала аргосская пехота, добивавшая деморализованных врагов. Сбились в тот день с ног оруженосцы Диомеда, собирая его добычу. С тел поверженных Тидидом героев снимали они доспехи и украшения, ловили оставшихся без хозяев коней, забирали опустевшие колесницы, и все это спешили увезти в свой лагерь.
Зато на другом фланге союзные Приаму фракийцы не просто отбили атаку греков, но и сами перешли в наступление.
В целом же казалось, что побеждают греки, но повел в атаку своих ликийских лучников Пандар. Смогли ликийцы остановить аргосцев Диомеда и прикрыли отступление союзников. Был стрелой в плечо ранен Тидид и на некоторое время оставил поле боя. Лишившийся своего вождя фланг греческой армии остановился.
***
Едва выступила два войска на поле боя, как на Олимпе во дворце великого Зевса собрались боги, чтобы не пропустить предстоящего зрелища. Геба наливала в золотые чаши нектар, и бессмертные неспешно переговаривались, обсуждая людей, которым вскоре предстояло лить свою кровь. Конечно, боги настолько превосходят людей, что зачастую их не волнуют самые сильные страсти, бушующие на земле, но в этот раз дело обстояло иначе. Слишком много среди воинов было детей и внуков олимпийцев, рожденных от союзов со смертными. Так что, забыв о беспристрастности, склонялись сердца богов и богинь к своим любимцам. Поддерживали ахейцев Афина, Гера, Посейдон и Гефест. Желали победы троянцам Афродита, Арес и Лето со своими детьми Артемидой и Аполлоном. Один лишь громовержец, в своем сердце уже вынесший смертный приговор всему поколению героев, сохранял олимпийское спокойствие.
Вот началось сражение, и захлестнули страсти небожителей. Первой не выдержала Афродита и спустилась в мир людей, чтобы защищать дорогих ее сердцу троянских вождей. Видя это, Кронид решил уязвить свою нелюбимую супругу, сочувствующую ахейцам. С улыбкой он произнес:
- Странно, две грозные богини покровительствуют Менелаю, но обе они сейчас со стороны смотрят на его страдания и тешат душу кровавым представлением. А кроткая Афродита не побрезговала сойти в кровь и грязь, защищая тех, кто ей дорог! Может, мне остановить войну и заставить Елену вернуться к Менелаю?
Достигла эта насмешка цели. Разъярились Гера и Афина, ненавидевшие Трою после истории с судом Париса. Слетела Афина на землю, вдохновляя ахейцев на битву. За ней устремился Арес, покровительствующий троянцам. Вместе с богом войны сошли на землю и его вечные спутники: Эрида-Распря, Фобос и Деймос, мгновенно принявшиеся за свою страшную работу. Под влиянием богов еще больше разгоралась в бойцах ярость, закрывала глаза кровавая пелена и рождалась жажда убийства. Забыв обо всем, бились греки и троянцы, и даже падая раненными, продолжали колоть, рубить или душить врагов. В единый звук смешались крики боли и радости, стоны и команды. Размокла от пролитой крови земля, и жирной грязью чавкала под ногами сражавшихся. Не достигло солнце зенита, как на десятки пошел счет убитых знатных воинов, а простых никто и сосчитать не смог бы. Полноводной рекой потекли души павших в Аид...
***
Когда перевязавший рану Диомед вернулся, троянцы уже пришли в себя и больше не отступали. Бросил аргосский царь свою колесницу на врага, чтобы прорвать его строй, но выехала ему навстречу колесница Пандара, которой правил Эней. Пришлось Диомеду вступить в бой с ними, а не возглавлять атаку. В этот момент поневоле отошли назад простые воины, давая вождям место для схватки. Так что не могли теперь ахейцы на этом фланге атаковать.
Обменялись герои ударами и разъехались в стороны. Развернули коней возницы и погнали колесницы навстречу друг другу, мчась между двумя армиями. Все выше скорость, все ближе враги. Как две молнии пронеслись друг мимо друга колесницы, и в этот момент ударили герои. Копье Пандара пробило щит Диомеда, но не задело тело. Зато тот всадил пику прямо в голову ликийцу, выбив его из колесницы.
Спрыгнул Диомед, бросившись к телу врага, но шагнул навстречу ему Эней. Вслед за ними устремились вперед и их отряды. Так что вокруг тела завязался жаркий бой. Стремились ликийцы спасти тело вождя для достойного погребения. Хотели греки захватить его как добычу, ведь тело вражеского вождя - это не только символ победы, но и дорогие доспехи. Над мертвым царем схватились Эней и Диомед. Сумел ахеец ранить в бедро Энея и хотел уже добить, но вмешалась в сражение бессмертная Афродита, мать Энея. Прикрыла она сына и вывела из гущи боя.
С бешенством смотрел герой, как уходит его добыча, но не решался выступить против богини. Вдруг он почувствовал холодный ветерок, обдавший его разгоряченное тело. Куда-то исчезла усталость от многочасового боя, и неземной голос произнес:
- Диомед, чего ты боишься? Если богиня сходит на землю и вмешивается в бой, то рази ее без раздумий. Не будет это преступлением и не разгневается Отец, если острым копьем прольешь ты сегодня ее ихор . Против других богов не дерзай выходить на бой.
Еще даже не обернувшись, понял герой, кто с ним говорит, но на всякий случай посмотрел на советчицу. Сияя белоснежными одеждами, поверх которых был одет панцирь с эгидой, за его плечом стояла сама Афина Паллада. Грозная дочь Зевса не смогла остаться простой зрительницей и слетела на землю, чтобы принять участие в сражении. Впрочем, не она одна. Приглядевшись, сумел Диомед различить вдали сиявшие фигуры других небожителей.
- Не теряй времени, - произнесла Афина, - Атакуй! Или ты дашь ей увести этого мальчишку?
- Ну уж нет! - и Диомед бросился вперед. Как лев разгоняет шакалов, так он разогнал стоящих против него врагов и бросился за Энеем. Догнал он раненного и атаковал Афродиту, закрывавшую собой сына. С размаху вонзил Диомед копье в руку богине. Рассекла бронза белоснежную кожу около кисти, и ручьем полилась божественная влага, заменяющая им кровь.
Отступила на шаг богиня, в ужасе смотря то на свою руку, то на жестокого аргосского царя. Растерянность богини пришлась по вкусу Тидиду. Рассмеялся он в лицо богине:
- Зачем явилась ты на поле боя? Тебе стало мало обольщать женщин и ты хочешь вмешиваться в битвы? Я отучу тебя от такой наглости! Будешь ты впредь приходить в ужас, едва услышишь шум сражения!
Подскочила к раненной вестница богов Ирида и унесла страдающую от боли и обиды Афродиту на Олимп.
После этого трижды кидался Диомед на Энея, но ни разу не смог его поразить. Натолкнувшись на невидимую преграду, копье просто отлетало обратно. Взбешенный этим аргосский царь хотел в четвертый раз ударить, но внезапно перед ним проявился Аполлон, который все это время своим щитом прикрывал Энея.
- Смертный, очнись! Или не видишь, кто перед тобою? Отступи и не думай равняться с богами, - произнес Аполлон.
Посчитав, что у него не хватит сил, чтобы биться с небесным лучником, Диомед отступил. Пока он гонялся за Энеем и общался с богами, в битве произошел перелом.
Троянцы оправились от неудачного начала боя и восстановили порядок в своих отрядах, стоявших в центре, так что утомленные боем ахейцы уже не могли наступать. Более того, вырвавшийся вперед центр греческого войска оторвался от своих флангов и оказался с трех сторон окружен троянцами. В этот момент в бой пошли стоявшие в резерве троянские союзники, ведомые Сарпедоном. Опасаясь как бы его совсем не отрезали от остальных войск, Агамемнон, бывший в центре, приказал своим воинам отступать на исходные позиции.
Аполлон же отнес Энея в свой храм, где его божественные мать и сестра излечили раненного. После этого вернул солнечный бог Энея на поле битвы. Был в тот момент юноша прекрасен, словно рассвет. Громкими криками приветствовали его троянцы, радуясь, что он невредим. Бог войны в это время принял облик Акаманта, одного из фракийских вождей, и обходил троянцев, придавая им силы и разжигая в сердцах ярость. Пользуясь этим, Гектор и Сарпедон повели своих людей в атаку на ахейский центр.
Несокрушимо, словно скалистые утесы, стояли оба Аякса, Агамемнон и Диомед со своими людьми, и словно морские воды, обрушивались на них волна за волной троянцы. Полный сил Эней вырвался вперед, сразил двух греческих героев и уже был готов схлестнуться с Менелаем, но на помощь тому поспешили товарищи, и Эней отступил.
В поединке сошлись царь Родоса Тлеполем, сын Геракла, и Сарпедон. Хвастал славой отца Гераклид, насмехался перед боем над противником, но ударом в шею убил его Сарпедон. Правда, и сам при этом получил тяжелую рану в бедро.
Когда битва снова разгорелась, Арес прекратил возбуждать воинов и стал рядом с Гектором, защищая и усиливая троянского царевича. Возросла и без того немалая мощь сына Приама, и разил он ставших у него на пути греков одного за другим. С ног до головы залитый алой кровью, возвышался он над окружающими и внушал такой ужас врагам, что дрогнул даже неукротимый Диомед. Не решаясь вступить в бой, прокричал он своим людям:
- Смотрим им в лицо и отступаем. Нам сейчас не победить, с ними Арес в человеческом обличии!
Под натиском троянцев пришлось отступить и Аяксу, который медленно, шаг за шагом, отходил, отбиваясь копьем от наседавших врагов. Отступили греки на те же позиции, что занимали перед боем, и наступил в битве небольшой перерыв. Строились троянцы для новой атаки, ахейцы же отдыхали, переводя дух. Хоть и отступили они, но все еще не были разбиты. Вызвал Агамемнон из своего лагеря те отряды, которые охраняли корабли и еще не сражались, перегруппировал силы и готовился к продолжению сражения.
Видя, в какое сложное положение попали ахейцы, Афина и Гера снова вмешались в события. Гера принялась обходить войска, вдохновляя своих подопечных, а Афина отправилась к Диомеду.
Пользуясь мгновением отдыха, герой занялся перевязкой своей раны, так как прежняя повязка уже насквозь пропиталась кровью. Незаметно подойдя, Афина оперлась о ярмо колесницы и сказала:
- Ты не особо похож на отца. Тидей хоть и не отличался ростом, был ни с кем несравнимым бойцом. Даже когда я запрещала ему воевать или задирать окружавших, он стремился доказать всем свое превосходство. Помню, когда он был послан послом в Фивы, я приказала ему не задирать жителей и просто пировать с ними во дворце. Он же вызывал юношей из самых знатных семей города на различные состязания и всегда побеждал, - на губах богини заиграла улыбка, вызванная воспоминаниями о своем былом любимце, а глаза стали веселыми. - Попробовал бы он проиграть, когда я сама ему помогала!
Богиня выпрямилась и подошла к Диомеду:
- И вот теперь я охраняю тебя, мальчик. Почему же ты отступил? Ты устал? Или, может быть, ты испугался? Какой же ты после этого сын храбреца Тидея?
Задело сравнение с отцом Диомеда, и не теряя достоинства, возразил он богине:
- Не ты ли запретила мне сражаться против бессмертных, за исключением Афродиты? Я помню твой приказ и выполняю его. Увидев Ареса в рядах врагов, я приказал отступить.
Понравился ответ дочери громовержца, и снова обратилась она к герою:
- Ты приятнее мне всех смертных, Тидид. Больше не бойся ни Ареса, ни другого бога, ведь сегодня я буду твоей помощницей. Смело нападай на Ареса!
Сказав это, богиня согнала возницу и сама взошла на колесницу, взяв в руки вожжи. Стал позади нее Диомед, и помчались кони вперед. Арес в это время сразился с очередным ахейским героем и теперь снимал доспехи с тела противника.
Чтобы брат не узнал ее, Афина одела шлем Аида и погнала колесницу прямо на кровавого бога. Заметив Диомеда, Арес оставил свое дело и бросился навстречу. Первым ударил копьем сын Геры, но Афина отклонила смертоносное лезвие. Тогда и Тидид нанес свой удар, который пришелся богу в низ живота. Вошло копье в тело бога, и взвыл от боли Арес. От этого крика дрогнула земля и пришли в ужас и греки, и троянцы. Вырвав и отбросив прочь копье, бог взлетел и умчался на Олимп.
Словно обиженный ребенок, сел он перед отцом, демонстрируя свою рану. Добившись внимания Зевса, стал он жаловаться:
- На горе бессметным породил ты безумную дочь, у которой на уме одно злодейство. Из-за нее вечно приходится нам всем страдать! Все олимпийские боги покорны твоей воле, а ее ты никогда не смиряешь! Все позволяешь зловредной богине, рожденной тобою, и к чему это привело? Сегодня она подстрекала наглеца Диомеда напасть на бессмертных богов. Сначала он ранил Киприду , а потом и на меня бросился. Только проворные ноги и спасли меня, иначе остался бы я лежать мертвецом!
Грозно ответил отец богов:
- Ее за это накажу, а ты смолкни!
Не любил Зевс Ареса за жестокость и тягу к кровопролитию, а еще больше за то, что строптивым духом походил тот на свою мать. Любил Кронид свою мудрую помощницу Афину и многое ей прощал. Но сейчас перешла дочь все границы. Помогла человеку напасть на бога! Не жалко владыке Олимпа Ареса, но ведь это сегодня пострадал он, а завтра может и кто-то другой из семьи получить копье в живот. Опасно показывать смертным, что уязвимы боги. Должна быть наказана Афина!
Повел бровью Зевс, и покатился гром, требуя от богов вернуться с земли на Олимп, что те и поспешили исполнить.
На этом бой окончился, так как напуганные криком Ареса воины предпочли прекратить сражение и разойтись по своим лагерям.
***
Несколько следующих дней боев не было, лишь отдельные смельчаки из двух лагерей сходились на нейтральной полосе, чтобы показать свое мастерство. Ахейцы продолжали разбивать лагерь и встречать новые корабли, троянцы и их союзники собирали силы, готовясь к генеральному сражению.
В этот момент несколько греческих отрядов были направлены против ближайших небольших городов.
Первыми были разграблены оставшиеся беззащитными владения Кикна, затем ахейцы обрушились на земли племени неандрийцев, которыми правили сыновья Кикна. После того, как греки начали сжигать все в той земле, местные жители стали умолять захватчиков о пощаде, обещая взамен стать союзникам Агамемнона. В знак своей покорности они выдали на расправу грекам детей Кикна, двух сыновей и дочь Главку, которую себе забрал Аякс в качестве своей доли в добыче. Затем ахейцы разорили Киллу, еще один город в Троаде. Видя это, жители соседнего городка Карены добровольно признали над собой власть ахейцев, благодаря чему сохранили свои жизни.
Так началась и шла эта война. Греки не могли взять Трою штурмом и поэтому, разбив у ее стен основной лагерь, посылали отряды по соседним провинциям, изнуряли троянцев частыми небольшими боями и разорением всей окрестной земли.
Сначала каждый греческий царь разбил на побережье собственный лагерь. Когда стало понятно, что война затянется на долгое время, решено было объединить лагеря в один. В результате на берегу вырос настоящий город с площадью для собраний, улицами, мастерскими и казармами. Для защиты ахейцы сначала вырыли вокруг своего лагеря ров и насыпали вал. Потом, когда несколько раз почти к самым шатрам царей прорывались атакующие троянцы, были построены частокол и даже несколько деревянных башен.
Шло время. Дни ожесточенных сражений сменялись перемириями, которые могли длиться целыми месяцами. Приплывали в греческий лагерь купцы, привозя вино и оружие. Отдав за право торговать долю Агамемнону, открывали они торг, в качестве оплаты беря у воинов их добычу. Выбрав плодородные участки земли в окрестностях, греки разбивали небольшие огороды и сеяли зерно, чтобы меньше зависеть от привозных продуктов.
Пусть и нечасто, но приходили сюда корабли с родины, которые привозили пополнение и увозили домой увечных воинов. Регулярно из лагеря отправлялись в набеги на окрестные земли отряды разных царей, которые вскоре возвращались с добычей. Привлеченные слухами о возможности хорошо заработать, приплывали сюда отряды наемников, желавших вступить на службу к Агамемнону или другим вождям.
Вопреки надеждам организаторов похода, война затянулась на долгие годы и, естественно, это не всем нравилось. В результате авторитет Агамемнона стал падать, и начались в войске разговоры о том, что нужно избрать нового ванакта. Многие хотели бы сесть на трон Агамемнона, но лишь два царя реально претендовали на это место: Ахилл и Паламед. При этом последний был опаснее для Агамемнона, так как в силу возраста был гораздо опытнее Пелида.
Чтобы уменьшить опасность для своей власти, стал ванакт как можно чаще отправлять Ахилла в далекие набеги. Пока полубог воевал вдали от лагеря, он не мог завоевать сердца большинства воинов и найти себе сторонников.
Паламед же был на глазах всего войска. Он построил маяк, он занимался лечением раненых и доставками продовольствия, тренировал воинов и проверял ночную стражу... За что ни брался эвбейский герой, все ему удавалось. Вскоре стал он популярнее Агамемнона, и открыто говорили, что жезл верховного правителя должен достаться ему. Тем более что ванакту особыми успехами похвастаться было нельзя. Пока Ахилл и Паламед, пусть и в малых делах, достигали удачи, Агамемнон безрезультатно топтался под стенами Трои, теряя десятки людей в стычках с защитниками крепости.
Вот после одного кровавого и неудачного для ахейцев штурма Трои поднялся ропот среди воинов и, подстрекаемые людьми Паламеда, стали они требовать, чтобы сложил свои полномочия микенский владыка. Назревал в лагере раскол, и решил Одиссей, что настало время для его мести. Ведь не забыл он, как на Итаке угрожал Паламед его семье.
Изобразив обеспокоенность на лице, вошел Одиссей в шатер Агамемнона.
- Слышишь, как шумит войско? – обратился он к ванакту.
- Чернь вечно недовольна, и Паламед этим пользуется. Только ничего у них не выйдет, - царь царей сжал свой скипетр так, что пальцы побелели.
- Паламед с каждым днем становится все опаснее для тебя. Если его не остановить, то вскоре он бросит тебе открытый вызов.
- И как ты себе это представляешь? Взяться за оружие? У него собственная дружина хорошая, так еще его поддержат и оба Аякса, и многие другие. Выйдет бойня на радость Приаму.
- А позволь я дам тебе совет.
- Сделай милость.
- Сначала под любыми предлогами отошли из лагеря всех, в чьей верности не уверен. Потом обвини Паламеда в измене и, доказав его вину, быстро казни.
- Паламед изменник? Кто в это поверит?
- Если будут неопровержимые улики, то поверят все.
- И как ты собираешься добыть доказательства его вины?
- А это уже моя проблема, ванакт. Ты только дай согласие, да выдели на это дело немного золота.
Улыбнулся Агамемнон и, подойдя к стоящему у стены резному сундуку, достал из него небольшой, но тяжелый кожаный мешочек. Протянув его Одиссею, ванакт произенес:
- Действуй!
Прошло несколько дней, и объявил Одиссей ванакту, что можно приступать. Были отправлены за продовольствием или в набеги все цари, симпатизирующие Паламеду, и собрал оставшихся вождей ванакт. Вышел перед соратниками Одиссей и объявил, что был пойман троянский лазутчик, посланный Приамом к одному из ахейских царей.
- К сожалению, от ран он скончался, но вот письмо, которое он нес. Одиссей достал кусок пергамента и стал читать:
- Приам, царь Трои, Паламеду. Как мы и договаривались, я послал тебе золото, чтобы открыл ты нам ворота лагеря и помог сжечь корабли! Укажи гонцу дату, когда это будет сделано!
- Что за бред! – вскакивая на ноги закричал Паламед, но незаметно ставшие за его спиной телохранители Агамемнона скрутили его и заткнули эвбейцу рот.
- Я обвиняю Паламеда в измене и требую его смерти! – заявил Одиссей.
Растерянные вожди переглядывались, не зная как отреагировать на такое известие.
- Обвинение серьезное и нуждается в проверке! – высказал свое мнение Нестор.
- В письме сказано о золоте. Давайте обыщем шатер Паламеда. Найдем золото – вина Паламеда будет доказана. Нет - будем думать, как действовать дальше, - предложил Агамемнон.
Тотчас отправились вожди к Паламеду и действительно обнаружили там мешочек с золотом. Развязал завязки Одиссей и, высоко подняв кошель, высыпал его содержимое на землю.
- Какое еще доказательство вам нужно? – Одиссей обвел взглядом собравшихся, - Он изобличен!
- Да, похоже на то…
- Кто бы мог подумать?
- И что теперь делать?
- Вина Паламеда доказана и его нужно судить! – твердо произнес Агамемнон. – Все мы станем его судьями. Здесь и сейчас вынесем приговор! Говорите без страха, чего заслужил изменник.
- Смерти! – первым ответил Одиссей.
Несколько голосов несмело поддержали его. Остальные вожди колебались, но времени на раздумья ванкт им не дал. Подняв свой жезл, он спросил:
- Есть ли те, кто хочет оправдать предателя?
Все промолчали, и Агамемнон кивнул своему начальнику стражи. Тот с поклоном вышел из шатра.
- Пойдемте! – обратился ванакт и, не дожидаясь ответа, отправился в свой шатер. Остальные поспешили следом. Когда вожди вернулись к жилищу ванакта, там все было кончено. Паламед с перерезанным горлом лежал в луже крови, а телохранитель ванакта вытирал свой кинжал.
- Вестники, обойдите лагерь и объявите, что суд свершен и предатель казнен! – распорядился Агамемнон. - Скажите, что Паламед был забит насмерть камнями! Так что сделайте все как надо, а тело бросьте без погребения.
Слуги тут же вытащили труп и забросали его камнями, после чего выставили кровавые останки на всеобщее обозрение. Многие ахейцы не поверили объявленной публично версии, но никто не возмутился открыто. Ведь ради мертвеца никто не хотел рисковать головой.
Лишь когда в лагерь вернулся Аякс, нашел дух Паламеда упокоение. Теламонид не поверил в измену эвбейца и похоронил царя со всеми подобающими обрядами.
Когда весть об убийстве Паламеда дошла до Эвбеи, его отец Навплий стал требовать разбирательства, оправдания сына и наказания виновных, но его требования были проигнорированы Агамемноном. Хотел Навплий отомстить, но сил на войну с ванактом у него не было. Тогда он решил по-другому наказать царей. Стал он интриговать, чтобы оставшиеся в Греции жены вождей изменили своим супругам. Рассказывал он царицам, что их мужья женились на троянках, которых хотят после возвращения сделать царицами, а прошлых жен и детей отправить в изгнание.
И в этом черном деле добился он немалых успехов. Под его влиянием жена Агамемнона и ее любовник решились убить ванакта, когда он вернется. Точно так же поступила и Эгиалея, супруга Диомеда Тидида. Со своим любовником она захватила Аргос, лишив Диомеда царской короны. Изменила законному мужу и жена критского царя Идоменея…
Однако в тот момент никто из воюющих под Троей не боялся мести Навплия.
Десятый год
Пока основная армия ахейцев билась под Троей, два сравнительно небольших, но хорошо подготовленных отряда, которыми командовали Ахилл и Аякс Большой, отправились разорять союзников Приама.
Первым под удар попал остров Лесбос, царя которого Форбанта Ахилл убил, а имущество взял как добычу. В плен попала и царская дочь Диомедея, которую герой сделал своей рабыней. Довольный собой Пелид хотел возвращаться к Агамемнону, но его войско решило иначе. Едва сообщил Ахилл о возвращении, в войске поднялся ропот. Вскоре, посоветовавшись между собой, мирмидонцы обратились к своему вождю с настоятельной просьбой не торопиться под Трою.
Под одобрительный ропот товарищей, подошел к герою один из сотников его войска и, весело ощерясь, сказал:
- Царь, там и без нас есть кому воевать, а тут нам стоит потрудиться. Многие богатые города вступили в союз со злокозненным Парисом, и поэтому так дерзко ведут себя троянцы. Совсем рядом с берегом лежат Скир и Гиераполь. Тут давно уже не было войны, и владения городов просто ломятся от всякого добра. Если мы не нападем на них, то они могут помочь нашим врагам. Поэтому войско просит тебя выделить немного времени, чтобы мы могли нанести туда визит.
Молодой герой недолго раздумывал. Конечно, ропот воинов - это нарушение дисциплины, которое можно пресечь. Достаточно у молодого полководца сил и власти, чтобы в бараний рог скрутить ослушников, только ведь сила любого вождя в его дружине. Значит надо периодически бросать кость своим двуногим псам, чтобы они вернее служили. А идея ограбить азиатские приморские города и вовсе неплохая. Так что в этот раз полезно пойти навстречу своим бойцам.
Высадившись на берег, оставил Ахилл небольшой отряд охранять корабли, а сам стремительно двинулся на ничего не подозревавшие города. Поднимая сухую пыль, по дороге быстрым шагом шла колонна ахейцев. Когда путь лежал мимо деревень или усадеб знати, от основных сил отделялись отряды, которые налетали на добычу и устраивали избиение местных жителей. Ничего и никого не щадили греки в этом марше. Все, что нельзя было забрать с собой, уничтожалось на месте. Прошло три дня, и на месте цветущих городов остался лишь пепел и руины домов, на которых выли оставшиеся без хозяев собаки. Молодых и сильных горожан победители связали и погнали к своим кораблям, чтобы потом продать в рабство. Впрочем, этим, избитым и потерявшим все несчастным еще повезло, ведь все, кого нельзя было выгодно продать, были просто зарезаны на месте.
Напуганные такими зверствами соседние области прислали к Ахиллу послов, обещая отдавать половину урожая, если жестокий полубог их не тронет. Взяв с покорившихся дань, эскадра Ахилла отправилась в земли киликийцев. В двухдневном бою ахейцы разбили армию местного правителя Ээтиона и захватили город Лирнес. К радости воинов, тут им досталась просто огромная добыча, в том числе и Астинома, дочь жреца Хриса из храма Аполлона, бывшая женой царя. Затем огнем и мечом прошелся неистовый герой по земле племени лелегов и осадил их столицу. Местный царь Брис попытался организовать сопротивление и защитить свою столицу, но видя, что не сможет защитить своих подданных, в горе отправился домой, где и повесился. Не успело остыть его тело, как город пал, и победители вволю потешились, грабя столицу. Ахиллу в этой битве досталась в плен царевна Гипподамия Брисеида.
В это же время Аякс Теламонид нападал на земли мелкого царька Полиместора. Тот, чтобы откупиться от ахейцев, выдал Аяксу младшего сына Приама Полидора, который жил в его владениях, а также немалое количество золота и серебра. Поняв, что правитель морально сломлен и готов на все ради сохранения жизни, Аякс вытребовал себе еще столько зерна, что хватило бы армии на целый год. Когда добыча была сложена на грузовые корабли, специально для такой цели взятые в поход Аяксом, он отправился дальше и совершил успешный налет на фригийцев.
Совершив все это, одновременно вернулись под Трою Аякс и Ахилл. Гордые своими победами, послали они глашатаев, зовя к себе всех вождей и воинов. В качестве доказательства своего успеха выставили герои на всеобщее обозрение трофеи. Жадными глазами смотрели ахейские воины на ковры, брошенные на землю, на груды золота и драгоценных камней, прикидывали стоимость драгоценной посуды. Особый восторг вызвали прекрасные пленницы, которым суждено было стать рабынями и наложницами вождей.
Когда перед воинами появились Ахилл и Аякс, все войско громогласно приветствовало их. Это был настоящий триумф, и были герои в тот момент намного популярнее, чем сам царь царей. Украсили друзья их плечи алыми плащами, а на головы одели венцы. Вдоволь насладившись славой, приступили герои к дележу добычи. Первым получил свою долю Агамемнон как верховный владыка, а затем и все остальные вожди и воины получили свою часть добычи в зависимости от их заслуг. Выбрал себе ванакт дочь Хриса и золото, а молодой Ахилл отказался от благородных металлов, зато взял себе сразу двух красавиц - Гипподамию и Диомедею.
Война же продолжалась своим чередом. Несмотря на все старания, ахейцы были далеки от победы так же, как и в первый день. Поэтому решили греческие вожди, что там, где не смогли достичь результата силой, стоит попробовать шантаж. Знали они, что любит Приам своего младшего сына, и поэтому решили обменять его жизнь на Елену и богатства Трои.
Снова отправились Одиссей и Диомед в Трою послами с таким предложением, но не смогли ничего добиться. Возмутились их предложением остальные сыновья Приама и их воины, считая потерей чести уступить шантажистам. Бурно проходило заседание Совета Трои, но под давлением Париса и его друзей отказали троянцы послам.
Когда послы вернулись в свой лагерь и рассказали обо всем, разозленные греки привели Полидора почти к самым стенам Трои и связанным поставили так, чтобы защитники города все видели. Двое воинов натянули веревки, привязанные к рукам пленника, чтобы он не мог уклониться. Закусив губу, смотрел ребенок на приготовления ахейцев, а те, собрав тяжелые камни, стали кидать их в царевича. Хотел троянец умереть молча, показав этим презрение к врагу, и даже выдержал несколько попаданий не закричав, но недолго он выдержал. Взвыл мальчик от боли, когда выбили ему глаза, а потом сломались под градом булыжников его кости. Под смех палачей рухнул окровавленный Полидор в пыль, а те продолжали кидать камни, пока не затихли последние стоны жертвы. Так своей страшной смертью заплатил ребенок за любвеобильность старшего брата.
***
Прошло немного времени, и весть о судьбе дочери дошла до Хриса. Много лет уже был он жрецом в Зминфийском храме Аполлона и пользовался уважением среди окрестных жителей. Когда в Троаду приплыли ахейцы, Хрис сумел остаться вне войны и одинаково относился и к грекам и к троянцам, поэтому приходили в его храм помолиться воины из обеих армий. Так что надеялся старик, что с уважением отнесутся к нему у Агамемнона и сможет он освободить дочь. Тем более, что взял он с собой увесистый мешочек с золотом, чтобы предложить его взамен. Знал он об алчности ванакта и надеялся, что сможет выкупить дочь, дав за нее больше, чем могли бы предложить работорговцы.
Свою колесницу Хрис оставил под присмотром рабов за пределами лагеря и пешком, словно обычный проситель, шел к шатру ванакта, где в это время на военный совет собрались все вожди.
Держа в руке золотой жреческий жезл с символами Аполлона, вошел старик к ахейцам. Дав собравшимся рассмотреть гостя, Хрис обратился к ним с речью:
- Радуйтесь, дети Атрида и остальные благородные вожди! Пусть помогут вам бессмертные боги разрушить Трою и всем живыми вернуться домой! Я же у вас прошу малой милости: верните мне дочь, за которую принес я щедрый выкуп. Не откажите в просьбе, почтите согласием мою седину и священный сан.
Зашумели ахейцы, тронутые лестью жреца:
- Конечно, надо вернуть дочь отцу! Пусть забирает!
Только вот узнав, кого просит Хрис, возмутился Агамемнон. Было ему жаль расставаться с добычей, а еще важнее было то, что посмели его вассалы первыми голос подать, не дождавшись царского решения. Усмотрел в этом оскорбление спесивый ванакт и вспыхнул от гнева. Давно копилась в его душе черная злоба, с каждым днем, проведенным под стенами Трои, росла, мешая мыслить здраво. Видел он, что терпит крах его грандиозный замысел, докладывали шпионы, что в полный голос ругают своего царя за неудачи воины, и ничего не мог сделать. И вот теперь нашелся тот, на кого можно было обрушить свою ярость, выплеснуть злобу и обиду...
Рывком вскочил он с трона и осмотрел собравшихся. Под тяжелым взглядом замолчали вожди. Агамемнон же широким шагом подошел к Хрису и с нескрываемой яростью в голосе сказал:
- Пошел прочь старик, чтобы я тебя никогда больше не видел. Если немедленно не исчезнешь с глаз моих, тебе не поможет и твой жезл. А девчонку я не отпущу. Состарится твоя дочь в рабстве, будет днем за ткацким станком сидеть, а по ночам греть мою постель! А ты, если хочешь уйти целым, поспеши!
Дрогнули плечи старика, и бессильно опустилась голова. Не смотря по сторонам, побрел он прочь, не глядя куда. Очнулся он лишь тогда, когда омочили морские волны его сандалии. Не заметил он, как далеко ушел от кораблей, оказавшись на безлюдном берегу. Огляделся Хрис. Воткнул жезл в песок, повернув резным ликом бога к себе. Был жезл, а стал кумир. Достав нож, ткнул себя жрец в руку и провел ею по изображению Аполлона, так совершая жертву.
- Владыка Аполлон! Феб далеко разящий! Немало приносил я тебе в жертву коз и быков, на радость тебе построил белоколонный храм! Если есть у меня перед тобой заслуги, то услышь меня! Пусть за слезы мои отмстят твои стрелы данайцам!
Не успел затихнуть голос Хриса, как золотым лучом с высот Олимпа пал на землю Аполлон. Оскорбление жреца как свое принял бог. Незримым простым смертным великаном шел солнцебог по берегу к ахейскому лагерю. Звенели в такт шагам стрелы, ждущие своего часа в колчане за спиной небожителя. Вот стал он на границе лагеря и снял с плеча лук. Запела серебряная тетива, и веером полетели невидимые посланцы смерти, находя свои жертвы среди тех, в ком течет горячая кровь. Вызвали стрелы бога смертельную болезнь, которая хищным зверем обрушилась на лагерь, не различая правых и виноватых. Сначала падали в корчах и быстро околевали собаки и кони, а затем перекинулась хворь и на людей. Стихли в шатрах у греков песни и веселье, прекратилась любая работа, и лишь погребальные костры горели непрерывно. Множество воинов умерли, а еще больше лежали, бессильно бредя в горячке.
Страшен был ахейский стан в те дни. Не пели воины песен, не слышались шутки. Да и откуда взяться радости? Не до веселья, когда не знаешь, встретишь ты следующий рассвет или сволокут тебя на край лагеря, где горят-полыхают погребальные костры. Если бы гибель в бою грозила - это напасть понятная, привычная, а смерть от руки врага почетная и честная. А тут болячка неведомая косит людей. Подлая это смерть, а оттого вдвойне страшная. Потому и смотрели затравленными зверями ахейцы друг на друга, гадая, кого следующим из друзей хоронить придется, а безжалостный Танат ходил между палаток, собирая кровавую дань. Девять дней продолжался этот ужас, а на десятый Ахилл по совету Геры созвал всех воинов на общее собрание.
Своей волей Пелид послал во все отряды вестников, громко возвещавших о начале собрания. Даже не поставил он в известность ванакта, прекрасно зная, что гордый царь царей воспримет это самоуправство как пощечину. Но это не волновало Ахилла. В конце концов, он один из лучших вождей, за плечами которого целая череда взятых городов и горы захваченной добычи. А что за эти годы сделал Агамемнон? Разбил голову о неприступные стены Трои? Положил в землю сотни воинов, но так и не смог победить? А теперь трусливо спрятался от болезни в своем шатре, который слуги непрестанно окуривают серой. Раз ванакт ничего не может сделать, значит пришла пора Ахиллу взять в свои руки ход дел в лагере.
Герой был уверен в себе, но все равно волновался. Послушают ли его воины? Придут ли на зов? Как поступит Агамемнон и как отреагируют другие цари?
Впрочем, причин для волнения не было. Авторитет ванакта был серьезно подорван неудачным ходом войны и эпидемией, вожди волновались, а простые ахейцы были готовы к любым действиям, лишь бы спастись от болезни.
Так что, услышав зов мирмидонского героя, все поспешили на центральную площадь. Пришел даже Агамемнон. Завернувшись в алый плащ и даже не думая скрывать своего раздражения, ванакт, усевшись на принесенный слугами походный трон, молча разглядывал войско.
Наконец, воины собрались, и вышел вперед Ахилл, высоко подняв руку с жезлом, показывая, что будет говорить. Замолкло человеческое море, и начал речь Пелид:
- Война и мор косят наши ряды! Неужели нам придется все бросить и возвращаться домой? - задал вопрос Пелид, и никто не ответил ему. Он же продолжал:
- Видно, есть причина этому. Гневается на нас какой-то бог, поэтому нужно найти жреца или прорицателя, который объяснит, чем вызвали мы гнев небожителей. Кто из олимпийцев карает нас и за что? Может, нарушили мы клятву или хочет он гекатомбу?
Тут же обратились все взгляды на Калханта, чьё умение гадать было хорошо известно ахейцам. Поняв, что отмолчаться не удастся, тот встал и произнес:
- Ахилл, ты хочешь, чтобы я объяснил причину гнева далеко разящего Аполлона? Я, конечно, скажу, но прежде ты поклянись, что защитишь меня после этого. Ведь мой ответ прогневает того, кто здесь важнее всех. Скажи, спасешь ли ты меня от его злобы?
- Клянусь, что пока я жив, никто не поднимет на тебя руку, - ответил Ахилл, призвав в свидетели своих слов Зевса и Аполлона.
Радостно зашумели со всех сторон воины, одобряя поступок Ахилла. Тогда вышел Калхант Фесторид, поднялся на колесницу, чтобы все его видели. Из-под черного плаща взметнулись в небо жилистые руки, напоминающие сучья давно засохшего дерева. Замер прорицатель, всматриваясь в бездонную синеву. Зашевелились беззвучно его губы, а на лбу от напряжения появились бисеринки пота.
Подались воины вперед. Обступили колесницу, чтобы не пропустить ни единого слова, когда начнет вещать Калхант. С надеждой и ожиданием устремились тысячи глаз на седовласого прорицателя, который был сейчас для ахейцев важнее всех царей и героев.
Замерло все, едва начал свое дело Фесторид. Стояли воины, затаив дыхание и боясь лишний раз пошевелиться, чтобы ненароком не помешать Калханту. Казалось, даже тучи-коровы, плывшие по небу, замерли, желая подслушать ответ божества, чтобы потом посплетничать на полях хрустального свода. Звенела тишина над ахейским лагерем, и казалось, слышно было, как бьется кровь в синих венах, ярко проступивших на руках прорицателя.
Наконец неожиданно громким голосом возвестил Калхант:
- Разит нас сияющий Феб , небесный лучник! Мстит он за обиду своего жреца. Знайте, что обидел Агамемнон Хриса, отказавшись вернуть тому дочь и отказавшись от выкупа. За страдания своего слуги карает теперь сын Зевса и не отведет он смерти от ахейского войска прежде, чем не вернется Хрисеида к отцу. «Не отдали девушку за золото, теперь даром вернете!» - так говорит разозленный бог. Самому же солнцебогу должны мы за обиду совершить гекатомбу , которую проведет Хрис. Только тогда лишь смилуется над нами владыка Дельф.
Окончив говорить, сошел с колесницы старый Калхант Фесторид и поспешил отойти подальше от побагровевшего Агамемнона, который, осознав сказанное, от возмущения захлебнулся несказанным вслух ругательством.
Всегда следил микенский ванакт, чтобы были его движения неторопливы и величественны, но в этот раз, забыв о высокой чести своего звания, резво вскочил он на ноги, словно хотел броситься вслед за Калхантом. Однако хватило у царя царей ума сдержать свой порыв и застыть надменной статуей.
Ведь заметил он, что появилось в руке у Ахилла копье, а многие воины схватились за рукояти мечей. Краем глаза он также видел, как подняли щиты и ощетинились копьями его телохранители, готовые по знаку владыки ринуться в бой. Мгновенно рассчитал он, кто, кроме микенцев, будет готов поддержать его, начнись в лагере распря. Как ни крути, недовольных властью Агамемнона выходило слишком много, и с ними легко справиться не удалось бы. А большая война между ахейцами, даже сумей он победить, ставила крест на всех воинственных планах царя царей.
Злобно сверкая глазами, прокричал Агамемнон, обращаясь к Калханту:
- Видно приятно тебе предрекать беды, раз никогда ты ничего хорошего нам ни разу не сказал! Говоришь, отказал я отцу рабыни? Да! В своем я праве и хотел ее видеть в своем доме! Мне она приятнее, чем законная жена Клитемнестра. И красотой Хрисеида не уступает царице, и нравом. Но для пользы войска я готов ее вернуть. О чем бы ни шептались по ночам завистники, но благо всех я ставлю выше своих удовольствий, – переводя дух, Агамемнон огляделся и отметил, что напряжение, охватившее войско, понемногу спадает и уже никто не собирается на него кидаться.
- Хорошо, - подумал он. - Отдав девчонку, я сохраню войско. Однако если просто так уступить, то в некоторых буйных головах могут появиться нехорошие мысли: мол, Атрид ослабел и у него можно еще что-нибудь отобрать. Этого допустить нельзя.
Спустя мгновение Агамемнон уже знал, что делать.
- Воины, - обратился он к собравшимся, - я возвращаю свою добычу, но вы взамен приготовьте мне равноценную замену, чтобы не остался я на радость насмешникам единственным во всем войске без награды за свои труды.
Это требование возмутило Ахилла, который заявил:
- И где нам взять тебе эту награду? Все, что мы добыли в покоренных городах, уже поделено между воинами, и никакой общей казны, как ты знаешь, нет. Не хочешь же ты отбирать назад у народа трофеи и заново все переделить? Так невозможно уже это сделать. Лучше отдай Хрисеиду, а после взятия Трои мы тебе втрое-вчетверо больше выделим.
- Лукавишь ты, Ахилл! Однако меня не проведешь. Сам хочешь наслаждаться добычей, а меня обделить? Нет уж, пусть сегодня ахейцы мне выделят равную замену. Если же я здесь и сейчас не получу ее, то сам приду и заберу ее у тебя или любого другого крамольника - хоть Аякса, хоть Одиссея заставлю ее мне дать. И когда я это сделаю, будет не рад тот, к кому я приду!
Верно рассудил Агамемнон, что теперь большинство воинов, на добычу которых он не посягает, будут равнодушными зрителями, если он обрушится на одного из мелких царей. Скорее уж они поддержат ванакта ради спокойствия в лагере и соблюдения порядка. Тем более, если добычи лишится Ахилл, которого ахейцы хоть и ценили за силу и удачливость, но многие и не любили за гордый нрав и пренебрежение к авторитетам. Да и банальных завистников у Пелида хватало с избытком. «Кстати, именно Ахилла и надо наказать, а то этот мальчик стал в последнее время слишком много себе позволять, будто он не один из многих полубогов, а ровня самому ванакту», - подумал Агамемнон, и на его губах зазмеилась усмешка.
А заставить Ахилла вспыхнуть и тем самым обречь на наказание было делом легким. Сын Фетиды ведь не только в бою никого не боялся, перед царем царей он тоже трепета не испытывал. Стоило Агамемнону лишь упомянуть, что он отберет добычу у Ахилла, как тот ринулся обличать своего полководца.
Горя гневом, Ахилл закричал, обращаясь к Атриду:
- Все твои мысли лишь о собственной выгоде! Наверное, ты забыл, что не ради себя пришли мы под Трою, но для мести за твоего брата. Что мне плохого сделали троянцы? Ни лошадей, ни коров у меня они не угоняли, поля не топтали… Это из-за тебя, бесстыдник, пересекли мы море и пришли сюда лить кровь. Это за твою и твоего брата честь идет война, а ты, собачья образина, этого не ценишь! Вместо благодарности ты грозишь у меня отобрать награду, данную войском за мои подвиги?! Так напомню, что я никогда не получал столько, сколько доставалось тебе после каждой победы. Сколько раз мое копье решало судьбу битвы, сколько городов было захвачено мною за эти годы, но как только одержана победа и как время дележа наступает, так лучшая добыча достается тебе! Лучше я вернусь домой, чем и дальше буду обогащать тебя!
Надменный Агамемнон не остался в долгу:
- Устал воевать? Так беги прочь! Не стану тебя умолять остаться, благо, что другие не убегут и доведут дело до конца. Обидно тебе, что не оценили тебя? Да, ты и вправду силен, но ведь это не твоя заслуга, а лишь дар богов! Так что возвращайся со своими кораблями во Фтию и правь там мирмидонцами. Я не опечалюсь, и твой гнев меня не трогает. Но за дерзость твою поступлю я так: раз Аполлон отнимает мою Хрисеиду, я ее с почетом и дарами отправлю отцу. Себе же я возьму твою рабыню Брисеиду. Силой ее у тебя заберу, чтобы ясно ты понял, насколько я выше тебя и сильнее. И пусть это послужит уроком всем, кто рискнет ставить себя наравне со мною!
Побелели у Ахилла пальцы, сжимавшие рукоять меча. Колебался он, не зная, стоит ли броситься вперед и попытаться зарубить Атрида, как требовало сердце, или отступить в этот раз, как подсказывал разум. Неизвестно, на что бы он решился, но вмешалась в спор Афина, заботившаяся о благе ахейцев. Незримо слетела она с Олимпа и, став сзади Ахилла, приказала ему:
- Словами какими хочешь рази Атрида, а за оружие и думать не смей схватиться! Смири сердце и знай, что не останется эта обида неотомщенной. Троекратно вскоре возместит тебе Агамемнон потерю!
Узнал Палладу Ахилл, и хоть все у него внутри кипело от ярости, учтиво ответил:
- Как бы моим духом ни владел гнев, я слушаю божественную волю, ведь тем, кто послушен богам, и боги охотно внимают.
Успокоенная богиня исчезла, а Ахилл, раз уж ему было запрещено взяться за оружие, отвел душу, вволю обложив ванакта всеми известными ругательствами. Под ухмылки стоящих кругом воинов Агамемнон был вынужден выслушать о себе немало интересного. А выговорившийся герой напоследок пообещал, что хоть и не будет защищать свою добычу с оружием в руках, но с этого момента больше не вступит в бой, как бы ни теснили ахейцев троянцы.
Не остался в долгу Атрид, и долго еще ругались бы вожди, если бы не взял слово Нестор Пилосский. Старик, переживший уже два поколения людей, попытался погасить спор, взывая к разуму воинов и предлагая им помириться. Понимая, что ругаясь прилюдно, выставляют они себя на посмешище, распустили цари собрание.
Агамемнон вернул Хрису дочь и забрал Брисеиду у Ахилла, тот же со своими воинам удалился в свой лагерь и больше не участвовал в жизни ахейского войска.
Оскорбленный и чувствующий себя униженным Пелид в одиночестве отправился на безлюдный морской берег, где воззвал к своей матери. Жгло его душу решение ванакта, но больше всего оскорбляло его то, что никто из присутствовавших при этом царей не вступился за правду.
Фетида не замедлила явиться на зов сына. Легким облаком вышла она из воды и предстала перед ним в человеческом образе. Видя страдания сына, обратилась бессмертная к герою:
- Какая печаль посетила твое сердце? Не скрывай, расскажи все матери.
Долго говорил Ахилл, рассказывая о своих подвигах и нанесенной ему обиде. Пришла ему мысль, как может помочь ему мать и посрамить Агамемнона. Просил он Фетиду обратиться к самому Зевсу, чтобы тот помогал в предстоящих боях троянцам до тех пор, пока не загладит ванакт свою вину перед Пелидом.
- Пусть разгромит Гектор чванливого микенца, пусть гонят троянцы ахейцев вплоть до их кораблей, чтобы осознали все наглецы, как беспомощны они без Ахилла. Пусть прочувствует Агамемнон, как ошибся он, обесчестив храбрейшего из ахейцев.
Согласилась мать помочь, но просила Ахилла за это совершенно воздержаться от участия в боях. Так герой и поступил. Оставался он у своих чернобортых кораблей и не появлялся за пределами мирмидонского лагеря. Не посещал он военные советы и пиры, оставались его воины в палатках, когда шли бои.
Фетида же на Олимпе молила владыку богов исполнить ее просьбу. Долго не хотел Зевс соглашаться, понимая, что это приведет к ссоре с его царственной супругой, которая сочувствовала ахейцам, однако в конце концов уступил.
Не прошло появление Фетиды на Олимпе незамеченным. Догадалась Гера, о чем могла просить морская богиня громовержца. Набросилась она на супруга с упреками:
- Избегая меня, в тайне любишь ты принимать решения. Никогда ты не посоветуешься со мной, никогда не раскроешь своих мыслей и планов! Или я тебе так докучаю расспросами, что избегаешь меня? Или я плохое посоветую? Вот боюсь я, что сегодня обманула тебя среброногая Фетида, убедив ради ее сына погубить множество достойных мужей! Неужели ради ее благодарности пойдешь ты на это?
- Все ты замечаешь, все узнаешь! – проворчал помрачневший Кронид, - если я так поступаю, значит мне это угодно! И не вздумай перечить! Сиди и молчи, когда я вершу свою волю! Если же противиться мне захочешь, то не спасут тебя от моего гнева и все боги неба и океана!
Знала Гера, что скор на расправу Зевс, и испугалась угрозы. Замолчали и другие боги, хоть и не все поддержали решение владыки. Кронид же стал думать, как выполнить обещание.
Прежде всего, нужно было заставить врагов сойтись в большом открытом сражении, а в последнее время ахейцы предпочитали вести осаду, не устраивая кровопролитных штурмов. Ведь утомились воины за долгие годы и уже не горели желанием рисковать своими жизнями.
Поэтому послал Зевс Агамемнону лживый Сон-Гипнос, внушая, что теперь падет Троя, так как все олимпийские боги сошлись на этом мнении.
Поверивший видению-обману, был твердо уверен ванакт, что наконец-то завоюет Трою. Ранним утром, облачившись в парадные одежды и взяв в руки царский скипетр, пошел Атрид по лагерю, поднимая бойцов и вождей.
Созвав достойнейших на совет, объявил Агамемнон о бывшем у него ночью вещем сне и повелел строить войска для битвы. Зная, что войско устало, решил Агамемнон взбодрить воинов. Притворно предложил он всем плюнуть на перенесенные страдания и возвращаться домой, надеясь, что из гордости и алчности откажутся от такого предложения воины.
- Да, будет стыдно нам бежать, когда на каждого троянца приходится по десятку ахейцев, но зато все целыми и невредимыми вернутся к женам и детям. Пусть поколения греков стыдятся бесполезного похода своих предков, но вы сможете увидеть родные дома, – говорил он.
Думал ванакт, что возмутятся этим трусливым предложением ахейцы и потребуют вести войну до победы. Однако произошло все наоборот. Радостно кинулись к кораблям воины, стремясь поскорее отправиться на родину. Так бы и закончилась война, но слетела Афина в лагерь, нашла Одиссея, и вдохновленный богиней царь Итаки стал останавливать бегущих воинов.
Встретив у кораблей царя или знатного воина, говорил Одиссей:
- Что с тобой приключилось? Разве ты трус, чтобы бежать с войны? Вернись в лагерь и успокой своих воинов. Мы же не знаем, что на уме у Атрида. Скорее всего, он просто испытывает нас. Выявив трусов, ванакт с ними жестоко расправится для примера другим.
Но не только словами возвращал Одиссей на совет воинов. Некоторым наиболее стремящимся уплыть ахейцам досталось царским жезлом по голове и спине.
Тем же, кто громче всех кричал и звал войско домой, резко и грубо закрывал он рты.
- Кто ты такой, чтоб кричать и командовать! Иди на свое место и слушай, что решат те, кто получше тебя! Ты ни в бою, ни на совете никогда не играл никакой роли, так что молчи! Не тебе принимать решения! Есть у нас царь, и он один имеет право повелевать! – прокричал Одиссей в лицо одному. Обозвал трусом другого, и постепенно стали успокаиваться воины.
Присоединились к Одиссею другие вожди, и сообща смогли они вернуть разбежавшихся ахейцев на место общего собрания. Приняла Афина образ вестника и стала рядом с Одиссеем, а он взял слово.
Все свое красноречие проявил сын Лаэрта, убеждая слушателей в том, что нельзя возвращаться в Элладу без победы. Приводил он разные аргументы, возбуждая алчность и честолюбие, гордость и благородство и, в конце концов, добился своего.
Разгорелась в ахейцах воинственный пыл, и громогласно стали они требовать вести их на бой. Чтобы еще больше поднять дух воинов, предложил Нестор построить войско не как обычно по видам вооружения (когда лучник стоит рядом с лучником, а щитоносец с щитоносцем), а по родам и племенам, чтобы каждый бился на глазах у своих родных.
- Агамемнон, повели поступить так, и ты узнаешь, какой из вождей и какой из народов храбр, а какой труслив. Заодно и узнаешь, по воле ль богов ты не смог взять крепость или из-за трусости наших войск и незнанья военного дела, - предложил он ванакту.
Послушал его Агамемнон и повелел после обеда выступать, построившись по родам.
- Забудьте обо всем и бейтесь, герои Эллады, - кричал Агамемнон. – Не будет отдыха и передышки в кровавом празднике мечей, пока не возьмем мы город Приама! Если же кто испугается и попытается улизнуть, спрятавшись возле кораблей, то я сам такого труса казню на месте!
Затем принесли воины жертвы богам, заколов немало быков, овец и коз, мясо которых пожарили на вертелах и съели. Насытившись, облачились воины в доспехи и двинулись к Трое. Сама Афина незримо была с ними, возбуждая в сердцах отвагу. Казалась попавшим под влияние богини ахейцам битва намного приятнее, чем возвращение домой.
Огромная армия покинула лагерь и вышла в долину Скамандра. Гудела земля, когда шли блиставшие медью доспехов латники, был подобен лавине грохот боевых колесниц. Все города и племена Эллады шли в этот день в сражение, и казалось, что никто не сможет остановить ахейское войско. Один лишь Ахилл со своими мирмидонцами остался на месте, втайне желая поражения своим вчерашним товарищам.
Узнав о наступлении ахейцев, быстро вооружились троянцы и, раскрыв ворота города, смело пошли навстречу врагу, ведомые Гектором. Шли троянцы, которых возглавляли сыновья Приама, за ними выступили дарданцы во главе с Энеем. Вел в бой своих прославленных лучников Пандар. Вместе с ними шли на поле брани и многочисленные троянские союзники, пришедшие со всех земель Малой Азии. Были тут пеласги и фракийцы, киконы и пэоны, пафлагонцы и фригийцы... Говорившие на разных языках, управляемые разными царями, прибыли они на зов Приама, чтобы сбросить в море чужеземных захватчиков.
Вот сошлись лоб в лоб две армии, и начался бой. Быстро смешались отряды, и началась резня. Сломав копья, воины рубились мечами и топорами, резались ножами, обрушивали дубинки на головы врагов, а то и вовсе душили противников голыми руками или рвали зубами, дотянувшись до чужого горла. Страшная это была бойня, в которой никто не думал о защите, но каждый стремился убивать. Упавших на землю раненых в свалке затаптывали насмерть, буквально вбивая ногами в кровавую грязь.
Стал этот день звездным часом для Аякса Теламонида. Из славного рода происходил он, но витало над этой семьей проклятье вечно быть вторыми. Теламон некогда был сильнейшим из живущих, уступая в мощи одному лишь Гераклу. Немало подвигов совершил он, но только по всей Греции помнят и чтят победителя Геракла, а того, кто лишь чуть уступал герою в львиной шкуре, уже давно забыли. Обидно это было. Вот и Аякса наделили боги небывалой силой. В самых опасных местах на поле боя высился его гигантский щит, и никто из врагов не мог с ним справиться. Но Ахилл затмевал его. Так что подобно отцу был Аякс вечно вторым.
В этот же день не участвовал Пелид в сражении, и пусть и на время, но стал Аякс лучшим. Сумел он прорвать строй троянских щитоносцев, в единоборстве раскроил голову рослому фракийцу Акаманту, а после неудержимо рвался вперед, увлекая за собой ахейцев. Под этим натиском дрогнули троянцы, и начало отступать их войско.
Видя, что еще чуть-чуть - и обратятся его земляки в бегство, спрыгнул со своей колесницы Гектор и стал обходить ряды, успокаивая робких и вдохновляя уставших. Видя рядом с собой любимого вождя, воспрянули троянцы духом и сами двинулись в атаку. С новой силой начался бой, и теперь уже не выдержали ахейцы. Стремительным натиском отбросил Гектор врагов и снова выстроил по всем правилам военного искусства троянские отряды. И только убедившись, что теперь его армии разгром не угрожает, а отступившие ахейцы некоторое время не смогут атаковать, ушел из первых рядов Гектор и отправился в крепость, чтобы доложить отцу и старейшинам о ходе боя.
Наступило затишье, воспользовавшись которым воины спешили перевязать раны, напиться или просто посидеть на земле, давая отдых уставшим мышцам.
Лишь немногие, самые неугомонные бойцы из двух армий, не желали отдыха и хотели биться дальше. Они выходили на свободное пространство, образовавшееся между двумя войсками, и вызывали из вражеских рядов соперников для поединка. Одним из таких героев с ахейской стороны был любимец Афины Диомед Тидид, который, дерясь на глазах всего войска и неизменно побеждая, добивался таким образом большего уважения и славы. Выехав на колеснице вперед, вызывал он на бой любого, желающего померяться с ним силами. Сила и опыт Тидида были хорошо известны всем, так что мало кто решался сразиться с ним. Однако выехала из троянских рядов колесница с молодым воином в роскошных доспехах, покрытых чистым золотом. Рост и мышцы выдавали в бойце немалую силу, но его лицо было незнакомо Диомеду.
Это показалось странным аргосскому царю. За годы боев давно выучили друг друга герои разных народов, и появление среди них незнакомца было настоящим событием. Конечно, это мог быть какой-то безвестный простой воин, решивший получить славу, скрестив копье с царем. Однако эту возможность Диомед отверг сразу. Слишком уж заметна в облике юноши примесь божественной крови, да и доспех баснословной цены говорит о высоком статусе владельца. Воинов, способных позволить себе такое оружие, на земле не так много, и все они знают друг друга. Этого же юношу Диомед явно видел впервые.
- Уж не бог ли принял облик смертного, чтобы потешиться боем? – мелькнула мысль у Тидида.
Не то чтобы победитель Ареса боялся схватиться с олимпийцем, но лучше было заранее выяснить, с кем его свела судьба. Поэтому Диомед с достоинством приветствовал противника и, соблюдая все принятые церемонии, представился полным титулом, а затем поинтересовался именем и происхождением незнакомца. Заодно и похвалил его храбрость, сказав:
- Ты превосходишь смелостью всех, раз решился испытать удар моей длиннотенной пики, ведь до сих пор она не знала промахов.
- Своей судьбой поколения людей схожи с листвой, - с улыбкой ответил юноша, - Одни облетают и сгнивают на земле, другие весной появляются им на смену. Так и люди: одни рождаются, гибнут другие… Если же тебе действительно интересно, то мой род знают многие. Я сын славного в ликийской земле Гипполоха и внук Беллерофонта, про которого, наверное, еще не забыли в Элладе. Лишь недавно прибыл я в Трою из Ликии, чтобы помочь Приаму.
- Ух ты! – Диомед спрыгнул с колесницы, не забыв в знак мирных намерений вонзить пику в землю. - Значит не чужие мы друг другу. Твой дед двадцать дней был гостем моего деда Инея. До сих пор в моем доме стоит кубок, подаренный Беллерофонтом. Дед же тогда одарил героя драгоценным поясом. Если приведет тебя дорога в Аргос, то мой дом для тебя открыт, будь в нем желанным гостем .
Предложил Тидид Главку не сражаться между собой ни сейчас, ни в дальнейшем, а в знак возрождения древней дружбы и гордости за предков обменяться оружием.
Согласился Главк, и в знак мира пожали друг другу руки герои. Когда же стали меняться оружием, отдал Главк не только меч и копье, но еще и свой доспех ценою в сотню быков, получив взамен в десять раз более дешевый панцирь Диомеда.
В это время Гектор, прибывший в троянский акрополь, обратился к своей матери и сестрам с просьбой собрать жен и дочерей знатных троянцев и принести богам обильные жертвы, так как слишком много врагов.
- Принесите Зевсу и Афине в жертву двенадцать телят, чтобы защитили они город от ярости Диомеда. Я же иду к Парису, чтобы заставить его сражаться, - и тихо добавил, чтобы не услышала мать:
- Чтоб его земля поглотила! Появился он нам на горе.
И гнев Гектора был понятен. В то время, когда у стен города кипел бой, Парис спокойно отдыхал со своей красавицей-женой. С копьем в руке вошел рассерженный Гектор в дом Париса и в сердцах высказал все, что думал о брате, из-за которого разгорелась эта война.
- Ты прав, брат, я сейчас одеваю доспехи и уже выхожу, - ответил смущенный Парис.
Елена попыталась успокоить Гектора, беря на себя вину за отсутствие мужа.
- Он каким родился легкомысленным, таким и останется вечно, - вздохнула спартанка, - и сам он от этого страдает.
- Если сам он забыл о долге, то ты заставь его идти к нашим войскам, которые ждут своих вождей. И лучше бы ему успеть догнать меня до того, как я дойду до ворот. Я же пока зайду домой, проведать жену и сына, ведь не уверен, что смогу вернуться живым из этого боя.
И действительно, Гектор поспешил домой, однако не нашел там супруги. От служанок узнал воин, что едва стало известно, что отступают троянцы, отправилась Андромаха с маленьким сыном на башню, чтобы своими глазами видеть происходящее. Так что пошел Гектор к Скейским воротам, где и нашел супругу.
Бросилась та на грудь мужу, едва увидела его. Волнения последнего времени заставили царевну забыть о невозмутимости, и рыдала она, прижавшись к панцирю Гектора.
- Почему ты всегда бьешься в первых рядах?! Разве нет других воинов? Погубит тебя твоя храбрость! Ни сына не жалеешь, ни меня, ни матери. Что с нами будет, если убьют тебя ахейцы! - причитала она не скрывая слез.
Следом за женой к герою подошла и няня-служанка с сыном Гектора на руках. Появилась улыбка на суровом лице воина, когда увидел он младенца.
Супруга же стала уговаривать Гектора:
- Сжалься над нами и не иди сегодня в бой! Ты полководец, так оставайся на башне и оттуда руководи своими войсками. Или ты хочешь сиротою сделать ребенка, а супругу вдовою? Да и воинов своих поставь на стены, чтобы легче им было сражаться. Ведь проще не в поле биться, а разить врагов с высоких стен. Вспомни: уже трижды, греки шли на штурм крепостных стен и каждый раз были отбиты. Разбили свои лбы о троянские камни и Аякс, и Диомед с Идоменеем.
- Стены – это хорошо, но честь не позволяет мне уклониться от боя. Если я буду со стороны смотреть, как гибнут мои люди, а сам не вмешаюсь, то буду считать себя трусом, - ответил он жене. - Сколько лет бился я в первых рядах троянского войска. Своей и чужой кровью заслужил я свою славу и не хочу, чтобы сейчас она померкла. Верят мне и надеются троянцы. Когда я иду в бой вместе с копьеносцами, вдвое яростнее дерутся они. Так что я просто должен быть там! Это мой долг! Может быть, день придет, и погибнет священная Троя, но пока я жив – этого не случится.
Ответив жене, наклонился Гектор к сыну, но тот испугался блестящего шлема с конским хвостом на гребне, и, захныкав, попытался спрятаться в складках одежды своей няни. Не смогли сдержать улыбок родители, наблюдая за этим. Снял Гектор шлем и взял сына на руки. Пусть и должен был он спешить, но нашел троянский герой время поиграть с наследником, а потом, подняв его над головой, обратился Гектор с молитвой к олимпийцам.
- Зевс и великие боги! Сделайте так, чтобы сын, подобно отцу, был славен среди троянцев! Чтобы был он силен на горе врагам и властной рукой царил бы в Илионе. Чтобы когда-нибудь, видя, как с боя идет он, сказали люди: «Превзошел он отца!». Пусть невредимым и со славными трофеями возвращается он из боев, радуя материнское сердце.
Затем вернул он ребенка матери и снова обратился к Андромахе.
- Не рви ни себе, ни мне сердце! Ни один из живущих, ни робкий, ни смелый, не сможет избежать своей судьбы! Так что возвращайся домой и займись своими делами: тки, пряди, наблюдай, чтобы служанки прилежно работали. Ну а война - это дело мужчин.
Обняв напоследок жену, подхватил Гектор шлем и двинулся к городским воротам. Тут он оглянулся и увидел бежавшего к нему Париса. Даже сейчас, идя на бой, царевич откровенно красовался, позволяя всем рассмотреть себя во всех деталях. Блистали богатые доспехи, развивались вьющиеся по ветру черные волосы, тщательно уложенными складками спускался расшитый золотом короткий плащ.
- Ну как, я не сильно опоздал? - усмехнулся он, становясь рядом с братом. - Ждать меня не пришлось?
Появление на поле боя сыновей Приама завершило затишье, и троянцы, ведомые своими героями, пошли в атаку. В первый же миг доказали Приамиды, что не зря ходит о них грозная слава. Убил Парис греческого царевича Менесфия из беотийского города Арны, а Гектор сразил Эйонея.
Увидев, что успешно теснят троянцы врага, слетела с Олимпа Афина, желая помочь своим избранникам, но еще до того как она достигла земли, перехватил ее Аполлон, поддерживавший троянцев.
Не желая вступать в бой с сестрой, Аполлон обратился к Афине:
- Великого Зевса дочь, для чего снизошла ты с Олимпа? Какие желания волнуют твой дух? Неужели ты хочешь дать полную победу ахейцам? Вижу, что нет у тебя жалости к троянцам, но давай на сегодня прекратим битву!
- И как ты это сделаешь? – поинтересовалась богиня.
- Возбудим в Гекторе смелость, и пусть вызовет он на бой лучших из ахейских героев. Те в своей гордости не смогут не ответить и выставят своего бойца.
Согласилась с солнечным богом Афина, и известили об этом прорицателя Гелена сына Приама. Воспользовавшись очередным кратким затишьем в бою, подошел тот к Гектору и предложил остановить бой и вызвать на поединок кого-нибудь из ахейских вождей.
- Чувствую, что будет это угодно богам! – пояснил он брату свою просьбу.
Недолго думая, согласился Гектор, ведь сражавшиеся много часов троянцы сильно устали и нуждались в отдыхе. По приказу своего полководца остановились защитники города. Выйдя вперед и подняв руку, показывая, что хочет говорить, Гектор дождался тишины и прокричал, обращаясь к врагам:
- Здесь собрались храбрейшие герои из всех ахейских царств. Пусть тот из вас, кто хочет сразиться со мною, выйдет и вступит в поединок. Победителю достанутся доспехи убитого, но тело должен будет он вернуть родным безо всякого выкупа, чтобы достойно погребли они павшего.
Чтобы насладиться предстоящим зрелищем, обернувшись коршунами, Афина и Аполлон уселись на ветвях древнего дуба, с высоты которого открывался вид на всю долину.
Воины двух армий в этот момент сели на землю отдохнуть, а ахейские вожди собрались на совет. Не могли они, не потеряв лицо, отказаться от поединка, но не было и тех, кто горел желанием идти в бой против того, кто уже много лет заслуженно носил титул «щит Трои».
Так что молчали греческие герои, смотря друг на друга. Доведись им столкнуться с Гектором в бою, не бежали бы они, но добровольно совать голову в пасть льву – это уж увольте.
Молчание становилось тягостным. Наконец встал Менелай и с упреком обратился к собравшимся:
- Ахеянки вы, не ахейцы! Позор падет на всех греков, если не найдется храбреца, готового сразиться с Гектором. Да превратитесь вы все, тут сидящие, в воду и в землю! Нет у вас храбрости, и ждет вас в будущем бесславие! Сам пойду!
Поднялся Атрид, но схватил его за руку Агамемнон и усадил на место.
- Ты что, сошел с ума, Менелай? Успокойся! Драться с заведомо сильнейшим - это не храбрость, а глупость. Ты и сам знаешь, что нет у тебя ни малейшего шанса победить! Гектору и кроме тебя среди ахейцев найдется противник.
И взял слово старик Нестор. Долго говорил он, вспоминая подвиги, совершенные предками сидящих перед ним, и стыдя современников. Возбужденные его словами, девять героев вызвались сразиться против Гектора. И бросили они жребий, чтобы решить, кому вступить в бой. К радости всех собравшихся, выпало идти царю острова Саломин Аяксу Теламониду. Ведь, хоть и вызвались девятеро, но по общему мнению только он и Диомед Тидид могли бы сравниться в доблести и мастерстве с троянским царевичем. При этом Диомед был непревзойденным колесничным бойцом, а гигант Аякс, чувствовавший себя неуверенно в колеснице, предпочитал драться пешим, прикрываясь своим знаменитым щитом , выполненным в виде башни высотой в полный рост хозяина. Сейчас же предстояло биться пешими, так что лучше всех ахейцев подходил царь Саломина на роль поединщика.
Аякс и сам был рад поединку. Теперь, когда среди ахейцев не было Ахилла, мог он приобрести славу лучшего воина во всем войске. Огромный, с ног до головы закованный в медную броню, величественно шел он мимо приветствующих его криками соплеменников вперед. Был он в тот момент своим видом подобен самому Аресу.
Видя этого исполина, дрогнули сердца троянцев, но Гектор не отступил. На глазах у замерших воинов встретились два непобедимых героя и по обычаю перед поединком каждый обратился к сопернику с короткой речью.
- Вот мы и сошлись один на один. Сейчас ты увидишь, что есть герои в ахейском войске и кроме Ахилла, который праздно лежит у своих кораблей. Начинай сражение!
- Не стоит говорить со мной, как с ребенком, - отвечал Гектор. - Есть у меня немалый опыт боев. И щитом я управляться могу, и на колеснице умею ворваться в конную свалку, и пляску Ареса смогу проплясать в рукопашном бою. Но я рад, что мы встретились сейчас, ведь на такого, как ты, не хочу нападать я украдкой. Открыто я бью. Посмотрю, попаду ли!
Первым метнул пику троянец, но не смог он пробить щит Аякса. Тот же ответным ударом пробил и щит Гектора, и его панцирь, но извернулся сын Приама и остался цел. Лишь разрезала пика Аякса ему хитон.
Выдернули свои пики герои и снова обменялись ударами. Вновь принял вражескую пику на щит Теламонид, и от удара согнулось острие у оружия Гектора. Саломинец же второй раз сумел пробить троянский щит. Царапнула греческая бронза кожу на шее Гектора, оставив там кровавую полосу.
Отбросив ставшее бесполезным копье, Гектор отступил и, подняв с земли огромный камень, метнул его во врага. Словно колокол зазвенела медь на щите Аякса. Но перехватил камень грек и метнул его обратно. От удара упал на колени Гектор, но быстро вскочил на ноги. Взялись герои за мечи, но вскоре подошли к ним два глашатая. Один от троянцев, другой от греков. Внушил им Зевс, что нужно остановить бой.
Протянув свои жезлы между сражавшимися, они остановили схватку. Затем один из вестников пояснил удивленным воинам:
- Пора заканчивать поединок. Равно любит вас Зевс, и оба вы лихие бойцы, в чем все сейчас убедились. Но уже надвигается ночь, так что пора разойтись вам.
- Я с тобой согласен, но вызов на бой сделал Гектор, он и первым должен отказаться от поединка, - ответил Аякс вестнику. - Если он решит, что поединок окончен, то охотно и я соглашусь с этим.
- Аякс, ты одарен от бога не только ростом и силой, но и светлым разумом. Прекратим сегодня сраженье, а когда придет время, снова сразимся. Сейчас же обрадуем наших близких, вернувшись живыми домой.
В знак уважения обменялись герои дарами. Дал Гектор Аяксу украшенный серебром меч с ножнами, а тот подарил Приамиду свой блистающий пурпуром пояс. На том и разошлись два великих бойца по своим лагерям.
В честь Аякса устроил Агамемнон большой пир, заколов пятилетнего быка. Решили в тот день ахейцы заключить перемирие, чтобы можно было собрать всех павших за день и сжечь их тела. По совету Нестора решено было всех погибших похоронить в общей могиле и над ней насыпать курган и обнести его стеной, чтобы можно было его использовать для обороны ахейского лагеря.
В Трое тоже шел совет старейшин и вождей. Были те, кто предлагал закончить эту надоевшую всем войну, отдав Елену, но Парис наотрез отказался. Вместо этого он предложил вернуть те богатства, которые вывез из Спарты, и добавить еще из своей казны, если согласятся на мир ахейцы. Поэтому решили передать грекам это предложение и договориться о перемирии на время, необходимое для погребения павших.
Утром отправился троянский вестник к Агамемнону. Выслушали его вожди, и взял слово Диомед.
- Поздно, предлагает нам Парис богатства. Теперь мы даже и саму Елену не должны из его рук взять, ведь всем уже видно, как сильно ослабели троянцы и что скоро падет Троя. Зачем нам часть богатств, если мы возьмем город, и нашим будет всё!
Поддержали другие вожди Тидида, и на перемирие для организации похорон согласился Агамемнон, а на мир – нет. Так что лишь на несколько дней прекратилось кровопролитие у Трои.
***
Едва окрасила заря край небесного свода, как собрал Зевс Кронид на Олимпе всех богов и объявил свою волю. Отныне и вплоть до его особого разрешения никто из бессмертных не должен вмешиваться в бои у стен Трои.
- Если замечу, что кто-то будет потихоньку стараться помочь людям, неважно троянцам или грекам, то такого ослушника схвачу и швырну в бездны сумрачного Тартара! – пригрозил громовержец своей семье.
В страхе и непонимании смолкли небожители, не ожидавшие такого решения от своего владыки. Первой опомнилась Афина и заверила отца, что все будут послушны воле Кронида, пусть даже и терзает их печаль из-за гибели любимцев-людей.
Убедившись, что его слова восприняли всерьез, слетел Зевс с Олимпа на вершину стоявшей рядом с Троей горы Ида, откуда и принялся наблюдать за событиями.
Тем временем проснулся греческий лагерь. Воины спешно завтракали и готовились к бою, им навстречу выходили из городских ворот троянцы. Не успела высохнуть роса на траве, как по всей равнине уже шел бой. Несся в небеса треск ломаемых копий и грохот сталкивающихся щитов, доносились крики раненых и стоны гибнущих. Хоть и были троянцы в меньшинстве, но ведомые Гектором, упорно атаковали. До полудня шел бой на равных, но потом решил Зевс, что пришла пора исполнить просьбу Фетиды. Обрушил он удар своей молнии на ахейские войска, и наполнились сердца греков ужасом. Дрогнули прежде ровные ряды щитов, и начали отступать воины. Вскоре это отступление превратилось в самое позорное бегство. Простолюдины и герои, богатые и нищие одинаково стремились скорее покинуть поле боя и укрыться в своем лагере.
Прошло мгновение, и лишь один старик Нестор остался перед троянцами, да и то не по своей вине. Парис сумел застрелить одного из коней в его колеснице, и теперь царь Пилоса просто не смог сбежать. Схватив меч, судорожно рубил он пристяжь, чтобы избавиться от мертвого животного. Заметив, что враг оказался в ловушке, кинулся Гектор добить старика, но развернув свою колесницу, бросился наперерез троянцу Диомед. Сумел он опередить грозного сына Париса и первым оказаться рядом с обездвиженной колесницей Нестора. Перепрыгнул пилосский владыка к Тидиду и сам взялся за вожжи. И пока возницы двух царей приводили в порядок колесницу Нестора, тот управлял колесницей Диомеда.
Пусть и стар был пилосский владыка, но правил он отменно. Вывел себя из-под удара и помчал навстречу Гектору. Кружили по полю два экипажа, объезжая трупы и остовы разбитых колесниц, стремились возницы занять удобную позицию и зайти за спину врагу. В этот раз повезло ахейцам, и сумел Диомед убить возницу Гектора. Однако воспользоваться этим не успел, потому что быстро сменил погибшего другой троянский воин, и продолжился бой. Однако вдруг ударила молния, и посчитал Нестор это плохим предзнаменованием. Развернул он коней и пустился следом за своими убегавшими товарищами.
Окрыленный победой Гектор громко звал своих земляков продолжить бой и атаковать греческий лагерь, раз уж противник охвачен паникой. Задумал он прорваться к вытащенным на берег кораблям и поджечь их, лишив греков флота. Удалось бы это Гектору, то сильно осложнилась бы жизнь ахейцев и больше думали бы они о защите и возвращении домой, а не о взятии Трои.
И хотя было меньше троянцев, они яростно атаковали греческий лагерь, прорываясь за его стены и тесня опешивших и растерянных защитников. Агамемнон был вынужден взойти на самый крупный корабль флота и оттуда криком возбуждать желание биться у своих подданных. Кроме того, воззвал ванакт к Зевсу, напоминая о своих богатых жертвах и прося не губить греков. Владыка богов услышал царя и послал ему знак поддержки. Зевсов орел, держа в когтях олененка, прилетел и бросил свою добычу прямо на походный алтарь, построенный в греческом лагере.
Видевшие это ахейцы ободрились, стали яростнее отбиваться и смогли отбросить за ров тех из троянцев, кто ворвался в их лагерь. Во главе своих отборных телохранителей кинулись вперед Диомед, Атриды, Идоменей и оба Аякса. Вмешательство в ход сражения этих опытных и хорошо вооруженных воинов позволило остановить прорыв троянцев, и сражение снова стало идти на равных.
Многих зарубил в тот день Диомед, но еще больше врагов убил Тевкр, который, спрятавшись за великаном Аяксом, стрелял по троянцам из лука. Щит Теламонида прикрывал его от врагов, а когда Тевкр был готов стрелять, Аякс на мгновение убирал щит. Как только стрела срывалась с тетивы, Аякс снова закрывал Тевкра, давая ему возможность приготовиться к следующему выстрелу. Восхищенный результативностью его стрельбы Агамемнон пообещал дать Тевкру богатые дары после победы.
Лишь одного воина не смог поразить Тевкр – Гектора, хотя и много раз стрелял в спартанского царевича. Однако несколько раз он промазал, а когда хорошо прицелился и промаха не должно было быть, заслонил Гектора его возница, ценой своей жизни спасая вождя.
Тогда взбешенный Гектор оставил колесницу, с которой командовал войсками, и схватив с земли зазубренный камень, метнул его в лучника. Не спас Тевкра в этот раз щит Аякса, и снаряд угодил ему в ключицу. Хоть и выжил лучник, но бессильно повисла его рука, и не мог он больше сражаться.
Гектор же со своими бойцами пошел снова в атаку, и снова бежали ахейцы. На их плечах ворвались в лагерь троянцы, и дошел бой до самих кораблей. Лишь тут, когда отступать дальше было некуда, остановилось бегство ахейцев. Потеряв надежду победить самим, с криком и плачем взывали вожди и рядовые разбитого войска к олимпийцам, прося у богов защиты.
Не выдержали этого зрелища Гера и Афина, бросилась спасать своих любимцев, но заметил их Зевс и еще до того как богини достигли земли, явилась перед ними Ирида-вестница.
- Говорит вам так Молниевержец, - обратилась она к небесным воительницам. - Возвращайтесь назад, иначе со мной придется вам сразиться. Десятилетиями будете лечить вы следы от моих молний, если решите меня ослушаться.
Убедившись, что Зевс не оставит без наказания их вмешательство, вернулись богини на Олимп. Когда в свою обитель вернулся Кронид, напрямую спросила его Афина, доколе должна она смотреть на гибель любезных ее сердцу ахейцев.
Усмехнулся великий бог и ответил:
- Пока сын Фетиды не прекратит свой отдых и не возьмется снова за меч, будут одолевать троянцы, - и, усмехнувшись, добавил:
- Ты можешь как угодно сердиться, это не изменит мою волю.
На землю тем временем пала ночь, и бой завершился. Отвел Гектор своих воинов в поле прочь от заваленного трупами места сражения. В свете факелов стоял он в забрызганном кровью панцире на колеснице, сжимая в руках свою смертоносную пику, и в отблесках пламени, плясавших на медном жале, и золотых кольцах, украшавших древко, казалось оружие живым.
- Мы сегодня победили! Лишь темнота спасла захватчиков от полного истребления! Завтра с утра должны мы продолжить бой, а потому не вернемся мы в город, а разобьем лагерь прямо здесь. На заре мы обрушимся на Агамемнона и навсегда изгоним врагов с нашей земли!
Радостными криками ответили воины своему полководцу. Пригнали слуги из Трои скот, который споро разделали, и вскоре вокруг сотен костров пировали победители.
Выставил Гектор надежную стражу, чтобы ночью не смогли незамеченными сделать вылазку враги, но царило в ахейском лагере уныние, и не решились они выйти и атаковать.
В шатре Агамемнона собрались мрачные вожди на совет. Долго все сидели молча и, наконец, начал говорить ванакт. Был сам на себя не похож Агамемнон. Всегда надменный, прекрасно одетый и ухоженный, сегодня он напоминал горького пьяницу. Драгоценный плащ был смят, хитон чернел пятнами грязи и отчетливо пах потом. Сгорбившись и словно постарев на два десятилетия, сидел он у огня и боялся поднять глаза на царей. Потерял силу и его голос, некогда заставлявший трепетать тысячи воинов. Сломленный сегодняшним разгромом, готов был он смириться с поражением и, бросив все, возвращаться домой.
Однако не согласился с верховным правителем Диомед.
- Тебе Зевс даровал царский скипетр, но забыл дать твердость, нужную властителю, - ответил ванакту храбрый аргосский царь. - Неужели ты думаешь, что мы так слабы, как тебе показалось с перепугу? Если тебя твой дух побуждает вернуться - уезжай! Пред тобою дорога открыта, а у берега моря стоит много микенских кораблей. Все остальные останутся и доведут начатое дело до конца. Мы не уедем, не разрушив Трои! И сил нам на это хватит, даже если все микенцы отправятся по домам. - Диомед обвел взглядом соратников. - И если другие последуют их примеру, я останусь и буду сражаться, пока не падет твердыня Приама.
Окончив речь, он сел под одобрительные возгласы царей. И у многих мелькнула мысль, что именно бесстрашный Диомед Тидид достоин быть ванактом. Однако после совета решили вожди, что продолжит командование Атрид, и все будут продолжать войну. Кроме того, высказал Нестор мысль, которая носилась в воздухе все последние дни. Обращаясь к Агамемнону, сказал старик:
- В дни торжества не смог ты смирить свой надменный дух и, отобрав у Ахилла его пленницу, лишил ты наше войско лучшего воина. Были бы мирмидонские воины с нами, не постигла бы нас беда. Так что давайте все вместе подумаем, как можно исправить это дело.
И качали головами вожди, поддерживая Нестора.
С кривой улыбкой ответил ванакт:
- Старец, ты прав, указывая на мою вину. Согрешил я против Ахилла. Видать и вправду один герой может стоить целого войска, если его любит Зевс. На беду послушал я свое сердце. Теперь попытаюсь загладить вину и дам ему достойный выкуп за Брисеиду.
И стал Агамемнон перечислять, чем готов он пожертвовать, ради возвращения Ахилла. Был немал тот список. Десять талантов золота и двенадцать великолепных коней, семь красивых рабынь и семь треножников. Уловив вопрос во взгляде Нестора, ванакт добавил:
- Отдам и Брисеиду. Клянусь, я к ней даже не прикасался.
- Простому человеку этих богатств хватило бы на всю жизнь, но он полубог, - заметил кто-то из присутствовавших.
- Когда возьмем Трою, Ахилл первым выберет себе добычу. Думаете, этого мало? Ладно, после возвращения отдам ему в жены любую из своих дочерей и еще дам ей в приданное столько, сколько никогда не давалось ни за одну невесту: семь богатых городов. Если все это не укротит сердце Ахилла, то не знаю я, что и делать.
- Это хорошее решение. Должен Пелид простить обиду, тем более что ты и старше возрастом, и знатнее, - одобрил Нестор.
Сразу же к Ахилу отправились послами Феник, Аякс и Одиссей, чтобы передать обещание Агамемнона и помирить героя с ванактом.
Придя в мирмидонский лагерь, нашли послы Ахилла играющим на форминге у своего шатра. Вместе с героем был лишь его друг Патрокл, прочие же воины занимались своими делами.
Увидев послов, оба встали и приветствовали гостей.
- Радуйтесь! Хоть я и сердит на ахейцев, но рад вас видеть! Неужели и я понадобился кому-то? Видно богоравный Агамемнон со всеми своими войсками не всемогущ? - произнес Пелид, вспоминая слова ванакта в день их ссоры.
Несмотря на прошедшее время, Ахилл все еще не успокоился, но жизнь в одиночестве ему уже надоела. Так что он был рад гостям, для которых сам пожарил мясо на вертеле и принес вино.
Когда приготовления закончились и все приступили к трапезе, начали послы разговор. Говорили они об опасности, в которой оказались все ахейцы, о непобедимом Гекторе, воины которого ждали утра под стенами лагеря, чтобы начать бой. Сомневались посланцы, что смогут завтра сдержать греки натиск врага… Поэтому просили они Ахилла забыть обиду и перечисляли все то, что обещал ему Агамемнон.
Видя, что все эти подарки не трогают героя, стал иначе говорить Одиссей:
- Если слишком ненавистен тебе Атрид и не хочешь ты из его рук брать дары, то пожалей хоть остальных ахейцев, судьба которых висит на волоске. Спаси их от Гектора, и будут они чтить тебя, словно бога. Обретешь ты великую славу, и будут о твоих подвигах петь рапсоды по всей Элладе.
Отхлебнув алого вина из золотого кубка, ответил Пелид:
- Скажи, Одиссей, какую благодарность получил тот, кто долгие годы, не зная усталости, бился с врагами? Всем безразлично, награжден ли заслуженный воин или получил добычу тот, кто сам не выходил на бранное поле. Высадившись с кораблей, я захватил двенадцать городов, еще одиннадцать разорил я в сухопутных походах. В каждом из тех городов взяли мы множество богатств, которые я привозил сюда. И тут Атрид делил их, оставляя львиную долю себе и лишь малую часть отдавая героям и воинам. Да и ту часть отобрал он у меня. Напомни мне, за что воюют ахейцы? Зачем собралось войско со всех городов Эллады? Отомстить за обиду младшего Атрида! Только вот разве одни Атриды любят своих женщин? Я полюбил Брисеиду, хоть и досталась она мне как рабыня, а не жена, - движением руки он заставил умолкнуть желавшего возразить Одиссея и продолжил:
- Может и мне начать мстить обидчику, как Менелай мстит Парису? И вот, обманув меня один раз, зовет меня снова Агамемнон. Напрасно он старается, пусть сам думает, как спасти свое войско. Когда я сражался, Гектор не решался далеко отходить от троянских стен, но больше воевать с Гектором я не желаю. Завтра, принесши Зевсу и всем небожителям жертвы, спущу я свои корабли на воду и отправлюсь домой. Если Посейдон будет благосклонен, то уже через три дня увижу я свою плодородную Фтию. Немало у меня там добра, которое я оставил ради этого похода.
Патрокл кивнул, словно подтверждая, что действительно многими благами пришлось пожертвовать его другу, явившемуся девять лет назад на зов ванакта. Ахилл же продолжал:
- Пусть обещает Агамемнон мне столько золота, сколько тут камней, не изменю я своего решения. Не возьму я в жены его дочь, хоть была бы она прекрасна, как Афродита, и мудра, словно Афина. Если боги меня сохранят и я вернусь домой, отец самолично отыщет мне жену. Много в Элладе достойных невест, и любая из них с радостью станет мне женой. Буду жить дома, наслаждаясь покоем и нехитрыми радостями. Пусть и не будет у меня славы покорителя Трои, но зато доживу до седин, - герой улыбнулся. - Так что передайте Агамемнону, что я непреклонен. Если кто-то хочет, может завтра отправиться со мной.
Еще долго пытались послы уговорить героя, вспоминали примеры, когда великие воины смягчали свой гнев, получив дары. Однако они не добились успеха в своем деле и были вынуждены вернуться, неся вождям печальную весть.
- Да уж, лучше бы не просил ты его о помощи, - сказал Диомед, обращаясь к ванакту. - Ахилл и до того был горд, а теперь, услышав сколько ему обещано, он и вовсе будет чувствовать себя равным богам! Забудем о нем. В сражение он вернется, только если бог ему это внушит, а мы тут бессильны. Пора спать! На рассвете придется строить войска.
Тяжелой была эта ночь для греков. Если простые воины забылись сном, то разошедшиеся с совета вожди не могли заснуть, понимая, в какой опасности находятся. Агамемнон долго бродил по лагерю, а потом отправился к Нестору, надеясь, что старик сумеет придумать что-нибудь, способное спасти лагерь.
Не спал и его брат. Не снимая на ночь доспехи и накинув на плечи шкуру гепарда, отправился он пройтись между костров. Неудивительно, что вскоре он встретил ванакта, также облаченного в доспехи, словно кто-то мог ему угрожать в лагере.
- Раз уж Гипнос с Морфеем к нам не пришли, попробуем потратить время с толком, - обратился ванакт к брату. - Позови Девкалида, Аякса и Нестора.
Узнав, что его зовет ванакт, Нестор заодно послал вестников к Диомеду, Идоменею и Одиссею, зовя их присоединиться к предстоящему разговору. Вскоре у дозорной башни собрались цари. По сути это снова был совет вождей войска, но на этот раз лишенный слабых или колеблющихся правителей. Только лучшие и самые влиятельные герои собрались, чтобы без чужих ушей обсудить положение.
Вышли они за ров и, найдя свободное от тел убитых место, стали совещаться под светом мерцавших в вышине звезд. Снова решили вожди, что не стоит прекращать войну. Пусть и стоит враг у стен их лагеря, но греков все равно намного больше. Вчера троянцы дрались на пределе своих сил и смогли достичь успеха, но они, несомненно, устали. Разумеется, Гектор и завтра будет атаковать, выматывая своих подданных атаками на укрепленный лагерь, где у ахейцев есть преимущество. Нужно лишь продержаться, дожидаясь пока покинут сражение раненные или уставшие троянцы из дружины Гектора. Тогда можно будет перейти в контратаку и перемолоть оставшихся защитников города.
Раз уж было решено сражаться, решили цари послать разведчиков к лагерю Гектора, чтобы узнать планы троянцев на завтрашний день. На это опасное дело вызвался Диомед и взял себе напарником хитреца Одиссея. Хорошая у них получилась пара. Один из разведчиков славился силой и храбростью, второй умом и умением выходить невредимым из самых опасных ситуаций. Кроме того, оба были самыми ярыми сторонниками продолжения войны и не колебались даже тогда, когда сам ванакт был готов скомандовать возвращение. Не удивительно, что они и пошли на это рискованное дело.
Едва растворились их фигуры во тьме, как раздался голос цапли с правой стороны от героев. Считался крик этой птицы благоприятным знаком, и улыбнулся Одиссей, поняв, что следит за ними Афина.
- Будь благосклонна ко мне богиня, - взмолился он. - Дай нам к ахейским судам возвратиться со славой, сделав великое дело, на долгое горе троянцам!
Поддержал товарища, Диомед, прошептав:
- Услышь меня, непобедимая дочь Зевса! Будь мне спутницей, какой ты была моему отцу, когда он шел к Фивам. Помоги мне, а я принесу тебе в жертву корову с вызолоченными рогами.
И дошли их молитвы до грозной небесной девы.
В то же время и из троянского лагеря отправился разведчик по имени Долон, чтобы узнать, будут ли сражаться греки или готовятся грузиться на корабли и бежать. Однако еще на подходе к лагерю заметили его Диомед с Одиссеем. Затаившись, они подпустили троянца к себе, а потом внезапно напали и быстро схватили. Тот, оценив ситуацию, не стал сопротивляться, а лишь взмолился:
- Пощадите! Я дам выкуп золотом!
Поняв, что пленник ради сохранения жизни готов на все, Одиссей стал его допрашивать. Отвечал пленник весьма многословно, и скоро герои знали, кто и где в троянском лагере разбил свои шатры, как организована охрана и много прочего. Выяснилось, что троянцы свой лагерь охраняют, а вот их союзники фракийцы совершенно беззаботно улеглись спать, не выставив часовых.
Рассказав все, что сам знал, стал просить Долон пощадить его и отпустить, однако Диомед тихонько рассмеялся и ответил:
- Если отпустить тебя, ты станешь нам вредить, так что спокойнее будет мне, если останешься ты навсегда тут лежать.
Дернулся было пленник, но бронзовый нож уже тихо вошел ему в горло. Затем цари посвятили в жертву Афине доспехи убитого и снова воззвали к богине, прося помощи в осуществлении родившегося у них плана. Решили они проникнуть в лагерь фракийцев и убить их царя Реза, раз уж он так оплошал, что спит без охраны.
Все оказалось проще, чем могло показаться. Никто не проснулся, когда две тени появились среди спящих фракийцев. Споро заработали греческие ножи, и один за одним во сне гибли воины. Обнаружив роскошных царских коней, герои решили и их увести с собой. Поэтому, как только Диомед зарезал Реза, Одиссей отвязал коней и под уздцы вывел их из спящего лагеря. Затем легким свистом известил он своего товарища об успехе предприятия. Диомед, зарезавший уже тринадцать человек и утомившийся от этого занятия, в это время раздумывал, что бы еще сделать для подтверждения своей доблести. Угнать дорогую колесницу, похитить оружие или продолжить убивать? Однако вывела его из раздумья Афина, напомнив, что пора возвращаться, иначе проснутся троянцы, обнаружат ночных гостей, и тогда никакая доблесть не спасет Тидида от смерти. Как оказалось, совет был дан весьма вовремя. Один из фракийцев проснулся и, обнаружив тела товарищей, поднял тревогу. Однако к этому моменту убийцы уже были далеко.
С триумфом вернулись Диомед и Одиссей в свой лагерь, гоня перед собой коней. Быстро разнеслась весть об их подвиге по ахейскому лагерю, и встречать героев сбежались сотни воинов. Торжественная встреча и вид трофеев подняли упавший накануне дух войска, и снова греки поверили в победу и были готовы сражаться.
***
Всего несколько часов удалось поспать Агамемнону, но ярость и ожидание битвы бодрили его. Облачили его слуги в роскошный доспех, призванный не просто сохранить жизнь владельцу в битве, но и показать статус хозяина. Сначала одели они на царские ноги чеканные бронзовые поножи, скрепленные серебряными пряжками. Затем лег на грудь Атрида подарок кипрского царя Кинира - панцирь, собранный из десяти полос драгоценного железа , скрепленных оловом и покрытых золотом. Поверх одел он перевязь с серебряными ножнами, в которых красовался отделанный золотом клинок. Водрузив на голову блистающий в лучах восходящего солнце шлем с двумя гребнями из конской гривы и взяв в руки щит, вышел царь царей из своей палатки.
Командиры уже подняли на ноги войско, и теперь воины покидали лагерь, чтобы построиться для боя. Нескончаемой змеей шла пехота, медленно, словно нехотя, выезжали колесницы… На противоположной стороне равнины строил своих земляков Гектор.
Не спеша начали сходиться враги, и вскоре начался очередной бой на радость олимпийцам, следившим за кровавой потехой не вмешиваясь. В тот день вспомнил Агамемнон, что он не только владыка многих городов, но и не самый последний из воинов Греции. Вдохновляя подданных, лично вел Атрид вперед микенскую дружину, разя врагов длинной пикой. Как лев кидался ванакт в схватку, словно стремился доказать Ахиллу, что и без него может справиться. Восемь знатных врагов убил он в поединках, и не смогли троянцы выдержать его ярости. Стали отступать сыны Трои, а вскоре побежали, остановившись лишь у городских стен.
Видя это, послал Зевс вестницу, приказывая Гектору не участвовать лично в бою, пока сражается Агамемнон. Лишь когда уставший или раненый ванакт покинет поле боя, должен ринуться в сечу Гектор. Тогда Зевс укрепит его мышцы и будет помогать в бою.
- Поступишь по воле Зевса, до самой ночи будет он на твоей стороне, и дойдешь ты до ахейских кораблей, - сказала Ирида герою. И послушал он бога. Сошел с колесницы и принялся строить войска, вдохновляя воинов. По его приказу развернулись троянцы и снова пошли в бой.
Агамемнон первым ринулся вперед, за ним и его воины налетели на троянцев, и снова пошла резня. Много славных воинов отправились в Аид, найдя свою смерть в покрасневшей от крови траве.
Много раз выходил невредимым из поединков Агамемнон, но наконец троянец Коон, сын Антенора, сумел поразить ванакта. Пробила его пика насквозь руку царя царей рядом с локтем, но и сам недолго прожил. Раненый царь спрыгнул с колесницы и сумел зарубить своего обидчика, а потом продолжал с остервенением разить мечем направо и налево, пока боль не заставила его вернуться в колесницу. Оставив командование, приказал ванакт отвезти себя в лагерь, чтобы врачи занялись раной.
Дождавшийся своего часа Гектор тут же пошел в бой. Вихрем ворвался он в самую гущу сражения, давя колесницей и убивая копьем множество врагов. Следом мчались его воины и теперь уже дрогнули ахейцы, и многие из них побежали к своим кораблям. Однако Диомед с Одиссеем во главе самых смелых воинов продолжили сражаться. Аргосский царь даже сумел попасть копьем по шлему Гектора. Выдержал медный шлем этот удар, хоть и потемнело на миг в глазах у сына Приама. Оставил он бой и отвел колесницу в ряды своей пехоты, чтобы прийти в себя. Кричал Диомед обидные слова, чтобы вернулся его противник, но добился только того, что его заметил Парис. Быстро красавец сорвал с плеча лук и послал стрелу, которая вонзилась в ногу Диомеда. Не мог он больше сражаться, и увезли его с поля боя слуги. В одиночестве остался Одиссей, но недолго он продержался. Пробила вражеская пика ему панцирь и вошла в бок, оставив пусть и не смертельную, но широкую рану. Плохо бы пришлось итакийцу, но пришли ему на помощь Менелай и Аякс, которые отогнали врагов и вывели раненого из боя.
Следующим из греческих героев покинул сражение Махаон, раненный Парисом. Нестор увез его к кораблям, но ахейцы продолжали сражаться. Как горный поток обрушился Аякс на врагов, расшвыривая их со своего пути. Стремился не уступать ему Идоменей.
На большом пространстве шло сражение, и не видели на флангах, что происходит в центре, и наоборот. Там, где был Гектор, разбегались в страхе ахейцы, и далеко вырвался он вперед. Но остановил его один из командиров.
- Гектор, пока мы с тобою сражаемся здесь в гуще врагов, остальные троянцы в полном смятении. Они отступают перед Теламонидом, - сказал он. - Давай вмешаемся!
Согласно кивнув, направил Гектор свою колесницу туда, где возвышался щит Аякса. Свистел кнут в руках возницы, и мчалась напролом через ахейские ряды колесница троянского царевича. Сбивали кони встречных, калеча их копытами, подпрыгивали колеса, наезжая на тела. Окрасилась колесница в алый цвет от множества капель крови, попавших на нее.
Понял Аякс, что не может в одиночестве выдержать натиск всех врагов, и стал отступать к лагерю. Наседали на него троянцы, осыпали дротиками, били копьями. Но принимал все удары Аякс на щит и оставался неуязвимым. Периодически останавливался он и бросался на подошедших вплотную врагов, отгонял их и затем продолжал отступать. Так дошел он до ахейских войск и отступил под прикрытие стены из копий.
Не только боги следили за сражением. Встав на корму своего корабля, наблюдал Ахилл за происходящим. Странные чувства переполняли его душу. С одной стороны был он доволен, что посрамлен Агамемнон, а с другой - злился, видя как возвращаются в лагерь его окровавленные товарищи. Вот промчалась колесница Нестора, который вез в тыл одного из раненых героев. Не смог разглядеть Пелид, кто в колеснице, и послал Патрокла узнать.
Когда тот появился в шатре у Нестора с вопросом о раненом, тот лишь удивился.
- С чего это Ахилл стал проявлять заботу о раненых ахейцах? - едко заметил старик. - Если ему интересно, то скажи, что изранены многие герои. Только, видать, Пелиду чуждо чувство сострадания к соплеменникам, иначе, надев доспехи, он бы давно уже был среди сражающихся. Или он ждет, пока наши корабли запылают?
Смутился Патрокл, не зная, что на это ответить, а Нестор, заметив это, стал его уговаривать повлиять на Ахилла. Тот ничего не отвечал, но слова старца нашли отклик в его сердце.
- А если он не будет сражаться, - закончил речь Нестор, - то пусть позволит тебе одеть его доспех и отпустит в бой вместе с мирмидонским отрядом. Может, увидев ваше появление, примут троянцы тебя за Ахилла и отступят, дав нам хоть немного времени на отдых.
Произвели нужное впечатления на Патрокла слова старика и вид многих раненых знакомых. Поспешил он к Ахиллу, чтобы рассказать обо всем и попытаться вернуть героя в бой.
Сражение между тем докатилось до стен ахейского лагеря. Не сдержали ни ров, ни вал с частоколом Гектора, который, разбив ворота, ворвался со своим отрядом внутрь. Другие отряды лезли через ров и штурмовали стены, не давая ахейцам ни минуты отдыха. Могучий Сарпедон сумел обрушить часть частокола, и немедленно в образовавшийся пролом стали врываться троянцы. Этот прорыв остановили Аякс и Тевкр, которые совместными усилиями смогли оттеснить Сарпедона назад. Однако Гектор уже был внутри лагеря. Его люди несли факелы, которые кидали в корабли, чтобы их поджечь. Надеялись троянцы, что если сделать еще одно усилие, смогут они победить и окончить войну. Потому и рвались вслед за Гектором, презирая смерть.
Однако греки тоже бились с отчаянием, ведь знали они, что потеряв корабли, останутся беззащитными на чужой земле. Потому и сражались с бешеной яростью.
Нашелся у греков и сильный защитник. Владыка морей не побоялся гнева брата и, приняв облик прорицателя Калханта, явился в лагерь. Нашел он Аяксов и обратился к ним, зовя оставить стену и принять бой у кораблей.
- Вы двое сегодня спасете ахейское войско! Идите и остановите Гектора. Без него лишится своей силы троянское войско, и мы победим, - произнес лже-Калхант и прикоснулся жреческим жезлом к воинам. От этого прикосновения разлилась по мышцам сила и пропала усталость у Аяксов. Затем развернувшись, быстро ушел Посейдон, думая, что его не узнали, но поняли воины, что это один из бессмертных помог им, и возрадовались.
Посейдон же обошел ахейское войско, ободряя уставших людей. Там, где он проходил, загорались огнем глаза воинов и с новой силой кидались они в сражение.
У самых корабельных бортов построили Аяксы живую стену из своих воинов. Несколькими рядами стояли ахейцы, поставив вплотную щит к щиту и выставив копья. С яростным криком налетели троянцы на эту ощетинившуюся бронзой стену и морскою волною откатились обратно, оставив лежать своих убитых.
Но построил Гектор своих бойцов плотной колонной, и пошли они вперед. Столкнулись сила с силой. Кто кого задавит. Так плотно сошлись воины, что убитые не падали, а продолжали стоять, служа щитом для живых. Помимо прочих погибли в этот день смертные потомки Ареса и Посейдона, сражавшиеся среди ахейцев.
Внезапно для троянцев в сражение вступили критские воины Идоменея, до этого отошедшие к своим шатрам. Однако Деифоб и Эней встретили новых врагов с оружием в руках, и завязался еще один водоворот битвы.
Хоть и ворвались троянцы в лагерь, но было их положение опасно. Их и так было меньше ахейцев, а тут еще не все троянцы смогли войти в лагерь. Получилось, что небольшие отряды троянцев просто окружены врагами в огромном лагере. Там где бьется Гектор, троянцы побеждают, но в других местах иссяк их порыв, и пятятся они под натиском ахейцев.
Вовремя понял это один из троянских вождей, старик по имени Пулидамант. Остановил он Гектора, который сражался в первых рядах, и напомнил, что тот не просто воин, а полководец.
- Смотри! Наши в меньшинстве и рассеяны между кораблями. Собери снова всех в единый кулак, чтобы не перебили троянцев поодиночке. Построй людей в боевые порядки и тогда решай, дальше атаковать или отступить пока еще можем это сделать с честью.
- Отступать? Да ведь мы почти победили!- возмутился Гектор.
- Почти не считается. У греков есть еще сильный резерв, ведь не вступали еще в бой мирмидонцы. Слабо верю я, что их вождь до конца останется в стороне.
- Хорошо! – согласился Гектор. - Прими на себя командование, а я соберу командиров.
Прошло немного времени и, собрав вокруг себя воинов, построил Гектор троянцев в боевые порядки. Висела судьба сражения на волоске, и решился Гектор еще на одну атаку.
Взмахом копья подал он команду, и громогласным ревом ответило ему войско. В ответ и ахейцы издали свой клич, и такой силы были крики, что дошли они даже до неба.
Страдавший от раны Агамемнон со слезами на глазах наблюдал за боем со стороны. Рядом с ним стояли бледный от потери крови Одиссей и опирающийся на копье Диомед.
- Надо спустить на воду часть кораблей и поставить их на якоря в бухте, чтобы Гектор до них не добрался, - толи спросил, толи предложил ванакт.
В ответ Диомед зло сплюнул, а резко повернувшийся к вождю Одиссей оскалился в злой, волчьей улыбке и, словно цедя слова, произнес:
- Что, бежать готовишься? Лучше бы ты был мелким царьком какого-то ничтожного трусливого племени, а не правил по воле богов нами, привыкшими с детства к тяготам войны. Лучше молчи, чтобы кто-нибудь другой из ахейцев тебя не слышал!
Чуть успокоившись и вспомнив, что перед ним все-таки стоит ванакт, Одиссей добавил:
- Твое решение ошибочно. Кто из воинов продолжит бой, видя, что микенцы начали спускать корабли? Все отряды кинутся к своим судам, и мы будем разбиты окончательно.
- Пойдемте к воинам. Пусть даже не можем мы сражаться, один наш вид вдохновит их, - предложил Диомед, и цари двинулись туда, где звенели мечи. Рядом с царями шел и Посейдон, принявший образ смертного. Щедро делился бог своей силой с греками, и пропадали страх и усталость у тех, мимо кого он проходил.
Гера, наблюдавшая за битвой с Олимпа, мгновенно узнала брата. Бросила она полный ненависти взгляд на Зевса, сидевшего на вершине горы Иды. Похоже, тот еще не заметил Посейдона. Поэтому решила Гера отвлечь внимание царя богов от происходившего на земле. Надев лучшие одеяния и украшения, умастив кожу душистым маслом, отправилась она сначала к Афродите и выпросила у нее силу любви, покоряющую смертных и бессмертных.
Улыбнулась рожденная из пены и дала племяннице чудесный узелок, который всегда носила на груди. Были там всевозможные чары, вызывающие любовь и помогающие обольщению.
Затем отправилась Гера к богу сна Гипносу.
- Вечно буду я тебе благодарна, если оказавшись со мной в постели, крепко уснет Зевс. За эту помощь получишь ты в подарок золотое пиршественное кресло, сработанное Гефестом.
- Дочь великого Крона, почтенная Гера! – ответил Гипнос. - Любого другого из небожителей легко бы я усыпил. Но подойти к грозному Зевсу я не дерзну иначе, как по его личному приказу. Слишком уж чревато злить его, а то, что он разъярится, узнав какую мы с ними сыграли шутку, сомнений нет.
Однако не смутил богиню отказ. Мгновение подумав, предложила она:
- А если предложу я тебе в благодарность за эту маленькую шутку одну из веселых белолицых харит ?
Повела Гера рукой, и как живые, появились перед взором Гипноса три призрачных образа прекрасных девушек.
- Говорят, что хотел ты иметь женою Пасифею, - произнесла богиня, и два образа растворились в воздухе, а третий увеличился, позволяя рассмотреть девушку во всех подробностях. – Помоги мне, и отдам ее тебе в жены!
Загорелись радостью глаза Гипноса, и согласился он рискнуть, но потребовал от Геры дать нерушимую клятву Стиксом, что не обманет она.
Теперь, будучи во всеоружии, приступила довольная Гера к исполнению своего коварного плана. Явилась она во всем своем блеске на Иду и предстала перед мужем. Затуманился разум Зевса от любви, и как впервые увидел он супругу. Забыл громовержец о земных делах и, полный страсти, двинулся к Гере.
- Не здесь же, на горной вершине доступной всем любопытным! – шутливо отбивалась богиня, - полетели ко мне в опочивальню.
Однако не желал громовержец тратить время на дорогу. Окутал он Иду непроглядной тучей. По воле бога проросли из земли мягкие травы и сплелись, образовав уютное ложе, на которое и возлегли олимпийцы.
Не забыл свое обещание Гипнос. Едва прикоснулся Зевс к супруге, как закрылись его веки, и впал он в глубокий сон.
- Ты довольна? – поинтересовался Гипнос у богини.
- Весьма, а теперь мчись к Трое, найди колебателя земли и скажи, что может он не таиться и помогать ахейцам открыто!
Невидимый для смертных, слетел Гипнос и, оказавшись перед владыкой вод, обратился к черноволосому богу:
- Радуйся! Вволю теперь можешь резвиться, помогая людям! Гера соблазнила Кронида, а я окутал владыку глубоким и сладостным сном. Так что пока он спит, можешь дать победу кому захочешь!
Ничего этого не видели сражавшиеся, но каждый почувствовал, как что-то изменилось. Забыв про свои раны, Диомед, Одиссей и Агамемнон вернулись к воинам, собрали в кулак отдыхавших и отступивших, и, построив их в боевые порядки, повели в бой. С обнаженным мечом шел впереди греческого войска сам Посейдон. Передалось настроение владыки и морским волнам, которые пенными валами вздымались на глади моря и обрушивались на берег, достигая кораблей.
Однако не испугался бога блистательный Гектор и повел своих воинов навстречу врагу. Он же и начал сражение, выбежав вперед и метнув копье в Аякса. Однако не пробило оно доспехи Теламонида, и разгневанный бесполезной потерей оружия, отступил Гектор. Аякс в ответ поднял с земли тяжелый камень и, раскрутившись, метнул его во врага.
Страшный удар пришелся в грудь Гектору, и он, как подрубленный у корня дуб, рухнул на землю. Покатился, звеня, шлем, и бросились вперед ахейцы, чтобы добить поверженного царевича. Но встретила их сплошная стена копий, ведь кинулись на защиту своего командира и троянцы. Сарпедон и Главк, Эней и Агенор закрыли собой Гектора, а другие подняли и, уложив в колесницу, увезли в Трою.
Увидев, что страшного для них воина увезли, обрадовались греки и с удвоенной силой атаковали. Не смогли удержать свои позиции троянцы, и выбили их греки из своего лагеря. Снова на равнине закипел бой, только теперь греки атаковали, а троянцы отступали.
Еще мгновение - и дрогнули бы воины Приама, и побежали, но очнулся ото сна Зевс. Одного взгляда хватило ему, чтобы понять, что происходит. Да и как было не понять, если осадной башней возвышался над людьми хозяин трезубца.
Страшно взглянув исподлобья, сказал Зевс владычице Гере:
- Неисправимо коварная ты! Из-за твоих козней бегут троянцы, а значит, вновь идешь ты наперекор моей воле! Видать вместо поцелуев страсти захотела ты на себе испытать жгучий поцелуй моих молний? Или, может, забыла, как висела, скованная цепью, между небом и землей?
Испуганная Гера мгновенно приняла невинный образ и поклялась:
- Земля и небо мне свидетели, я совершенно ни при чем. Это великий колебатель земли по своей воле вмешался. Почувствовал он жалость к ахейцам, увидев, что дошел бой до кораблей. Вот и вмешался.
Усмехнулся Кронид, понимая, что хоть и не соврала Гера, но и правды не сказала.
- А ты, раз покорна моей воле, лети на Олимп и прикажи Аполлону быстро явиться ко мне. Также скажи Ириде скорее спуститься к Посейдону и передать мой приказ немедленно покинуть поле боя и вернуться домой.
Вскоре по воле Зевса слетел Аполлон к Гектору. Полководец лежал у ручья, опершись спиной на низкорослое деревце. Несколько троянских лекарей хлопотали вокруг него, но судя по крови, которая периодически шла горлом, без успеха. Занятые своим делом, они не обратили внимания на юношу, подошедшего к ними. Подумаешь, еще один воин. Может, принес весть, а может, пришел справиться о состоянии полководца. Лишь когда юноша бесцеремонно отодвинул лекарей и присел рядом с Гектором, положив руку на грудь герою, они возмутились. Однако неизвестный лишь отмахнулся от них, как от назойливых мух. Почему-то никто из видевших это не смог двинулся, чтобы образумить дерзкого пришельца.
- Что это ты вдалеке от битвы лежишь? Или стряслась какая беда? – спросил юноша, а спустя мгновение улыбнулся и произнес, обращаясь к царевичу:
- Ну вот, ребра срослись, легкие в превосходном состоянии. Так что хватит валяться, Гектор. Вставай, без тебя троянцы разучились воевать!
Осторожно, ожидая приступа боли, Гектор попытался привстать, и это, к его удивлению, удалось без проблем. Осознав, что он полностью исцелен, Гектор вскочил на ноги и сразу же скомандовал вознице:
- Мой доспех и колесницу!
Лишь после этого обратил свое внимание на спасителя, но того уже не было. Поняв, кто к нему сходил, подставил он лицо к солнечным лучам и прошептал слова благодарности.
В это же время вестница богов подошла к Посейдону и, склонившись в почтительном поклоне, произнесла:
- Великий Зевс повелевает тебе оставить битву и вернуться на Олимп или сойти в море. Если же ты откажешься, то он сам спустится на землю, чтобы вступить с тобой в бой.
Возмутился владыка вод. Загремел его голос, плохо скрывающий раздражение:
- Пусть он и могуч, - но что-то слишком брат стал надменным. Силой меня удержать угрожает? Или забыл он, что когда мы делили мир, было решено, что земля и Олимп остаются общими? Так что не надо меня пугать!
- Этот твой ответ, который я должна передать Зевсу? Или изменишь его? – поинтересовалась Ирида.
- Печально мне, что брат оскорбляет меня, равного ему, надменным словом, но на этот раз, как ни сержусь, я ему уступлю. Хотя и не забуду этой обиды. Если же он вопреки мне, Афине, Гере, Гермесу и Гефесту намерен пощадить Трою, то будет между нами неисцелимая вражда, пусть знает!
Все еще ворча и гневаясь, развернулся бог и погрузился в морские волны.
И снова изменился ход боя! Оставленные Посейдоном греки сразу же сникли и больше думали о защите, а троянцы, увидев возвращающегося Гектора, воспрянули духом и перешли в атаку. Мгновение - и вот уже бегут ахейцы в свой лагерь, а троянцы мчатся за ними, выкрикивая оскорбления и убивая в спину. По обычаю троянцы останавливались, чтобы снять доспехи убитых, но даже такое промедление могло спасти греков. Поэтому, срывая голос, кричал Гектор:
- Вперед! На корабли! Потом возьмете трофеи, а сейчас все в бой! – и для большей убедительности своих слов добавил:
- Если кого увижу вдали от кораблей, сам заколю!
Не вставая с колесниц, ворвались троянские герои в лагерь и достигли кораблей. Развернулась тут ранее невиданная битва. Длинными пиками, предназначенными для морских сражений, отбивались с бортов кораблей ахейцы, а троянцы прямо с колесниц нападали, работая своими копьями. Горящий восторгом от встречи с Аполлоном и переполненный силой Гектор убивал одного за другим ахейцев, и никто не мог его остановить. Как орел, налетевший на стаю гусей, рвал он врагов. В ахейском лагере в этот день был лучшим Аякс, который орудовал окованной медными кольцами пикой длинной в двадцать два локтя . Перепрыгивал он с корабля на корабль и сверху бил своим страшным оружием. Двенадцать человек отправил он к Аиду, но в одиночку не мог и он сдержать натиск троянцев.
Со слезами на глазах наблюдал Патрокл за разгромом товарищей и, когда Гектор прорвался к кораблям, не выдержал:
- Ахилл, наши храбрейшие воины, убитые или раненные, лежат в пыли у кораблей. Гектор торжествует, и скажи, какой толк в нашей силе и храбрости, если мы стоим, как праздные зрители, наблюдая за истреблением земляков.
Однако Ахилл, стоявший рядом и жадно смотревший за истреблением микенской дружины, не отреагировал.
- У тебя жестокое сердце, - продолжил Патрокл, видя, что друг не собирается помогать ахейцам. – Если сам не можешь простить Агамемнона, то позволь мне взять твои доспехи и вместе с добровольцами из мирмидонского войска вмешаться в битву. Может быть, видя нас, решат троянцы, что это ты атакуешь, и прекратят бой? Ведь ахейцам нужна передышка, чтобы отдохнут хоть немного. Посмотри, когда разобьют Аякса, то дойдет Гектор и до наших судов, хоть и стоят они в стороне. Или пророчество твоей матери не позволяет тебе вступить в бой?
Так уговаривал друга Патрокл, не подозревая, что выпрашивает для себя погибель.
- Я не боюсь предсказаний смерти, но Агамемнон лишил меня добычи, словно я какой-то презренный новосел-чужеземец. Мы с ним равны во всем, кроме власти, так почему он посмел меня оскорбить, покусившись на мою рабыню!? – Кулаки героя непроизвольно сжались, а лицо искривила злая гримаса.
Вот вспыхнул один из ахейских кораблей, и густой черный дым повалил в небо. При этом зрелище Ахилл зло усмехнулся, а Патрокл с удвоенной силой продолжал просить друга и, в конце концов, Пелид дал свое разрешение.
- Хорошо, иди и защити корабли, чтобы троянцы не сожгли их и не лишили бы нас возможности вернуться в родную землю. Когда это сделаешь, прекращай сражаться и возвращайся сюда. Пусть на равнине Агамемнон сражается сам.
Быстро облачился Патрокл в доспехи героя и, вскочив в колесницу, повел мирмидонцев на помощь ахейцам. Подобно волчьей стае, почуявшей добычу, рванулись воины вперед. Две с половиной тысячи отборных и, самое главное, отдохнувших воинов, среди которых были и полубоги Менесфий и Евдор , должны были изменить ход боя. Так что не волновался Ахилл, посылая их в бой. Сам он остался у своих кораблей, чтобы наблюдать за развитием событий
Как и ожидал Патрокл, уже одно появление мирмидонцев вызвало панику у троянцев, а когда они, разделившись на пять отрядов, врезались во фланг армии Гектора, исход боя был решен. Никакая сила уже не могла остановить пять блиставших медью, закрывшихся щитами и ощетинившихся копьями колон, по-носорожьи прущих вперед. Мгновение – и, оставив в покое корабли, простые троянцы отбежали назад, спрятавшись за спины своих героев. Большая часть греков тоже не имела сил для продолжения сражения, поэтому битва распалась на серию отдельных схваток, в которых сходились вожди и герои двух стран.
Звенела сталкивающаяся медь и, захлебываясь, пили бронзовые лезвия алую кровь. Лучшие из лучших воинов сходились, чтобы стремительным росчерком пики или танцем меча определить, кому из них отправиться в Аид. Пешие дрались против пеших, а колесничные бойцы, на полном скаку огибая пехоту и шатры, носились, как молнии, жаля друг друга копьями.
Понял Гектор, что этот бой проигран, но гордость не позволяла ему отступить. Поэтому, осыпаемый стрелами и копьями, стоял он подобно башне, сдерживая натиск греков. И лишь когда побежало в панике его войско, развернул сын Приама свою колесницу и, промчавшись по заваленному телами лагерю, благополучно выехал на равнину. Зато многим другим не повезло. Уходя из ставшего западней лагеря, направляли они коней к воротам и проломам в частоколе. Сталкивались тут колесницы, налетая друг на друга и ломая дышла. Спеша выбраться на равнину, бегущие сталкивали застрявшие колесницы вниз, давили и топтали упавших, и вскоре ров был завален разбитыми колесницами троянских командиров.
В азарте боя забыл Патрокл слова своего друга и повел мирмидонцев в преследование, желая догнать Гектора. Во главе колесничного отряда обогнал Патрокл бегущую троянскую пехоту и отсек ее от Трои. Развернувшись, ахейские колесницы нанесли удар, заставляя троянцев отступать обратно в сторону кораблей, где уже строилась для последнего броска мирмидонская фаланга. Еще немного - и сомкнутся вокруг троянцев смертоносные клещи.
Оставив колесницу с загнанными лошадьми, кинулся Сарпедон навстречу Патроклу. Метнул ликийский царь копье и поразил одного из коней Патрокла, так что и ахеец вынужден был сойти на землю. Дважды обменялись ударами герои, и упал смертельно раненный Сарпедон.
Пронесся стон над троянцами, когда испустил дух герой. Хотел победитель снять доспехи с его тела, но окружили своего павшего вождя ликийцы, защищая его тело от поругания. Многим мирмидонцам пришлось заплатить жизнями, за попытку захватить мертвеца, но все же в итоге отбили они труп. Под всеобщее ликование понес слуга Патрокла трофеи в лагерь, а сам вождь, опьяненный победой, решил снова атаковать и кинулся к Трое.
Там, у Скейских ворот, стояла колесница Гектора, который раздумывал, стоит ли вернуться в сражение и попытаться переломить его ход, или лучше приказать воинам отступить за городские стены и отдохнуть в безопасности.
Однако, узнав о гибели Сарпедона и увидев как свирепствует Патрокл, принял Гектор решение. Развернув колесницу, помчался он навстречу лже-Ахиллу, и поспешили за ним его телохранители. Увидев противника, Патрокл соскочил на землю и, подняв с земли увесистый кусок мрамора, метнул его в Кебриона, правившего колесницей Гектора. Раскроил этот снаряд череп троянцу, и упал тот на землю. Увидев результат своего броска, рассмеялся ахеец, пошутив:
- Как хорошо этот человек ныряет. Ему бы с борта корабля прыгать за устрицами, а он с колесницы в землю бросился!
Только зря он так глумился, ведь был Кебрион сводным братом Гектора. Ярость и жажда мести увеличили и без того гигантскую силу троянского царевича. В круговерти яростной схватки потерял Патрокл шлем, сломал свое копье и получил рану в спину от одного из троянцев, а Гектор добил его, всадив свою пику в живот.
Наступив ногой на грудь Патрокла, сказал Гектор, обращаясь к мертвецу:
- Ты, наверно, уже собрался сам Трою разрушить и наших женщин сделать рабынями. Глупец, есть у троянцев сила, чтобы защитить свое отечество!
Так поразила греков эта смерть, что потом, десятки лет спустя, пели рапсоды: мол, не сам победил Гектор, а сначала вмешался в бой Аполлон, сбивший с головы Патрокла шлем и расколовший его панцирь. Говорили и сами верили, что без божественного вмешательства не победил бы троянец.
Снял драгоценные доспехи с поверженного врага, Гектор хотел взять себе и колесницу покойного, но ахейский возница успел умчаться к своим прежде, чем сын Париса сумел его догнать. Пока победитель гонялся за колесницей, Менелай и Аякс со своими дружинниками попытались забрать тело Патрокла, и тут завязался новый яростный бой. Гектор же, отойдя в безопасное место, сменил свои доспехи на трофейные и потом, собрав воедино троянцев и их союзников, повел их в атаку. Несколько раз переходило тело Патрокла из рук в руки, но в конце концов смогли греки унести труп своего товарища и с ним отступить к лагерю, хотя по пятам за ними шли постоянно атакующие троянцы.
***
Когда мирмидонцы вступили в бой, Ахилл поднялся на корму своего корабля, чтобы лучше видеть происходящее. Видя успех своих подчиненных, он чувствовал удовлетворение и с улыбкой думал о том, как должен быть уязвлен таким положением дел Агамемнон.
- Теперь, пожалуй, можно и принять у него дары, - решил Пелид. Тем временем сражение переместилось за лагерный частокол, и герой стал ожидать возвращения мирмидонцев. Однако, вопреки ожиданиям, они вышли на равнину и скрылись из поля зрения своего господина.
- Значит Патрокл все-таки решил и дальше сражаться, - нахмурился Пелид. - Вроде бы уже не пылкий юноша, а увлекся и забыл, что ему было велено. Вернется, надо будет высказать ему свое неудовольствие, и возможно, стоит урезать его долю в сегодняшней добыче. Хотя, конечно, надо признать, бьется он превосходно. И на его месте я бы тоже не стал останавливаться, видя бегущего врага!
Ахилл приказал принести ему вина и принялся ждать вестей. Вот в лагерь вернулся слуга Патрокла. Он вошел в ворота, высоко подняв доспехи Сарпедона, чтобы все сразу увидели доблесть его господина. Разумеется, слугу мгновенно окружили и забросали вопросами. Из сбивчивых, но необычайно хвастливых ответов стало понятно, что Патрокл не просто вышел за пределы лагеря, а уже разбил Гектора и отогнал врагов практически к воротам Трои.
Ахилл, хоть и был рад победе, но при этом с раздражением подумал, что битву выиграл Патрокл, но плоды этого успеха достанутся Агамемнону.
- Эх, надо было ему остановиться на границе лагеря, и пусть дальше дрались бы одни микенцы со спартанцами. Теперь же на равнине дерутся почти все цари и герои, но большая часть простых воинов – это мирмидонцы. Они понесут большие потери, а славу и трофеи придется делить между всеми вождями. Вот и получается, что в очередной раз ванакт загребает жар чужими руками.
Вдруг, поднимая облако пыли, в лагерь примчалась колесница, которая, не сбавляя скорости, промчалась в главные ворота, а потом повернула к стоянке мирмидонских судов. Колесница Патрокла! Но в ней лишь один возница, по виду которого Ахилл понял, что тот везет дурные вести. Оставалось лишь гадать, убит или только ранен его хозяин.
- Беда! Гектор! Убил! – возница сорвал голос и беззвучно разевал рот, силясь окончить фразу.
- Кого? – рявкнул Ахилл, уже понимая, каким будет ответ.
- Патрокла! Наши отступают и несут тело сюда. Троянцы атакуют и скоро будут здесь!
Осознав потерю, Ахилл выл по-волчьи, и слезы ручьями текли из его глаз. Двумя руками зачерпнул он пепел и посыпал голову, а потом рвал на себе волосы.
Почувствовав боль сына, из морских глубин вышла его мать, окруженная нереидами. Сев рядом с сыном, гладила она его по голове и плечам, стараясь успокоить.
- Что случилось? Расскажи, почему ты безутешен, ведь исполнил Зевс твою просьбу? Бой дошел до кораблей, и молит ванакт тебя о прощении.
- Да, все так, но мало мне радости от этого. Погиб мой Патрокл, который был мне дороже собственной головы. Из-за меня он погиб. Ведь я сам отпустил его и даже дал мои доспехи, чтобы приняли его за меня. Вот и приняли. Теперь Гектор снял с его мертвого тела эти доспехи! Он израненный погибал, а я не пришел ему на помощь. Как мне с этим теперь жить?
Рвался герой идти мстить, но остановила его мать, узнав, что остался Пелид без доспехов.
- Подожди! Обещай не вступать в бой, пока я не вернусь!
- Откуда вернешься?
- Я лечу к Гефесту, чтобы он выковал тебе новые доспехи. Завтра на восходе я сюда вернусь с ними.
- Хорошо.
Исчезла богиня, отправившись к божественному кузнецу, а отступавшие с телом Патрокла ахейцы достигли лагерного частокола. Возможно, снова ворвался бы Гектор в лагерь, но вышел на вал Ахилл. Постаралась Гера, разлила над головой героя золотое сияние, оплела его волнами своей силы, подобной пламени огня. Подняв эгиду, встала за спиной героя Афина, и в тот миг казался он врагам страшнее самого Кронида. Не решились они испытать на себе жгучую ярость Пелида и отступили.
Смерть Гектора
Спорили командиры троянцев, стоит ли завтра снова напасть на ахейский лагерь или лучше увести войска в город и встретить греков, стоя на стенах. Настаивал Пулидамант, что нужно защищать город, ведь тогда придется врагам штурмовать неприступные стены, теряя множество воинов прежде, чем смогут они добраться до троянцев.
Однако встал Гектор и сурово ответил:
- Все с тобой понятно, ты хочешь вернуться и спрятаться. Видно, мне одному надоело отсиживаться за крепостными стенами? Тогда подумайте вот о чем: раньше Трою называли золотообильной, а сегодня казна города опустела. Сколько серебра отвезли мы во Фригию, сколько сокровищ отдали меонийцам и прочим народам, оплачивая присланные ими союзные отряды. Еще немного - и мы разоримся полностью. Так что сейчас, когда помогает нам Зевс, должны мы атаковать и сбросить врагов в море, - царевич обвел взглядом собравшихся. - Боитесь Ахилла? Если действительно решил Пелид вступить в бой, то завтра я сражусь с ним, и тогда посмотрим, так ли он неуязвим, как судачат болтуны.
Поддержали троянцы Гектора и отвергли предложение осторожного Пулидаманта. Остались они ночевать на равнине, чтобы с зарей продолжить бой.
В лагере мирмидонцев тем временем скорбели о Патрокле. Объявил Ахилл, что будет мстить, и пусть он не вернется живым домой, но Троя будет взята.
Фетида в этот час уже была в кузнице у Гефеста. Согласился божественный мастер помочь морской богине и принялся за работу. Разжег он огонь, смешал в тигле медь и олово, а потом, взяв в руки молот и клещи, стал творить. За одну ночь выковал хромец полный доспех, неуязвимый для земного оружия и на зависть всем богато украшенный золотом и серебром.
На заре принесла эти доспехи Фетида сыну, который все еще сидел над телом Патрокла, оплакивая друга. Радостно схватил герой доспех и сразу облачился в него.
Затем пошел он по лагерю, громким криком созывая вождей и воинов на общее собрание.
После того как все собрались, обратился герой к ванакту:
- Стало ли нам лучше после того как рассорились мы из-за девушки? Лучше бы она погибла, когда штурмовал я ее город, ведь сколько славных воинов отправились из-за этой распри в Аид. Гектору лишь это было на пользу. Долго будут помнить люди наш губительный раздор! Однако, как бы ни было горько, должны мы забыть о злобе и примириться. Я прекращаю на тебя гневаться и возвращаюсь в сражения. Ты же немедленно собирай армию и начнем бой.
Не вставая, ответил Агамемнон:
- Очень часто ахейцы, сердясь, обвиняли меня в произошедшем. Но на самом деле случилось все по воле богов и Судьбы. Это они ослепили мой ум в день, когда самовольно лишил я добычи Ахилла. Теперь же хочу я исправить дело и как искупление обиды, даю тебе богатые дары, которые уже перечислял тебе Одиссей. Мои слуги сейчас принесут их к твоему кораблю, чтобы своими глазами оценил ты мое раскаяние.
Так на радость греков и на беду троянцев примирились два царя. Хотел Ахилл немедленно после этого вести армию на врага, но остудил его пыл Одииссей, заметивший:
- Доблестен ты, Ахиллес, небожителям равный, однако не все одарены твоей силой. Так что, может быть, перед атакой дашь нам время позавтракать? А то сражение явно затянется надолго, и голодным воинам махать копьями станет тяжело.
- Еда может и подождать! Лежит непогребенный Патрокл, и не полезет мне кусок в горло, пока не отомщу. Предлагаю атаковать сейчас на голодный желудок, а после победы, когда отомстим мы за вчерашний позор, устроим пир для всех.
- Ты превосходишь меня силой и храбростью, - ответил Одиссей, - но с другой стороны, я пожил больше. Думается мне, что мертвых нужно хоронить, а живым - продолжать жить. Те, кто уцелел, должны помнить о питье и еде, чтобы и дальше не уставая могли все время сражаться с врагами.
Воины, внимательно слушавшие разговор вождей, дружно поддержали Одиссея, так что ненадолго пришлось Пелиду отложить свою месть. Зато как только насытились воины, повел он их на равнину, где уже строились троянцы.
В это время на Олимпе собрал Зевс богов и сообщил, что поскольку Ахилл сам вернулся, то просьба Фетиды выполнена. Отныне не удерживает он своих родичей и все боги могут сойти на землю, чтобы помогать людям или самим сражаться.
Воспользовавшись этим разрешением, стали бессмертные спускаться на землю. Гера, Афина, Посейдон, Гермес и Гефест собирались поддержать ахейцев, а Арес, Аполлон, Артемида, Лето, Ксанф и Афродита отправились на помощь к Гектору.
Проносились боги среди воинских отрядов, возбуждая в сердцах людей отвагу и ярость. Дрожал маревом воздух, и сотрясалась земля, не выдерживая такого количества богов на одной равнине.
Был неудержим яростный Ахилл. Словно забыв об осторожности, кидался он против множества врагов, оставляя за собой только изрубленные тела. Всюду искал он Гектора, но тот не встречался Пелиду. Зато встал на пути кровожадного мирмидонца сын Афродиты Эней, которому эту идею незримо подсказал Аполлон.
Вот сошлись они и, как было издавна заведено, обменялись язвительными замечаниями, прежде чем начать сражение. Боги же уселись на окрестных вершинах и стали наблюдать, чем закончится схватка двух героев.
Первым нанес удар Эней. Затрещал щит Ахилла, и решил уже Пелид, что пробьет его защиту смертоносная бронза троянца. Однако выдержал подарок Гефеста удар, который мог бы расколоть крепостные ворота.
Зато пика Ахилла пробила щит Энея, и тот лишь чудом сумел увернуться от страшного лезвия. Тогда с мечом в руках бросился вперед Ахилл, стремясь убить врага, пока тот не взял себе новые копье и щит. Как ни старался грек, он так и не смог поразить ловко уворачивавшегося Энея. Однако был неравен этот бой, и решил вмешаться Посейдон. Шагнул он вперед и оказался рядом с воинами. По его воле окружила темнота Ахилла, и ничего больше герой не мог увидеть. Посейдон же вырвал его копье из щита Энея и закинул троянца подальше от этого места на самый край поля боя.
- Ахилл намного сильнее тебя и любим богами, так что если сведет вас судьба в сражении, отступай немедленно, если не хочешь до срока отправиться в Аид, - посоветовал бог племяннику и добавил:
- После того как смерть настигнет Ахилла, иди и смело сражайся в первых рядах. Тогда среди ахейцев не найдется никого, способного снять твои доспехи!
Как только в глазах у Пелида прояснилось, понял он, что бессмертные отняли у него победу. Разозленный этим, напал он на других троянцев.
***
Смело вел своих людей в бой Гектор, но появился рядом с ним Аполлон и предупредил:
- Гектор, не сражайся пока с Ахиллом!
- Благодарю за заботу, - отозвался полководец и вступил в бой с греками.
Истреблял Гектор одного ахейца за другим, но еще больше убивал троянцев Ахилл. Среди прочих заколол Пелид ударом в спину юного Полидора Приамида, младшего брата Гектора. Не выдержал этого троянский герой и двинулся туда, где реял над воинами высокий гребень со шлема Ахилла.
Тот заметил врага и, отерев тыльной стороной ладони лицо от капель чужой крови, прокричал:
- Иди ближе ко мне, чтобы скорее предела смерти достичь!
- Не пугай меня, словно мальчишку. Я и так знаю, насколько ты сильнее. Впрочем наша судьба лежит на коленях у богов. Может, и мое копье найдет свою цель.
Выставив вперед левую ногу и далеко отведя правую руку, метнул копье Гектор, но вмешалась охранявшая Ахилла Афина. Легонько дунула богиня, и вернулось копье обратно, упав под ноги Гектора. Кинулся вперед Ахилл, но тут вмешался Аполлон, который окутал это место туманом и увел Гектора прочь. После этого Ахилл просто впал в бешенство и принялся убивать троянцев, не щадя даже тех, кто отложив оружие, сдавался ему в плен. Был он так страшен, что бросались троянцы прочь, едва направлялся к ним этот убийца.
Не выдержали такого натиска троянцы и обратились в бегство. Один троянский отряд прижал Ахилл к берегу Скамандра. Не оставалось у них иного выхода, как броситься в воды реки. Множество воинов бесславно погибли в тот момент, захлебнувшись, а ставшие на берегу ахейцы безнаказанно убивали плывущих копьями и стрелами. Те, кто не умел плавать или не имел сил пересечь быструю реку, столпились в панике, стоя в воде по колено или по грудь. Заметив это, Пелид, оставив пику в колеснице, спрыгнул в воду и принялся рубить захлебывающихся, не способных уже сопротивляться троянцев. Стольких он убил, что покраснела вода от крови, став похожей на вино. Лишь двенадцать юношей захватил Ахилл живыми и отдал в руки своих слуг. Однако не человечность двигала героем, а просто он захотел принести их в жертву душе Патрокла.
Это бойня возмутила Ксанфа, бога этой реки, и поэтому, приняв человеческий образ, вышел он на берег и обратился к Ахиллу:
- Ахилл, силой и дерзостью своих дел превзошел ты всех живущих на земле. Помогают тебе бессмертные боги, но если обрек Зевс троянцев на смерть от твоих рук, то гони их в поле. Хватит осквернять мое русло телами и кровью, и так оно уже настолько полно трупами, что уже не может моя вода течь в море.
- Лишь тогда прекращу я избиение троянцев, когда ворвусь в Илион! - ответил герой и продолжил резню.
Оскорбился Ксанф и, подняв свои воды, обрушил их на Пелида. Одна за другой били яростные волны, и под их напором бросился прочь Ахилл. Скамандр же вышел из берегов и стал стремительно заливать берег, гонясь за героем. Отбежал герой на расстояние броска копья от берега и думал, что не достанет его тут поток, но речной бог всерьез разозлился и продолжил преследовать обидчика даже на суше. Пришлось Пелиду спасаться бегством, а водные бичи с силой хлестали его по спине и плечам. Наконец бог сбил с ног Ахилла и рухнул тот, подняв сноп брызг.
Поняв, что эту схватку он проиграл, взмолился Ахилл к олимпийцам, прося спасти его.
- Если неугоден вам я, то дайте мне принять смерть от руки Гектора! Это будет лучше, чем захлебнуться грязью!
Откликнулись Посейдон и Афина, укрепили мышцы героя, и смог он встать и продолжить свой бег. Высоко поднимая колени, прыгал он среди бурлящей воды и продолжал убегать.
Ксанф же, призвав на помощь воды из всех своих притоков, продолжал заливать равнину, желая утопить героя. Видя это, Гера послала своего сына Гефеста, чтобы огненной стихией встретил он воду.
По воле небесного кузнеца встала между Ахиллом и рекой стена огня, от жара которого высохла равнина, вспыхнули прибрежные заросли и стал закипать Скамандр. Лишь тогда отступил речной бог и признал свое поражение.
Однако это столкновение богов стало примером, которому последовали другие небожители. Атаковал Арес Афину, стремясь поразить копьем свою нелюбимую сестру. Однако та могучим ударом повергла его на землю так, что больше не мог он сражаться, и стала Афродита уводить его с поля боя.
Гера обратила внимание падчерицы на это, и Афина мгновенно подскочив к богине любви, ударила ее в грудь так, что Афродита с Аресом вместе упали на землю.
Посейдон обратился к Аполлону с предложением начать схватку:
- Другие уже бьются. Пора бы и нам начать бой, а то вернуться на Олимп, так и не сразившись, будет позорно. Бей первым, а то я и родился раньше, и опытен больше.
Однако лишь улыбнулся Аполлон, возразив дядьке:
- Стоит ли нам вести бой из-за жалких смертных, которые подобны листьям на деревнях? Сегодня они цветут, а завтра уже исчезают. Так что давай не сами скрестим оружие, а лучше предоставим сражаться людям.
Хитрый Гермес поступил по примеру брата и отказался биться с Лето, публично согласившись признать ее победительницей без схватки. Тем самым хитрый бог приобрел себе дружбу этой бывшей возлюбленной Зевса.
Гера, же воспользовавшись такой возможностью, обезоружила и избила Артемиду, так что той пришлось с плачем убегать домой.
Натешившись, и остальные боги вернулись на Олимп, чтобы оттуда наблюдать за сражением. Один лишь Аполлон отправился в Трою, чтобы защитить ее от Ахилла, который уже оправился после бегства от реки и теперь вел греков в атаку на город.
Приам с башни смотрел за разворачивавшейся на равнине бойней и понимая, что троянская армия разбита, приказал открыть городские ворота, чтобы воины могли укрыться за крепостными стенами.
- Когда все войдут, сразу же закрывайте, чтобы не ворвался к нам Ахилл.
Со крипом разошлись высокие створки ворот, и людская река стала вливаться на улицы города. Запыленные, многие раненные и тяжело дышащие бойцы троянского войска спешили укрыться от ярости Ахилла. Женщины подносили вернувшимся защитникам воду и вино в кувшинах, чтобы они могли освежиться, а командиры сорванными голосами пытались собрать свои отряды и занять места на стенах.
Лишь высокий золотоволосый юноша с луком в руках шел против течения человеческой реки и хотел покинуть город. Казалось, что его просто собьют с ног и затопчут, но почему-то ни один из беглецов даже не коснулся его. Словно невидимый ледокол двигался впереди, заставляя всех огибать лучника.
Выйдя на равнину золотоволосый огляделся и явно остался недоволен увиденным. Взбешенный Ахилл явно успевал отрезать добрую половину троянцев от крепостной стены. Так что Приаму следовало или закрывать ворота, обрекая оставшихся на равнине воинов на смерть, или рисковать впустить кровожадного Пелида на улицы города.
Лучник перешел на бег и, не останавливаясь, запрыгнул на приближавшуюся к воротам колесницу Агенора, сына Антенора, перехватил вожжи и заявил хозяину:
- Если не остановить Лигерона, город падет! Ты сильнейший из находящихся здесь троянцев, так что именно тебе предстоит задержать Ахилла.
Хоть никто не мог бы назвать Агенора трусом, но услышав предложение лучника, воин вздрогнул. Однако он понял, что выбора у него действительно не было. Даже если сейчас уйти за стену, то это не спасет его, ведь ворвавшись в Трою, ахейцы убьют всех. Так что бегство не способно спасти его жизнь.
- А на мгновение отсрочить встречу с Аидом ценой бегства? – шепнул внутренний голос. - Нельзя, и жизнь не спасу, и потомки запомнят меня трусом! – ответил сам себе Агенор.
Поэтому он развернулся и двинулся навстречу Ахиллу. Криком обратил внимание этого неутомимого убийцы на себя и вызвал его на бой, отвлекая от истребления беглецов.
Когда сошлись они, метнул Агенор копье. Хорошим был он воином и сейчас не промазал. Прошло его копье между краем щита и землей и ударило в голень Пелиду. Однако выкованные Гефестом поножи даже не погнулись от удара, и остался невредимым ахеец.
Разозленный этим, бросился Ахилл на противника, стремясь скорее зарубить, но золотоволосый лучник, о котором все забыли, сделал почти незаметное движение рукой, и между противниками заклубился густой туман. Еще одно движение - и Агенора подхватила невидимая рука и унесла прочь. Лучник тряхнул головой и внезапно превратился в полную копию пропавшего троянца. Улыбнувшись, дунул он, и туман развеялся.
Лишь мгновение заняло все это, и Ахилл не заметил подмену. Все также видел он наглеца, посмевшего на него напасть, и мчался, чтобы его убить. Лже-Агенор изобразил на лице испуг и бросился бежать. Пелид не раздумывая кинулся следом. Не напрасно называли его быстроногим, так что не сомневался он, что быстро догонит троянца. И действительно, все сокращалось расстояние между бегущими, но как ни ускорялся Пелид, его жертва все равно оставалась в нескольких шагах впереди.
Далеко отбежали они, и благополучно зашли в город простые троянцы, о которых забыл Ахилл. Убедившись, что больше его помощь не нужна, лже-Агенор развернулся и вернул свой истинный образ.
- Аполлон! – сказал, словно сплюнул, Пелид.
- Наконец-то узнал! - бог улыбнулся, - а то все бежишь и бежишь. Если со стороны посмотреть, то забавно выходит: смертный гонит олимпийца. Кстати, ты так увлекся, что, похоже, совсем забыл о троянцах, а они уже скрылись в городе.
Одураченный Ахилл от еле сдерживаемого гнева стал покрываться красными пятнами, и казалось, что сейчас кинется он на бога. Однако благоразумие все же победило, и он, опустив копье, лишь огрызнулся:
- Ты самый вредный среди богов! Если б ты не одурачил меня, много бы еще троянцев осталось лежать в пыли. Лишил ты меня славы! Благо нет нужды тебе опасаться мести за такой поступок!
Развернувшись, быстро побежал Ахилл к Скейским воротам Трои, надеясь, что еще хоть кто-то остался за городской чертой.
И действительно, один человек остался за воротами, словно колеблясь, спасаться или принять бой. Знакомый до боли и узнаваемый даже с такого расстояния доспех, надетый на троянце, заставил Ахилла по-звериному зарычать от злости и броситься вперед. Ведь там стоял Гектор, убийца его сердечного друга!
Со стены заметили приближающегося полубога и стали кричать Гектору, зовя его внутрь. Сам Приам, вскочив с трона, звал сына, но тот уже принял решение.
Молча ждал он приближающегося Ахилла, чтобы решить их многолетний спор. Чувствовал он себя в ответе за погибших сегодня сограждан, ведь не послушал он Пулидаманта, который оказался прав. Никто бы не упрекнул Гектора в поражении, но сам он себя в своих мыслях уж обвинил, и поэтому хотел загладить свою вину, сразившись с Ахиллом.
Вот все ближе и ближе Ахилл, и кроваво сияет солнце на меди его доспехов, словно предсказывая кровопролитие. Увидев лицо врага, дрогнуло сердце Гектора, и бросился он бежать прочь.
Пробежали они по дороге вдоль городской стены. Несколько раз пытался царевич найти укрытие около городских ворот, где могли бы его прикрыть лучники со стены, но каждый раз Пелид отрезал путь врагу и гнал его на равнину.
Долго длилась эта погоня, и равны были силы воинов, не мог один убежать, а второй - догнать. Петлял троянец между прудами и холмами, стремясь прорваться к воротам, а ахеец не давал ему это сделать. Так и мчались они между Троей и ахейским войском, которое, не вмешиваясь, наблюдало за героями, ожидая исхода этого противостояния.
Неизвестно, чем закончилось бы дело, но пришла на помощь Ахиллу Афина. Приказала она своему подопечному остановиться и отдохнуть, а потом поспешила к сыну Приама. Приняв облик его брата Деифоба, явилась она Гектору и предложила вместе сразиться с Ахиллом.
Обрадовался царевич помощи и прекратил свой бег.
- Всегда мы были дружны, а сегодня я тебя еще больше начал уважать, ведь ты единственный рискнул выйти за стену, чтобы помочь мне! – обратился он к мнимому брату, а тот предложил:
- Давай вместе нападем на Ахилла, не жалея копий!
Повела Афина ничего не подозревающего Гектора за собой на смерть. Вот сошлись два непобедимых воина вплотную, и предложил благородный Гектор до схватки договориться о том, что победитель не будет глумиться над телом проигравшего, а отдаст его близким.
- Если даст мне Зевс победу, я возьму себе только твои доспехи, а тело отдам ахейцам, чтобы они с честью похоронили тебя. Поступи и ты так же.
Однако не до чести было грезившему о мести Ахиллу, и с усмешкой отказал он, заявив, что между волками и овцами не бывает договоров.
Первым метнул копье Ахилл, но сумел уклониться Гектор и, просвистев мимо, копье вонзилось в землю. Незаметно от Гектора вынула Афина копье и перенесла его обратно к Пелиду.
Метнул свое копье троянец, но отбил его щитом Ахилл. Тогда протянул назад руку царевич, ожидая, что брат подаст ему новое копье, но никого за спиной не оказалось. Зато проявилась рядом с сыном Фетиды Афина и подала тому пику. Горько усмехнулся Гектор, поняв, что сыграла с ним злую шутку богиня.
Вынул он меч и кинулся на врага, стремясь сократить дистанцию, чтобы можно было достать врага мечем. Ахилл, прикрыв грудь своим непробиваемым щитом, бросился навстречу, выставив длинное копье вперед. Смертоносной змеей метнулось острие пики и вонзилось в горло Гектору. Захлебываясь кровью, рухнул тот на спину. Так с помощью обмана был сражен непобедимый в честном бою Гектор, надежда троянцев.
Закричал от радости Ахилл и принялся насмехаться, говоря:
- Ты думал, что убив Патрокла, сможешь уцелеть? Не боялся моей мести? Глупец! Собаки и птицы сожрут твой труп, а Патрокла с честью похоронят ахейцы.
Собрав последние силы, приподнялся Гектор и просил не глумиться над его телом, а пусть и за выкуп, вернуть родным. Боялся герой, что если останется он без должного погребения, то не найдет вовек покоя его душа и будет скитаться призраком по земле. Но глух был к просьбам победитель. Наклонившись к умирающему, он еще раз пообещал скормить того собакам.
Подбежали к Ахиллу ахейцы и радостно поздравляли его с победой, а когда снял герой доспехи с поверженного царевича, стали греки бить копьями в неподвижное тело. Десятки ударов нанесли они, мстя за свой былой страх перед храбрым троянцем.
Ахилл же проколол ноги Гектора между лодыжкой и пяткой и, пропустив кожаный ремешок, привязал тело к своей колеснице, а затем погнал коней к своему лагерю. Быстро мчалась колесница, и следом, бьясь головой о неровности земли, волочилось тело того, кто еще вчера одним своим видом внушал ужас ахейцам.
Горе охватило видевших это со стены троянцев. Забыв о величавости, выл седой Приам. Упав на землю, зарыдала мать Гектора, и подхватили ее рыдание все женщины города.
Андромаха ничего не знала о судьбе мужа и, ожидая его, приказала служанкам нагреть воды для ванны, чтобы вернувшись, мог он омыться. Сама же ткала. Когда раздался горестный крик, тревогой сжалось ее сердце, и побежала она к городской стене, узнать, чем вызван этот горестный вопль.
Уже поднимаясь на башню и видя как отводят воины глаза, догадалась она, кто погиб. И вот вышла она на вершину и увидела, как мчится колесница Ахилла, волоча страшный груз. От нестерпимого горя потеряла она сознание и не видела, как ликовал враг.
Похороны Патрокла
Теперь, завершив свою месть, мог Ахилл с чистой совестью устроить похороны Патрокла. Ведь не простое это дело проводить в последний путь героя. Надо и подземного бога почтить достойными дарами, и саму душу порадовать жертвенной кровью и зрелищем, а всем живым показать, насколько славен и богат был покойный.
На высоких носилках вынесли слуги завернутое в белоснежное льняное полотно тело Патрокла на ровное место за пределами лагеря и трижды объехали его на колесницах мирмидонцы, воздавая славу ушедшему герою.
Затем, встав над телом, прокричал Ахилл так, чтобы услышал каждый:
- Радуйся, милый Патрокл! Выполняю я то, что обещал тебе раньше! Вот труп твоего убийцы, который скормлю я собакам. А у твоего погребального костра зарежу дюжину троянцев!
Воздев копья к небу, отозвались ахейцы радостными криками, приветствуя торжество своего героя.
В тот же день, едва сняли воины доспехи и умылись, устроил Пелид похоронный пир в память о друге, на который пришли не только мирмидонцы, но и воины всех царей.
Не считая, забивали слуги хрипящих быков, которых тут же разделывали и, нанизав на вертела и простые копья, жарили у костров. Сотнями шли под нож козы и овцы, так что не остался голодным ни один из тысяч ахейцев, пришедших к кораблю Ахилла, чтобы отдать последний долг умершему. Поднимая чаши с вином, славили воины Патрокла и богоравного Ахилла. Бродили между костров певцы, на ходу слагавшие песни о великой дружбе и страшной мести.
Одновременно шли и другие приготовления. Рубили десятки слуг лес для погребального костра и на мулах везли бревна в лагерь. Всю ночь трудились они, и к заре на выбранном Ахиллом месте выросла огромная поленница, равная ста ступням в длину и ширину. Не забыли слуги насыпать щепу и положить между больших бревен хворост для растопки, чтобы легко занялось пламя.
Когда выкатил трудяга Гелиос свою колесницу на небесную дорогу, отворились ворота мирмидонского лагеря, и словно гигантская бронзовая змея поползла на равнину. Облаченные в полный доспех, шли суровые ветераны. Сначала, сдерживая рвущихся коней, катили колесницы, затем печатали шаг пехотинцы. В середине этой колонны шестеро воинов несли носилки с Патроклом, а рядом с ними шел не скрывавший слез Ахилл.
Вот траурная процессия достигла цели, и стали носилки на обильно политые маслом дрова. Вдруг вынул Ахилл нож и, собрав левой рукой свои волосы в пучок, срезал их. Вздрогнули даже бывалые воины, увидев, что не богам посвятил их герой, а вложил в руки мертвеца.
- Когда-то обещал мой отец, что будут эти волосы да еще полсотни баранов принесены в жертву речному богу Спирхею. Сказал Пелей, что когда я вернусь домой, свершит он это жертвоприношение. Только не судьба мне вернуться. Так что отдаю я свои волосы Патроклу! Когда же и я погибну, похороните меня в одной могиле с ним!
Когда Ахилл срезал прядь своих волос и положил их на грудь Патроклу, все поразились. Простых людей покоробило такое нарушение традиций, а вот люди непростые, которых хватало среди потомков богов, вздрогнули от ужаса, поняв, что происходит.
Ведь обряд посвящения волос богам был вовсе не игрой или символизмом. Если его в соответствии с древними правилами проводил настоящий жрец, знаток ритуала, и не допускал при этом ошибки, то отныне незримые нити связывали человека и бога, которому он посвятил свои локоны. Отныне смертный мог в любой момент без всяких ритуалов и жертв обратиться к своему божественному покровителю и быть услышанным. Более того, бог начинал деятельно помогать своему земному протеже в его предприятиях. Правда, и человек становился живым воином божества, совершая на земле дела, которые бессмертный не хотел или по каким-то причинам не мог сделать собственными руками. Впрочем, такие поручения были достаточно редким явлением, так что посвящение было выгодно герою. И даже после смерти бог не оставлял человека. Тень такого посвященного хоть и спускалась в подземный мир, но не шла вместе с обычными душами во владения Аида, а попадала в личные владения своего патрона, и при этом силы, энергия, знания и опыт человека не утрачивались. Бывшие люди становились чистой жизненной силой, которой бог в случае необходимости мог распоряжаться по своему усмотрению. Например, на чудеса или помощь верующим. Чем больше людей на земле посвящало себя конкретному богу, тем больший резерв сил получал этот небожитель, тем самым становясь сильнее.
И вот теперь Ахилл, посвятив свои волосы мертвецу, намертво связал себя и тень Патрокла. Будучи в сильнейшей скорби по другу, Пелид был готов пожертвовать собой, чтобы помочь душе Патрокла перейти из земного мира в загробный и занять там более достойное место.
Одаренные божественным зрением герои и жрецы с волнением смотрели, как жизненная сила Ахилла перетекала от него к тени друга, наполняя ее и помогая преодолеть все препятствия сумрачного мира. Сила полубога буквально проталкивала душу Патрокла вперед, и посмертный путь, который у обычных смертных занимает годы, а то и десятилетия, Патрокл преодолел практически мгновенно.
Однако ничего в мире не дается даром. По сути, тут, стоя у погребального костра, Ахилл приносил в жертву самого себя, отдавая свою жизненную силу духу Патрокла.
Все посвященные знали: итог такого самопожертвования может быть лишь один – смерть героя. Знал это и сам Пелид. Знал, но делал. Будь Ахилл простым человеком, смерть забрала бы его в считанные часы после такого ритуала. Однако боги оценили жертвенность героя. Когда душа Патрокла преодолела загробные трудности, Фетида разрубила нить, связывающую мертвеца и ее сына. Это божественное вмешательство позволило Ахиллу прожить еще немного, но все равно с этого дня его скорая смерть была неизбежна.
Затем стали цари закалывать жертвенных быков, ободранные туши которых легли на дрова. Срезанным с мяса жиром обложил Ахилл тело друга, а затем сам поднял и установил у ложа друга сосуды с маслом и медом. Затем заколол он четырех коней и пару собак, тени которых должны были и в загробной жизни служить Патроклу. И напоследок притащили воины двенадцать связанных пленников, каждому из которых Ахилл лично перерезал горло.
- Это моя жертва тебе, Патрокл! Радуйся.
После этого поднес он факел к хворосту, и мгновенно побежали оранжево-алые огненные змеи, пожирая дубовые бревна. Взмыло ввысь гудящее пламя и скрыло от любопытных глаз тело Патрокла.
Стояли, не смея шелохнуться, цари и воины до тех пор, пока не прогорели дрова и не обратились в пепел. Тогда залили вином кострище и собрали кости Патрокла в золотой сосуд. Повелел Ахилл похоронить останки Патрокла, но насыпать над ними лишь невысокий холм.
- Когда я погибну, похороните меня рядом с другом! Тогда и насыпайте достойный нашей памяти курган.
Так и поступили цари. Наметили они на земле круг, в границах которого должен быть насыпан курган, заложили его фундамент и насыпали небольшой могильный холм.
Совершив все это, хотели герои удалиться, но удержал их Ахилл, по приказу которого с его корабля принесли драгоценные призы. Объявил Ахилл, что хочет он организовать в память о друге большие игры, а эти сокровища станут наградой для победителей. Поддержали эту идею все, и вскоре состоялись состязания. Соревновались герои в гонках на колесницах и кулачном бою, беге и борьбе, стрельбе из лука и метании дисков и копий, сражались друг против друга с оружием в руках… Всех участников щедро одаривал Пелид, и надолго запомнилась ахейцам эта тризна .
***
Довольные воины давно разошлись и спали в своих шатрах, видя красочные сны, и лишь часовые, кляня судьбу, ходили вдоль частокола, всматриваясь во тьму.
В это волчье время рядом с пеплом погребального костра сидел на земле Ахилл. Сжав голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, жестокий ахеец то тихонько выл, то скрипел зубами, пугая ночных духов.
Казалось бы, за друга отомстил, тризну справил славную, ванакт признал свою вину и прислал дары – так живи и радуйся, но в душе полубога бушевала неутоленная ярость. Гибель Гектора не принесла ему успокоения, не радовало сердце почтение воинов и внимание царей, не хотелось даже смотреть на присланные Агамемноном сокровища… Хотелось забыть обо всем и снова рвануться в бой, чтобы упиваться кровью врагов, чувствовать их страх, смеяться над болью умирающих. Руки сами собой искали древко копья, готовясь начать кровавую страду… Только некого было убивать вокруг. Троянцы после такого разгрома долго и носа за стены не покажут, а ярость требовала выхода.
Когда вершины восточных гор озарили первые лучи солнца, Ахилл встал во весь свой немалый рост и быстрым шагом направился к телу Гектора. Брошенный вечно голодным лагерным собакам труп троянского царевича должен был давно превратиться в обглоданные кости, но вопреки ожиданиям, животные обходили десятой дорогой такую добычу. Толи капли росы, толи руки невидимого божества омыли тело и скрыли страшные раны. Лицо приобрело спокойное и безмятежное выражение, придавая мертвецу сходство с живым, и казалось, что защитник Трои просто спит.
- Псы, значит, не притронулись, - зло усмехнулся Ахилл и, сплюнув, отправился к своему шатру.
Пинком ноги разбудив возницу, он приказал запрягать колесницу и вывести ее на равнину. Когда это было сделано, Ахилл лично привязал за ноги тело Гектора к подножке колесницы и помчал коней вокруг могил. Погоняемые нещадными ударами плети кони мчали так, что участвуй Пелид в ристаниях, ему, несомненно, достался бы первый приз. И следом, бьясь о камни, волочилось тело того, кто еще недавно внушал ужас грекам.
Лишь когда уставали кони, останавливал колесницу неистовый Пелид и шел в лагерь, оставляя тело врага на потеху палящим солнечным лучам и животным. Однако десятой дорогой обходили собаки Гектора, не подлетали крылатые падальщики, а строго над Гектором появлялась туча, не дававшая лучам Гелиоса коснуться распростертого тела троянца.
Трижды за день совершил Ахилл этот страшный заезд. Однако к ужасу всех зрителей оставалось неповрежденным тело Гектора и источало аромат розового масла. Суеверный ужас стал охватывать греков, сменяя недавнюю радость. Видели они в происходившем плохое предзнаменование и шептались, что нарушает Ахилл и людские, и божественные законы. Шептались робкие, что навлечет Пелид гнев богов на всех ахейцев, но боялись хоть слово сказать мирмидонцу. Тот же, ярясь все больше, день за днем продолжал гонять колесницу вокруг могилы Патрокла.
И действительно, боги осудили кровожадность сына Фетиды. Не сумев спасти жизнь герою, Афродита и Аполлон позаботились, чтобы не смог убийца глумиться над царевичем. Богиня любви омыла тело, а Аполлон накрыл его своей эгидой, чтобы Ахилл, волоча по земле, не уродовал тела.
Стали на Олимпе раздаваться голоса, что надо бы отобрать у потерявшего стыд Ахилла его игрушку и вернуть покойника отцу для достойного погребения. Лишь Гера и Афина, ненавидевшие Трою за нанесенную Парисом обиду, закрывали глаза на поведение победителя.
- Вспомните, как был доблестен Гектор, как чтил он богов, живя по заповедям Зевса и принося нам щедрые жертвы! Должны мы прекратить издевательство над ним! – доказывал Аполлон.
- Слово твое, сребролукий, было бы верным, если бы были равны Ахилл и Гектор. Однако Приамид лишь смертный, а Лигерон - сын равной нам богини, - отвечала Гера. – Поэтому не должны бессмертные вмешиваться.
Задумался Зевс и позвал к себе Фетиду. Поднявшись из морских глубин, явилась та и предстала перед владыкой небес. Уступила ей Афина свое место рядом с Кронидом, а Гера с приветливыми словами поднесла кубок с нектаром. Впрочем, почет мало радовал мать Ахилла, ведь чувствовала она, что суждено ее сыну погибнуть у стен Трои.
- Десять дней из-за твоего сына между богами идет ссора, - обратился к ней громовержец. - Уговаривают боги Гермеса похитить тело Гектора и спасти от надругательств. Я не хочу, чтобы так все завершилось, и мой сын похитил славу у твоего. Поэтому, чтобы сохранить мне твое уваженье и дружбу, скажи сыну, что из-за его поступка негодуют боги, и сам я гневаюсь.
Фетида склонила голову в знак согласия, и Зевс продолжил:
- Если меня он боится, пусть вернет отцу тело Гектора, а я пошлю вестницу Приаму, чтобы шел он к ахейским кораблям и выкупил сына, дав Ахиллу подарки, какими тот был бы доволен.
Не мешкая, спустилась богиня к сыну и передала волю Кронида.
- Хорошо, пусть так и будет! Если этого требует Зевс, то кто выкуп доставит, тот тело получит, - ответил герой, уже и сам понимающий, что превращает себя в посмешище, безрезультатно воюя с мертвецом.
На Олимпе в это время Зевс наставлял Ириду:
- Лети, скажи Приаму, чтобы, взяв дары, смело шел он к врагам за сыном. Пусть идет один, может взять с собой лишь одного слугу, чтобы тот правил повозкой, на которой увезет тело.
- А если в своей ярости Ахилл не посмотрит на седины Приама и в припадке ярости убьет его? – спросил Аполлон. - Или кто другой из ахейцев, увидев троянского царя, решит напасть на него?
- А мы дадим ему такого проводника, что будет безопасен царский путь! – улыбнулся Зевс и, повернув голову к Гермесу, добавил:
- Позаботишься, чтобы Приама в дороге никто не обидел?
Бог в крылатых сандалях пожал плечами, словно говоря: «Какие проблемы? Проведу, конечно».
- А Ахилл на Приама руку не поднимет! – сказал, словно припечатал Зевс. - Не безумец же он?
***
Передала Ирида Приаму волю Зевса, и мгновенно собрался он в путь. Уже когда выходил он из дворца, упала ему на грудь жена и, рыдая, уговаривала отказаться от этой затеи.
- Если этот кровопийца увидит тебя, то убьет без сожаления. Разве ты не знаешь кровожадности Ахилла? Или хочешь меня в довершение всех бед оставить еще и вдовой? – причитала Гекуба
Однако решительно двинулся вперед старый царь, оставив плачущую жену за спиной. Лишь сказал:
- Может, и убьет меня Ахилл, но не это важно мне сейчас. Мне бы сына в последний раз обнять, а там и Аид не страшен.
Нагрузили слуги полную повозку драгоценных даров для выкупа. Были там и тонкие хитоны, и роскошные ковры, и расшитые плащи, и посуда из серебра и золота… Сам Приам взялся за вожжи и выехал из городских ворот, сопровождаемый грустными взглядами друзей, которым он запретил себя сопровождать. Они же боялись, что в последний раз видят своего господина, и от этого были полны печали.
Тем временем наступил вечер. Невидимый людьми Гермес слетел к повозке царя и сопровождал его до самого греческого лагеря, укрывая от случайных взглядов ахейцев. Там он усыпил дозорных и сам открыл ворота, после чего провел Приама прямо к шатру Ахилла.
Оставив возницу у повозки, один пошел Приам в просторный шатер Ахилла. Тот как раз закончил ужин, но слуги еще не успели унести столик с посудой и остатками еды.
Сломив свою гордость, зашел Приам в шатер и, подойдя к убийце сына, опустился на колени перед Пелидом. Как умирающий от голода нищий, молящий богача о куске хлеба, обнял царь Трои колени ахейца и со слезами целовал руки полубога.
Изумились внезапному появлению старика и его поступку все, бывшие в шатре. Не стал исключением и Ахилл, застывший изваянием от непонимания того, как себя вести.
- Вспомни, герой, о твоем отце! Он, как и я, стоит на пороге старости. Может быть, сейчас он в беде и у его границ стоят войска соседей? Но и в этом несчастии знает он, что сын его жив. Есть у него надежда, что вернешься ты невредимым из-под Трои, и поэтому радуется он жизни. Я этой радости лишен. Многих достойных сыновей породил я, и вот один за другим гибнут они. Пал от твоей руки и лучший из моих отпрысков, Гектор, до конца защищавший свою отчизну. Ради него оставил я дворец и стою перед тобой. Привез я неисчислимый выкуп, чтобы забрать его тело.
Только теперь понял Ахилл, кто перед ним. Царь же продолжал:
- Сжалься надо мною, Пелид, хоть ради своего отца! Я жалости больше, чем он достоин, ведь делаю то, на что ни один не решился бы смертный - руки убийцы моих сыновей я к губам прижимаю!
Слова старика не расходились с делом, и он действительно целовал руку Ахилла. Даже давно окаменевшее сердце этого зрелища не выдержало, и мирмидонец расчувствовался. Отодвинул он от себя Приама, и помимо воли увлажнились его глаза. Вспомнил он отца, оставленного ради войны, вспомнил погибшего Патрокла…
Стремительно встал он и поднял на ноги Приама. Приказал подать вина и хотел усадить старика, но отказался Приам. Лишь просил отдать ему скорее тело сына, взяв за это привезенные из города сокровища.
- Выкуп возьми! Это будет платой за то, что ты меня пощадил. Пусть радуют тебя эти вещи, когда вернешься в отчизну!
Вспыхнула злость в сердце Ахилла. Грозно взглянув на Приама, сказал он:
- Не раздражай меня, старик! Приходила ко мне мать, передав Зевсову волю. Так что согласился я уже вернуть тело Гектора. Ты это знаешь, - меряя шатер широкими шагами толи спросил, толи сказал Ахилл. - Ведь и тебя сюда провел кто-то из бессмертных. Сам ты не смог бы пройти через наши посты и открыть ворота. Так что не надо действовать мне на нервы, а то я могу и забыть о воле Громовержца.
В испуге замолчал Приам, а Ахилл, чтобы погасить свое раздражение, с парой товарищей вышел и принялся снимать с повозки выкуп. Затем приказал служанкам отнести тело подальше, омыть и одеть его.
Приказал он это сделать в стороне от шатра, чтобы не вспыхнул гневом Приам, увидев лежавшего в грязи Гектора, ведь в ответ мог не сдержаться и сам Пелид. Ну а на что он способен, когда бешенство волной поднималось и кровавой пеленой туманило глаза, Ахилл слишком хорошо знал. Но знал он и другое: сорвись он сейчас и убей Приама, не спасет его никакая сила, и даже мать не поможет. Ведь приехал сюда троянский царь по повелению и под защитой самого Зевса. Пойти против прямой воли Зевса? Оскорбить громовержца? Это безумие, на которое не пойдет смертный полубог. Слишком хорошо всем известно, как быстро и безжалостно умеет карать противников Кронид.
Так что смирил свое сердце Ахилл, и когда закончили свой труд рабыни, сам положил тело Гектора в повозку.
- Не обижайся, Патрокл. Должен был я так поступить. Знаю, ты меня поймешь и не осудишь, а я принесу тебе в жертву изрядную часть выкупа, чтобы знал ты в Аиде, что не забыл тебя друг, - произнес он.
Лишь после того, как оказалось тело сына в его повозке, немного успокоился Приам и согласился разделить с убийцей трапезу. Договорились они, что одиннадцать дней будут троянцы совершать погребальные церемонии, и все это время будет сохраняться перемирие.
Затем вывел Гермес царя из вражеского лагеря, и к утру вернулся со своим печальным грузом Приам в Трою. И много дней после этого стоял плач в городе. Голосили и причитали женщины, мрачно поминали своего вождя воины…
Почтили троянцы погибшего царевича таким погребальным костром, которого раньше никто в мире и не видывал. А затем, собрав кости в золотой ларец, похоронили они их и насыпали высокий курган, который и доныне стоит нетронутый.
Амазонка и Мемнон
Гибель Гектора была тяжким ударом для жителей Трои. Может, они бы теперь и были готовы к миру, купленному ценой выдачи Елены, но ахейцы уже не собирались довольствоваться частью богатств древнего города. Агамемнон и Диомед были уверены, что еще немного - и их воины ворвутся в город, вознаградив себя за все трудности осады.
- К чему теперь переговоры, если завтра всё, чем владеют троянцы, станет нашим? – галдели у костров воины. - А самих горожан продадим в рабство.
Однако хоть дело осиротевшей Трои и казалась безнадежным, старый Приам все еще был готов бороться. Параллельно с приготовлениями к похоронам сына вел он незримую, но напряженную работу. Диктовал он одно письмо за другим, и десятки гонцов по ночам выходили из городских ворот, отправлялись куда-то тайными тропами. Одни шли налегке, другие вели за собой мулов, нагруженных небольшими, но явно тяжелыми кожаными мешками.
Уже скоро появились и плоды этих усилий. Когда шел в городе погребальный пир, явились в Трою необычные гостьи. Царица Пенфесилея привела на помощь Приаму конный отряд, состоящий из воительниц-амазонок. Некогда по неосторожности на охоте убила она свою сестру и была вынуждена бежать в Трою, где Приам совершил над ней обряд очищения. Теперь прибыла она на зов старого царя, чтобы вернуть этот долг. К тому же не забыли амазонки о погроме, который устроили их матерям Геракл и Тесей, и горели желанием расквитаться с ахейцами. Да и серебро, щедро отсыпанное амазонкам из городской казны, сыграло свою роль.
Так что получили троянцы новых могучих союзниц, готовых сразиться с греками. Когда окончилось перемирие, даже не ожидая помощи от троянцев, вывела Пенфесилея свое войско на равнину и атаковала греков. Свою армию она разделила на три части. Правое крыло составляли пешие лучники, набранные из союзных амазонкам народов, на левом фланге поместила она пехоту, а сама с конными амазонками стала в центре.
Ахейцы также разделили свои силы. Против вражеских лучников пошли отряды Менелая, Одиссея и Тевкра, против пехоты двинулись Диомед, Агамемнон и оба Аякса со своими дружинниками. В центре греческого войска стали остальные вожди во главе с Ахиллом.
И вот началось сражение. Пока фланги неторопливо сближались, Пенфесилея повела своих всадниц в стремительную атаку. На полном скаку ворвались амазонки в ряды греческого войска и принялись не вступая в рукопашный бой носиться между отдельными греческими отрядами, расстреливая врагов из луков и метая дротики.
Сама Пенфесилея билась в первых рядах, показывая своим подданным пример отваги. Вот воительница откинулась в седле, отвела руку назад и резко метнула дротик. Даже тренированный глаз смог бы заметить лишь черную молнию, пролетевшую десять шагов, чтобы аккуратно войти в прорезь вражеского шлема. Высокий ахеец, из глазницы которого внезапно выросло древко, несколько мгновений продолжал стоять, и лишь голова неестественно запрокинулась. Неспешно, почти медленно соскользнул бронзовый шлем, так и не спасший своего владельца, и, сминая свой пышный гребень, со звоном покатился по земле. И лишь подождав добрый десяток ударов сердца, воин молча опустился на колени, чтобы уже из этого положения грузно рухнуть в траву.
Со свистом и гиканьем носились амазонки по греческим позициям, сея вокруг себя ужас и оставляя за собой тела убитых.
Однако этот хаос длился недолго. Ахейцы быстро пришли в себя и бросились в бой. Под ругань и крики командиров тяжелая пехота строилась поотрядно в неуязвимые плотные порядки, которые быстро выдвигались вперед, отрезая далеко зарвавшимся всадницам дорогу назад.
Как стены горного ущелья ломают крылья неразумно ворвавшемуся в него ветру, так и плотные стены тяжелой пехоты останавливали, ломали и перемалывали нападавших. Лишившиеся своего главного преимущества - свободы маневра - амазонки стали легкой добычей для греческих копьеносцев. Дротики, топорики и кинжалы женщин оказались практически бесполезными против закованных в медь и бронзу героев, которые один за другим включались в кровавую круговерть, напоминающую танец смерти.
Однако гордые женщины, дорожившие своей грозной репутацией больше чем жизнью, продолжали отчаянно драться. Пенфесилея, собрав вокруг себя лучших, пошла на прорыв, оставляя позади себя тела убитых и покалеченных греков. Многих воинов убила в тот день она, но и сама сложила голову.
В круговерти боя сошлась она с Пелидом. С высоты коня рубанула она топориком, целясь в голову героя, но тот сумел увернуться, а затем всадил ей в бок копье. Как дети накалывают на соломинку бабочек, так насадил Ахилл амазонку на свою пику. Прошло бронзовое жало насквозь, войдя в тело справа, там, где пульсирует горячая печень, и выйдя наружу у левого плеча. Не теряя времени, подскочил Ахилл к амазонке и, ухватив рукой за волосы, стащил ее с коня и с силой ударил о землю. Уже не способная сопротивляться, рухнула со стоном Пенфесилея, и от этого удара уже не оправилась.
И только теперь, после гибели своей правительницы, уцелевшие амазонки прекратили бой и пустились в бегство. Увидев, что лучшая, центральная часть войска Пенфесилеи разбита, стали отступать и фланги, а вскоре отступление превратилось в повальное бегство. Так что выиграли это сражение ахейцы, хоть и заплатили многими жизнями за победу.
Главное же было в том, что до этого греки готовились штурмовать город, а теперь вынуждены были отложить эти планы и вернуться в лагерь для отдыха своих потрепанных войск и лечения раненых. Так что ценой своей жизни Пенфесилея дала троянцам еще немного времени для подготовки к новому этапу войны.
В тот же день произошло еще одно событие. По обычаю Ахилл стал снимать доспех с убитой им амазонки, и только теперь, сорвав с нее шлем, увидел ее лицо. Оказалось, что была Пенфесилея красавицей и даже сейчас была способна поразить мужское сердце. Надолго застыл очарованный мертвой красотой герой, и заметили это воины. Стали они тихонько, чтобы не услышал Пелид, отпускать шутки по этому поводу.
Вот один из них, желчный и вечно всем недовольный иониец Терсит, проходя по полю боя, увидел эту сцену и, подойдя к амазонке, с руганью выколол ей глаза.
- Что ты на нее смотришь, герой? Или ты из приверженцев противоестественной любви к мертвецам? – усмехнулся он, обращаясь к Пелиду.
Молча сделал Ахилл шаг к зубоскалу и резким ударом кулака выбил Терситу зубы. Умывшись кровью, тот с визгом стал отползать от полубога, ища защиты у окружающих, но Ахилл уже забыл о нем.
Впрочем, его слова достигли цели. Никаких действий с телом амазонки Ахилл не предпринял. Лишь предложил похоронить ее с честью, однако все другие вожди, разозленные потерями, постановили кинуть тело в реку. Не стал Пелид с ними спорить. Только часто с того дня стал Ахилл погружаться в задумчивость и печаль. Терсит же к вечеру впал в горячку и спустя несколько дней умер.
Хоть после победы над Гектором Ахилл был признанным лидером ахейцев, оттеснив на вторые роли даже самого Агамемнона, но убийство своего же воина, да еще по такой смехотворной причине вызвало ропот среди воинов. Пришлось Ахиллу совершить вояж на остров Лесбос, где он принес очистительные жертвы, чтобы снять с себя ответственность за кровь Терсита.
Разумеется, все время, пока Пелид плавал, ахейцы не предпринимали активных действий.
- Троя за это время никуда не денется, новую армию Приам не соберет, а штурмовать город без сильнейшего из героев чревато большими потерями. Так что можно несколько дней и подождать, - рассуждали вожди ахейцев.
Как оказалось, зря они считали Трою уже поверженной. Пока ахейцы ждали Ахилла, к троянцам на помощь пришли новые союзники, о наличии которых греки и не подозревали.
Некогда богиня зари Эос похитила Титона, одного из сыновей троянского царя Лаомедонта, и перенесла в Эфиопию, где стала жить с ним как с мужем. От этого союза родились сыновья Эмафион и Мемнон. И вот теперь, узнав, что родина его отца в беде, собрал Мемнон целую армию и, совершив поход через те земли, которые после назовут Сирией и Палестиной, прибыл на помощь к своему дяде .
***
В Греции никто не слышал о Мнемноне, но зато на пространстве от Египта до Двуречья вот уже добрый десяток лет его имя произносилось со страхом или уважением, в зависимости от того, в каких отношениях говоривший был с полубогом.
Родившись три десятилетия назад в оазисе на границе Египта, еще подростком Мемнон был вынужден его покинуть и с тех пор редко задерживался на одном месте надолго. Вызвано это было весьма прозаической причиной: пока в оазисе жила богиня, беды обходили эту землю стороной, а Титон надежно оберегал подданных от разбойников и врагов. Естественно, что за десятилетия такой сытой жизни население оазиса сильно выросло. Однако шло время, состарился Титон, вернулась на небо Эос, и вместе с ней ушло и благополучие. Оказалось, что не хватает воды для всех жителей оазиса. Поэтому приняли решение старейшины: должны лишние люди уйти и искать себе новое место для жизни.
Встал во главе этих изгнанников молодой Мемнон, за силу и благородное происхождение единогласно выбранный вождем. Из своей казны купил он оружие; отобрал самых отчаянных соплеменников в дружинники и начал искать свое место под солнцем. Пришлось вдоволь им поскитаться. Кормил он своими недругами крокодилов в священном Ниле, любовался зикуратами на берегах Евфрата и охотился на львов у быстрых вод Тигра. Брал на себя работу по охране караванов и выбиванию долгов. Нанимался в армии царей и дружины вельмож, силой и хитростью добывал себе серебро и золото.
Несколько успешных столкновений с мелкими южными царьками принесли полубогу известность и новых людей, готовых идти за его знаменем. С тех пор начал он создавать свою державу. Одни поселки он силой заставлял давать дань, с правителями других заключал союзы, небескорыстно помогая в вечных войнах с соседями. Прошло несколько лет, и его отряд стал силой, на которую обратили внимание правители великого Вавилона, однажды пригласившие сына Зари к себе. За несложную работу по вразумлению мятежной провинции Мемнон получил столько золота, что отныне мог чувствовать себя весьма уверенно, даже общаясь с вельможами самого фараона или полководцами грозного хеттского владыки, которые периодически появлялись в его шатре.
Пришло время, и соплеменники стали меньшинством в его разросшемся отряде. Теперь сотни разноязыких искателей удачи присоединялись к нему: изгнанные из своих городов претенденты на власть, скрывавшиеся от правосудия или кровной мести убийцы, профессиональные наемники и даже беглые рабы. Одни приезжали на колесницах и в окружении собственных лучников и оруженосцев. Другие приходили, не имея ничего, кроме дубинки и повязки на бедрах. Всех принимал Мемнон, находя возможность использовать их таланты себе во благо.
Потом были новые успехи и новые люди, признававшие над собой власть полубога. Не брезговал он грабежом и торговлей, так что богател и усиливался день ото дня. Уверенно брал он под свой контроль мелкие города и поселки, лежавшие в ничейной земле между великими государствами: Египтом, Хеттским царством и Междуречьем. Платили ему дань, пусть и приличия ради называемую подарками, города древнего Элама. Он же со своим войском постоянно перемещался из одной земли в другую, собирая подати и верша суд.
Уже задумывался он, а не объявить ли себя царем? Однако смущало его то, что власть его держалась лишь на военной силе его личной армии. Униженно кланявшиеся царьки в глубине души призирали его, считая выскочкой и простым бандитом. Правители великих держав готовы были видеть в нем полководца, которого при необходимости можно было выгодно использовать, но неизвестно, как они поступили бы, надень он корону? Тут к оракулу не ходи, все ясно: и фараон, и хеттский царь увидят в этом угрозу и будут разозлены. Скорее всего, войну они не начнут, но и простое недоброжелательство таких гигантов весьма неприятно.
Вдобавок, несмотря на все успехи, Мемнону никак не удавалось построить стабильно работающую властную вертикаль. Пока был он рядом, беспрекословно слушались его все, но стоило откочевать, как даже сельские старосты начинали забывать о данных клятвах, не отсылали в положенный срок дани и стремились всячески обмануть сына Эос. Так что была крепка его власть лишь на тех землях там, где стояли лагерем его войска.
Какое уж тут царство? Ослабнет дружина, так разбегутся все, кто сейчас льстит ему. А с дружиной тоже не все ладно. Воинов у него много, вооружил их он на славу, и дерутся они с любым врагом охотно. Только вот служили они ему исключительно за жалование и долю в добыче. Приходилось все, собранное с подчиненных земель, тратить на прокорм воинов. Так что казна Мемнона частенько бывала полупустой.
Поэтому вечно искал полубог ответы на два вопроса: где можно заработать и как укрепить свою власть, став подобным природным царям? Естественно, что весть о начале войны между Агамемноном и Приамом заставила его обратить внимание на происходившее в северных землях. Были посланы им разведчики, но первые вести были неутешительными. Ахейцы просто были бедны и не могли оплатить его помощь, а у Приама было множество союзников, так что рано Мемнону было предлагать свои услуги, если не хотел он оказаться лишь одним из множества наемников. А быть просто наемником он не хотел. Так что не вмешался он в события, но пристально следил за развитием ситуации.
И вот на десятый год войны решил сын Эос, что пришло его время, ведь одни троянские союзники погибли, другие ушли. Дали знать его доверенные люди Приаму, что есть сила, способная поддержать его пошатнувшийся трон. Правильно понял их слова старый царь, и ушел на юг караван с золотом и приглашением Мемнону пожаловать в Трою.
Еще до того, как был получен ответ, в котором полубог не сомневался, начал он собирать армию. Кроме личной дружины, повел он в поход и всех искателей добычи, каких только смог найти в окрестных землях. Так что, едва прибыли гонцы из Трои, огромная армия, сопровождаемая соответствующего размера обозом, двинулась в путь.
Помимо золота, которое он надеялся получить за свою помощь, влекла его в Трою еще одна цель. Слышал он, что храниться в Илионе чаша, из которой некогда пил Зевс, когда спускался на землю за Ганимедом. Как и всё, к чему прикасался бог, приобрела эта чаша особое свойство. Поскольку был громовержеец небесным царем и законодателем, считался покровителем земных властей и государств, то чаша превратилась в оберег, сохраняющий целостность государства. Хотел обладать ею Мемнон, надеясь, что поможет она превратить его аморфные владения в настоящую страну.
Так что скорым маршем пройдя расстояние, разделявшее его ставку и город Приама, оказался сын Зари у стен Трои. Был этот путь длинным и нелегким. Да что и говорить, насчитали сопровождавшие Мемнона жрецы два миллиона шагов во время этого марша. Многие из воинов отстали, а некоторые и погибли в схватках с жителями стран, по землям которых прошел полубог. Но были и те, кто по пути присоединился к армии в надежде на поживу.
Явился он всего через день после смерти Пентесифеи, так что сильно повезло грекам. Ведь объединив свои силы, Приам, полубог и амазонка могли бы и вообще разгромить ахейцев. Однако и один Мемнон был весьма опасен для Агамемнона.
Пока троянцы радовались союзникам, а греки пытались выяснить, кто помог их врагам, Мемнон готовился к встрече с Приамом. Одним своим видом он внушал уважение и знал об этом. Широкогрудый красавец, с развитой мускулатурой и гордой посадкой головы, он нравился и мужчинам, и женщинам. Однако, идя на встречу с Приамом, Мемнон дополнительно позаботился о своем виде, достав из сундуков лучшее из своего не особо большого гардероба. Затем рабыни расчесали ему волосы и завили бороду кольцами по вавилонскому обычаю.
Приам тоже готовился к встрече. Хотел царь показать, что хоть и ослаблен он долгой войной и гибелью сыновей, но все еще силен и может и без чужой помощи победить. Поэтому отборные троянские воины в лучших доспехах плотными рядами стояли вдоль дороги, по которой следовал сын Зари, а тронный зал был убран с нарочито-показной роскошью. Забыв о необходимости экономить, готовили повара на пир обильные угощения, которые выносились в зал на золотых и серебряных блюдах.
Вот Мемнона и его командиров ввели во дворцовый мегарон, где в строгом порядке сидели и стояли вельможи и старейшины Трои. Все они усилием воли сохраняли на лицах невозмутимость, но на самом деле волновались, понимая, что судьба дала им возможно последний шанс изменить ход войны в свою пользу.
Звеня бронзовыми доспехами, по просьбе Эос созданными для него самим Гефестом, вошел он в тронный зал. В свете факелов блистали самоцветы на его браслетах и перстнях. Тяжелыми складками падал с плеч расшитый золотыми нитями пурпурный плащ, тускло светилось золото, обильно покрывавшее оружие и одежду…
В одном из боев в Египте взял он как трофей обоюдоострый бронзовый хопеш с золотой рукоятью, ставший его любимым оружием, а спустя годы ассирийские маги наложили на клинок заклятия, выбив на потемневшей бронзе свои странные надписи, похожие на следы птичьих лапок. Теперь этот страшный, одинаково хорошо колющий, рубящий и режущий клинок, напоминавший насаженный на рукоять серп месяца, всегда весел у бедра полубога. Сегодня это чуждое в этих местах оружие приковывало к себе взгляд троянских вельмож и внушало им невольный трепет.
Обменявшись церемонными приветствиями и обязательными вопросами о жизни и здоровье, приступил Мемнон к делу.
Сначала обрисовал он положение города, показав собравшимся, что весьма хорошо информирован. Отметив, что троянцы уже показали свое мастерство, десятый год сдерживая намного большую армию врага, заявил он, что конечный итог этой войны будут лишь один – падение города.
Шумно загалдели собравшиеся, протестуя, но пресек волнение взмахом руки Приам.
- Может, проиграем, а может и отобьемся. Война - дело такое, никто заранее ничего предсказать не может. Стены города по-прежнему высоки, запасов в Трое много, и обороняемся мы в своих домах, а греки в чужой и враждебной стране живут. Рано или поздно они истощат свои запасы и даже без проигранного боя вынуждены будут уйти,– вельможи согласно закивали головами. - Впрочем, гадать о том, что ждет нас – дело бессмысленное. Так что не стоит предрекать нам несчастье. Тем более что не для этого ты проделал такой путь.
- Ты прав царь! – улыбнулся Мемнон, - Упомянув о проблемах города, я не хотел никого обидеть. Это было сделано лишь потому, что я хочу, чтобы между нами не было недопонимания. Мы пришли не как наемники, с голоду продающие свои мечи за горсть серебра. Твои воеводы уже видели мои войска и подтвердят: они не слабее гарнизона Трои.
Приам кинул взгляд на своих полководцев, и те кивнули головами, подтверждая сказанное полубогом.
- Так что я хочу заключить с тобой договор как равный с равным, - продолжил сын Эос.
Скажи он это десять лет назад, рассмеялся бы Приам, но сейчас, когда его город стоял на краю, было не до гордости.
- Что ж, пусть будем мы с тобой равны во всем, - кивнул Приам. – Чего ты хочешь за свою помощь?
- Половину всех взятых в бою трофеев, фураж для лошадей и содержание для моих воинов, выдаваемое едой и золотом, - начал перечислять Мемнон, - бронзу для оружейников, материалы для починки колесниц и доспехов, восполнение за счет Трои потерь в конном составе….
Закончив список требуемого, сын Зари добавил:
- Сколько конкретно причитается и как мы это получим, пусть обсудят наши даматы, нам с тобой не стоит вникать в такие мелочи.
- Да будет так! – произнес Приам, подняв свой скипетр в знак согласия.
- И еще, кроме этого в знак дружбы прошу подарить мне ту чашу, из которой некогда пил Зевс, - произнес полубог.- Слышал я, что сберегли ее троянские цари, и сейчас лежит она в сокровищнице одного из храмов Илиона.
- Государь! Это же святыня города – седоволосый жрец сделал шаг, явно намереваясь защитить от посягательств реликвию.
Мемнон напрягся, готовый к любому развитию ситуации. Однако Приам пресек готовый начаться спор.
- О чаше мы подумаем, а пока прошу почтить нашу трапезу. Ешьте, пейте и отдохните от трудностей дороги, - произнес он, подавая знак слугам. Те быстро внесли в мегарон уже накрытые столы и ложа для гостей. Неизвестно откуда появились музыканты и танцовщицы, и начался веселый пир, на котором не было места серьезным разговорам. Когда же он завершился и гостей отвели в отведенные им для сна покои, Приам собрал советников для разговора.
Одни, считавшие рассказы о чудодейственных свойствах старой чаши сказками, советовали отдать ее. Однако жрецы, куда больше знавшие о тайнах мира, наотрез отказывались отдавать святыню, которую, оказывается, регулярно использовали в своих обрядах.
- Давайте поступим так, - подал голос Антенор, - Пока отдадим ему золото, а про чашу умолчим. А слуги «случайно проболтаются», что хочет царь торжественно подарить ее своему союзнику после победы. Ну а пока закончится война, многое может измениться.
- Мемнон может и забыть о своем желании, а может и погибнуть, - подхватили мысль троянцы.
- А еще можно подменить чашу и отдать ему любую другую. Чтобы понять обман, должен быть он сильным магом, а он всего лишь вояка. Да и если узнает, можно удивиться и сказать, что именно эта чаша хранилась в сокровищнице, и никаких других в Трое нет.
На том и порешили, а со следующего утра встретились доверенные люди Приама и Мемнона, и пошел серьезный разговор о размерах выплат. Торговались азартно и упорно. Троянцы делали вид, что и без пришельцев у них все хорошо, а потому и платить много нет смысла. Их коллеги в ответ рассказывали, как дорого стоит хороший воин и сколько всего ему нужно, чтобы воевать. Периодически заявляли, что они могут и не ввязываться в сражения, а постоять в сторонке, подождать, чем все закончится. Хотя все понимали, что воинам Мемнона тоже нужен был договор, ведь не могли они уйти с пустыми руками, после того как прошли половину Азии.
Будь у переговорщиков больше времени, они и дальше бы рвали глотки, отвоевывая каждый золотой, однако и троянцам помощь нужна была быстро, и Мемнону деньги требовались срочно. Так что две стороны были заинтересованы договориться, и к обеду таки сошлись в цене.
***
Сотня за сотней подходили воины Мемнона к городу и прямо у его стен начинали разбивать свой лагерь. В саму Трою они не вошли по двум причинам. Во-первых, все равно такая орава людей не поместилась бы в кольце стен, а во-вторых, наученный долгой жизнью Приам не горел желанием видеть вооруженных чужаков на улицах своей столицы. Зато по царскому приказу целые гурты бычков и отары овец были подарены новым союзникам и мгновенно пущены под нож, чтобы оголодавшие в походе воины могли восстановить силы.
Со смехом и гомоном устраивались воины на новом месте, ставили шатры и устраивали коновязи. И все это делали открыто и буквально напоказ, позволяя ахейцам рассмотреть себя во всем блеске. Самые дерзкие из воинов на десятке колесниц с гиканьем и свистом вылетели на равнину и промчались вплоть до греческого лагеря, где задирали дозорных, вызывая смельчаков на поединок. Однако Агамемнон, опасаясь ловушки, приказал не отвечать на такие вызовы.
Внезапное появление новой армии вызвало у него приступ злости на своих лазутчиков, проморгавших приход такого крупного вражеского отряда.
Вскоре в просторном шатре ванакта собрались вожди, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.
Представшие перед глазами царей разведчики разводили руками и не могли ничего рассказать о новом враге.
- Хоть кто это такие, узнать удалось? – зло шипел Агамемнон.
- Эфиопы, какие-то, – неуверенно переминаясь на ногах отвечал долговязый микенец, ответственный за разведку
- Их вождя зовут Мемнон, – подал голос Одиссей. – Толи египтянин, толи вавилонянин. В его войске народ самого разного происхождения, но все неместные. Я купцов, что торгуют с востоком, поспрашивал, но кроме слухов ничего конкретного узнать не удалось.
- В любом случае ясно, что вместо завершающего штурма города нам предстоит очередной бой на равнине, – подал голос Диомед.
- И боюсь, что одним сражением дело не ограничится, - ответил Нестор, - Может, послать к этому Мемнону послов и попытаться перекупить его?
- Послать-то можно, только чем платить будем?
- Пообещаем долю в добыче от взятия Трои, если перейдут на нашу сторону!
- А самим тогда что останется?
- Да и не согласятся они, – заметил Одиссей, - Приам наверняка уже отсыпал им серебра, а мы только обещать можем.
- Значит, будем драться, - Аякс одним глотком осушил кубок. - Мало что ли мы варваров уже перебили за эти годы? Одним царьком больше, одним меньше… Мемнона убьем, а его козопасы сами разбегутся.
- Я бы не был так самоуверен, - возразил Диомед. - Я смотрел, как они разбивают лагерь. К нам в гости пожаловали совсем не козопасы. Точнее говоря, не только они. Там много колесничных бойцов, а значит, есть и пехотное прикрытие из опытных бойцов.
- Я больше скажу: как минимум у троих из тех, кто сегодня задирал наших часовых были хеттские клинки, – мрачно сообщил Менелай.
Несколько человек смачно выругались от такой новости. И их можно было понять. Дорогое и очень качественное оружие из железа могли позволить себе лишь профессионалы, и профессионалы очень небедные. Выходит, мало того, что число врагов вдруг выросло чуть ли не вдвое, так еще как на зло пришельцы смертельно опасны.
- Это были лучшие из них, - произнес Нестор, - у остальных наверняка и оружие похуже, и задора меньше.
- Это не простые ополченцы, - почесал голову Агамемнон. - Будет много крови и придется повозиться, чтобы их разбить. Но мы это сделаем.
- Что тут гадать? Сойдемся в бою, тогда и узнаем, какие они воины, - поддержал ванакта Аякс.
***
Несколько дней прошли в относительном затишье. Враги присматривались друг к другу, и лишь мелкие стычки происходили на равнине. Греки собирали в кулак все свои отряды, отправившиеся до этого добывать добычу в окрестных областях, а воины Мемнона тренировались, готовясь к бою.
Наконец настал день битвы, и вывел Агамемнон своих людей из лагеря. Не спеша сближались две армии, ведь воины берегли силы для предстоящей схватки. На фоне практически одинаково одетых и вооруженных греков подчиненные Мемнона выделялись яркостью костюмов и разнообразием используемых доспехов и щитов.
Воины сына Зари были собраны в отряды по месту рождения, чтобы было удобнее ими руководить. Первый ряд составляли силачи в доспехах из меди и кожи, вооруженные длинными мечами, которыми можно было наносить колющие и рубящие удары. Они должны были, сойдясь вплотную с врагом, сломать строй ахейских копейщиков. Во второй и третий ряд Мемнон поставил воинов с длинными копьями, которые должны были бить из-за спин меченосцев. Чтобы копьеносцы не мешали друг другу, второй ряд наносил удар от бедра, а третий, высоко подняв руки, бил на уровне головы.
За этими тремя линиями лучших воинов, призванных драться врукопашную, шли густые цепи хуже вооруженных мужчин, задачей которых было метать копья во врага, а при необходимости поддерживать ударный отряд. Мальчики-оруженосцы несли за ними целые охапки дротиков, чтобы метатели не испытывали нужды в снарядах.
Колесницы Мемнон пока оставил в резерве, который возглавил сам. Отдельным отрядом выстроились троянцы, которых вели Парис и Деифоб.
Легковооруженные пехотинцы рассыпались перед фалангой и осыпали врага дротиками и камнями из пращ. Лучники, собранные в отряды по пятьдесят человек, держались по флангам, прикрывая центр своего войска.
Видя, что ни троянские колесничные бойцы, ни Мемнон не выезжают вперед, греческие герои тоже не спешили лично в бой, предпочтя оставаться в ожидании своего часа на колесницах, стоявших сзади, за рядами своей пехоты. Так что сражение начали простые воины.
Вот две армии сблизились, и по команде своих командиров люди Менона разом метнули свои копья. Попав под такой смертоносный дождь, вздрогнули ахейские отряды, и тут же врубилась в них тяжелая пехота сына Эос. Началась резня, в которой обе армии стремились не уступить друг другу, и сперва ахейцам это удавалось. Выстроив стену из щитов и ощетинившись копьями, сдерживали ахейцы натиск врагов, которые обрушивались на них, подобно горному обвалу.
Пока первые ряды рубились, задние ряды эфиопов раз за разом метали копья, которые наносили большой урон грекам. Несколько раз сходились противники в рукопашную и потом отходили, перестраиваясь и смыкая ряды. Наконец наблюдавший за сражением Мемнон решил, что пора и ему нанести удар. Прозвучали трубы, подавая сигнал, и пехота расступилась, открывая дорогу колесницам.
Набирая скорость, помчались кони, и выстроенные в колонну колесницы Мемнона начали свой путь. В отличие от греков, которые практически никогда не шли лоб в лоб на пехоту, Мемнон, все набирая скорость, гнал прямо на ахейцев. Был этот прием очень рискованным. Ведь могли погибнуть кони, напоровшись на копья, мог колесничий оторваться от своей пехоты и остаться окруженные врагом. Однако сын Зари знал, что делал. Его кони, прикрытые стеганными из войлока доспехами, прошли невредимыми через копья и грудью врубились в фалангу греков, сбивая и калеча их. Смерчем прошли колесницы, оставляя за собой широкую просеку, полную окровавленных тел, в которую сразу же устремилась эфиопская пехота. В одно мгновение ахейская армия потеряла всякий порядок и строй. Одни воины пустились в бегство, другие, собираясь вокруг командиров, готовились обороняться самостоятельно.
Ахейским вождям, наблюдавшим за избиением своего войска, стало ясно, что сражение проиграно. Еще немного - и побегут последние стойкие отряды, и тогда начнется резня. Поэтому приказали они всем отступать и уходить под защиту лагерного частокола. Дорого далось это отступление Агамемнону, ведь как волки шли по его пятам троянцы, без жалости убивая всех, кого могли догнать.
Лишь наступление вечерней темноты остановило бой и предотвратило штурм греческого лагеря. Воспользовавшись этим, ахейские цари восстановили порядок в своих потрепанных войсках и стали думать, как победить.
Сошлись они во мнении, что причина поражения - в фигуре Мемнона, и если его убить, то приведенные им воины вернутся домой. Кинули жребий герои, решая, кому предстоит сойтись в бою с сыном Зари, и выпало это рискованное дело Аяксу Теламониду.
С рассветом ахейцы снова вышли на равнину, где их уже ждали троянцы и их союзники. Стремясь расквитаться за вчерашнее отступление, рвались вперед ахейцы, которых сегодня вели в бой герои. Много погибло воинов с обеих сторон. В коротком поединке Мемнон убил оказавшегося против него Антилоха, сына Нестора. Однако на этом его удача закончилась. Вызвал его на бой Аякс, которого прикрывали Одиссей и Идоменей, и не стал уклоняться сын Зари.
Спешившись, бились два могучих героя, и замерло сражение. Отступили в разные стороны воины, чтобы наблюдать схватку двух вождей. Бились они на равных, но вот сумел Аякс вонзить копье в щит врага и, навалившись всем своим бычьим весом, попытался пробить насквозь щит и тело Мемнона. Чтобы этого не произошло, отбросил щит сын зари и остался без защиты. Бросился к нему оруженосец, чтобы подать новый, но не успел.
Стремительно вырвался из греческих рядов Ахилл и одним длинным прыжком оказался рядом с Мемноном. Тот, выйдя на единоборство, не ожидал такой подлости от врагов и не смог отреагировать. Копье Пелида пробило ему горло, и стон прокатился по рядам троянцев.
Охватила паника защитников Трои, и стали они отступать, а греки, наоборот, воодушевились и пошли в атаку. Быстро сломили они сопротивление оставшихся без командира врагов и гнали их, убивая, до самых городских стен.
Вечером пришли послы от Приама, прося заключить перемирие, чтобы собрать и похоронить павших. Агамемнон согласился, и его подданные также приступили к погребальным церемониям, провожая в Аид своих многочисленных друзей, нашедших смерть на чужой земле.
Когда были похоронены все погибшие и отшумели погребальные пиры-тризны, вывел в поле свою армию Агамемнон и подступил к самым стенам Трои. Отчаяние витало над городом, и многие троянцы уже опустили руки, но вывел Парис оставшихся воинов, чтобы сразиться с врагом. Однако еще до того как начался бой, троянцы испугались и побежали обратно. Воспользовавшись этим, греки убили многих ударами в спину, а многих взяли в плен. Среди пленных оказались и два младших сына Приама, которых Ахилл приказал казнить на глазах у троянцев.
Смерть Ахилла
Все эти поражения нанесли тяжелый удар по Трое, но горожане продолжали обороняться, и война шла дальше своим чередом. Ахейцы атаковали, пытались пробиться за стены, троянцы периодически устраивали вылазки, зачастую превращавшиеся в настоящие сражения.
Вот в один из несчастливых дней атаковали ахейцы во главе с Ахиллом вышедших на равнину троянцев, обратили их в бегство и на плечах убегавших попытались ворваться в город через Скейские ворота.
Круша встречных врагов, не заметил Пелид, что давно наблюдает за ним Парис. С недавних пор хранилась в колчане у царевича особая стрела, которую дала ему мать. С особой тщательностью сделал ее мастер. Лучшее дерево пошло на древко, из орлиных перьев было вырезано оперение, а наконечник был выкован из прочнейшей черной бронзы и заточен до бритвенной остроты…
Мстя за смерть своих сыновей, пропитала Гекуба наконечник смертельным ядом, а для верности наложила на стрелу еще и заклятье, призванное отправить в подземный мир ненавистного Ахилла. Щедро окропила она жертвенники всех богов кровью черных жертвенных овец, молила она жестокосердного Таната и его грозного владыку Аида оборвать нить жизни Пелида, просила ночную Гекату сжечь огнем внутренности ненавистного сына Фетиды, умоляла Аполлона без промаха направить стрелу в цель…
- На погибель кровавому чужаку! – произнесла разом на много лет постаревшая царица, окончив свою грозную работу.
И вот легла теперь эта стрела на тетиву.
- О, Аполлон, сребролукий стрелок! Услышь мою молитву и направь мою руку для того, чтобы свершилась месть. Да поразит стрела виновника наших бед! – шептал Парис. И услышал эту молитву покровитель лучников. С запредельного расстояния вошла стрела в узкую щель между краем щита и дном колесницы, раздробив Ахиллу лодыжку.
Превозмогая боль, удержался герой в колеснице. Хотел он скрыть свое ранение, чтобы не запаниковали его воины, и поэтому еще некоторое время раздавал команды копьеносцам. Будучи полубогом, мог он выдерживать смертельные для людей ранения и думал, что сможет позже исцелиться, но начал действовать яд. Словно в огне пылала нога, тело покрыла испарина, и накатила неодолимая слабость. Схватился он за поручень колесницы, чтобы сдержать головокружение, но это не помогло.
Свела судорога ногу Пелида, и, к огромному ужасу всех окружающих, рухнул Ахилл с высоты колесницы на каменистую почву, подняв целое облако пыли. Не веря, что умирает, попытался он подняться, но лишь смог стать на колени.
Несколько мгновений стоял он так, слегка покачиваясь, а потом закрылись его глаза, и остановилось сердце. Замерли ахейские воины, пораженные небывалым зрелищем. Их непобедимый герой, которого они чтили едва ли не больше чем богов, лежал, истекая кровью, словно простой смертный. Опустив оружие, ошеломленно переглядывались ветераны и новобранцы, не способные осознать произошедшее. Замерла битва, и опустилась на равнину гробовая тишина. Казалось, даже ветер стих. И вдруг один из мирмидонцев выругался, и разом, будто получив разрешение, взвыли сотни голосов. Крики ужаса, злобы и отчаяния, смешиваясь воедино, понеслись над войсками и, эхом отразившись от стен Трои, покатились по равнине к осиротевшему лагерю ахейцев.
Воспрянувшие духом троянцы кинулись в бой, стремясь захватить как трофей тело Пелида. Навстречу им рванулись соратники погибшего героя, и закипела лихая схватка. Словно провожая душу Ахилла, никогда не искавшего броду в кровавых реках, обильно лилась кровь, в последний раз обагряя его доспех и одежду. Смешался треск копий с хрустом костей, а боевые кличи с предсмертными криками. Даже после смерти Ахилл продолжал обеспечивать работой Таната. Падал убитый мирмидонец на сраженного троянца, и уходил в Аид саломинец, слабеющими руками душа ликийца. В последнем яростном броске раненный итакиец пытался повалить наземь дарданца, чтобы тот захлебнулся в крови.
Не разбирая дороги, ринулся в гущу дерущихся Аякс, в этот миг напоминавший бешеного слона. Щитом и древком сломавшегося копья расшвыривая с пути встречных, прорвался он к телу Ахилла и сумел отобрать его у троянцев, которые уже тащили за руки Пелида к себе. Над телом схватился Аякс с Главком и убил его, раздробив голову ликийцу древком копья. Подскочил Одиссей, который, оставив разбитый щит, дрался, держа в одной руке меч, а в другой кинжал.
В конце концов, вынес Аякс тело друга с поля боя, а Одиссей прикрывал его, отбивая все атаки, пока не отстали троянцы. Были устроены достойные похороны Ахиллу. На огромном костре было сожжено тело, а кости положены в могилу к Патроклу.
Затем состоялись погребальные игры, в которых участвовали лучшие из героев. Победил в гонках на колеснице Эвмел, в беге - Диомед, в метании диска – Аякс, а в стрельбе Тевкр. Из рук бессмертной Фетиды приняли они свои награды, а затем сказала богиня, что должны достаться доспехи ее сына тому из достойнейших героев, кто оказал большую помощь Ахиллу.
Не было в ахейском войске того, кто не хотел бы получить выкованные Гефестом доспехи. И причина была не только в их баснословной стоимости и прочности, а и в чести обладания вещью сильнейшего из героев. Однако никто из царей и героев не решился претендовать на них, ведь все они в давнем споре приняли сторону Агамемнона и оскорбили Пелида. Лишь Аякс Теламонид и Одиссей, спасшие тело Ахилла от поругания, сочли себя достойными обладать его вооружением.
Тогда по воле Агамемнона состоялся совет, на котором должны были рассудить вожди, кто из двух претендентов более достоин.
- Кто вынес павшего с поля боя? – вопрошал всех Аякс, обводя взглядом собравшихся. Однако встал Одиссей и без страха отвечал могучему сопернику:
- Любой воин и даже простой раб мог бы перенести тяжесть тела. А кто с оружием в руках защищал тебя, когда нес ты свою ношу? Кто не позволил троянцам убить тебя и отобрать тело Ахилла?
Могла бы тень Ахилла говорить, несомненно, стал бы победителем неукротимый Аякс, его двоюродный брат и преданный друг. Однако не любил Агамемнон Теламонида за его буйный нрав, самоуверенность и самодостаточность. Зато Одиссей всегда принимал сторону ванакта и был готов выполнить его приказы. Так что приложил микенец все усилия, чтобы победил нужный ему кандидат.
Уже зная желание царя царей, совещались судьи. Многословно обсуждали они вклад каждого из претендентов в общее дело, даже спрашивали пленных троянцев, кто принес им больше беды - Одиссей или Аякс. И вот наступил момент тайного голосования. Написав на глиняных черепках имя того, кто должен победить, бросали судьи их в пифос, а потом подсчитали результат. Вышел глашатай и объявил:
- Достается чудесная работа Гефеста богоравному Одиссею!
Выругавшись, покинул оскорбленный до глубины души Аякс собрание, а Одиссей принялся принимать поздравления, после чего устроил на радостях пир для вождей.
Обиженный Аякс не пошел на пир, а в одиночестве угрюмо пил вино в своем шатре. Пил по-скифски, не разбавляя его водой. Однако веселья напиток не приносил. Наоборот, злость лишь усиливалась.
- Сколько сделал Ахилл для этих спесивых Атридов, а они у него добычу отняли! Сколько я перебил троянцев, а вместо почета меня сегодня на посмешище выставили. Чем заслужил божественный доспех этот хвастливый болтун? Тем, что изобретает хитрые способы выполнить волю Агамемнона? Тем, что всегда подчиняется и не прекословит? Собаки! – ладонь Аякса сжалась в кулак, смяв серебряный кубок. - Бесстыдные собаки!
Далеко за полночь опустошил он последний кувшин и, убедившись, что в шатре больше нет ни капли питья, поднялся во весь свой немалый рост. На глаза попалась перевязь с мечом, некогда подаренным Гектором.
Теламонид взял в руки оружие, вспомнив, как оно ему досталось.
- Вот! Ты был врагом, - обратился он к воображаемому Гектору. - Но насколько честнее ты был этих зазнавшихся микенцев! Ты дрался с врагами грудью в грудь, и оружием твоим была бронза, а не лесть и обман, слетающие с лживого языка итакийского пустобреха! – Теламонид скривился, вспомнив Одиссея.
- Ради чего мы уже десять лет льем кровь в чужой земле? Из-за кого погиб Ахилл? Гектор, ты ведь не был моим врагом! Повернись все по-иному, мы могли бы стать настоящими друзьями. Эх, - зло сплюнул Аякс, - сколько славных воинов погибло из-за спартанского рогоносца и его державного братца! - Меряя шатер большими шагами, все громче и громче говорил Аякс, обращаясь к невидимому собеседнику, и росла его ярость, предвещая беду всем, кто попадется на глаза гиганту.
- Прав! Сто раз прав был Пелид, когда собирался развернуться и отплыть домой. Незачем героям служить ванакту, раз он так относится к ним! Может, и мне пора на Саламин? – сам себя спросил он и сам себе ответил – Нет! Мы с братом сокрушили силу Приама! Мы сломали хребет Трое, и вот-вот она падет. Если сейчас уплыть, то плоды наших усилий достанутся Агамемнону с Одиссеем! Уж они-то посмеются над нами, когда придет время делить добычу. Так что же, все забыть?
Аякс вынул меч из ножен и сначала медленно, а затем, все ускоряя темп, начал вращать его, работая одной кистью. Затем подключил он к движению руку, а потом и все тело гиганта стало кружиться по шатру - благо, что размеры жилища это позволяли. Темная бронза клинка сверкала в неверном свете масляных светильников, описывая круги и восьмерки. Танцевал Теламонид танец Ареса, поражая оружием отсутствующих пока противников, снося призрачные головы и пробивая сердца. Вдруг остановился он и замер. Дыхание героя оставалось ровным, и лишь пот, обильно пропитавший хитон, свидетельствовал, что это человек, а не сам Эниалий только что носился по шатру. Если до этого наблюдатель мог прочитать на лице гиганта злость и тяжелые раздумья, то теперь воин был полностью спокоен. Очень тяжело было ему принять решение, но сделав это, он обрел покой и принялся готовиться к его исполнению.
- Хороший меч. Еще до восхода солнца я вдоволь напою тебя самой знатной кровью! – произнес он, обращаясь к своему оружию, которое вернул в ножны.
Поверх хитона повесил он перевязь с ножнами, одел широкий боевой пояс из усиленной медными бляшками воловьей кожи, к которому привесил кинжал. Затем накинул темную хламиду. Он уже был готов выйти, как в шатре появилось новое действующее лицо.
Скользнула под ткань шатра едва видимая тень и стала за спиной героя. Это чернокрылая Лисса спустилась на землю и, по воле Афины, желавшей спасти милого ее сердцу Одиссея, навестила Аякса. Коснулась она своими костлявыми руками головы Теламонида, и помутился его разум.
Вышел герой с намерением найти оскорбивших его вождей, но в безумии принял за них стадо овец и коров, угнанных из окрестных троянских деревень и считавшихся общей добычей всего ахейского войска.
С радостью обнажив меч, кинулся Аякс рубить животных, представляя, что казнит своих обидчиков. Часть стада убил он на месте, а остальных связал и отогнал в свой лагерь, где продолжил бойню.
Тому барану, которого он принял за Агамемнона, Аякс отрубил голову, а того, которого принял за Одиссея, привязал к вкопанному столбу, взял ремень и стал с руганью избивать.
Привлеченные блеянием убиваемых животных, проснулись греки и, подойдя ближе, с безопасного расстояния смотрели на неистовство Теламонида. В этот момент разжала руки Лисса, и вернулось сознание к герою.
С ужасом осознал он, что натворил. Врагов не убил и уже не сможет, ведь те, узнав о его намерении, будут начеку.
А самое страшное: то как он резал неповинный скот, видели его товарищи. Кем они теперь будут считать его? Сумасшедшим? Как сносить их насмешливые взгляды? А если его будут жалеть за этот приступ? Ужас! Позор!
Не говоря ни слова, ушел он к себе в шатер и приказал не тревожить. Затем позвал сына Эврисака , которому подарил свой знаменитый щит. Сводному брату Тевкру, который в это время был в Мисии, Аякс написал письмо, в котором объявлял его опекуном сына и просил увести подростка к деду Теламону на Саламин.
Завершив все это, оставил герой лагерь и пошел туда, где никто не мог его увидеть. Лишь спустя время нашли его тело, пронзенное мечом Гектора. Говорили, что не снеся позора, бросился Теламонид на клинок, но столкнувшись с телом Аякса, согнулась бронза в дугу. Тогда герой всадил его себе в самое уязвимое место — подмышку, и лишь так смог покончить с собой.
Хотя, кто знает, как оно было на самом деле? Уж очень громко бранился и обещал отомстить Одиссею Аякс. Поднял бы он руку на Лаэртида или нет - неизвестно, но ведь умные люди не пренебрегают даже малейшей опасностью. Недаром говорится, что если кто-то обещает тебя убить, поверь ему и прими меры. Так что может и не божественное безумие поразило Теламонида, а хитроумный владыка Итаки принял меры, что избавить себя от грозящей беды. Мало ли какие травы могли подмешать продажные слуги в вино Аякса? Да и никто не видел, как он умирал. Может, и тут помог ему кто-то «заботливый».
Агамемнон, осознавший, какой опасности избежал этой ночью, впал в ярость и приказал бросить тело Аякса на корм птицам и собакам. Так мстил он мертвому герою. Менелай взялся за это постыдное дело, оттащил труп героя прочь от лагеря и остался следить, чтобы никто не нарушил волю ванакта.
Растерзай Аякса падальщики, не смогла бы душа Теламонида найти спокойствие и вечно бродила бы неприкаянной по земле. Однако вовремя вернулся Тевкр со своей дружиной. Узнав о случившемся от бывшей возлюбленной Аякса Текмессы, он бросился на пустырь и прогнал от тела брата Менелая. Затем накрыв Аякса плащом и оставив Эврнсака сторожить его, отправился к Агамемнону.
Не собирался ванакт менять своего решения, и уже готов был Тевкр взяться за оружие, отстаивая часть брата, но вмешался Одиссей. Чтобы избежать губительной розни между ахейцами, предложил он разрешить погребение. Подумав, Агамемнон согласился, но потребовал, чтобы Аякса похоронили в земле как самоубийцу, то есть без погребального костра.
Последние бои
Смерть Ахилла поставила Агамемнона в сложную ситуацию.
Троя была очень непростым городом. Восходил местный царский род к Дардану, сыну великого Зевса и плеяды Электры. Веками бессмертные одаривали этот город и его жителей своим вниманием. Часто именно среди троянцев выбирали олимпийцы себе смертных возлюбленных. Так, любвеобильная Эос родила сына от троянского царевича Титона, земным мужем Афродиты стал троянец Анхиз, а солнечный Аполлон домогался любви Кассандры, хоть и безрезультатно. А сколько нимф становились женами или возлюбленными троянских владык и героев… Да и сам тучегонитель Зевс именно из троянского дворца взял к себе на Олимп красавца-виночерпия Ганнимеда.
Из всех олимпийцев не любила Трою лишь Гера, ведь троянка Антигона дерзнула состязаться с царицей богов в красоте. А когда Парис во время своего суда пренебрег супругой Зевса ради Афродиты, возненавидела Гера всю Трою. Зато Посейдон и Аполлон выстроили непреступные крепостные стены города. Афина подарила троянцам палладиум, свою чудотворную статую, призванную оберегать обладателя. И люди не забывали богов. Никогда не пустовали тут жертвенники и не прекращали свои молитвы жрецы.
В итоге стараниями местных жрецов воплотилась эта божественная любовь в невидимую стену, хранившую город от врага.
Так что если Агамемнон хотел захватить город, то должен был быть в его войске тот, чья жизненная сила была бы способна проломить окружавшие город чары. Мог подобное сделать Персей Горгоноубийца, а богоравный Геракл продемонстрировал такую способность на практике, однажды захватив Трою. Однако эти легендарные герои давно уже покинули земной мир, а среди живущих был лишь один равный им по силе воин - Ахилл.
Конечно, и другие герои не были обделены силой и с помощью богов, наверное, смогли бы сломить защиту города. Однако абсолютной уверенности в этом у организаторов похода не было. Именно поэтому так долго искали Пелида до начала войны, именно поэтому сносил ванакт гордость молодого полубога.
Теперь же, когда Ахилл погиб, должны были вожди ахейцев решить, как компенсировать эту потерю.
- Жаль, что нет у Ахилла брата, - вздохнул Менелай.
- Зато есть сын!
- Так он же еще ребенок!
- Какой ребенок? Я был всего на год старше его, когда на свою первую войну отправился, – возразил Диомед.
- Да, он уже подросток, а если он унаследовал хоть половину силы отца, то мало какой воин с ним справится.
- Надо его привезти сюда. Это не составит труда. Неоптолем должен гореть желанием отомстить за отца. Тем более что в его возрасте все только и мечтают о подвигах.
- Он живет у деда, а тот может и не отпустить внука.
- Немедленно отправить быстроходный корабль на Скирос! Доставить мальчишку сюда! Если дед будет противоречить, дайте ему золота. Если это не поможет, то уговорите Неоптолема сбежать и отомстить за отца. – распорядился Агамемнон.
- А может, если нет героя, подойдет его оружие? – высказал идею Одиссей.
- Что ты имеешь в виду? – заинтересовался ванакт.
- Лук Геракла, - улыбнулся итакийский царь.
- Филоктет! – в один голос отозвались вожди.
- А захочет ли он нам помогать после того, как мы с ним обошлись? – потерев подбородок усомнился Менелай.
- Если грамотно подойти к делу, то появление хромого под стенами Трои лишь дело времени, - улыбнулся Одиссей.
- И кажется, у нас уже есть тот, кто возьмется за это дело, - повернувшись к Одиссею, сказал Агамемнон.
Одиссей молча поклонился.
- И раз уж мы ослабли, то еще хорошо было бы ослабить и защиту Илиона, - вступил в разговор Калхант. - Эта задача по моей части, так что займусь-ка я этим. Есть у меня одна мысль, как лишить Приама покровительства богов, только надо уточнить некоторые детали.
- Вот и уточни!
- Уточню, но мне понадобится помощь. Пусть ваши разведчики ко мне зайдут, я им подробно расскажу, что нужно узнать.
***
Рассказы о великой войне расходились по всему миру и доходили до острова Скирос, где рос сын великого героя. С детства Неоптолем, которого тут чаще называли Пирром, что значит рыжий, слышал о подвигах Ахилла и мечтал прославиться, подобно своему великому отцу. Уже несколько раз он порывался отправиться под Трою, но каждый раз дед запрещал, говоря, что парень еще недостаточно готов для настоящей войны.
- Ты же не хочешь предстать перед лицом великих героев неумехой? – спрашивал его царь, и стыдливо опускал голову парень.
Хотя на самом деле, будучи потомком богов, Пирр рос в разы быстрее сверстников и уже подростком превосходил силой многих воинов. Ну а лучшие учителя привили ему редкое по мастерству умение работать с мечом и копьем, править колесницей и биться на кулаках.
Теперь же, когда привезли посланцы Агамемнона весть о гибели Ахилла, никакая сила не смогла бы удержать Неоптолема на мирном острове. Так что, выслушав прибывших, он приказал слугам собирать его в дорогу, и не стал дед удерживать его.
Вскоре ступил Пирр на землю Троады и под приветственные крики вошел в мирмидонский лагерь. Воины Ахилла признали его своим господином, и таким образом парень, еще недавно пасший вместе со слугами дедовых коз в богами забытой глуши, вдруг оказался во главе одной из сильнейших ахейских армий. Такой взлет пьянил голову, а недостаток опыта не позволял понять, что Агамемнон просто использует его для своих целей.
С пылом неофита включился Неоптолем в круговерть засад, набегов и столкновений с троянцами. Вскоре открыл он счет своих побед, который непрерывно рос. К удивлению Пирра оказалось, что убивать людей необычайно просто. Желание мести и понимание, что на него оценивающе смотрят настоящие герои, привело к тому, что Неоптолем не знал жалости ни к себе, ни к врагу. Без колебаний добивал он раненных и рубил головы сдающимся, так что в жестокости превзошел он даже отца, который считался самым кровожадным из ахейских вождей.
С Филоктетом вышло хуже. Брошенный ахейцами десять лет назад раненым, воин отказался возвращаться в войско. Однако и тут добился успеха Одиссей. Никто уже не знает, как все произошло, но в конце концов привез он лучника под Трою.
Царские глашатаи объявили, что явился к Филоктету божественный Геракл и повелел отправляться на войну. Однако мало кто этому верил. Одни говорили, что обманом итакиец заманил Филоктета к себе на корабль, другие рассказывали, что соблазнил Одиссей раненого возможностью излечения в ахейском лагере. Третьи шептали, что похитил Лаэртид лук Филоктета и лишь тогда согласился вернуть, когда тот согласился прибыть под Трою.
Тут сыновья бога-врачевателя Асклепия, бывшие в греческом лагере, занялись застарелой раной лучника, и вскоре Филоктет был готов к бою.
Почувствовав себя здоровым, принялся Филоктет усиленно тренироваться, восстанавливая свои былые навыки. Стрелял он по мячу из шкур, который слуги подвесили на веревке и раскачали из стороны в сторону. С каждым разом все увереннее и увереннее поражал он мишень. Тогда увеличил он расстояние, с какого стрелял, и стал спускать стрелы с тетивы все быстрее.
Прошло немного времени, и пригласил он вождей посмотреть на свое мастерство. С запредельной для простых лучников дистанции Филоктет сбил стрелой пламя со свечи так, что даже не покачнулась свеча. Потом подкинул яблоко и, прежде чем оно упало на землю, трижды пробил его стрелами. Затем воткнул в землю меч лезвием к себе и, отойдя прочь, выстрелил так, чтобы попала стрела по кромке меча.
Наконец попросил Филоктет Одиссея, известного всем как превосходный лучник, выйти против него и выстрелить. Первую стрелу итакийского царя он поймал рукой в полете.
- Не самый сложный фокус, - проворчал Одиссей, недовольный тем, что ему приходится играть роль ассистента. - Многие воины могут поймать стрелу.
- Да? А ты сможешь? – с ехидной улыбкой поинтересовался лучник.
- Уже ловил, – пожал плечами Лаэртид.
- Тогда поймай мою! – сказал Филоктет и выстрелил так, чтобы его стрела прошла вплотную к голове Одиссея.
Тот, уверенный в своих силах, быстрым, как бросок змеи движением попытался схватить стрелу Филоктета за древко, но она летела с такой скоростью и силой, что хоть он и схватил ее, но не смог удержать. Она просто сорвала кожу с ладони Одиссея и умчалась дальше.
- Считай, что это отметина тебе на память. Я десять лет вас всех вспоминал, теперь и ты меня нескоро забудешь! – усмехнулся Филоктет.
- Ну и последнее испытание. Рана не помешает тебе натянуть лук? – глумливо поинтересовался он у Одиссея.
- Не помешает!
- Тогда без всяких шуток сделай в меня боевой выстрел, чтобы поразить насмерть.
- С удовольствием!
- Натянув до уха тетиву, Одиссей выстрелил, целясь в грудь насмешнику. В этот момент итакийского царя не волновала ценность Филоктета для войска, и он страстно хотел попасть. Однако стрела не долетела до цели. Пока Одиссей поднимал лук, целился и спускал тетиву, Филоктет успел взять из колчана новую стрелу и послать ее в полет. На половине расстояния между воинами стрела Филоктета попала в стрелу Одиссея и разломила ее надвое.
На мгновение замерли все очевидцы, а потом дружно разразились приветственными криками. Ведь никогда не видели они такой ловкости в обращении с луком.
- Воистину не знала земля равных тебе стрелков! – приветствовал Филоктета Диомед.
- Геракл, который учил меня, стрелял гораздо лучше, - скромно ответил Филоктет. - Он мог подкинуть кольцо и всадить стрелу так, чтобы она прошла сквозь перстень, не коснувшись металла. У меня так не получается. По кольцу попадаю, а вот чтобы пролетела насквозь - не выходит…
По предложению Агамемнона пошли вожди отметить окончание тренировок Филоктета пиром.
На следующий день, принеся обильные жертвы божественному Гераклу и Аполлону, послал ахеец вестника, вызывая Париса на дуэль.
Подойдя к воротам Трои, громко объявил посланник:
- Филоктет, сын аргонавта Пеанта, ведущий свой род от владыки ветров Эола, повелел так сказать Парису Приамиду: «Говорят, ты лучше всех троянцев владеешь луком. Я тоже немного умею обращаться с этим оружием. Давай же на глазах двух войск сойдемся и выясним, кто из нас достоин жить, а кому отправиться в Аид!»
Принял вызов царевич, и в назначенное время вышел на равнину.
Не спеша начали они сближаться, и какой контраст был между этими двумя лучниками! От городских ворот, сверкая золотом и самоцветами, украшающими парадный доспех, несла запряженная четверкой белоснежных коней колесница черноволосого красавца в самом расцвете сил. Яркий шелк одежды бился на ветру, напоминая пламя, и далеко разносил ветер пряный запах благовоний. Открытое налучье с золотыми накладками в виде сцепившихся в яростной схватке львов висело за спиной, позволяя собравшимся на городских стенах зрителям рассмотреть красные древка стрел и орлиные перья на оперении.
Навстречу ему не спеша шел старик в изрядно потертом кожаном панцире, надетом поверх выцветшего от времени хитона. Свои седые волосы он собрал в пучок и завязал простым ремешком на затылке.
Зрители явно были разочарованы видом Филоктета. Вот посмотришь на Париса, и сразу видно: идет на бой герой, за спиной которого долгая череда благородных предков. Какая гордая осанка, как рельефны могучие мышцы, а одеяние стоит целого состояния. А его противник? Увидишь такого в толпе, и равнодушно скользнет взгляд дальше.
- Какой-то нищий. Такому ли биться с царским сыном? – недоумевали вельможи на стене. - Зачем Парис согласился на эту дуэль?
- Давайте поспорим, сколько выстрелов понадобится Приамиду, чтобы отправить в Аид этого бродягу - два или одного хватит? – веселились праздные троянцы.
Парис, остановив колесницу, внимательно рассматривал противника. Скромное снаряжение ахейца не могло ввести царевича в заблуждение. Все-таки он был опытным воином, хоть и предпочитал проводить время на пирах, а не в строю. Он сразу заметил то, что пропустили сторонние наблюдатели. Лук в руке Филоктета был не обычным дешевым оружием набранных из бедноты стрелков. И даже не тугим сложносоставным луком, который могут позволить себе знатные воины. С первого же взгляда на двойной изгиб собранных из многих слоев рога и дерева плеч лука Парис понял, что это оружие редкое и из-за высокой цены доступное лишь царям, а из-за силы, нужной для его натяжения, - только лучшим стрелкам. Так что тот, кто держит такой лук в руках, заслуживает к себе самого серьезного отношения, несмотря ни на какие обноски.
И еще притягивали взгляд два колчана. Один самый обычный, а вот второй, собранный из чеканной бронзы, скорее напоминал футляр для чего-то очень хрупкого и ценного. Сейчас его крышка была снята и виднелись хвостовики нескольких стрел.
- В первом три десятка простых стрел, а во втором максимум штук пять, но необычных. Интересно, они отравленные или просто с какими-то необычными наконечниками? – подумал Парис. Потом он взглянул на свои стрелы. Оруженосцы позаботились на славу – пять полных колчанов висели на крючьях, врезанных в борта колесницы. Так что на каждый выстрел грека мог царевич ответить пятью своими.
Филоктет был пешим, а Парис стоял на колеснице, которой управлял опытный возница. Несколько мгновений царевич думал, сражаться ли ему так или сойти на землю. Каждый из способов имел как плюсы, так и минусы и, взвесив все «за» и «против», Парис спрыгнул на землю. Приказав вознице быть рядом и в случае необходимости подавать новые стрелы, легкой, пружинящей походкой двинулся он вперед. Все ближе и ближе враги. Первым начал стрельбу Парис.
Попасть сразу, да еще с такого большого расстояния, он не рассчитывал, но хотел посмотреть, на что способен враг. Филоктет легко уклонился от первых стрел и ускорил шаг. Тогда, не останавливаясь, выпустил Парис одну за одной десяток стрел, заставляя ахейца кидаться из стороны в сторону. Ни одна из них не достигла цели, но троянец не расстроился. Собственно эти выстрелы должны были заставить Филоктета нервничать и тратить силы на прыжки из стороны в сторону.
Когда расстояние между лучниками сократилось вдвое, впервые выстрелил Филоктет. Упал на колено Парис, пропуская над собой стрелу, которая только срезала пучок конских волос, украшавших его шлем. В ответ и он послал стрелу, которая прошла в ладони от груди Филоктета.
Теперь воины не просто шли друг на друга, но еще и описывали круги, стремясь занять более выгодную позицию. Парис по-прежнему не жалел стрел, а Филоктет ограничивался редкими одиночными выстрелами. До сих пор успешно оба уклонялись от вражеских стрел и продолжали сближаться, изучая повадки друг друга.
Вот опустел первый из колчанов царевича, и возничий подал ему второй. Еще несколькими стрелами обменялись воины и подошли еще ближе друг к другу.
Наложив одну стрелу на тетиву и держа еще два стрелы в правой руке , перешел Филоктет на бег, за несколько прыжков одолев расстояние в десяток шагов. При этом смог он выстрелить трижды так быстро, что летели стрелы с расстоянием не больше локтя между собой. От двух увернулся Парис, но третья попала ему в левую руку, которой сжимал он лук. Была эта рана неопасной, но весьма неприятной. На мгновение замешкался царевич, а за это время достал Филоктет из колчанов три новых стрелы: две обычных и одну из тех, что оставил ему Геракл. И все это не прекращая бега.
Вот уже на расстоянии копья лучники. В одно движение наложил на тетиву и выстрелил в упор Парис. Не мог он с такого расстояния промазать, но в этот же миг выпустил три своих стрелы Филоктет. Первой обычной стрелой сбил ахеец троянскую стрелу, второй попал в лук Париса, а третья, пропитанная смертельным ядом лернейской гидры, попала в голову царевича. Сумел тот в последний момент чуть уклониться, так что не насквозь пробила голову стрела, а разрезав переносицу, щеку и выколов глаз, ушла в землю.
Мгновенно среагировал возница, с места в карьер пустивший коней и заслонивший раненного господина колесницей. Запрыгнул в нее Парис, и рванулись кони, унося проигравшего прочь. Филоктет же, поняв, что враг обречен, улыбнулся и с чувством выполненного долга отправился к своему лагерю.
Парис же еще надеялся выжить. Галопом пронеслись кони через ворота и остановились лишь у дворца, куда уже спешили родные, слуги и лекари. Стремительно терял силы царевич и уже не мог стоять на ногах. Подхватили его крепкие руки и уложили на кинутые в пыль плащи. Тут же склонились над ним жрецы и лекари, стремясь скорее помочь. Однако, словно натолкнувшись на невидимый барьер, замерли у изголовья раненного, растерянно переглядываясь. Никогда не доводилось им видеть такого. Яд, попавший в рану со стрелы, словно живой захватывал все новые и новые участки плоти, которая начинала быстро чернеть и распадаться. Пузырилась на лице кровь и, превращаясь в пепел, слетала вниз.
- Это была стрела Геракла, - печально произнес Гелен.
Все обернулись на прорицателя, который стоял на ступенях храма Аполлона.
- Неужели нет никакой надежды? Спасите сына и я озолочу вас, - устало произнес Приам, но лекари лишь развели руками.
- От этого яда нет лекарства!
Затравленным зверем смотрел Парис на окруживших его людей. Несмотря на жуткую боль, он сохранял ясное сознание и только теперь понял, что погибает. Однако вся его суть протестовала против этого факта. С лихорадочной быстротой он думал, как можно спастись.
Повернувшись к Гелену, Парис спросил
- Есть способ вылечиться? Ты же тайновидец, ищи противоядие!
- Человеческие лекарства тут бессильны! - произнес Гелен и опустил голову.
- Значит люди не помогут?
Приподнявшись на локте Парис скомандовал:
- Жрецам к алтарям и взывать ко всем олимпийцам. Если подарят выздоровление – устрою гекатомбу каждому из богов!
Несколько служителей культа быстро направились к своим святилищам, чтобы немедля приступить к молениям.
Несколько минут Парис лежал неподвижно, стараясь не показать зрителям, как он страдает. Все-таки он царевич и должен хранить достоинство, даже умирая. Вдруг ему пришла в голову какая-то мысль. Он попытался отдать приказ, но голос уже не повиновался. Лишь с трудом разобрал Гелен одно слово:
- Энона!
- А ведь может и сработать, - произнес прорицатель и приказал осторожно положить брата на колесницу и вести его на склоны Иды.
Там в скромной обители по-прежнему жила бывшая возлюбленная Париса, некогда обещавшая исцелить любую рану своего мужа. Если люди не могут спасти героя, то может нимфе это удастся? Ежеминутно рискуя разбиться, возница нещадно гнал колесницу по узким горным дорогам и успел-таки довести царевича еще живым.
Однако напрасны были надежды троянцев. Услышав шум колесницы, вышла навстречу нимфа, но узнав, кто прибыл к ней, отказалась помогать.
Когда-то всем сердцем любила она дерзкого юношу и была готова ради него на все. Но давно прошли те дни. Не смогла она простить измену Париса и обратилась ее чувство в ненависть. И вот, глядя на искаженные черты бывшего мужа, не спешила на помощь нимфа.
- Что? Неужели прекрасная спартанка тебе наскучила и ты вспомнил наше скромное жилище?
- Прости, - чуть слышно прохрипел царевич. – То была воля Афродиты!
- Ты никогда не умел признавать свою вину! Вот и сейчас, уже стоя одной ногой в Аиде, ты прикрываешься именем богини.
- Помоги ему, если можешь! – попросил Гелен, сходя с колесницы и направляясь к нимфе. Однако та лишь отрицательно качнула головой.
Долго молча смотрела она на лицо, которое когда-то покрывала поцелуями. Окровавленное и изувеченное, оно больше напоминало страшную маску, из тех, что используют бродячие комедианты. Однако память нимфы услужливо восстанавливала перед глазами Эноны облик красавца-пастуха, каким Парис был в молодости.
Царевич умирал страшно, но до последнего момента сжимал зубы, чтобы не закричать. Так и закрыл он навечно свой последний глаз, не издав ни единого звука.
Лишь после того, как остановилось сердце Париса, шагнула к нему Энона. Навеки прощаясь, провела нимфа рукой по его волосам, как делала это много раз в счастливые годы, а потом растаяла в воздухе. С тех пор больше никогда не видели люди дочери речного бога Кебрена. Гелен же отвез тело брата в Трою, где его и похоронили со всеми положенными почестями.
Скорбела ли Елена о своем муже - неизвестно, но долго быть вдовой ей не позволили. Два сына Приама, Гелен и Деифоб, после смерти Париса захотели иметь спартанку своей женой. Недолго думая, отдал Приам Елену замуж за Деифоба, потому как тот был лучшим из оставшихся воинов Трои. Однако этим оскорбил он Гелена, который отказался отныне участвовать в войне и вскоре покинул город, переселившись на склоны Иды.
Этот раздор в царской семье не остался тайной для греков, и вскоре по просьбе Калханта Одиссей с отрядом опытных бойцов совершил рейд до Иды, где греки смогли захватить в плен Гелена.
Едва пленника доставили в ахейский лагерь, как Калхант увел его в свой шатер, и два прорицателя долго о чем-то беседовали. Спустя несколько часов Калхант вышел и объявил, что Гелен отныне друг и почетный гость.
Сделано это, естественно, было не из-за приязни к пленнику, а потому что в обмен на безопасность рассказал Гелен, как можно было лишить Трою божественной защиты. Оказалось, что несокрушима твердыня, пока в ее цитадели хранится палладиум - древняя нерукотворная деревянная статуя Афины.
И вот несколько дней совещались ахейские вожди, думая, как похитить палладиум. Наконец вызвался Одиссей отправиться в Трою на разведку. Самый хитрый и изворотливый из пришельцев, надеялся он на свою удачу и на то, что остались у него со времен первого посольства друзья и знакомые среди троянской знати.
К тому же не раз в глубокой тайне общались некоторые влиятельные троянцы с греческими вождями, прощупывая возможность закончить эту надоевшую всем войну. Пока еще крепко держал Приам власть над городом в своих руках, но уже было достаточно и тех, кто готов был пожертвовать царем и его семьей, отдать Елену и заплатить выкуп, лишь бы ахейцы уплыли обратно. Поэтому, отправляясь на разведку, готовился хитрый итакиец в случае провала своего дела укрыться в доме кого-либо из врагов Приама, представившись переговорщиком.
Вымазал Одиссей свое тело в грязи, оделся в рубище и стал похож на нищего попрошайку. В таком виде пробрался он в Трою и, бродя с чашей для сбора подаяний, внимательно вслушивался в разговоры. Неузнанный прошел он в Илион и сел просить милостыню на ступенях у храма Афины, в котором и хранился Палладий. Довольно долго сидел он, следя за стражей и размышляя, как лучше пробраться в святилище.
Ни прохожие, ни жрецы не обращали на грека внимания, да и с чего бы им разглядывать грязного оборванца? Сколько таких несчастных, потерявших все и побирающихся теперь на улицах, появилось в последние годы из-за войны? Одним больше, одним меньше - никто и не заметит.
Только вот ближе к вечеру случилось непредвиденное. Сама Елена Спартанская почтила своим посещением храм. Гордо подняв голову, шла она в белоснежных одеждах в окружении служанок, делая вид, что не замечает взглядов, которые бросали на нее встречные. А в тех взглядах давно уже не было восхищения или любви. Винили ее троянцы в своих бедах, хоть и в глаза сказать об этом не решались. Пока еще не решались. Понимала это женщина, но ничего не могла поделать с этим. С самого начала была она чужой в этом городе, но десять лет назад ее красота и гордость за Париса, сумевшего взять такую выдающуюся добычу, заставляли горожан быть любезными. Теперь же, когда из-за красавицы почти в каждой семье погиб сын или муж, относились к ней горожане с настороженностью и неприязнью.
Бывало, что и плевали ей вслед закутанные в черное старухи, которым уже нечего было терять. Так что оставалось делать Елене, как не игнорировать эту стену неприятия, продолжая играть роль гордой земной богини, неподвластной молве и бедам. Вот и шла она по улицам надменная и неприступная, одним своим видом показывая, насколько она выше житейской суеты.
Однако острый взгляд Елены подмечал все. И не остался незамеченным и нищий, лицо которого показалось ей смутно знакомым. И вдруг как наяву увидела она дом отца, полный шумных женихов. Был там среди блестящих героев и этот человек. Исчезли богатые одежды, покрыли морщины лицо, но остались неизменными цепкие глаза и кривая улыбка… Сомнений не могло быть: перед ней Одиссей Лаэртид, который хочет быть неузнанным.
Уж не боги ли послали его, сжалившись над несчастной царицей?
Желая убедиться в своих подозрениях, подошла Елена к нищему и задала вопрос:
- Кто ты, несчастный? Ты же не местный?
Отвечал Одиссей так, чтобы не соврать и при этом правды не сказать. Цепко держался он за придуманный образ, но с каждым новым вопросам развеивались сомнения царицы.
Щедро отсыпала Елена ему в чашу серебра, а потом, будто сжалившись над несчастным, приказала слугам провести его к ней во дворец.
- Этот человек много странствовал и много видел. Он будет развлекать меня сегодня своими рассказами, поэтому отведите его ко мне во дворец, отмойте, оденьте и к ужину приведите ко мне, - распорядилась Елена.
Чтобы не возбуждать подозрения, пошел Одиссей со слугами. Не знал он, друг ему или враг Елена, но решил, что раз уж сейчас не выдала, то и после, наверное, не предаст. Так что позволил он слугам вымыть его в бане, умастить тело маслом и уложить по местной моде бороду и волосы.
Вечером предстал он перед Еленой.
- Муж, - это слово царица словно сплюнула с губ, - редко бывает дома. Лишних слуг я отпустила, так что нам можно поговорить, не опасаясь чужих ушей.
- Царица, ты не боишься оставаться наедине с чужим мужчиной? Не пойдут ли сплетни? – обратился к ней Одиссей.
- Что мне до болтовни прислуги? Тем более, что шанс поговорить с человеком из Греции выпадает так редко. Ради этого можно и рискнуть.
- Ты так уверена, что я ахеец?
- Одиссей, я узнала тебя, и давай говорить напрямую! Если бы я хотела тебе зла, то одного моего слова было бы достаточно, чтобы тебя схватили и казнили еще днем.
- И чего же ты хочешь?
- После смерти Париса в Трое меня ничего больше не держит, но уйти мне не дадут. Я, царица Спарты, по сути превратилась тут в пленницу, судьба которой зависит от Приама и этой злосчастной войны. Ты, рискуя головой, пришел в город явно не просто слухи собирать. Не знаю, что ты задумал, но я помогу тебе в этом, если ты поможешь мне вернуться на родину.
Согласился Одиссей, и ночью провела его Елена по тайному ходу в храм Афины. В темноте, которую не мог развеять масляный светильник, принес царь Итаки жертву Афине, прося, чтобы богиня не считала его действия святотатством.
Затем снял он с постамента статую, оказавшуюся неожиданно легкой, завернул ее в шерстяной плащ и, перевязав получившийся тюк ремнями, повесил себе за спину. В таком виде двинулся он в путь и без помех прошел через весь Илион, спустился в Нижний город. Тут он дождался рассвета, и когда стражники отворили ворота, вышел из Трои. Сделав большой круг, к обеду вышел он к морскому берегу, а там и до ахейского лагеря было недалеко.
Воодушевленные захватом палладия вожди решили, что победа близка, и решили устроить общий штурм, чтобы захватить крепость.
Однако взял слово Одиссей.
- Даже сейчас укрепления Трои сильны, и многие наши воины погибнут прежде, чем взойдут на стены. А полной уверенности в успехе штурма у нас нет. Так не лучше ли продолжить дело, начатое мною? Действуя хитростью, мы скорее победим, чем грубой силой.
Владыка Итаки и раньше предлагал применить хитрость, но эта идея не находила понимания. Они даже поругались по этому поводу с Ахиллом, который считал, что обман противоречит воинской чести. Сын Фетиды хотел остаться в памяти потомков как настоящий герой и, подражая Персею и Гераклу, хотел победить лишь в открытом бою.
- Я не краду победы! – заявил тогда Пелид, и Одиссей больше не настаивал на своем видении войны. Однако теперь Ахилл был мертв, и воины уже гораздо меньше заботились о сохранении чести, думая о выгоде. Один лишь Диомед сохранял благородство и не хотел видеть подлость, даже примененную против троянцев.
- Давайте завтра устроим штурм. Если удастся сразу взойти на стену, то будем и дальше прорываться в город. Если нет, то отступим и сбережем людей. Тогда уже применим хитрость, - подвел итог весьма поредевшего за эти годы совета вождей Агамемнон.
С утра вышли из своего лагеря ахейцы и двинулись на Трою. Сначала они стояли на равнине, вызывая врагов на честный бой, но принявший командование над троянцами Деифоб уже не верил в возможность своей армии выиграть полевое сражение. Поэтому ждали троянцы врага стоя на высоких стенах города.
Поняв, что ждать можно до конца мира, ахейцы пошли в атаку. Закрываясь большими щитами от ливня стрел, они тащили к стене широкие штурмовые лестницы, по которым могли одновременно карабкаться сразу несколько человек в ряд. Вот первые греки полезли вверх, но и троянцы не зевали. Защитники лили на штурмующих кипящее масло, кидали камни и копья, длинными шестами отбрасывали лестницы от стен.
Напрасно ахейские лучники старались поддержать своих товарищей, делая залп за залпом по троянцам. Под защитой каменных зубцов стены те оставались практически неуязвимыми, зато ответные выстрелы собирали обильную дань.
Не сойдя со своих колесниц, стоящих на безопасном расстоянии, смотрели ахейские цари на действия своих отрядов. Когда с воинственными криками густые толпы пехоты полезли на стены, можно было надеяться на успех, но вскоре стало понятно, что штурм захлебывается. Лестниц категорически не хватало, и сотни воинов беспомощно топтались под стенами, пытаясь увернуться от летящих на головы камней. Тех же, кто сумел подняться вверх, встречали копья, и храбрецы один за другим летели вниз.
Вот мимо царей потянулись в тыл вереницы раненых, и в бессильной ярости закусил губу Агамемнон.
- Отводи войска, а то останемся без армии, - мрачно произнес Диомед.
- Да, придется послушаться Одиссея, - согласился Менелай. – Главное, чтобы ему все удалось.
Еще больше помрачневший ванакт махнул рукой и приказал трубить отступление.
Эта неудача привела к тому, что Агамемнон согласился на применение хитрости и на время вручил бразды правления Одиссею. Замысел итакийского царя был прост: отряд отборных греческих воинов должен был тайно проникнуть в крепость, перебить охрану и распахнуть Скейские ворота. После этого вся ахейская рать ворвалась бы в Трою, и уже ничто не спасло бы столицу Приама.
Оставалось лишь придумать, как незаметно попасть внутрь целому отряду. Одиссей и другие лазутчики проникали в город по одному и без оружия, которое могло бы привлечь внимание местных жителей. Сейчас этот путь не годился, так что ахейцы напряженно перебирали всевозможные варианты.
В конце концов, лучшим было признано предложение Прила с острова Лесбос. Этот воин предложил построить статую, внутри которой сидели бы воины, а потом позволить троянцам захватить ее и внести к себе в город. Найдя решение, Одиссей принялся за дело. По его приказу фокиец Эпей из дерева должен был создать конструкцию, в чреве которого был бы тайник. Уяснив задачу, мастер взялся за дело. Среди ахейцев Эпей был известен как большой трус, но при этом он был необычайно силен, хорошо дрался и прекрасно ладил с различными ремеслами.
Падение Трои
Была огорожена площадка, и закипела работа. В самые короткие сроки создал Эпей нечто, напоминающее одновременно и алтарь, и статую, и еще что-то непонятное.
Осмотрел Одиссей деревянного монстра и остался доволен.
- Это прямо конь какой-то получился, - отметил он, похлопывая по плечу мастера. И действительно, со стороны конструкция напоминала гигантского лежащего коня.
- Ну, конь так конь, - согласился Эпей. - Главное, что он надежно укроет целый десяток воинов. Единственный недостаток - копья и щиты внутрь взять не удастся. Но я и это предусмотрел. Вот по стенам крепления, к которым их можно повесить снаружи. Это будет похоже на трофейные доспехи, которые у нас вешают на алтарь в честь победы. А выберетесь, так сразу снимете - и в бой.
- Не выберетесь, а выберемся, - поправил его Одиссей. - Ты с нами пойдешь!
Мастеру эта новость явно не понравилась, но Одиссей пресек возражения, бросив:
- Воля Агамемнона!
- Ладно, - опустив голову, пробормотал Эпей.
В качестве последнего штриха приказал Одиссей на боку деревянного коня вырезать такие слова: «В благодарность за будущее благополучное возвращение домой греки посвящают этот дар богине Афине».
Восемь героев, среди которых были Менелай, Одиссей, Диомед, Неоптолем, по собственной воле вызвались спрятаться в коне, а девятым они взяли с собой Эпея, потому что только он знал, как открыть замаскированную дверь, ведущую внутрь. Так что хоть и очень не хотелось ему это делать, но последним залез в коня его создатель и, подняв за собой веревочную лестницу, сел рядом с дверью. Помощники снаружи законопатили все швы так, что никто не смог бы увидеть дверь, и ночью ахейцы погрузились на корабли и незаметно отплыли прочь.
Лишь один из греков остался в Троаде. Это был племянник Одиссея Синон, которому была поручена особая роль. Утром, обнаружив, что враги пропали, появились в брошенном лагере троянские разведчики. Убедившись, что греки действительно уплыли, они сообщили об этом Приаму, добавив, что остался в лагере непонятный предмет, значения которого они не понимают. Старый царь вместе с приближенными лично отправился посмотреть на вражеский стан.
Прочитав надпись, поняли троянцы, что это дар Афине, но в чем его смысл? Самые любопытные попытались кинжалами отодрать обшивку и заглянуть внутрь. Думали они, что могло там быть вино или золото, но не поддавалось дерево их усилиям. А затем появился Приам, и любопытным пришлось удалиться на почтительное расстояние, чтобы не мешать владыке думать.
Долго Приам рассматривал деревянного коня, а потом спросил советников, знает ли кто-нибудь что это и что с ним делать.
Одни говорили, что раз это нечто сакральное, то следует перетащить его в город, чтобы Афина защищала его. Другие предлагали сжечь или разломать коня.
Одна лишь Кассандра поняла, что за подарок оставили греки, но как всегда никто не воспринимал ее слова всерьез.
Тут вышел к троянцам Синон. Опустившись на колени перед Приамом, просил он защиты и приюта. Заинтересовавшийся царь стал расспрашивать грека, и тот рассказал, что он-де был другом Паламеда и осуждал убийство эвбейского героя. За это Одиссей хотел его убить, и когда грузились войска на корабли, напали на Синона подосланные итакийцем убийцы.
- Лишь чудом смог я избежать смерти и спрятаться во рву. Теперь же я прошу у тебя защиты и приюта, ведь нет мне дороги домой. За это обязуюсь до самой старости верно служить Трое.
Обрадованный царь согласился с этим и повелел объяснить, что за деревянный конь остался после ухода ахейцев.
- Войско устало от безрезультатной войны, цари решили вернуться домой и поискать более доступную добычу, - стал рассказывать грек. - Из-за того, что похитил Одиссей палладиум, разгневалась Афина на ахейцев и, чтобы ее задобрить, создали для нее это изваяние.
- А почему он такой большой? - поинтересовался царь.
- Чтобы ни у кого не возникло желание унести эту священную статую. Ведь провел над ней Калхант жертвенный обряд, и стала она незримой защитой для нашего войска. Если же ты перенесешь ее в свой город, то и покровительство Афины перейдет на Трою.
Внезапно вмешался в разговор жрец Лаокоон.
- Царь, это ловушка! Прикажи сжечь коня! - потребовал он и метнул копье в статую. Зазвенело от удара оружие у спрятавшихся греков, но не придали значение этому звуку троянцы.
Возможно, и смог бы раскрыть обман Одиссея жрец, но лежало на нем проклятие Аполлона. Некогда нарушил он данный богу обет безбрачия и к тому же сочетался с женой прямо в храме. Оттого разгневался солнцебог и проклял Лаокоона. И теперь пришло время исполнения проклятия. Вышли из моря два змея и задушили детей жреца. Видевшие это троянцы решили, что это наказание от Афины, разгневанной за удар копьем по ее собственности. Теперь горожане не сомневались в правдивости Синона, и Приам приказал не мешкая втащить статую в Трою. Подложив под коня катки, перекатили троянцы статую и установили на одной из городских площадей.
Обрадованные окончанием войны, устроили горожане праздник и до глубокой ночи веселились, а сидевшие в коне греки ждали своего часа.
Пришла посмотреть на чудо-статую и Елена Спартанская со своим мужем. Трижды она обошла коня, касаясь рукою повешенных на его боках щитов. В отличие от троянцев, для нее это были не просто доспехи. Нес каждый щит герб своего владельца, и вспоминала женщина своих старых знакомых. Снова вспомнила она беззаботную жизнь в отцовском доме, своих женихов и их клятву. Касаясь щита, называла царица по имени его владельца.
Услышав, что Елена зовет их, Менелай и Диомед готовы были немедленно кинуться к ней, но удержал их Одиссей. Так в волнениях и переживаниях ждали ночи ахейские герои, и лишь один Неоптолем сохранял олимпийское спокойствие.
Наконец уснул уставший город, и принялись действовать ахейцы. Одиссей и его товарищи выбрались из коня и, сняв щиты, скрытно двинулись к своим целям. Одни из них вырезали сонную стражу у городских ворот и распахнули тяжелые створки, другие атаковали стражу Илиона и царского дворца, стремясь прорваться внутрь и убить царя и полководцев, чтобы лишить защитников города руководства.
В это же время тайно вернувшиеся воины Агамемнона высадились и в тишине подошли к Трое. Едва отворились ворота, как они кинулись в город.
Озаренные лунным светом, казались они демонами подземного мира. Отряд за отрядом растекались ахейцы по улицам города, убивая всех встречных. Вот раздались первые крики и, поняв, что сохранять секретность больше нет необходимости, ахейцы принялись с воинскими кличами поджигать дома. В свете пожаров убивали они простых горожан и растерянных воинов стражи. По сути это была резня, ведь троянцы не могли сопротивляться и полуодетые гибли десятками. Ручьями текла кровь по булыжникам мостовой, и никому не давали пощады победители. Одни ахейцы в эту ночь грабили троянские дворцы, другие же, забыв о добыче, упивались кровью, мстя за все потери и страхи, перенесенные под стенами города. Неоптолем и в эту страшную ночь отличился, устроив такую бойню, что от подошв сандалий и до гребня шлема весь был забрызган кровью жертв. Именно он нашел у статуи Зевса старика Приама и там же зарубил.
Одиссей и Менелай ворвались во дворец Деифоба, надеясь захватить там Елену. Однако тут расправиться со спящими не удалось. Деифоб успел вооружиться и собрать вокруг себя бывших в доме воинов. Так что когда в его жилище ворвались ахейцы, царевич был уже готов их встретить.
Тут разгорелся последний настоящий бой этой войны. Уцелевшие в первые мгновения резни троянцы спешили к своему вождю, а на помощь Одиссею с Менелаем шли их дружины. Троянцы защищались с отчаянием обреченных, но шаг за шагом теснили их захватчики. С каждым мгновением все меньше людей оставалось у Деифоба, и все больше вокруг было врагов. Дорого продал свою жизнь троянский царевич, многих греков отправил в Аид, но и сам, в конце концов, пал изрубленный на кучу окровавленных тел.
Когда греки ворвались в город, Кассандра укрылась в храме Афины и обняла статую. Тем самым оказалась она под защитой богини, став неприкосновенной. Ни один злодей не решился бы обидеть того, кто стоит, прикоснувшись к статуе или алтарю, но ворвался вслед за царевной Аякс Ойлид. Опьяневшему от крови и безнаказанности герою было наплевать на обычаи... Царевна так и не разжала рук, так что когда следующим утром Аякс приволок в свой лагерь Кассандру, она все еще сжимала статую богини.
Однако не один он хотел обладать такой ценной пленницей. Агамемнон при дележе добычи заявил, что берет Кассандру себе. А Одиссей объявил, что поскольку Аякс надругался над царевной прямо в храме, то он отныне и сам проклят богиней и навлек беду на все войско.
Воины, на своей шкуре испытавшие, что значит гнев богов, не на шутку разозлились и хотели расправиться с Аяксом. Одиссей даже предложил казнить Аякса, забросав его камнями. Столкнувшемуся со всеобщей ненавистью Аяксу уже было не до добычи, лишь бы сберечь жизнь. Отдал он Кассандру ванакту и клялся, что не осквернял он храм, а все рассказы об этом - очередная ложь Одиссея.
Три дня победители пировали на тлеющих руинах города, развлекались с пленницами, обшаривали уцелевшие дворцы, снося к месту дележа трофеи. Без опаски шли они по уцелевшим от огня улицам, со смехом выбивали двери и заходили в дома. Уцелевшие в ночной резне троянцы или бежали из города, скрывшись в лесах на склонах Иды, или прятались в подвалах, подземельях и прочих потаенных местах, не осмеливаясь дать отпор захватчикам.
Когда наконец-то победная эйфория спала и воины протрезвели, приступили цари к дележу добычи. И было это едва ли не сложнее, чем взять город. Каждый вождь хотел лучшую часть добычи, так как именно себя считал настоящим героем, а свой вклад в победу решающим. До хрипоты спорили цари, оценивая трофеи и определяя долю каждого. А уж среди простолюдинов и вовсе вспыхивали драки. Хорошо что сплоченные и дисциплинированные личные дружины царей оставались островками порядка в этом хаосе. Так что хоть и переругались цари и раскололось войско, но до большой крови дело не дошло. В конце концов была поделена практически вся добыча. Остались лишь пленники из царской семьи. Наконец поделили и их. Вдова Гектора Андромаха с его маленьким сыном досталась Неоптолему, который недолго думая убил ребенка, чтобы из него не вырос мститель. Также вытребовал Неоптолем, чтобы дочь-красавица Приама Поликсена была принесена в жертву духу Ахилла.
Агамемнон пытался возразить, говоря, что уже достаточно крови пролито, чтобы успокоилась душа Ахилла, а потому незачем уничтожать такое сокровище как эта пленница.
- Да и вообще, не нужны мертвецам, какими бы они не были знаменитыми, женщины, - высказал свое решение ванакт. Однако в этот раз все, обиженные за эти годы ванактом решили отомстить ему.
Первым поддержал требование Неоптолема прорицатель Калхант, грозивший что, лишившись жертвы, дух Ахилла будет вредить грекам. Затем присоединились к требованию несколько царей, считавших себя обделенными.
- Ты хочешь забрать себе ее по просьбе Кассандры, - говорили они, и сделать еще одну царевну своей наложницей. Однако что заслуживает большего уважения: меч Ахилла или ласка Кассандры?
Решив, что идти на ссору со всеми недовольными будет невыгодно, уступил Агамемнон. Так что отдали девушку Неоптолему, который на глазах у всего войска зарезал ее на могиле отца. Также он притащил обезглавленное тело Приама на погребальный курган Ахилла, где и оставил непогребенным.
Вдова Приама по жребию досталась Одиссею. Надеясь выгодно продать пленницу он некоторое время возил ее с собой, но старуха так проклинала ахейцев и всем встречным рассказывала про их зверства, что однажды Одиссей не сдержал ярости и убил ее.
Единственным из знатных пленных, кого в тот день пощадили победители, был Антенор. Его хорошо знали и уважали в ахейском лагере. Он с самого начала конфликта проявлял участие к грекам, и предлагал различные варианты мирного решения противоречий. Вдобавок его связывало родство, пусть и отдаленное, с различными греческими царскими династиями. Так что Агамамнон под хорошее настроение и на волне душевного порыва пощадил старика, позволив ему забрать уцелевших родных и уйти прочь. Из-за этого некоторые потом обвиняли Антенора в предательстве, говоря, что он изменил Приаму и помог ахейцам захватить Трою. Хотя это вовсе не соответствует истине.
***
А что же случилось с Еленой?
Когда ахейцы ворвались во дворец Деифоба, царевич понял, что дело плохо. Поэтому он приказал одному из своих доверенных десятников по имени Акамант вывести Елену через подземный ход в безопасное место. Сам же Деифоб остался, чтобы возглавить сопротивление. Он еще верил, что сможет переломить ход боя и выбить захватчиков из города. Однако царевич переоценил свои силы, за что и поплатился собственной жизнью. Однако он достаточно долго задерживал врагов, чтобы Елена успела одеться, собрать в узел любимые драгоценности и сопровождаемая служанками и несколькими домашними слугами под защитой Акаманта спустилась в подземелье.
Там царица остановилась, чтобы дождаться мужа. Пусть он и стал ее супругом почти случайно, но Деифоб искренне любил спартанку, и под его защитой она чувствовала себя увереннее. Тем более сейчас, когда рушился ее мир и ей грозила смертельная опасность. Лишь когда раздались торжествующие крики греков, поняла Елена, что снова стала вдовой.
Боясь, что их сейчас обнаружат, Акамант повел свою госпожу прочь. Освещая путь факелом, шел он впереди с оружием наизготовку.
Из подземелий было несколько выходов, и молодой троянец несколько раз подходил к замаскированным дверям и прислушивался, но везде было одно и тоже: ревело пламя и раздавались крики жертв. Почти до утра метались беглецы по узким проходам, стремясь вырваться. За это время к ним присоединились еще несколько беглецов, по виду бывших воинов.
Решив, что будет безопаснее переждать, пока на поверхности не закончится бой, привел Акамант свой маленький отряд в потаенный грот, где предложил всем остаться до утра. Уйдя в тень, он неожиданно вернулся с масляным светильником, который немедля и зажег.
- Если знать, где искать, много интересного можно обнаружить под городом, пояснил он, а затем постелив на камень свой плащ, усадил не него Елену.
- Госпожа, отдохните, а мы посмотрим, что можно сделать.
Затем он переговорил с примкнувшими к ним по дороге мужчинами, и вместе они отправились на разведку в ближайшие ходы.
Вернувшись, он доложил:
- Подземелья ахейцы пока еще не обнаружили, но город, похоже, полностью захвачен. Еды у нас нет, так что долго скрываться мы не сможем. Я бы предложил дождаться удобного момента и, выскользнув из Трои, идти на Иду. Там еще до нападения разбили свой лагерь дарданы. Если сумеем добраться, Эней, несомненно, примет вас под свою защиту.
- Если сумеем добраться... - подал голос один из присоединившихся, плотный мужчина с перебитым носом и массой шрамов на теле, которые были видны сквозь рваный хитон. На его широком поясе висел нож в потертых ножнах, а в руках он держал дубинку и дротик. - Только не факт, что сумеем, - добавил он, оглядывая спутников. Двое парней, бывших с ним, согласно кивнули.
Акамант посмотрел на царицу, ожидая приказа, но та только кивнула, показав, что услышала воина.
Молодой воин искренне хотел спасти свою госпожу, которую давно и безнадежно любил, но как сейчас поступить, он не знал. Долг говорил, что надо увести Елену прочь и отдать уцелевшим членам царской семьи. Однако сердце говорило иное. Сейчас, когда спартанка осталась без мужа, одна в чужом разгромленном городе, с рыщущими кругом отрядами убийц, все стены, бывшие между пусть десятником и царицей, пали. Теперь она просто женщина, и если увести ее подальше от войны, укрыть в безлюдной горной долине, выстроить дом... Может ведь случится, что она останется с ним? Он молод, силен, из знатной семьи, а что еще женщине надо? Так думал он, и его губы непроизвольно расползались в улыбке.
Елена, стараясь сохранять спокойствие, думала, как поступить, однако паника туманила ее разум, мешая решиться на какие-либо действия.
Она, конечно, могла вернуться к Менелаю, но как он ее примет? Столько лет прошло, и от его нежных чувств, если они и были, давно не осталось и следа. Зато злости и обиды в нем наверняка накопилось немало. Вполне может он и казнить неверную жену. Да и другие ахейцы постараются выместить на ней всю злость за свои тяготы.
- Если и возвращаться, - решила она, - то явно не сейчас. Пусть победители сперва остынут от боевого азарта. И к Энею спешить не следует. Тот ведь не упустит случая и того и гляди объявит ее своей женой.
Наконец женщина решилась.
- Акамант, как только будет можно выйти, мы пойдем в загородный дом Париса, стоящий в лесу на берегу Кебрена. Он находится в укромном месте, и чужаки к нему не найдут дороги. Там есть запасы еды, найдется одежда и лекарственные травы. Когда доберемся, будем думать, как поступить дальше.
Акамант кивнул и принялся думать. С ним были два безоружных слуги, а с Еленой три служанки. Кроме того, были трое мужчин, которых они ночью встретили в подземельях. Тогда, в суматохе бегства, он не рассматривал их. Хватило того, что это не ахейцы. Теперь же, разглядывая их в тусклом свете лампы, он все больше убеждался, что попутчики попались ему из тех, кого лучше не встречать в темных переулках. Городская рвань, добывающая себе пропитание лихими делами. Оставалось лишь надеяться, что нависшая над всеми опасность заставит их вести себя тихо, а там главное - выйти из города, и можно разойтись в разные стороны.
Мелькнула мысль: а может нанять их для защиты? У всех троих какое-никакое оружие имелось, могли бы и пригодиться, случись с ахейцами встретиться. Однако тут же отогнал эту мысль. Во-первых, они не воины, а значит и помощи особой не окажут. Ну и главное - спаситель прекрасной Елены должен быть один.
Вожак троицы тоже думал. Он был не дурак и давно понял, с кем его свела судьба, и теперь решал, как поступить. Можно было помочь царице и заслужить благодарность ее мужа, который не сегодня так завтра станет царем Трои. Уж он простит все грехи старого разбойника и не пожалеет золота спасителям жены. Правда, для этого Деифоб должен выжить, а город уцелеть. С другой стороны, ахейцы за Елену тоже заплатят немало. Правда, где гарантия, что пообещав золото, не расплатятся ударами мечей? Но зато если заплатят, то можно оставить свое опасное ремесло, перебраться в Вавилон и до конца жизни жить обеспеченным и уважаемым человеком. А если еще до того, как отдать Елену грекам, развлечься с ней? Эта мысль буквально обожгла сознание бандита и заставила враз покрыться испариной. Он внимательно посмотрел на ничего не подозревавшую женщину и решился.
Не привлекая внимания Акаманта, он условным знаком приказал своим товарищам приготовиться к делу, скупыми жестами распределил цели и, убедившись, что его поняли, принялся действовать.
Сам он бросился на воина, неожиданно нанеся Акаманту удар дубиной в голову, а его подручные в этот же миг кинулись к слугам. Беззащитные и не ожидавшие нападения слуги погибли мгновенно, а вот десятник сумел увернуться и сам перешел в атаку. Мгновенно выхватив меч, он распорол нападавшему руку и бросился к Елене, стремясь закрыть ее от оставшихся врагов. Он был хорошим бойцом, но это уравновешивалось численным преимуществом разбойников, стремившихся нападать с разных сторон. Однако опыт и лучшее оружие сделали свое дело. Сначала один бандит упал, зажимая рану в животе, потом второй получил укус бронзового жала в горло. И в этот момент вожак метнул дротик. Давно заученным движением Акамант отпрыгнул, забыв, что за ним стоит Елена, в грудь которой и вошел снаряд. Еще даже не увидев этого, десятник понял, что свершилось непоправимое, и с воем ринулся на вожака, которого и убил мгновение спустя. Затем, опустившись на колени, он выл над бездыханным телом царицы, проклиная себя и судьбу.
Так погибла Елена Спартанская, рожденная на погибель великим героям, но никто не узнал об этом. Враз постаревший Акамант прямо в гроте похоронил царицу и принес на ее могиле в жертву служанок, кроме одной, которую назвал Еленой и увел с собой, сделав женой. Жили они нелюдимо и так и не раскрыли никому тайны пропажи Елены.
Люди любят красивые сказки со счастливым концом, и спустя годы, рассказывали бродящие сказители, что вернулась Елена к Менелаю и жили они долго и счастливо. Людям хочется верить, что всё всегда заканчивается хорошо, только в жизни зачастую случается иначе.
***
Гордый собой Агамемнон после взятия Трои был полон честолюбивых замыслов. В мечтах микенский ванакт уже видел, как его победоносный флот входит в дельту Нила и разгромленные египтяне покорно платят ему дань. Однако царские планы разбили его же сподвижники. После дележа добычи ахейское войско засобиралось домой, и желающих еще неизвестно сколько времени воевать в дальних краях было мало.
- Зачем? – лениво спрашивали вожди, - Цель похода достигнута! Добыча огромна, а люди уже устали от войны и хотят увидеть свои семьи. Вот отдохнем как следует, потратим троянское золото, тогда и о новом походе можно будет подумать.
Если бы сумел бы ванакт снова собрать воедино всех героев и сохранить единство, то смог бы продолжать завоевания. Однако напрасно Агамемнон соблазнял царей и воинов новыми победами и добычей, напрасно взывал к верности и жажде славы. Вопреки всем стараниям ванакта, ахейская армия на глазах развалилась на части и теряла боеспособность. Отдельные цари уже не думали об общем предприятии и стремились заняться своими мелкими делами.
Тогда Агамемнон объявил, что армия не может покинуть Троаду, пока не умилостивит Афину, разозленную поступком Аякса. Он надеялся, что за время, нужное для организации гекатомбы, воины успокоятся, подумают, и в конце концов алчность и жажда славы победит усталость.
Однако даже Менелай в этот раз был против идеи брата, и войско раскололось. Часть царей сразу же поплыли в родные края, часть отправились поискать удачи в набегах на приморские города по всему Средиземноморью, а часть осталась с Агамемноном. Поняв, что на некоторое время нужно забыть о своих амбициях, ванакт после принесения жертвы Афине тоже отправился домой.
Однако мало кому из ушедших из-под Трои греков удалось благополучно вернуться и счастливо дожить до старости. Преследовали ахейцев на обратном пути различные беды: множество кораблей со всеми экипажами погибло в бурях, многих унесло ветром и штормами в дальние страны… Да еще и Навплий отомстил за своего сына, устроив ложный маяк на горе Кафарей. Греческая эскадра, которую вел Аякс Ойлид, приняла его огонь за маяк, указывавший вход в безопасный Пагасейский залив и разбилась о скалы.
Многих из тех, кто все же сумел вернуться домой, и там ждала беда. От руки собственной жены погиб Агамемнон, были свергнуты и изгнаны из своих царств Филоктет, Диомед и Идоменей… Слишком много времени прошло, и на родине уже не было места для вернувшихся. В итоге сотни участников войны были вынуждены искать новые места для поселения, разлетевшись по всему Средиземноморью. Многие вместе с Диомедом и Филоктетом переселились в Италию, где основали новые города.
Из всех великих царей, выступивших в поход против Приама, один лишь хитроумный Нестор благополучно вернулся домой и прожил еще много лет, окруженный сыновьями и внуками.
Сын Ахилла Неоптолем, в отличие от остальных вождей, решил не плыть в Грецию, а вернуться сухопутным путем. По дороге он победил народ молоссов, а затем поселился в Эпире. Однако спокойная жизнь была ему не по нраву. Он отправился в Дельфы. Там он обвинил Аполлона в смерти своего отца и сжег его храм. Затем он прибыл в Спарту, где потребовал отдать ему в жены дочь Елены Прекрасной Гермиону, которая уже была замужем за сыном Агамемнона Орестом. По словам Неоптолема, отдать дочь ему обещал еще Менелай, а Орест не может быть мужем, так как он проклят за убийство матери.
Спартанцы согласились с этими требованиями, но Гермиона оказалась бесплодной. Тогда Неоптолем вернулся в Дельфы, чтобы оракул указал причину этого. Сын Ахилла даже согласился принести жертвы Аполлону в знак раскаяния за сожжение храма.
В Дельфах был обычай, по которому туши жертвенных животных забирали себе слуги. Неоптолем не знал этого, и когда увидел, как зарезанных им быков неизвестные утаскивают прочь, кинулся в драку, чтобы помешать им.
Эта выходка стала последней каплей, и терпение божества истощилось.
- Пора покончить с этим буйным отпрыском Ахилла! – приказала пифия. Тогда шагнул вперед один из ее слуг. Как ни силен был Неоптолем, но в этот раз он не смог справиться с врагом и был убит жертвенным ножом. По приказу жрицы убитого похоронили под порогом храма, чтобы его дух вечно охранял святилище.
***
Уцелевший в резне Эней собрал своих соплеменников и на двадцати кораблях покинул разоренную Троаду, ища себе новую родину. После долгих лет странствий и многих пережитых приключений он осел в Италии.
Другие выжившие троянцы после ухода греков восстановили город, но его былая слава и мощь ушла навеки. Вскоре Троя попала в зависимость от своих былых союзников фригийцев, а потом и вовсе вошла в состав фригийского государства.
***
Рассказы о великой войне и огромной добыче, взятой победителями, разнеслись по всему миру, и многие племена тоже захотели поживиться, ограбив богатые страны.
Несколько лет спустя после взятия Трои искатели легкой добычи, собравшись в немалую армию, в которой были и бывшие воины Агамемнона и наемники из других земель, совершили поход в Египет. Там они объединились с ливийцами, которые давно враждовали с египтянами, и двинулись завоевывать страну. Несмотря на то, что в этом предприятии участвовало множество воинов, в целом этот поход провалился. Фараон Мернептах в кровопролитной битве, состоявшейся около города Саис в Дельте Нила, сумел наголову разгромить чужеземцев, хотя отдельные отряды и смогли разграбить некоторые поселения египтян.
Так завершилась эта эпопея.