Он занимался своим делом тихо, без суеты и приписываемой газетчиками помпезности, потому что его работа по своей практичности равнялась нулю, но он искал Первопричину создания Вселенной. Даже супруга Амалия не знала истинного положения дел мужа, хотя понимала, что её Виктор не мог отдавать всё своё время ерунде. Но и она иногда срывалась до истерики, мучаемая вопросом, что поддерживает их совместное существование в этом мире, где пресса раздувала то один тлеющий уголёк мирового скандала, то другой, но всё сводилось к каким-то непонятным играм правительства, в результате которых умные всё больше богатели, а дураки, как её муж, не «вылазили» из «средней» нищеты, когда средств едва хватало на привычные нормы пищи, одежды и уплату содержания жилья, в том числе и поддержание скромного по своей скорости Интернета.
Со стороны Он, мысленно называвший себя Гением, вполне попадал под определение шизофреника, но в той форме проявления безумия, в которой трудно приобщить человека к неуравновешенному психологическому состоянию. Нет, всё крутилось вокруг специализированных журналов, в которые Гений время от времени отправлял свои статьи, и они принимались на «ура», потому что иначе и не могло быть; уровень логических решений автора был предельно прост и, в то же время недосягаем для обыденного интеллекта. И за работы платили, что было неплохой прибавкой к пенсии, получаемой обоими супругами.
Что бы не происходило, Гений находил убедительное и всеобъемлющее объяснение, которое удовлетворяло ровно то количество учёных, которые и определяли курс правительства. Иногда Гений потирал руками; а как же иначе? Иначе и не может быть, потому что всё развивается по классической схеме реставрации общества, но в рамках привычной психологии, что всё делает сам народ.
Амалия нередко слышала разговоры мужа по телефону с кем-нибудь из оппонентов его последней работы. О предпоследней – не говорили, потому что жизнь ставила на ней красный прямоугольник печати, что когда-то ставили цензоры «Одобрено».
Реальная жизнь Гения мало отличалась от жизни обывателя. Это было трехразовое питание, меню которого всегда утверждала с ним супруга, и он не помнил, из чего, собственно, состояли его завтрак, обед и ужин. Это был просмотр телепередач, информационных и публичных споров на злобу дня. И Амалия показывала неподдельный интерес к ним, потому что была убеждённым членом общества «развитого социализма» и верила в идеалы социальной справедливости. Правда, в рекламе она переключала каналы и с удовольствием входила в мир звёздных сплетен. А иной раз так и оставалась наедине с шаловливым и провокационным экраном, потому что мужу было достаточно перечисление названия тем «его передач». Он слушал их, но уже в другой комнате, сидя за клавиатурой своего ПК.
И Гений его любил, потому что тот хранил тома его работ, многих так и не оконченных, но на стадии постоянного возвращения к ним в любое время. Они поддерживали ритм его постоянного размышления о Главном.
Разочаровывался ли он в своей жизни? Может быть и чаще, чем женщины, живущие с мужем не один десяток лет, но всегда находившие причины продолжать «тянуть лямку», потому что это делать больше некому в их семье. Он просто понимал противоречивость существования индивидуума, когда чувства мешают логике. Но и они же нередко стимулируют продвижение вперёд.
Но вот определение этому движению, данное самим Гением: «Мы топчемся на месте, чтобы не слететь с рационального, но сами же забиваем сваи нового моста, ещё невидимого, но на котором оказываемся неожиданно мгновенно и считаем, что куда-то продвинулись». Очень сразу непонятное определение, попахивающее ленинскими указующими цитатами, но это объяснимо, если вспомнить, что однажды в споре по Интернету с одним из учёных, Гений написал; «Ленин и есть пришедший на Землю Христос, который в своей божественности был непререкаемым авторитетом для миллионов и врагом для остальной части человечества».
Спал он мало. Днём после обеда, если Амалия наливала ему стопку дорогой водки «от сосудов», перед первопрограммной передачей «Время» на пол часа и после 12 часов, что бы встать около четырёх часов утра, когда он садился за компьютер, перебирал почту и писал очередную статью. Супруга уже к этому привыкла и мнимо возмущалась, когда он прыгал к ней под одеяло, чтобы согреться. Кстати, Гений не забывал, что он индивидуум мужского рода, а Амалия – противоположного. И это устраивало их обоих. Об этой стороне жизни Гения впоследствии напишут, что она являлась веским доказательством нормальности учёного. Но споры, предполагается, о степени шизофреничности нашего мыслителя, ещё долго не утихнут. А чем же ещё заниматься будет популяризаторам науки?
А его наука была в определённой степени не лишена религиозной основы. «Моя агностика основана на понимании, что мы сотворены по инженерной схеме существа в сутане, поднаторевшем в создании органической жизни, как противопоставления неорганического развития Мировой Мысли. Именно Творец из кремния и металла создал эту форму развития цивилизаций… по подобию своему», - говорил Гений своей супруге. Другому слушателю он бы не доверился, понимая весь консерватизм человеческого мышления. А Амалии его откровения хоть и казались нечто уникальными, но особого впечатления от истин мужа она не испытывала.
«Когда я буду умирать, - не раз говорил ей Виктор, а Амалия возмущалась, - не бойся. С тобой будет то же самое. Там, наверху, ничего нет, но там существуют миры, которые, действительно, есть царствия покоя и независимости от пищевой цепочки. Там берегут наши чувства и эмоции. Там нет Бессмысленности существования, впрочем, как и здесь».
В этом и был весь Гений.