ВЛИЯНИЕ ДЛИТЕЛЬНОГО ЛЕЧЕБНОГО ГОЛОДАНИЯ НА ОБЩЕЕ СОСТОЯНИЕ И ФУНКЦИИ ОРГАНИЗМА (ЛИЧНЫЙ ОПЫТ)
Исследования были проведены в возрасте 39 лет, в 1975 году на базе Главного госпиталя Тихоокеанского флота по моей личной инициативе с целью изучения эффективности метода при лечении остеохондроза позвоночника. Последним я страдал уже более 10 лет с осложнениями в виде выпадения двух поясничных дисков, спондилолистеза и серьезных нарушений двигательных и чувствительных функций, а также прогрессирующей миелопатии. Использование медикаментозных и физиотерапевтических средств и методов в моём случае уже не давало положительных результатов, и принятое мною решение было последней надеждой на возможное улучшение, тем более, что популярных и научных публикаций на эту тему было предостаточно. Главное, что идеологом и пропагандистом этого метода – профессором Николаевым Ю.С. была детально описана методика его проведения. И я решился.
В то время, находясь в системе медицинской службы Тихоокеанского флота, я серьезно занимался научными исследованиями, – проблемами адаптации, климатофизиологии, работоспособности человека и др. и имел ряд отработанных методик по оценке функционального состояния организма (сердечно-сосудистой системы, дыхания, вегетативной иннервации, окислительно-восстановительных процессов, сосудистого тонуса, неспецифической резистентности и неспецифического иммунитета, витаминного баланса организма, показателей умственной и физической работоспособности и др.). Естественно, я планировал их использовать в максимальном объеме во время личного «эксперимента». Основную аппаратуру взял с собой. Биохимические же и иммунологические анализы проводили мои сподвижники по научным исследованиям – Виктор Иванович Савватеев (на Военно-морской кафедре Владивостокского медицинского института), Людмила Ивановна Селиванова (в саниторно-гигиенической лаборатории санэпидотряда флота), а также специалисты в больнице Физических методов лечения, которые на практике занимались внедрением в жизнь методологии лечебного голодания. Клинический и биохимический анализы крови проводились лабораторией госпиталя. Оценка состояния проводилась лично мной ежедневно, три раза в сутки (с 8 до 10, с 15 до 17, с 20 до 22). Пробы биожидкостей брались утром в специальные стерильные пробирки и сразу отправлялись на анализы в соответствующие лаборатории. Предварительно, до голодания, были получены фоновые данные, с той же суточной динамикой наблюдений. Проведение наблюдений облегчалось тем, что мне (единственному голодающему за всю историю работы госпиталя) была выделена отдельная небольшая палата, без чего невозможно было создать условия для полноценного научного эксперимента.
Субъективные ощущения в первые дни голодания были не очень приятными. Всё время зверски хотелось есть, хотя я и настраивал себя на противодействие этому. Кишечник с голодухи урчал и спазмировался, перекатываясь валами с фланга на фланг. Но особых болей в животе не было. Пить же совершенно не хотелось, и я насильно вталкивал в себя около полутора литров жидкости ежедневно. Через четыре или пять дней полного отказа от пищи вдруг резко усилились боли в пояснице. Затем возникли боли в ногах и фибрилляции отдельных мышечных групп. Пришлось лечь в горизонталь и заниматься исследованиями уже лёжа. Хорошо, что обострение длилось недолго, и дня через четыре я уже мог вести сравнительно активный образ жизни. Правда, моя физическая активность день ото дня снижалась. Я уже с трудом одевался, поднимался по лестнице, гулял. Сохранялась слабость в ногах, в спине, быстро возникала усталость во всём теле. Походка стала как в замедленной киносъемке: чуть ускоришься, – ноги подкашиваются, голова кружится, и черные круги мелькают перед глазами. Я не мог понять, как (по данным науки) в таком состоянии люди способны работать, совершать многокилометровые прогулки, даже по горам и лесам, и отлично себя чувствовать?!
Серьёзно волновали меня и сильнейшие ознобы, периодически сотрясавшие мои хилые телеса без всякой видимой причины... Однако кое в чём моё состояние всё же укладывалось в медицинские каноны. Так, у меня постепенно значительно уменьшилось время сна – до 4-5 часов в сутки. И на этом фоне почти круглосуточного бодрствования заметно повысилась умственная работоспособность. Я мог работать по 12-16 часов в день, не испытывая при этом особого напряжения. Одновременно существенно замедлился пульс (с 76-80 до 52-60 ударов в минуту); стабильно снизилось кровяное давление – до 95-100/40-50 мм рт. ст. Замедлилась частота дыхания на 30-40%. Именно с этих пор я стал дышать глубоко и редко...
Через 10 дней голодания резко уменьшилось содержание витаминов (С, В1, В2) в моче и слюне, в то время, как в крови их содержание практически не изменилось. Значит, организм в этих условиях способен защищаться, препятствуя их потерям в условиях дефицита поступлений извне! Об этом, кстати, наука пока молчала. С другой стороны, окислительно-восстановительные процессы в тканях, как ни странно, заметно активизировались (данные оксигемометрии, пробы Роттера, Лингвальной пробы с краской Тильманса). И это тоже было новостью. Вместе с этим заметно улучшились показатели неспецифического иммунитета, реактивности кожи, сосудистой резистентности (лизоцим, бактерицидность слюны и сыворотка крови, белковые фракции крови, фагоцитарная активность лейкоцитов крови, бактерицидность кожи, сосудистая резистентность – 11-65%). Информации об этом я тогда не нашел ни в одной монографии. Но это было действительно так и подтверждалось длительной динамикой наблюдений, в том числе и в разные часы суток. Я был уверен, что на таком фоне повышенной резистентности я был избавлен от заражения гриппом, ОРЗ и другими простудными заболеваниями. Это и подтвердилось в последующем, во время вспышки ОРЗ, заставшей меня в госпитале. К тому же, у меня резко повысилась функциональная активность дыхательной системы: увеличились все показатели внешнего дыхания, произвольная задержка дыхания (проба Штанге и Генча) возросла более чем в два раза! – соответственно с 78 до 149 секунды и с 26 до 64 секунд. Одновременно исчезли все хрипы и кашель, постоянно беспокоившие меня ранее. Показатели умственной работоспособности, а также функционального состояния зрительного и слухового анализаторов в течение всего периода голодания (начиная со второй недели) намного (19-32%) превышали фоновые значения (табличные пробы Платонова, с расстановкой чисел, математические тесты, аудиометрия, показатели критической частоты слияния световых мельканий и др.). И это меня очень радовало, позволяя проводить исследование в полном объёме.
Клинический анализ крови выявил прогрессивное снижение эозинофилов (расчёты по мазкам крови) – на 16-72% в течение первой недели голодания, подтверждая мои субъективные страдания и свидетельствуя о развитии стадии напряжение адаптации (стресса). На это же указывала и динамика 17-кетостероидов (в моче), экскреция которых день ото дня увеличивалась (на 17-31%), что, в свою очередь, коррелировало с динамикой азотистого обмена, возросшей экскреции водорастворимых витаминов и солей с мочой – от 22 до 34%. Всё это свидетельствовало о значительной интенсификации обменных процессов в организме в этот период и о распаде его пластических структур. В принципе, на это я и надеялся, приступая к эксперименту.
Со второй недели голодания интенсивность обменных процессов стала постепенно снижаться – как и было положено по закону биологической (и медицинской) науки – и достигло минимума к 18-20 дню эксперимента. В этот период количество витаминов, минеральных веществ и продуктов азотистого обмена в моче было уже заметно сниженным, по сравнению с фоном (на 42-69%). На 23-38% держалась сниженным и количество 17-кетостероидов в моче; процент эозинофилов в крови колебался от 3 до 6 в разные дни наблюдений. В этот, сравнительно спокойный для меня, период работалось особенно плодотворно и эффективно.
К концу моей экспериментальной эпопеи (26 дней) облик мой был довольно характерен и приближался к виду йога, правда, с тем функциональным отличием, что мои измождённые голоданием телеса потеряли всякую способность к активной физической деятельности. Телеса представляли собой, скорее, отличный костно-мышечный препарат, на котором через полупрозрачную ткань просвечивали синеющие вены и отчётливо определялись пульсирующие во многих местах артерии. Живот заметно впал, а при некотором мышечном усилии брюшная стенка полностью прижималась к позвоночнику, давая возможность извне созерцать чуть ли не всё содержимое моей многострадальной брюшной полости. Мышцы резко атрофировались, но отчётливо виднелись под тонкой кожей в виде тяжей и прослоек, кое-как прикрывающих костные образования.
Вид моей несколько неестественной плоти приводил в определённое замешательство врачебный состав отделения и, особенно, медицинских сестер в период очередных осмотров. Сильно пугало их то, что я чуть ли не падал и хватался руками за рядом стоящую мебель после вставания из горизонтального положения – тем более, что давать мне обычные дозы "оживляющих" препаратов в случае крайней необходимости в моём положении было весьма опасно, и они боялись, что не смогут привести меня в чувство.
В общем, период голодания прошел для меня хоть и нелегко, но довольно сносно. Я сумел выдержать 26 дней полного отказа от пищи, потеряв к этому времени около 18-ти килограммов. У меня рассосались все видимые ранее липомы, почти вся подкожно-жировая клетчатка и, как я надеялся, основные ненужные образования в позвоночнике. К тому же, я провел значительную исследовательскую работу и получил интересные данные, касающиеся функционального состояния организма в этом периоде.
Удачно завершился для меня и не менее ответственный, длительный восстановительный период. Теперь предстояло обобщить результаты, ответить на многие вопросы и сделать для себя выводы. В целом я прошел через все стадии голодания сравнительно благополучно. Не сдали ни печень, ни почки, ни иммунная система (чем, кстати, пугали меня врачи). По завершении полуторамесячного периода восстановления сохранился заметный (положительный!) сдвиг в функциональном состоянии организма. Что-то в нём, безусловно, обновилось, заменилось, рассосалось и не сразу наросло вновь. Явно улучшилось состояние сердца и легких. Пульс не превышал сейчас 64 ударов в минуту, кровяное давление держалась на уровне юношеских показателей (110/70 мм рт. ст.). Исчезли временами беспокоившие меня ранее аритмии и перебои. Объем легких, и произвольная задержка дыхания оставались повышенными (соответственно на 22 и 36%). В легких не было слышно ни прежних сухих хрипов, ни жесткого дыхания. Сохранялась расширенная амплитуда движений в суставах, да и сами суставы перестали скрипеть и скрежетать (что ощущалось временами, когда я надолго лишался возможности бегать и заниматься физкультурой). Исследуемые мной показатели неспецифической резистентности и иммунитета, функции анализаторов, умственной работоспособности оставались заметно выше исходных (на 9-47%). Стабилизировался тонус вагуса и симпатикуса, тонус сосудов конечностей (капилляроскопия). Более устойчивым стало и эмоциональное состояние. Витаминный баланс свидетельствовал об отсутствие дефицита водорастворимых витаминов в организме (витамины C, B1, B2, PP). Долго держались на повышенном уровне окислительно-восстановительные процессы в тканях (в коже).
Всё это были положительные, желаемые изменения. Но вот чего мне не удалось сделать сразу, – так это восстановить объем и функциональную активность мышечного аппарата – опять-таки в связи с ограниченными возможностями активной тренировки в период восстановления. Зато избыточно разбух подкожно-жировой слой, и я приобрёл черты округлого розового юнца, совсем не похожего на больного человека... Может, на самом деле помолодел?! Только надолго ли? Это должно было показать будущее... Будущее должно было определить и целесообразность использования метода лечебного голодания при запущенных остеохондрозах. В последнем случае не всё у меня шло гладко. Через 4 месяца начались новые обострения со стороны спины, и только лечение в санатории ("Хмельник") и колоссальные собственные усилия позволили получить в последующем продолжительную ремиссию.