С утра, мутный, как сакэ, мреющий туман у реки Туманган, изменяя очертания предметов, волнами ходил по лощине в лучах блескучего солнца. Воинственные японцы, подстёгиваемые громкими командами, остервенело кинулись в атаку на сопку Заозёрная.
Сердитые карликовые воины в скаутских пиджачках и коротких штанишках двигались, как пауки, короткими перебежками, по команде прячась за выступами этой вулканической скалы из кусков гранита, туфа и шлаков, за желтоватыми пиками мрачного конского щавеля, за юными бледно-зелёными веерами папоротника-орляка и серебристой полынью.
Япошки пучили глаза и устрашающе верещали, топорща тараканьи усы:
-Хаяка-маяка! ***сю-мунсю!
И совсем национально-остренькое:
-Банзай!
Типа мы всех вас нагнём...
При этом япошки не отдавали себе отчёта, что похожи на лилипутов с рыболовной сетью навалившихся на корабельного врача Гулливера из фантазии Джонатана Свифта... Каждый, ошибочно, мнит себя сильнее и умнее всех!
А наши, из окопчика на самом гребне сопки, напряжённо наблюдали за врагом, тщательно высматривая цели.
-Я, мой Ванятка, не участник. Нет, не хвалюсь. Ни в одной войне не участвовал. Не довелось. Как говорится, бодливой корове бог рог не даёт! Но я служил в этих местах, в Раздольном; мы жили в двухэтажных мясо-красных конюшнях маршала Будёного, переоборудованных в казармы; здесь, на ночном посту, я задержал вооружённого диверсанта; так что не по чужим описаниям знаю, как замирает сердце бойца перед схваткой. Оно бешенно колотится до того как боец впрыгивает в рукопашную. И тогда нет спасенья врагу.
-Ну, пожалуйста, сенсэй, не тяни. Дальше, дальше рассказывай! – Взмолился пацан от нетерпения.
...Вот, продолжил старик,прячась в каменных складках сопки, самураи метрах в тридцати от нашего окопа вскочили на ноги и кинулись в лобовую атаку.
Их около ста пятидесяти. Наших - всего десять.
- Огонь! – Скомандовал Веневитинов, приготовив свою оптику. – Мать иху перемать!
И тут, бешено сотрясаясь, застрочил «Максим» сержанта Хомяка.
Младший сержант Жердяй поддерживал пулемётную ленту.
- Ну,- выкрикнул он под стрёкот металла,- я понимаю, грузины у нас усатые. А зачем этим безбородым жопошникам их жиденькие усы?
- На сдачу ! –Хмыкнул старшой, не отрываясь от дела. -По кодексу чести самуряяяяи сдают начальнику-сегуну отрезанные головы противников, уши или носы с усами на оплату своего ратного труда. Как стеклотару в магазин. И получают награды. Но без усов приёма нет!
Все в окопчике рассмеялись.
Словесная перепалка русских сопровождалась оглушительной стрельбой, вспышками огня и клубами вонючего пороха.
Марманчук, Серёга Маковкин, Хмурый, Черевенский, Гвоздилов, Белявкин и Корявин отстреливали японских фашистов из винтовок. Было видно, как от прицельных и быстрых выстрелов падали японцы и кувыркались вниз по склону.
После третьей безуспешной атаки лилипутов над малахитовыми крохотными туями и над округлыми кустами пурпурного шиповника замелькали стеклянные фунфырики.
-Фонарики?- переспросил маленький Ваня.
-Нет, фунфырики. –Знающе и твёрдо ответил дед.- Небольшие такие бутылочки типа пузырьков для лекарства. У нас их иногда называют «чекушками». Четвертинками. Граммов на двести пятьдесят. Выпивка, что называется, на одного...
Я объясню. Не надеясь на героическую высоту самурайского воинского духа, японцы, чтобы победить страх смерти, взбадривались своим сакэ и, раздухарясь, вызывающе швыряли стеклотару в сторону русских. Японцы же маленькие, желудки у них с кулачок. Им слабо распить нормальную бутылку на троих. Они закоренелые индивидуалы.
Суммарно, японцы никак не хотели помириться с осознанием неприступности Заозёрной. Озверелые, с криками "банзай", они вновь принялись карабкаться между камней и растений.
Превосходя наших защитников числом, наступающие охватили их полукольцом и получили возможность вести одновременно и фланговый, и фронтальный, и перекрестный огонь на поражение. Приэтом, японцы действовали исключительно по команде, меняя сосредоточенность стрельбы на беглость. Беглый огонь обычно ведётся по степени готовности каждого стрелка к выстрелу. Но в целом получается: оборона не имеет ни секунды на передышку, на вздох, на отхлёбывание воды – на отвлечения.
В ответ русские пустили в ход ручные гранаты. Или, как их называют по-японски, шимозы. Бросать сверху вниз было удобно и получалось далеко; наши бойцы подпускали врагов поближе; гранаты падали точно в цель и взрывались чёрными розами.
Вдруг заклинило лентопротяжный механизм и замолк наш пулемёт. Вскрикнул от боли сержант Хомяк. Жердяй бросился к товарищу, но тот был мёртв.
Кровавые пятна крови и куски разорванной плоти, как цветы, распустились по всему склону.
Но кончился боезапас. Ящики для гранат были пусты. Отстреляны патроны из подсумков на поясном ремне, из холщового патронташа. Вскрытые опустелые цинки бессмысленно валялись на дне окопа.
А из-за кустов заработал пулемёт, который японцы подтащили снизу. Он повёл губительный огонь в одну точку и с рассеиванием по фронту.
Схватив винтовку, Жердяй вспрыгнул на бруствер и бросился на врагов. Отработанными ударами, с ходу, он колол штыком, резко выдёргивая свою трёхлинейку на себя, бил прикладом, вышибая «арисаки» фирмы «Викерс-Армстронг» Педерсона из рук японцев и стрелял в них.
Стало жарко. В упоении боя Жердяй по-русски рванул гимнастёрку на груди и сбросил пилотку. Жесткие белёсые волосы на его голове вдруг вспрыгнули, разваливаясь по обе стороны головы страшной копной.
Рядом свергались сверху на жёлтых пацанчиков ещё трое наших красноармейцев, оставшихся в живых.
-Ааа... Ёп твою япона-мать! – Сипло орал как сам не свой мощный Гвоздилов.
-Ёж твою медь! Кроши! – Дискантом вторил ему Белявкин.
-Ура! За Родину! За Неньку! – Оглушал себя и окрестности грубым окриком Марманчук.
Наконец, Жердяй достиг своей цели. Японский пулемёт французской системы "Гочкис энд Компани" американских хозяев образца 1898 года с сиденьицем, плечевым упором, тремя сошками - чуть ли не с ночным горшком - и холщёвой пулемётноё лентой. Заело, заклинило.
-Сколько стоять? – Деловито спросил Гвоздилов круша зубы герою восходящего солнца.
- Ждём наших! – Откликнулся Марманук, трансформируя лицо другого в жопу.
Наскочив на пулемётный расчёт, Жердяй моментом рассправился с ним и, размахивая «гочкисом» за ствол, отгонял от себя японскую мелкоту.
Вдруг ударили по голове.
Очнулся Жердяй со связанными руками; Марманчук и Гвоздилов были ранены; японцы хлопотливо благоустраивали русский окоп на свой лад.
-***чу-муйчу! – Гундосо пролпотал что-то япоский Ёкарэн (ёкарэнсюсэй), офицер-курсант в пальтеце с меховым воротником.
Тотчас трое мудаков вскочили перед ним на вытяжку.
Офицер пересчитал пленных, малограмотно тыча в каждого пальцем:
- Ичи, Ни, Сан...
И опять залопотал невыразительно и не тонально:
- Бе-здец! Мокусо! Нихон! Помните кодекс самураев? Бусидо-мусидо!
По времени получалось, что русский командир отдаёт команды на два звука быстрее японского.
-Арифа! – Пискляво гаркнули три японца.
Означало «Есть!».
Подталкиваемые прикладами, советские пленные начали медленный и опасный спуск с горы Заозёрная к её подножию с обратной стороны...
(Пр. следует)