С этого дня их посиделки протекали в расширенном формате. Вводя буддиста в курс своих естественно-научных изысканий, ветераны подробно, иногда достаточно путанно, посвящали его в тонкости теории запутанных состояний, в которой они сами ещё не успели во всём разобраться. Тот, в свою очередь, пытался отыскивать аналоги квантовым характеристикам в пространстве понятий буддийской парадигмы, и его интерпретации служили им неплохим подспорьем в осмыслении тонкостей этой теории.
«Лом» поначалу лился рекой, что далеко не всегда способствовало продуктивному поиску истины. Но в скором времени они в совершенстве освоили культуру его потребления. Опытным путём они нащупали так называемую освободительную его дозу, полностью блокирующую их квантовую запутанность с муравьиным социумом. Начиная с этого момента, их активное участие в жизни муравейника уже не требовалось – с утратой когерентных связей они выпадали из его структуры и становились недосягаемыми для команд ЦУПа. Принятие следующей дозы «лома» – расширительной – усиливало их квантовую вовлеченность в тонкоматериальный мир и открывало им более широкий доступ к энергоинформационным процессам, пронизывающим Универсум. Их сознание переходило на более высокий, разуплотнённый энергетический уровень, и приобретало запутанность со всё более и более тонкими структурами мира.
Буддист, который вдруг обнаружил в себе знание основ даосизма, называл это постижением энергии У Ци. В своих речах он убеждал приятелей, что именно она является источником всего сущего, и её познание – тут он опять скатывался к буддизму – должно привести слиянию их Атмана с Брахманом. Разоткровенничавшись как-то после довольно приличной дозы «лома» – обычно он отличался воздержанностью – он вдруг признался, что состояния просветления он достигал теперь гораздо быстрее, чем в пору увлечения медитативной практикой. Хотя некоторые элементы своих прежних эзотерических ритуалов он продолжал свято чтить. Всякий раз, сделав глоток зелья, он сопровождал его возгласом «Ом». Вскоре аналогичную привычку завели и его приятели. Правда, произносили они это заклинание на свой манер – «Лом», но буддист старался не замечать святотатства.
Вместе с тем в бесконтрольном потреблении расширителя сознания крылась и определённая опасность. С увеличением его дозы начинало сказываться содержание в нём алкоголя, что приводило к подавлению у иного восторженного почесателя жучьего ворса центра торможения, и, как следствие, утраты общего контроля над своим поведением. Как правило, этим грешил фуражир. Осознав возможные риски, они сошлись на том, чтобы поочерёдно назначать дежурного по погребку, и в обязанности последнего вменялся не только контроль за потреблением «лома», но и занесение в вахтенный журнал основных положений посетивших их откровений. Утром далеко не каждый из них припоминал все нюансы давешних духовных поисков и находок.
Потребность в пище «спитОй троице», как они стали называть свой союз, подправив пришедшийся им по вкусу распространённый у христиан термин, обеспечивали редкие вылазки фуражира и буддиста, ещё не утративших прежние навыки. Сергеич от этой повинности был освобождён. Предложив свою кандидатуру на роль личного телохранителя жука и не встретив возражений, он практически не отлучался из погребка.
Что касается ломехузы, то жук был довольно непривередлив к еде, и его среднесуточные надои никоим образом не зависели от разнообразия пищи и её обилия. На день ему вполне хватало охапки отборных зародышей клеверных листочков, которые регулярно засыпал в его чан фуражир. Называя их отборными, тот не кривил душой – он беззастенчиво и деловито отбирал их у тли в соседнем «коровнике».
Нельзя сказать, что троица держала жука в чёрном теле: забота о «мухе» отвечала её насущным потребностям. Даже незначительное уменьшение концентрации магического вещества в крови приводило к сползанию сознания муравьёв в нелокальное состояние, грозящее их проявлению в социуме. Но, что ещё хуже, с дефицитом «лома» каждый из них начинал ощущать ускользающее чувство индивидуальности, «свободу воли», и способности эволюционировать в качестве отдельной самостоятельной личности.
Небольшая порция «Лома» вновь возвращала им уже привычное состояние внутренней независимости и доступ к хранилищу тайн мироздания. Поэтому в качестве поощрения за хорошую концентрацию «расширительной» компоненты в составе надоя жуку доставались фрагменты муравьиной кожи, оставшиеся после их линьки – кутикулы были довольно питательными, и муравьи сами ими не брезговали. Жук не оставался в долгу.
Добыв крупицу нового знания, они выносили его на всеобщую обсуждение, при этом роль модератора по известным соображениям отводилась дежурному по погребку. Каждого из троицы интересовала своя предметная область, которую они раскапывали в информационных кладовых Универсума.
Буддист, будучи равнодушным к точным наукам, тяготел к осмыслению теоретических конструкций философов и откровений мистиков. Поначалу углубился в расшифровку рунических текстов, но не найдя там даже зачатков магии, обратился к идеям Ницше и андреевским мирам восходящего ряда: в описании иерархии последних он нашёл параллели с милой его сердцу восточной традицией.
Фуражир увлёкся химией и нанотехнологиями, мечтая наладить синтез «лома» из спутного газа в промышленных масштабах. Спутным он ошибочно считал газ, выделяющийся при брожении съестных запасов. От этих испарений у него начинали сильно путаться мысли.
Термин «нанотехнологии» он тоже трактовал весьма своеобразно – немного разобравшись в них, он счёл их по большей части фэйком или ловушками. Ну как можно называть технологией то, что неразличимо органами чувств, даже такими совершенными, как муравьиными! И, потом, передавая что-либо, действительно стоящее, правообладатели этих технологий изощрённо обставляли сделку с большой выгодой для себя. Сам акт передачи технологии после её названия сопровождался словами – «На, но», а дальше мелким, буквально нано-шрифтом, перечислялись обязательные и трудновыполнимые условия осуществления этой самой технологий и кабальные условия сделки. Поэтому, фуражир в поисках способов обхода условий франшизы время от времени терзал Сергеича вопросами о нейрофизиологии и теории восприятия, в которых на его взгляд, крылась разгадка действия «лома». Нейрофизиология, в свою очередь, наряду с квантовой теорией, была излюбленным коньком Сергеича.
Как-то, в один из вечеров, Сергеич восторженно делился последними находками в области строения и функций мозга, сравнивая его с квантовым компьютером.
– Рискну предположить, что у нашего Сергеича пятно, скорее всего – проекция переднего шишкообразного тела, или эпифиза, как он выражается по научному, – воспользовавшись ломо-брейком, высказал предположение буддист. – По-нашему это – Дэвакша, или божественное око. Западные оккультисты называют это третьим глазом.
И действительно, по сравнению с приятелями Сергеич обладал наибольшим потенциалом по части скачивания огромных массивов данных об окружающем мире и их упорядоченной архивации. Впоследствии он легко выуживал нужный файл из своего внутреннего хранилища и виртуозно раскрашивал свою речь цитатами классиков. Кстати, гипотезу об особой роли шишкообразного тела в процессе взаимодействия с информационным полем и роли содержащегося в этом теле и «мозгового песка» выдвинул тоже он. Этот песок, судя по составу, вполне мог вмещать гигантское количество кубитов информации и выступать в роли устройства памяти биологического квантового компьютера.
Услышав предположение буддиста, Сергеич попытался было возразить – он полагал, что это тело только одно, и находится оно где-то в центре черепной коробки.
– Заднее у тебя тоже имеется, не волнуйся, а переднее встречается у некоторых пресмыкающихся. Только ты не обижайся, добавил он, видя, что Сергеича сравнение немного задело. – Генные мутации ещё никто не отменял.
Отходя ко сну в этот вечер и размышляя о предположении буддиста, Сергеич вспомнил, что в прежние, доломехузьи времена его смутно посещали подобные догадки, и теперь, с учётом высказанной идеи, они обретали вполне осязаемые очертания. В пользу этой идеи говорило и то, что депрессивные состояния с недавних пор тоже перестали тревожить его. Навязчивое и угнетённое состояние, скорее всего, было следствием наличия доставшегося ему от природы мощного компьютера с расширенной памятью, который, избегая простоя, зацикливался на решении одной и той же задачи с некорректно сформулированными начальными и граничными условиями.
«Всё-таки – вещь, что ни говори» – с удовлетворением подумал он в очередной раз о жуке, закрывая глаза. Кстати, с пресмыкающимися надо бы впредь поосторожнее – вспомнил он слова буддиста, уже засыпая. Хотя тот, скорее всего, имел в виду «молоха», вытесняя таким образом существующие у фуражиров комплексы. В их среде бытовали ужастики про эту ящерицу, которая, якобы, часами дежурила у муравьиных троп и питалась исключительно праздно шатающимися муравьями. Гружёные особи её почему-то не интересовали. Эту байку любили повторять стажёрам-снабженцам их наставники.
(Окончание следует)