Ирония Судьбы...

Эмануил Бланк
                В детстве отца звали ИхИликль ( с ударением на второй слог), уменьшительно от древнего имени Ихиэль ( Прийдет/Грядет Всевышний,- иврит). Как и многие мальчишки в Сокирянах, он играл в футбол. Однако мяч был не обычным, а тряпичным -  на кожаный денег  не хватало. Недостаточно их было и на еду.

                - Кнобл мыт бройт, верн ды бакн ройт ( чеснок с хлебом, и щеки станут румяными,- идиш) , - не уставала повторять его любимая мама Хана, измученная повседневными заботами. Хотя и самого хлеба  в семье было не всегда вдосталь.

                Только к вечеру пятницы, к наступлению  Шобыс ( Субботы,-идиш), на столе появлялись и долгожданная курица, и достаточно хал ( белого хлеба) , кнышиков и других вкусностей. Поэтому Суббота была не только еженедельным праздником. Один раз в семь дней вся семья, наконец, наедалась досыта.

                Базар в Сокирянах, где большую часть населения перед войной составляли евреи, проходил по четвергам. Поэтому  к началу субботы, которая по еврейской традиции начиналась с восходом первой вечерней звёзды, в пятницу, у всех была возможность накупить продуктов и посидеть за праздничным столом. А всю ночь, с четверга на пятницу, моя неутомимая бабушка  Хана, которой я , к сожалению, никогда не видел, выпекала и готовила  в печке десятки вкусных блюд.

                Все это богатство затем заворачивалось в полотенца, чтобы как можно дольше сохранять тепло. Ведь разжигать огонь, после наступления Шобыса, было грешно.

                В холодное время года,  по субботам, в еврейские дома даже специально приглашались гоим ( неевреи,-идиш,иврит), чтобы за небольшие деньги, разжигать огонь.

                В хедере , начальной еврейской религиозной школе, отец учился только наотлично. Помню, как после приезда в Израиль, мы, только-только, начинали учить иврит.  И папа удивлял преподавателя  словами и выражениями, сохранившимися в его памяти с самого детства.  Они несколько отличались от общепринятых. Например, вместо стандартного "Роце" (хочу,иврит) он использовал более старозаветное,- Хафец.

                В двенадцать лет папу пристроили разносчиком обуви в один из многочисленных магазинчиков. Детство закончилось.  Целыми днями, от дома к дому приходилось постоянно бегать, перенося многочисленные коробки с обувью.

                Тяжелые работа вознаграждались чаевыми. За первый год работы, отцу удалось накопить в своём тайничке , под большим камнем у колодца, приличную сумму. У хозяина обувной лавки удалось, вдобавок, добиться, хорошей скидки. И к восемнадцатилетнюю Чарны папа купил своей старшей сестричке шикарные туфли. Она ведь была уже взрослой, а нормальной обуви позволить себе не могла.

                Вся семья Лейба, моего будущего деда , располагалась в небольшом домике по центральной улицы Волостной 23, ставшей впоследствии улицей Ленина. Колодец у дома славился  вкусной водой на всю округу.

                К отцу тогда часто забегал дружок Сюня Коган. Детская дружба сохранилась на всю жизнь. Они тепло общались,  как в Сокирянах и в Тирасполе, куда переехали в начале шестидесятых, так и на Святой Земле, где оказались уже в начале девяностых.

                В лавку Лейба Бланка, юркого подвижного Сеню родители часто посылали для заправки сифонов сельтерской водой. Клара Коган - его огненно рыжая сестричка, часто любила заходить в гости к родственникам, где ее угощал вкусным мороженым Мендель - отец  мамы Клары и, соответственно, мой будущий дедушка по женской линии.
 
                Жизнь местечка шла тихо и размеренно, пока горячим  июньским ветром 1940 года в Сокиряны не занесло Советскую Власть, а вместе с нею многие и многие перемены.

                Для вечно голодного отца, надрывавшегося на подработках, наступило отчаянно интересное и доброе время. Всегда любивший учиться, он снова уселся за парту. Помимо учебы, вернулись и любимые игры со сверстниками, вернулось детство, казавшееся  ушедшим, утерянным навсегда.

                Бывшим беднякам, в особенности детям, жить стало намного легче. Отец всегда описывал то предвоенное время  с мечтательной ностальгической улыбкой. Поэтому любая критика Советской власти, которая фактически вернула ему детство и ощущение счастья,  воспринималась им, впоследствии, очень болезненно.

                - Ты бы сам попробовал ребёнком в двенадцать лет повкалывать на хозяина  с утра до вечера,- потом бы и говорил,- заявлял отец своим оппонентам

                Всей семье Сюни и Клары Коганов, тоже очень повезло. Хотя тогда им так не казалось.

                Их , богатых и обеспеченных, Советы репрессировали. С папой и мамой Фримой - родной сестрой моей прабабушки Цирл, семью выслали в далекий сибирский Салехард, на берег Северного Ледовитого Океана. Это произошло , как раз, за пару недель до начала большой войны.

                Отправляясь в далекую ссылку и отчаянно проклиная советскую власть, они, как и  сотни других еврейских семей, представить себе не могли, от какой страшной участи их уберегли Небеса буквально накануне Катастрофы.

                Внизу, под высокими светлым небосводом, в прекрасных Сокирянах, среди цветущих лужаек и садов, ещё резвились игравшие, смеявшиеся дети, ходили на свои первые пионерские сборы мои будущие папа и мама, а наверху, где-то за облаками , уже катились-катились, переворачиваясь, большие игральные кости.

                И никто, ни самодовольные правители больших и малых стран, ни всезнайки-умники многих академий наук, ни профессиональные разнокалиберные предсказатели, никто не мог себе даже представить, во что это все выльется.

                Впрочем, как и сейчас...