"Когда мы были молодые
и чушь прекрасную несли..."
Ю.Мориц
Монета, описав сложную, не поддающуюся логическому объяснению траекторию (ведь согласно законам физики она должна была вернуться обратно в руку Сергея, что и проделывала всю дорогу, пока он шел с трамвайной остановки до общаги, жонглируя ею), шлепнулась в самую середину лужи. И исчезла, оставив на поверхности лишь разбегающиеся круги. Словно подавала какие-то слабые радиосигналы, мол, я здесь, на дне лужи. Как меня слышите? Прием!
- Доигрался… жонглер! - Сергей смотрел на то место, куда только что упал его обед и даже ужин, ведь это был последний рубль, который у него остался от родительских денег, а до очередного поступления было еще два долгих и скорее всего голодных дня. Лужа была внушительная и, похоже, глубокая. Лезть в нее средь бела дня, на глазах прохожих, среди которых могли быть и знакомые, не хотелось. И Сергей направился в общагу. Не стоять же, в самом деле, возле лужи. Тоже мне – водоем. Вместе с исчезнувшей в пучинах грязных вод монетой он потерял всякую надежду на то, что сможет сегодня хоть чем-нибудь подкрепиться. В комнате, где он жил - шаром покати. Все, что было, и даже то, что завалилось за кровать или тумбочку, давно съедено…
Да, прошли те веселые дни, когда их комната бурлила и кипела, являясь неким неофициальным центром всей общаги. Девятнадцатая! Ее так все и называли. «Девятнадцатая». Она была и проходной, сколько запоздавших студентов через ее окошко возвращались к себе домой, когда входные (парадные) двери уже были заперты до утра. А сколько курсантов от фрунзаков до кватушников пролазили через это не закрываемое даже зимой отверстие в стене, расползаясь затем по всем этажам в поисках любовных приключений. А какие нешуточные карточные баталии разгорались здесь, когда разгоряченные игрой картежники гоняли всю ночь по липкому столу рупь с мелочью от одного игрока к другому. Пока утром счастливый победитель не угощал на выигранные деньги тех, кто еще готов был угоститься. Были тут и свои премьеры, презентации, когда удавалось раздобыть новый альбом какой-нибудь популярной рок-группы… В такие дни в комнате было вообще не протолкнуться, и те, кто не попал вовнутрь стояли под окном, слушая долетающие из набитой до отказу меломанами комнаты звуки сумасшедших гитар.
Впрочем, Сергею сейчас было не до музыки. Куда с большей ностальгией он вспоминал те редкие вечера, когда они, вернувшись из родительских гнезд, с раздутыми от привезенной снеди рюкзаками, устраивали праздник живота. И пускай такие праздники были не часты, но ведь были! Помнится, в первый раз, когда Женьке Ребру (в миру Ребриеву) вдруг пришла мысль пожарить картошку с салом, Сергей, как самый молодой в комнате (Шурик и Валерка учились с Женькой уже на втором курсе, а он только на первом), с нескрываемой радостью принял предложение старшего товарища почистить ее. Хотя никогда раньше этим и не занимался. Поэтому уже на третьей картофелине Женька отнял у него нож и стал чистить картошку сам, учись, студент! Иначе и жарить было бы нечего. Картошка тогда действительно получилась отменная: золотисто-румяная, нежная и в то же время хрустящая, она нежилась в расплавленном сале и скворчала от удовольствия на черной, никогда не чищенной сковороде. И от этого казалась еще вкуснее. Вооружившись вилками все обитатели девятнадцатой встали на исходные позиции вокруг стола, посередине которого стояла массивная сковорода с картошкой и обжигаясь, словно три заведенных автомата быстро, четко и ритмично стали забрасывать хрустящие золотистые ломтики в голодные студенческие глотки, даже не успевая почувствовать весь вкус и аромат, созданного ими кулинарного шедевра. И только четвертый постоялец -Сергей захлебывался от переполнявших его чувств:
- Какая вкусная картошка! Я никогда такой раньше не ел! Как здорово, что мы можем вот так, все вместе, готовить! И в столовую ходить не надо! – восклицал он. Какие замечательные у него все-таки в комнате товарищи проживают. Хоть и старше его. Но товарищи ничего не отвечали на его восторженные речи, а продолжали быстро и сосредоточенно работать вилками и челюстями. Не прошло и пяти минут, как на сковороде не осталось ни единого кусочка картошки. Будто и не было ее там вовсе. И только Сергей растерянно смотрел на пустую закопченную со всех сторон емкость и не мог понять: куда все делось. Ведь он и вкуса картошки в полную меру еще не ощутил, не то, чтобы наесться ею.
- Нечего было клювом щелкать, - заметив его растерянность, сказал Женька.
– И трепаться, - поддакнул Валерка. И сладко отрыгнул.
Урок был усвоен. И уже в следующий раз Сергей работал вилкой и челюстями так же быстро и проворно, как его старшие товарищи. Но все равно заметно отставал от них. Опыта не хватало.
- А может, черт с ними с приличиями, - подумал Сергей про закатившийся в лужу рубль.- Ну, мало ли что у меня туда улетело. Может, кольцо золотое. Или даже перстень. Что я не могу его из лужи достать? И плевал я на всех… Тем более, кушать хочется. Очень!
Он вышел на улицу. Уже заметно смеркалось. Но лица прохожих еще можно было разглядеть. И это несколько сдерживало Сергея. Неловко, как-то. И все-таки, преодолев стыд, да и чего собственно было стесняться, он поднял, валявшуюся возле дерева, палку, и стал ею осторожно елозить по луже, выгребая оттуда, то раскисшую пачку из-под сигарет, то спичечный коробок, то размокший окурок. Да, чего только не скрывала эта никогда не высыхающая лужа. Но рубль не находился. Может, кто его уже и без меня нашел, подумал Сергей, продолжая тем не менее шарить палкой по бездонному водоему … пока все же не вытащил ( ну, надо же!) свою драгоценную пропажу из мутной воды. Прямо - чудо какое-то! И теперь, завладев сбежавшим от него рублем, он думал, как его лучше потратить. Впрочем, выбор был не большой.
- Возьму - ка я двести грамм сливочного масла, булку и пачку чая, - решил Сергей. А что, вполне сытный и даже вкусный ужин. - И довольный, что все так славно закончилось, направился в общагу.
Не успел он сунуть в банку с водой видавший виды кипятильник, как услышал, что за дверью кто-то возится, пытаясь вставить ключ в замочную скважину.
- Кто бы это? - подумал Сергей. – Он никого не ждал. Все его товарищи по комнате давно разъехались на преддипломную практику, так что он был единственным ее обитателем. Сергей и сам должен был бы уже давно уехать домой, если… б экзамен не завалил. И теперь пытался договориться с Исааком Борисовичем Бергом, человеком добрым, но вредным, пересдать его. Как раз на завтра и была назначена встреча. К которой еще нужно подготовиться. Так что, появление в дверях Шурика, который вернулся из экспедиции и, похоже, собирался остаться в комнате на ночь, было не совсем кстати. Хотя Сергей и не подал виду, что тот помешал ему. Товарищ, все-таки. К тому же, старший товарищ. Да и приехал Шурик из далеких Хибин с рюкзаком набитым серо-голубыми апатитами и прочими сопутствующими минералами, по очень важному делу: жениться. Вернее, подать заявление в ЗАГС. Именно там, в Хибинах, у костра, под фривольную песенку с веселым припевом «Апатит, твои Хибины мать», он, наконец, понял, что пора стать мужчиной и завершить свои ежедневные хождения в гости к Татьяне законным браком. Вот, прямо завтра утром и отправится с ней в Дом счастья, так поэтично в то время в Калининграде назывался ЗАГС. А пока, для большей неожиданности, да, к тому же надо еще все до конца обмозговать: Как сделать это самое предложение? Что сказать, что подарить? Особенно, когда у тебя в кармане гуляет сирокко, Шурик и решил перекантоваться в общаге. Как-никак – дом родной.
- А ты чего делаешь? – растянувшись на старой, скрипучей, видавшей виды кровати, спросил он, колдующего над банкой с водой Сергея. Шурик был настолько худым, да еще одетый в цвета хаки форму, оставшуюся у него с прошлогодней поездки в составе стройотряда в колхоз имени Пушкина, что полностью слился с таким же выцветше-зеленым одеялом. Один нос торчал…
- Ужин готовлю, - ответил Сергей. – Присоединяйся. - Он, конечно, понимал, что одной булочки, пусть и с маслом, на двоих маловато будет, особенно, когда так кушать хочется, но не пригласить к столу не мог. Что он, жлоб какой-то.
- Не, - замахал руками Шурик. – Ешь один. Я на вокзале поужинал. Так что сыт по горло.
Про то, что он сыт, да еще по горло, Шурик конечно, наврал. На какие такие шишы он бы там поужинал? Когда этих шишей – кот наплакал. Он даже отвернулся к стене, чтобы не чувствовать раздражающий запах свежей заварки. Чего, дурак, ляпнул…. Попил бы сейчас с Серегой чайку, делов-то… Но, слово – не воробей. Сказал, так сказал. Он даже слюну сглотнул, как ему хотелось есть. И вдруг, резко вскочив с кровати, неожиданно даже для самого себя обратился к уже развернувшему пакет с маслом Сергею:
- Спорим, я это масло без хлеба съесть могу! Целиком!
- Чего? – не понял Сергей. Он сам уж предвкушал, как намажет толстым – толстым слоем отборное сливочное масло на свежую душистую булку. Чем не «королевский» бутерброд, который он сейчас и будет аппетитно уплетать за обе щеки, запивая крепким черным чаем…
Предложение Шурика было столь неожиданным, что Сергей даже нож выронил, которым собирался мазать это самое масло.
- Спорим, я это масло без хлеба съесть могу, целиком, - повторил Шурик свое неожиданное предложение, протянув Сергею сухую узкую ладонь.
Сергею абсолютно не хотелось спорить, ему хотелось кушать. Но проигнорировать предложение старшего товарища он не мог и, положив на стол испачканный в масле нож, послушно накрыл ладонь Шурика своей широкой мясистой дланью. Самое смешное, что он даже не спросил товарища, а на что они спорят. Но было уже поздно что-либо спрашивать, потому как Шурик, быстро схватив со стола кусок масла, стал жадно его грызть. Первые куски он глотал легко, быстро, весело улыбаясь растерянному приятелю. Однако уже совсем скоро ему улыбаться расхотелось. Масло в руках раскисло, сделалось мягким и пластичным. Кусать, а тем более глотать его становилось все труднее и отвратительнее. Шурик уже чуть ли не пальцами проталкивал его вовнутрь сопротивляющейся глотки, опасаясь, как бы оно не выскочило обратно наружу. Последние, совсем растаявшие жирные куски он пропихивал уже чуть ли не двумя руками, виновато и испуганно взирая на голодного товарища. Весь его жалкий затравленный вид говорил: человек мучается. Но мучается как-то остервенело, словно загнанный марафонец, старающийся любым способом доползти до финиша. И ведь дополз! В смысле доел. Целую пачку отборного сливочного масла – двести грамм чистого жира. И теперь сидел тихо, молча и грустно пялился на Сергея своими серыми выпученными глазами. Сергей тоже ничего не говорил, а молча смотрел на несчастного товарища, выигравшего –таки злополучное пари.
Первым прервал молчание Шурик.
- Что-то мне нехорошо, - тихо сказал он.- Дай что-нибудь закусить, а то я еще вырву…
И Сергей послушно протянул ему свою сладкую сдобную булочку.
- На.
Он одновременно с грустью и сочувствием смотрел на своего несчастного товарища жадно уплетающего остатки его ужина. И от этого у него все сильнее разгоралось чувство голода. Аж до колик.
Тем временем Шурик, докушал сдобную булку, но, похоже, и это ему не помогло, потому как он тут же выскочил из комнаты и бросился в сторону ближайшего туалета.
А Сергей остался один на один со своими грустными голодными мыслями.
- Ну, и кто из нас выиграл? – спросил он сам себя. Но отвечать не стал…