Сиреневый туман-14. Заимка. Ольга Ланская

Ольга Юрьевна Ланская
Ляле досталась маленькая лохматая и бесконечно терпеливая лошадка.
Юный подлесок и высокие травы защищали ее круглый, словно бочонок, живот от гнуса, но через пару часов путешествия Ляля заметила вдруг, что из глаз молчаливой ее каурой лошадки текут слезы, оставляя непрерывный красный след. Вся морда лошади была облеплена гнусом.

Ляля наклонилась к шее лошади, стала руками счищать въевшийся ненасытный гнус, но как она ни старалась, полчища комаров и мошки не отступали.
 
Она скидывала, давила их, а они впивались в терпеливое животное, словно все гнусное население таежных болот и марей решило выпить всю его кровь.
 
Быть может, в отместку за терпеливость той, круглый живот которой показывал, что ближе к зиме у Терпеливой родится такой же маленький и терпеливый жеребенок.

Ляля распрямилась, взглянула на свои ладони, выронила поводья, замерла: они сплошь были покрыты кровью.

Она глядела и глядела на них, и что-то ужасное, черное непоправимое вдруг стало наползать на нее ледяным мраком.

И за секунду до того, как он приблизился, чтобы охватить и поглотить ее вовсе, разорвав летний покой тайги страшным смертным криком, за миг до едва было не всплывшего воспоминания, к ней подбежал эвенок из обоза, схватил ее руки и стал лить на них из большого берестяного туеса теплую коричневую болотную воду, приговаривая что-то по-своему.

И снова белыми стали руки Ляли, и смеялась подошедшая Эйни:
– Лошади без накомарников. Они привыкли!

И улыбалась, приговаривая:

– Возьми у Айсена туесок с водой, да поливай иногда на морду лошади. Ей будет приятно. Да мы почти приехали. Еще чуть-чуть. До вечера уже близко. Как услышишь запах дымка, значит зимовье за лиственницами, совсем рядом.

И ни на секунду не останавливался обоз, всё шло своим чередом – и время, и солнце, и теплая вода из туеска, и смешной страх от вида собственных ладоней, и неспешный разговор помощницы Доктора Солнце.

– А знаешь, тебя Айсен заколдовал. Можешь и накомарник снять. Теперь ни один комарик тебя не укусит! Не веришь? А ты проверь!

И Эйни, помахав ей рукой, чуть отстала, чтобы подойти к своей лошади. Крикнула издали:
– Это подарок от него!

– За что? – спросила Ляля, обернувшись, но ветви старых лиственниц скрыли ответ Эйни.

Но вот, что любопытно. Заговор Айсена с той самой поры действовал везде. Только в очень-очень больших городах каменных иногда не срабатывал.

Солнце опустилось к горизонту, залив мягким багряным цветом стволы лиственниц.
Тайга расступилась, и Ляля увидела широкую чистую, поросшую сочными травами поляну, в центре которой одиноко стояла невысокая изба из почерневших бревен с маленьким окном и невысоким входом, закрывающимся тяжелой бревенчатой дверью.

– Приехали! – крикнул кто-то по-русски. – Шабаш!

Из-за избушки вышла стройная немолодая женщина, бросила короткий взгляд на обоз, наклонилась к земле, что-то подняла и бросила в плоскую корзину, которую придерживала у левого бока так, словно у странной корзины и ручек-то не было.

– Это заимка? – спросила Ляля.

Женщина молча взглянула на нее, зашла за угол дома и вернулась, протянув Ляле точно такую же плоскую корзину без ручек, и пошла вперед по лугу, собирая высохшие едва ли не до невесомости коровьи "лепешки".

Женщина сказала что-то, но Ляля ни слова не поняла, переспросила. Женщина остановилась, пристально вглядываясь в ее лицо, и обе они вдруг рассмеялись, легко и непринужденно.

Хозяйка избушки показала на свою корзину, махнула Ляле рукой – подключайся, мол, к работе, и пошла дальше по лугу-выпасу, по пути собирая свои находки в ивовую корзину.

– Кизяки… Они собирают здесь кизяки. Зачем? – удивилась Ляля и пошла вдоль луга параллельно его хозяйке.

Та что-то сказала и показала рукой на избушку. И Ляля опять не поняла ни слова.

Вскоре пришла Эйни. Женщина сказала ей что-то.
 
Эйни засмеялась, перевела:
– Она спрашивает, у кого мы отвоевали такую красавицу? И смеётся, когда я сказала, что ты из моей родни. Не верит.

Эйни улыбалась.

"Эвенки редко улыбаются, редко смеются, – подумала Ляля. – Что происходит?"

– Спрашивает, для кого из парней ты предназначена, – снова перевела Эйни.
– Чего? – удивилась Ляля.
– Не пугайся, – сказала Эйни. – Я объяснила, что ты земное воплощение Хороньхге Чэчикэ.

– Чэчикэ? – спросила Ляля.

– Да. Птичка. Она охраняет всех эвенков, отгоняет от нас бедствия.

– Сильная птичка, – сказала Ляля.

– Да, – сказала Эйни. – Очень сильная.

– А что мы с этим будем делать? – спросила Ляля.

Эйни взглянула на корзинку.

– Избу окуривать. Мужчины обоза переночуют здесь. Утром пойдут дальше. А нам с тобой, Чэчикэ,  пора на заимку. Солнце уже на горизонт присело. Прощается… Марфа сама всё сделает. Всё приготовит для ночлега.

– Так ее зовут Марфа?

– Марфа-умелица. Если перевести дословно, очень длинно получится. Марфа, и всё. По крещению.

– Эвенки крещеные?

– Да, многие. Ты видела наши крестики?

– Нет.
– Я подарю тебе один. Они на первый взгляд очень простые. Да и отливают их из олова и свинца.

– Почему? Здесь, ведь, полно и серебра и золота! И ковать из них легко.

Эйни помолчала.

– Не все хорошо, что легко. Эвенки не носят золото.

– Золото – зло! – засмеялась Ляля.

– А ты откуда знаешь про это, Чэчикэ?

– Мама сказала. А почему вы называете меня птичкой?

Эйни ответила не сразу, задумчиво глядя на присевшее на горизонт багряное солнце. Как же давно это было!

Стоял над Землей небывалый холод. А потом пришла пурга. Никто не мог пробиться на остров к Последнему. Даже на самых быстрых лыжах. И шли недели…

– Это ты спасла Последнего Шамана.

- Я только позвала к нему на помощь.

- Но только к тебе он обратился перед смертью, только ты смогла увидеть его и пошла к эвенкам сказать об этом. Значит, никто другой не сделал бы это. Так, глупый сон... И всё. Отмахнулся бы. Благодаря тебе Последний успел передать свою силу молодому. Ты была очень маленькая. Ты помнишь это?

Ляля молчала. Это же был их детский секрет! А тайну не выдают. Значит, они все знают… Вот, почему - Чэчикэ...

– А Марфа тоже знает про Красную Собаку?

Марфа, услышав свое имя, что-то сказала.

– Спрашивает, как зовут тебя.
– Ляля.
– Ляля! – протянула Марфа. – Дорообо, Ляля-Красавица!
– Она поприветствовала тебя, – сказала Эйни.
– Дорообо, Марфа! – сказала Ляля.
– Пойдем, – сказала Эйни. – А то скоро стемнеет.

Заимка состояла из двух деревянных изб, огромного стола под навесом, уставленного березовыми туесками разной величины и предназначения. И каждый был красив, каждый украшен по-особому. В них хранили пищу и молоко. Здесь же была посуда для еды.

После ужина разожгли небольшой костерок, сели кругом и потекли тихие разговоры.

– Эйни, а Марфа тоже знает? – снова спросила Ляля.
 
– Все знают… Такое бывает не каждый день, – сказал Эйни. – К Чэчикэ в ту ночь пришла Собака Шамана. И Чэчикэ была маленькой русской девочкой. Но она все поняла, и, проснувшись, пошла к эвенкам. Там ее друзья жили. Двойняшки. Это они рассказали ей про Последнего Шамана на острове. И что о нем нельзя никому говорить. Его убили  бы, если бы узнали, где эвенки прячут своего Последнего… Чэчикэ сказала эвенкам, что Последнему плохо. Красная Собака,  похожая на волка, вошла в его избу, сказала она, и легла рядом с ним. "Ему очень плохо!" – сказала ты. И все поняли, что Последний еще жив. И пошли к нему.

– Да, так все было. Они сказали мне, что думали, что у него давно кончились продукты, и он умер. А в тот день пурга ушла из Эльдикана, но пришел мороз. Детей не пускали на улицу.

– А ты пошла!

– Эйни, почему Собака была красной?

– Это бесы содрали с нее шкуру, когда она пошла к людям за помощью.  Собака спасла его, придя к тебе. Посмотри на небо. Видишь, что там, над нами?

– Большая Медведица.

– А хвост видишь?

– Ну да! – Ляля засмеялась.

– Чэчикэ смеется! – сказала тихо Эйни и улыбнулась. – А вон, в хвосте Медведицы видишь звезду, ярче других?

– Вижу.

– Так это ее звезда. Звезда Собаки Шамана. Точнее, духа ее. Дух помощника шамана. И каждый одиннадцатый год 12-летнего круга времени называют люди ее именем.

– И каждый одиннадцатый месяц года, – Добавил Айсен. – Вот, кто позвал тебя на помощь, Чэчикэ!

Было лето. Ночи стояли короткие. И вскоре все пошли спать. Ляля заснула легко и ясно, как спят дети.


Санкт-Петербург
2018, июнь
(Прод. след.)