О последнем атамане Запорожской Сечи

Григорий Спичак
Калнышевский Петр Иванович (1691 — 1803 ) - последний атаман Запорожской Сечи, монах Соловецкого монастыря, признанный святым и почитаемый Украинской православной церковью Московского Патриархата. Родился на Сумщине в казацкой семье. Полвека особо нигде не проявился, если не считать тех случаев, когда гонял гайдамаков по степи. Дело в том, что часть казачества в середине 18 века  уже встала на государственную службу, а часть все так же бродила-грабила (или, как называли этот промысел сами казаки «здобычництвом»). О тех войнах между казаками, теми, кто встал «под Царя» и теми, кто был  волен, как ветер, известно мало. Точнее — вообще почти неизвестно, кроме сухих фактов - «разогнали, казнили, побили». Сколько полегло там вольных степных людей — Бог знает. Диких, отважных, голодных, жестоких.

Петр Иванович в те же годы объявился и судьей. Большие сомнения насчет того, что кто-то знал Законы Государства Российского и был процессуально грамотен в установлении истин, но вот суды, как институты государства, появились с его помощью и там — в Диком Поле.
В 1754-56 годах Петро вовсю занимается переговорным процессом с крымскими татарами, утрясая вопрос о  пограничной линии и местах торговли и обмена. В 1762 году Петр побывал на коронации Екатерины Великой, и тогда он не предполагал, конечно, что участвует в торжествах по поводу своей отставки и будущих 25 лет заточения в Соловецком монастыре. Лукаво мысля, он предполагал, что московские и питерские связи (знакомится тут и с князем Потемкиным) помогут ему укрепить власть, что в общем-то было верным в тактическом смысле, но безнадежным в длительной перспективе.

Любопытен именно этот период — с 1756 по 1781 годы... То есть двадцать пять лет ДО. Это потом наступят «двадцать пять лет ПОСЛЕ...».
Много и густо написано всяческих «исследований» и елейных «житий» о святом Петре Калнышевском. Суть, и как бы некий общий алгоритм и интонация этих исследований такова — при этом атамане впервые за всё время существования Сечь перестала голодовать, впервые запахано было все, росло поголовье птицы, скота, мирно жилось с татарами. Громадные налоги, дескать, платились и в казну , и на взятки уходили. Обустраивались первые городки, форты и станицы. Между тем, именно в это время, в 1762 году атаманская булава попадает в руки Калнышевского, а подъем благосостояния фиксируется в 1764-75 годах. Но это враки...

Вот с вранья и начнем. Среди казаков (как вставших «под царя», так и любителей выехать на шальную охоту за табунами ногайцев, пострелять и поджигитовать в сабельных поединках с татарвой) за эти тринадцать лет прокатилось два довольно крупных восстания против «сивоусых» (так казаки вольные называли седых полковников, успокоенных «кафтанной службой») и отшипела одна эпидемия холеры. От чумы в 1771-м году Бог Запорожскую Сечь миловал. Она от Бессарабии пошла на Москву и Псков какими-то северными путями, но зато холера — вот она, лихоманка приперлась как раз из степей... Такая вот была атмосфера «благосостояния». А ещё есть смысл напомнить, что Емелька Пугачев как раз в эти годы ходит то к полякам, то на туретчину, все бузит против Сечевого начальства, да и само то начальство единства не имеет — часть, как известно, вполне себе поддержала Пугачевский бунт, и часть эта — половина атаманов! Просто момент остался в тени истории по причине поддержки со стороны полковников внешне не явной, тихой — конями да продовольствием. Под ружье к Пугачеву встала только самая что ни на есть казацкая голытьба. Но как бы там ни было — сладкие сказки про то, что при Калнышевском жилось хорошо, оставим на совести других «жизнеописателей».
Сам Петро дважды скрывался от восстаний казаков, дважды разграбливали его имение. А скольких он предал? Тех, с кем ходил в боях от Буга до Дона, он же и предавал, более того - сыновей их казнил, забыв про «товарищство», которое завещали сечевики первых поколений... Ведь клялись на кресте и на крови — На Веки! Не получилось «на веки»...

Теперь в курене Калнычевского по просьбе (специально написанной простоватым, почти юродствующим стилем от самого князя Потёмкина) был записан простым казаком Гришка Нечёса — тот самый Григорий Потемкин -Таврический. Прозвище прилепили ему за парик-пукли, который смешил, конечно, любого нормального степняка. В общем, Потемкин и разогнал Запорожскую Сечь. И святого Петра Калнышевского арестовал. Говорят, что подошло 100-тысячное войско к Сечи, сопротивляться было бесполезно... Кто так говорит? Да вот ведь что интересно — так говорили либо советские агитаторы против «коварного царизма», угнетавшего народы Российской Империи, либо украинские националисты, пытающиеся опять же вывести коварство русских имперцев против вольнолюбивых запорожцев. Сопротивляться было бесполезно? А кому сопротивляться? Русская армия сделала то, что не смогли дважды сделать восстававшие против «сивоусых» простые казаки — разгромили и арестовали живоглотов, у которых зерно прело  и тюки с парчей турецкой гнили, а босая казацкая голытьба по полгода питалась свеклой да пойманной рыбешкой в Днепре и на Азове... Примерно половина казаков только радовалась аресту зажравшихся атаманов. Но как бы там ни было, а произошло то, что произошло: 5 июня 1775 года, по приказу приведшего московские полки на Сечь генерала Текели, из сечевых хранилищ забрали и вывезли в поле казацкие клейноды, прапоры, боеприпасы, материальные ценности и архив запорожской военной канцелярии. Ферезея,бунчуки,военное имущество, пушки и часть архива  Запорожского Коша оставлен в Екатеринославе (Днепропетровске). Все дома на Сечи разрушили, пушкарню засыпали. Богатую Сечевую церковь ограбили донские казаки.
Нескольким тысячам запорожцев удалось переселиться в устье Дуная [на территории Османской империи], где они со временем создали Задунайскую Сечь. А Петр Калнышевский под конвоем поехал на Москву, потом в Вологду (после суда, который выглядел не как суд, а как перечень претензий высшего войскового начальства — низшему. То есть — типа гауптвахты... Но была та гауптвахта пожизненной, и само слово «гауптвахта» ещё не прижилось, а приживется только при сыне Екатерины Великой — императоре Павле).

О жизни на Соловках заключенного Петра известно мало. Во-первых, известно, что он сидел не под своим именем(но часть исследователей считает, что это не какая-то «секретка» царских служб, а просто Петр довольно быстро принял монашество, во-вторых, о суровости его «сидения» есть две прямопротивоположные версии — одна о том, что он чуть ли не живой скелет, трижды в год выводимый на свежий воздух, другая — о том, что довольствие его, как монаха, было выше среднего раза в три, и что часть своих средств довольствия он даже жертвовал. Возможно, правдою является и первое , и второе, но просто относится к разным периодам. Двадцать пять лет — все-таки это целая жизнь. Он мог какие-то годы сидеть и в жестком заточении, а потом быть помилованным и проживать себе вполне сносно. Как бы там ни было — дожить до 112 лет  в яме и без воздуха — сомнительно это как-то...

Когда ему было 110 лет из Императорской канцелярии пришло письмо с помилованием по общей амнистии и с разрешением жить вольно, где взблагорассудится. Калнышевский ответил, что  хочет жить и помереть среди ставшей ему родной монашеской братии, так как считает себя давно монахом и волею Божией местом своим считает предназначенные ему Соловки.
«Выбирая вместо войны позор, получишь и войну и позор» — гласит витиеватая восточная мудрость. Петр Калнышевский опроверг эту «мудрость», хотя на четверть века формально потерял и власть, и свободу. На могиле его эпитафия « Душевное спокойствие смиренного христианина искренне познавшего свои вины". Имя его в святцах Русской православной церкви (13 ноября).