Первый выстрел

Николенко Александр
    Это случилось давно, более пятидесяти лет назад, в конце затянувшейся, сильно дождливой и холодной осени.
   Я быстро, как крылатая птаха, хотя и в резиновых сапогах, бежал по лужам со школы домой. Холодный дождь ударил внезапно слева в лицо косыми струйками, наказывая меня за не послушность. Подняв пустой портфель как зонтик, я лишь прибавил хода. Утром в портфеле были только тетради, учебники по ранее созревшему замыслу не брал. Вместо учебников понес трех воробьев, пойманных ранним утром дома, это было местью учителю пения по фамилии Орел, бившему нас линейкой по рукам. Урок был наполовину сорван. Дома портфель сразу задвинул под кровать, ему там надлежало быть в одиночестве до следующего утра, бабушка Таня позвала обедать. Кушая вкусный бабушкин борщ, и не глядя, ломая пальцами хлеб , я смотрел в окно. Грустный, облитый сильным дождем, сельский пейзаж. Теплый саманный сарай для коровы, крытый красной черепицей, загораживал огород, уходящий до железнодорожной линии, и лесополосу. На подстилке из соломы лежал бугор больших и спелых, красно - желтых тыкв. Все было в грустном осеннем унынии, захотелось поплакать. Хмурое небо, вяло бродящие по двору куры, напускающий важность индюк, воробьи, нахохлившиеся в маленькие комочки. Кот, залезший на собачью будку, уныло наблюдал за воробьями, прищуривая глаза, усыпляя их бдительность. Тихо ворковали на голубятне вежливые отцовские голуби. Ветер раскачивал пустую, без листвы, высокую грушу и теребил скирду сена. Я закрыл глаза, зажмурился, открыл их снова . Мое сознание странным, непонятным образом раздваивалось. Обливаемая дождем груша была также пуста, а ведь весь октябрь я ел большие поздние груши с красным бочком, не спеша падавшие по одной, две в день, гулко ударяясь о землю. Это было совсем недавно, и куда это все делось? Но самое интересное было в другом, ведь пройдет немного времени и снова будет лето, будет тепло, а затем вновь будут падать с дерева сладкие груши. Почему нужно обязательно долго ждать, ведь лето обязательно наступит. Обязательно наступит, я это точно знал. Так зачем же ожидать, почему нельзя это время перешагнуть, или перепрыгнуть? В проеме окна паучок, проспавший начало зимы, не спеша спускался, плетя нить ожидания. Начало декабря на юге это еще не сама зима, это замерзшая глубокая осень. В натопленной саманной хате было тепло и уютно, все было в чистоте и порядке. На небольшой печке стояли кастрюля с борщом и чугунки с запаренной картошкой и комбикормом для поросят. В дальнем углу, над изголовьем бабушкиной кровати, висела старенькая икона. Бабушка что-то спрашивала про уроки на дом, задавали их мне или не задавали. Я, не отвлекаясь от грустной картины двора и не задумываясь, что - то ей отвечал. Что могут задать первокласснику? Прочитать короткий рассказ, или выучить стишок. Я весь букварь прочел в первый же день учебы, во второй день заново его весь перечитал. Больше его читать не хотелось. Вот если бы мама купила ту красивую книжку, что мы с ней видели в городе, вот ее бы я почитал! Там такие красивые картинки и она, конечно, такая интересная, там столько всего написано! Аж дух захватывает, я даже перестал есть, задумался о книжке из города, начал крошить в борщ хлеб, чтобы отдать собаке. Книжка меня завораживала, я даже начал дрожать от нетерпения, как будто замерз. Настроение упало, я вспомнил, моя мама сказала, что сначала купит мне сапоги, а уже со следующей получки, через месяц, и книжку. Столько ждать! И старые сапоги у меня еще хорошие, в них можно быстро бегать. Зачем в школу обязательно нужно надевать новые сапоги, этого я не мог понять? Лучше уж книжку купить! Мамы дома не было, ее никогда днем не было дома. Она уходила на работу в четыре часа утра, а приходила поздно, когда уже было темно . Работала она птичницей, и свет для кур нужно было включать раньше дневного , удлинять световой день, чтобы они неслись лучше.
   Звякнула цепью собака, скрипнула калитка, это с работы пришел на обед мой отец. Я выбежал во двор и смотрел, как он идет по двору, высокий, красивый и сильный, сначала зашел в сарай к корове, положил ей сена, потрепал по голове собаку, потом меня. Аккуратно задвинул два полена в печку и быстро помыв руки, он взглянул на икону, сел за стол обедать. Быстро ел горячий борщ, не дожидаясь пока тот остынет. Луковицы лука он ел, даже не разрезая их и не плача, как я. Еще он любил есть сало с хлебом и вареными яйцами, запивая молоком. Сало и яички бабушка почему-то всегда отваривала одновременно в маленькой кастрюльке. Я уже пробовал есть отцовское сало, чтобы походить на отца, но оно мне не понравилось. Отец разговаривал с бабушкой, внимательно смотря на меня и во двор. Наверное, он заметил мое кислое настроение, спросил, не заболел ли я? Да нет, я не мог заболеть. Ведь если бы я заболел, то бабушка бы это сразу же обнаружила и положила меня в кровать. Нет, я был здоров. Просто день сегодня был такой, хмурый и холодный, осенний. Про книжку я отцу говорить не стал, чтобы он не смеялся надо мной. Я не любил, когда отец надо мной подшучивал, мне хотелось быть серьезным, взрослым. Взрослые сами решают, причем очень быстро, что им можно купить, а что нельзя, потому что у них есть деньги. Отец пообедал, в два глотка осушил большую жестяную кружку с узваром, встал из за стола. Посмотрел на умиленную бабушку, стоящую около печки, повернулся к иконе и широко перекрестился, касаясь высокого лба. Бабушка потихоньку перекрестила его спину.
Он вышел в коридор, надел телогрейку и шапку, еще раз оглянулся на меня. Я не успел отвезти свой взгляд, отец кивком головы позвал меня к себе. Полез рукой под высокую стреху в сенцах, неожиданно вытащил оттуда ружье, завернутую в мягкую синюю ткань. Протер черный матовый ствол, разломил ружье и посмотрел через ствол в небо, дал посмотреть мне. Дрожащими от восторга руками, я крепко держал тяжелое ружье и долго смотрел в небо. Как ружье оказалось под стрехой, и почему я об этом не знал? Почему отец решил вытащить его оттуда и дать мне в руки? Неважно! Главное, что оно уже было у меня в руках. Впервые в жизни, настоящее охотничье ружье, такое красивое, тяжелое и опасное. Запах оружейной смазки был сильным и пугающе незнакомым. Отец вынул из кармана пустую патронную гильзу, отряхнул от крошек табака, она был завораживающего латунного цвета, большим пальцем вдавил хищно блеснувший капсюль. С верхней полочки снял маленькую жестяную коробку, открыл ее, отсыпал на клочок газеты немного пороха. Закрыл коробочку, вернул ее на место. Свернул клочок газеты в совочек и аккуратно ссыпал порох. Невидимый для меня ранее, так как лежал на верхней полке, войлочный пыж был медленно и сильно вдавлен в гильзу ручкой деревянной ложки. Я внимательно смотрел за руками отца, он ничего не говорил, делал все не спеша, показывая мне. Из другой коробочки отец отсыпал на стол немного дроби и концом гильзы начал собирать ее. Второй и третий пыжи были также медленно и сильно вдавлены в патрон. Отец взял у меня ружье и протянул мне в ладонь патрон, я взял его и сильно сжал, боясь, чтобы он не выскочил и не упал на пол. Я понимал, что патроны на пол бросать нельзя, их место в ружье.

   - Пошли! -
   Отец вышел во двор и пошел по паханной земле в сторону дальнего конца огорода, собака дернула цепью, хотела идти за нами.
  - Сидеть, Азик, тебе нельзя! -
   Я не шел, а неслышно бежал, парил над землей, догоняя отца, быстрыми шагами шедшего в конец огорода, почти к насыпи железной дороги. Сейчас что-то будет! Или отец покажет мне, как стрелять из ружья или даст мне самому выстрелить, я даже перестал дышать от этой мысли. Ведь я же еще маленький или уже нет? Я же уже хожу в первый класс, можно ли мне давать в руки ружье, меня ведь еще не учили стрелять? Отец снял с себя новую шапку с блестящим черным кожаным верхом, повесил ее за шнурок на ветку дерева и отмерял десять больших шагов.
   - Ложись! -
  Время если не остановилось, то точно замедлилось. Медленно и торжественно билось сердце, мой незримый свидетель. Я лег в мокрую осеннюю траву, лег в новом школьном костюме. Отец вложил в мои руки ружье, направил в сторону дерева с шапкой.
  - Заряжай! -
   Я осторожно и с усилием начал засовывать патрон в ствол, большим пальцем, по другому никак, дослал его до конца.
   - Смыкай! -
   Я свел приклад со стволом, отчетливо щелкнул замок. Заряжено, догадался я, и готово к выстрелу!
   - Целься! Совмести прорезь с мушкой и шапкой. -
   Отец пальцем показал, что именно нужно совмещать. Неужели я буду стрелять?
  - Взводи! Палец положи на курок! -
   Мушка исчезла из прорези, шапку было хоть и размыто, но видно.
   - Целься! -
  Я снова совместил прорезь с мушкой и шапкой.
   - Не дыши, задержи дыхание, и плавно тяни за курок! -
   Оглушительный выстрел, неожиданная и сильная отдача ружья в плечо, кислый запах пороха, немного сизого дыма. Я растерялся, не ожидал этого.
  - Попал!- громко и радостно закричал отец. - Сынок, молодец, ты попал! -
   Отец показывал мне шапку с некрасиво торчащей белой ватой из черного верха шапки. От радости и возбуждения у меня навернулись слезы. Я не знал, что мне делать. Попал! Попал и испортил отцу новую шапку? Отец помог мне встать, взял из моих напряженных рук ружье, разломил его, достал гильзу. Посмотрел через ствол в небо, дал посмотреть мне.
   - Молодец! С первого раза, не ожидал!-
   Он что-то возбужденно и радостно мне говорил, в памяти отложилось, что можем скоро пойти пострелять уток. Я не соображал, мне было хорошо ! Мы пошли к бабушке, которая встревоженно встречала нас у дверей хаты. Разлетелись воробьи, исчезли куры и кот, собака бесновалась на цепи, внимательно смотрела на нас, виляя хвостом. Отец начал громко рассказывать бабушке, как хорошо я выстрелил, как попал с первого раза, показывал ей вывороченную шапку. Бабушка долго крестила меня и почему-то плакала, читала Отче наш. Отец очень протяжно и очень громко, как умел только он, свистнул, подняв в высокое небо своих турманов, радостно сказал.
   - Проси, что хочешь! Может деревянного коня на колесах купим?-
  - Нет, папа! Можно книжку? Мы с мамой в городе видели!-
   - Будет тебе книжка!-
   Долгожданную книжку мне купили через три дня. Я читал и перечитывал ее весь месяц, затем подарил девочке, с которой сидел за одной партой. Интересная была книжка , но немного нудная , легенды о китайских императорах. Отец всю зиму ходил в прострелянной шапке и с гордостью рассказывал всем про мой первый выстрел. Я на всю жизнь запомнил, что при стрельбе нужно задерживать дыхание. Прошло совсем немного и уже я учил моего младшего брата Владимира стрелять.
Помню его дрожащие от волнения, еще слабые руки, крепко сжимающие тяжелое ружье.

- Не дыши, задержи дыхание. Медленно и плавно тяни за курок.-

Прошло еще немного времени, и брата призвали в армию, распределили в 12 радиотехническую бригаду, город Мары, Туркмения. Сначала радиотелеграфистом на командном пункте, быстро нашел меня по связи, связисты ведь очень ушлые ребята, стал звонить ночами.

- Как дела, деды прижали? -

- Нет, нормально, терпимо. Сегодня стреляли, у меня лучший результат, ротный похвалил. Приказал подтянуть физическую подготовку и выучить обязанности командира отделения. -

- Понял, держись. -

- Куда деваться, держусь.-

Через полгода связь с ним пропала на две недели, а мне к нему дозвониться было трудно, телефонисты дальней связи требовали допуск.

- Не положено!-

Приходит телеграмма от мамы.

- С Володей что то случилось, нет писем уже более месяца, узнай.-

А чтобы узнать, нужно ехать.

  Подхожу к командиру дивизиона, докладываю обстановку, майор Загнойко Владимир Степанович смотрит исподлобья, сущий зверь.
- Ты что, уже забыл, мы с тобой еще в армии. Какие трое суток? Ты же устав знаешь, нет оснований. -

Разворачиваюсь.

- Товарищ старший лейтенант, я тебя еще не отпускал. Смотри какой борзый стал, а раньше в глаза боялся смотреть. -

Молча стою, смотрю ему прямо в глаза.

- Я что думаю, ты же в отпуск в январе уже три года подряд сходил? -

- Так точно! -

- Тогда слухай мэни. Я принял решение, один раз, запомни мои слова. Один раз сходишь в отпуск летом, у мэни в дивизионе незаменимых нэту. Ты мэни поняв?

- Так точно! -

- Шо тогда еще здесь стоишь, давай в штаб бригады за документами, я им сейчас позвоню. И не опаздывай из отпуска, шкуру сдеру.-

Уже знаю, это он сделать точно может. Самолетом из Баку до Ашхабада, затем тихим поездом до Мары, погранцы с оружием постоянно шмонают вагоны, не разрешают выходить в тамбур, пограничная зона, граница в пятидесяти метрах. Базарная площадь при вокзале, гул народа, тюбетейки, цветные платки, старики, торгующие найсом, сытые менты, как коты, прищуривают узкие глаза. Подходят, я в гражданке, увидев мою маленькую зеленую корочку, резко теряют интерес.

- Иди быстрее вон туда, ваши уже все там. -

Десяток военных грузятся под тент Урала, подхожу ближе, мандавошки в петлицах, эртэвэшники.

- Братва привет, не в штаб бригады случаем? -

- Точно, иди в кабину, к старшему. -

Иду, показываю корочки.

- К своему брату? Повезло тебе сильно, садись! -

- Ты его знаешь? -

- Да его уже вся бригада знает. Только получил сержанта, как нагнали браги и отметили. Садись! -

- И что дальше? -

- Да ничего, только зарубили отпуск. А он спец хороший, ничего ему больше не будет, уже забыли. -

- Мать послала проведать его, перестал письма писать. Где он сейчас, не знаешь? -

- Их вчетвером, и прапорщика, две недели назад отправили в сторону Кушки, там бабаи обрезали много пролетов проволоки. Прапор и с ним двое уже вернулись, шли трое суток пешком. Машина сломалась, твой брат с одним бойцом ее сторожат, сегодня вечером их должны притащить.-

Приехали в часть, познакомился с ротным, командир роты связи молодой старший лейтенант невысокого роста весело и громко смеется.

- Не сильно ты и похож на брата, он же на пять лет младше, а в два раза здоровее тебя. -

- Это точно, он на молоке вырос, а я его не переношу. -

- Тогда пошли в духан, перекусим, я тоже еще без обеда.-

После обжигающего солнечного палева в духане кажется прохладно. Сочные туркменские помидоры, верблюжья печенка и холодная водка.

- Может быть, лучше пива?

- Забудь, такая дрянь, воду берут из Мургаба, на дне бутылки грязь. Сильно огорчишься, когда живот начнет крутить. Водку только московскую, " Ашхабули " в руки не брать.

- Жарко тут у вас! -

- Кто не был в Мары, тот не видел жары! Сегодня еще ничего, всего сорок, а на прошлой неделе было сорок восемь. Ну, и про три дыры ты уже слышал. -

- Как тебе мой брат, про его залет уже знаю, а вообще как он? -

Ротный еще больше смеется.

- Атаман, уже сгуртовал всю роту, хотим его старшиной ставить, если только он это сам не развернет. -

- Может? -

- Запросто! У него уже все прапора корешами стали. Энергетик и начальник связи бригады дерутся за него, хорошо тянет провода, по пять пролетов сразу. Так никто у нас не может делать, тут он показал класс, еще молодым. Но непредсказуем, вспыльчивый, казачья порода, не переделаешь, закончит службу или старшиной или рядовым, попомни меня. -

Сзади меня неожиданно и сильно бьют по плечу, так чужие не бьют, а откуда здесь, в Марах, свои? Резко поворачиваюсь и деревенею, передо мной старшина нашей седьмой батареи энгельсского училища Дробышев! Виноват, уже старший лейтенант, командир стартовой батареи 148 зенитного ракетного полка ВиктОр Дробышев, какая же круглая и тесная земля. Неожиданно! Поговорили всего две минуты, дал обещание непременно заехать к нему в гости. А сейчас, извини старшина, срочные дела, к брату приехал.

Вечером притащили на галстуке Газ-66, вылез и брат, ободранный, грязный и худой, как голодный кот. Фляга в руках, никому не отдает, держит цепко.

- Вода кончилась, три дня из радиатора сливали, все до капли, ты надолго? -

Вмешался ротный.

- Могу дать вам двое суток, затем снова выезд. В гостиницу КЭЧ не суйтесь, там много клопов, вот ключи от свободного домика. Ночью по городу не блукать, кругом ссыльные, еще нарветесь на ножи.-

Руки и шея у брата искусаны, в язвах, расчесаны, уже знаю, это марыйская роза.

- Из за чего это?

- Мошка такая мелкая, мургабская пендинка называется, не заживает зараза, гниет внутри. -

- Чем можно лечить, что ее берет? -

- Только водкой, лекарств от нее у нас нет, через два месяца у меня должен повыситься иммунитет и все пройдет. Второгодники уже не болеют. -

Прошел еще год, и, ротный как в воду глядел, брат уволился рядовым. По пути домой он заехал ко мне, в Баку. Уже заканчивался декабрь, до Нового года оставалось два дня.

- Стояли в последнем карауле, я был начальником, все там и произошло. Ночью пришел с проверкой дежурный по части, пьяный до чертиков. Ударил молодого солдата сильно в лицо, разбил до крови, я заступился, он буром и на меня, зацепил слегка. Я уже точно знал, что все закончится плохо, но по другому поступить не мог. Засадил один раз, а майор головой о косяк двери. Отсидел на губе пятнадцать суток, разжаловали, чуть не посадили в дисбат, сильно повезло. Извини, не оправдал твои надежды, в армию больше не хочу. -

   Давно уже нет в живых моего отца, нет и младшего брата. Я смотрю на идущих людей, надеясь увидеть среди них своих родных, ловлю их взгляд.
   Сегодня стреляют мои внуки, старший Александр и средний Дмитрий. Младший внук Олег еще совсем мал для стрельбы.
  - Не спешите, задержите дыхание!-
   Настреляетесь еще за свою жизнь. Настреляетесь.