Здесь на фото Сережка, я и Танька. Были еще Светка, Наташка и Ванька. На фото их нет. Это была наша банда.
В ноябре 1951 года бабуля привезла меня в Ташкент к родителям. Был я толстым бутузом , по русски не разговаривал, понимал только украинскую речь. Родителей забыл начисто и признавал только бабушку. Отец по украински не говорил, мать тоже разговаривала плохо. Был здоровым , но в одежке до такой степени заношенной, заплата на заплате. Фамилия моя была Манаков, родители жили тогда гражданским браком. Потом они расписались и мне дали фамилию –Цой.
По этому поводу был такой случай. Положили меня в больницу. Родители пришли навестить ,но меня найти не могут. Санитарки бегают, у детей спрашивают-где Цой. Никто не знает. Отец был человеком решительным. Он без халата прошел в палату и увидел меня с другими детьми. Санитарки подошли ко мне и спрашивают: -как твоя фамилия? Я им отвечаю: Манаков.
Жили родители в доме барачного типа и была у них комната 2,5 на4 метра Дом стоял как бы в ущелье между высокими стенами складов двух смежных заводов.
В этой штольне проходила железнодорожная колея, которая вела на завод. Барак был разделен на две симметричных части, в каждой из которых жило по две семьи. Веранда была общей. Двора не было. На фото виден узкий тротуарчик, ведущий к веранде.
Окна нашей комнаты упирались в стену и света почти не было .
У четырех семей было шесть детей. Старшая, Светка Котлярова, была старше года на два. Остальные были почти погодки.
Считались мы заводскими детьми и приносили заводу большие бедствия своими выходками. Воровали подшипники на самокаты, били лампочки в цехах из рогаток.
У проходной завода был магазин, входом за территорию, а двор ,огороженный высоким забором, был на территории завода. Мы сделали удочку с петлей, подкатили к забору железную бочку, поставили на нее деревянные ящики и через забор воровали пустые бутылки (каждому по бутылке). Потом выходили через проходную на улицу и сдавали в этот же магазин. В магазине на вес продавали огромные пряники с глазурью. Нам отрезали по большому куску и мы уходили очень довольные.
Много позже я узнал, что директор магазина знал о наших проделках, но запретил нас ловить и шугать, а тем паче, говорить родителям. Больше бутылки мы никогда не брали, а недостачу в шесть бутылок он покрывал за свой счет. Этим он хотел помочь детям в трудные послевоенные годы. Конечно, мы много портили и ломали, но взрослые и начальство относились к нам снисходительно.
На заводе были железные телеги с водилом. Подсобные рабочие возили на них детали с нижнего цеха в гору до верхнего. Мы прятались где-нибудь поблизости и ждали, когда они унесут последнюю партию деталей, потом вскакивали на тележку и мчались вниз под гору, управляя водилом, как рулем. Внизу бросали телегу и разбегались. Рабочим приходилось спускаться до самого низа, чтобы дотащить ее до своего цеха.
Раньше конструктора чертили чертежи на ватмане, потом копировали на кальку, а с нее –на светочувствительную бумагу(синьку). Кальку накладывали на светобумагу,крепили на большом планшете и прижимали стеклом. Все это выставляли на солнце. Потом аммиаком проявляли и закрепляли. Однажды я шел откуда-то домой (был один) и увидел у верхнего цеха телегу. Я на нее уселся и поехал вниз, но как говориться, не справился с управлением и налетел на целый ряд выставленных планшетов. Конечно, кальки порвал, стекла побил, планшеты поломал. Я бросил телегу и убежал , но меня вычислили и отца вздрючили.
Другой раз у конторы увидел электрокар-подъемник.Он, видать, застрял в грязи в пятницу или субботу. А за воскресение земля подсохла. Я на него уселся и нажал на педаль.Он у меня выпрыгнул из ямы и врезался вилами в стену.Я, конечно, тут же сбежал. В понедельник директор пришел на работу, а с двух сторон его кресла торчат вилы, пробившие стену. Меня опять как-то вычислили, хотя в воскресение никого рядом не было.
Директор меня терпеть не мог , но после одного случая стал ко мне лоялен. Мы с Ванькой в воскресение шлялись по заводу и он уселся на ленточный конвейер и ухватился за раму с двух сторон руками, конвейер оказался под током( рабочие испытывали в субботу, но отключить и отсоединить забыли). Ваньку стало страшно трясти, я хотел его оттащить ,но меня звездануло током. Я его не бросил, а схватил за штаны и сдернул с конвейера. Он подергался на земле , но потом оклемался. Все это видел охранник, который бежал нам на помощь. Он и рассказал директору. Все обошлось, а мог директор и пострадать. Тогда насчет техники безопасности было очень строго.
Была весна. На аллеях завода было очень много сирени. Я шел по аллее и увидел, что на срезах сирени сок почти течет. Решил его попробовать. Сок оказался сладким, только пах псиной, но я все равно его нализался. А потом упал на асфальт и у меня начались конвульсии. Люди увидели и отнесли в медпункт. Была там очень опытная медичка. Она мне промыла кишки и сделала укол. Кто-то сообщил родителям. Они прибежали и были страшно напуганы.
Еще был случай: шел домой и на высокой стене кирпичного склада увидел красивую бабочку. Она мне очень понравилась и я стал кидать в нее камнями. Половинка кирпича отскочила и упала мне прямо на голову. Рана была глубокая, видать, попало углом, кровь так и хлестала. Я стащил с себя майку, обвязал голову и побежал домой. Врачиха потом сказала, что если бы я этого не сделал, то домой бы не добежал. Я потом долго ходил с забинтованной головой на зависть дружкам!
Однажды бес меня занес на крышу литейного цеха. Там я увидел гнездо ,из которого вылез птенчик и сидел он посредине фонаря(такое окно на крыше). Мне стало его жалко и я хотел посадить его опять в гнездо и полез на фонарь. Рейки, на которых лежали стекла, обломились и я с верхотуры загремел вниз в цех..
Было воскресение, в цеху никого не было, а на неделе рабочие делали большую опоку(форму из специального песка) для очень сложной и большой рамы. Вот я и грохнулся прямо в середину этой формы. В не й торчала куча стержней. Ни на один не попал, как раз оказался между ними. Я даже не ушибся, встал и пошел к краю опоки. Как раз и следы оставил, по которым меня потом и нашли
Директор не знал, то ли ругать меня, то ли радоваться, что все обошлось. А недельный труд рабочих я загубил.
Однажды мы с пацанами умудрились разобрать хлопковый ворохоочиститель, стоящий на площадке готовой продукции, выдернуть барабаны (каждый не менее 100кг. весом), содрать с валов корпуса и вынуть из них подшипники (на самокаты). На следующий день руководство и рабочие чесали себе затылки, удивляясь, как мы шести, семилетние пацаны смогли снять такие барабаны, если они их устанавливали с помощью кран-балки? Знали, что это - мы, но доказать не могли. Устроили нам настоящий допрос с пристрастием. Допрашивали и оптом и по одному. Уговаривали и задабривали. Но мы стояли, как партизаны-подпольщики, насмерть. На квартирах устроили повальный шмон, но ничего не нашли (иначе нашим родителям было бы худо). А мы их закопали на свалке с металлической стружкой (завернув в промасленную бумагу), а через пару месяцев вытащили и поставили на самокаты (И то не сразу, а по одному).
У отца был товарищ, Григорий Тельнов. Работал он на заводе шофером. У него был взрослый сын. Он подарил мне фильмоскоп, показывать диафильмы. Тогда их очень много продавалось в магазинах, в таких пластмассовых баночках. Все они были цветные. Аппарат был иностранный, очень мощный. Линз, наверное, в пять. Советского такого я ни до, ни после не видел. А диафильмов было коробок сто.
Вечером собирались заводские дети, приходили и взрослые, ставили лавки, мать вешала на стенку простынь и я крутил эти фильмы, как киномеханик, а кто-нибудь из взрослых читал титры. Через несколько лет этот аппарат я сломал, чтобы посмотреть, как он устроен, линзы подрастерял, а из диафильмов делал ракеты и однажды чуть не спалил завод. (Ракета улетела в лесопильный цех и угодила в кучу с опилками)...