По ту сторону

Маша Хан-Сандуновская
 /отрывок из романа/


      – Да это же обитель крыс! – вырвалось у меня, при взгляде на мелькающие повсюду горбатые спинки.
Чем худее животное, тем более выпирает его хребет. А эти зверьки сыпались отовсюду, как кубики тетриса, собираясь в неровные серые стаи. На наше счастье рядом были ступени.
В тот миг в небе сверкнуло и оглушительно грохнуло, ударив молнией в сухое дерево. Так шарахнуло, что поточенная короедом древесина треснула пополам. Причём, отвалившаяся верхушка упала на дорогу, придавив пару крыс, а оставшаяся часть вспыхнула.
                – Скорей на крыльцо! Переждём грозу под крышей! – потянула нас старуха к тому самому обшарпанному зданию.
       Из помещения по–прежнему валил дым, поэтому крысы не торопились возвращаться. Значит, теперь хозяевами были мы! Не хотелось вновь оказаться в этой душегубке, и мы топтались у двери под щелястым козырьком. Молнии били точно по целям, ударяя то в птиц, то в зазевавшегося бродягу, то в крышу какой-нибудь развалюхи, хозяева которой тут же со всех ног бежали заливать огонь своими заранее собранными помоями, которые, похоже, были здесь на вес золота.
   Я смотрела, как они бережно это выплёскивают, как обтирают мокрые руки о свои серые балахоны и вспомнила про наши дожди. Как же захотелось, чтобы сейчас хлынул ливень и смыл всю эту скверну!
                – Часты ли в аду дожди, бабушка? – обратилась я к нашей проводнице.
                –  Не часты, девонька, совсем не часты... Последний дождь был аккурат после первого пришествия… Хороший дождь с грозой! Ну, а второй, стало быть, жди после второго... Неурядица! – она была озабочена и тронула меня за плечо:
– Нам надо найти какого-то из местных. Того, кто неплохо соображает и знает окрестности! Сами мы и до морковкиного заговенья не найдём то, что ищем! 
     Вспомнив ту воинствующую в толпе матрону, меня вдруг осенило!
                – Галатея... – пробормотала я и тут же заметила какое-то изменение вокруг себя.
                – Эй! Кто блажит? – нахмурилась Лушка, заметив, как наэлектризованный воздух перед зданием заколебался, словно нагретый в печи.      
      Оживший эфир начал искажаться: зашевелился рябью в бесцветии своём от простого помутнения до серого сгущающегося пятна... Мы смотрели, как на чудо на это удивительное явление, которого не бывает и быть не может в нашем грубом мире. В этом был ужас и очарование одновременно. Это было потрясающе! Что-то бесформенное выплыло из искажённой пустоты и грузно, как тяжёлый мешок, плюхнулось на лестницу, подняв облако пыли… Мгновение, и нижней ступеньке уже полулежала, вытянув ноги в дорожную пыль, огромная неопрятная женщина. На поясе за кожаным ремнём у неё торчал нож с замусоленной рукоятью. Она ещё не понимала, что оказалась не в местной пивнушке, а где-то в другом месте и продолжала лениво обгладывать подгорелую крысиную ляжку. Глаза её были блаженно прикрыты. Весь её внешний вид явно выражал довольство и независимость.
     Я намеренно кашлянула, и она, почувствовав перемену, медленно повернула ко мне короткую шею. Она дико взглянула на меня воспалёнными глазами. Миг, и в этих глазах промелькнуло нечто, вроде улыбки.
             – Чтоб меня бревном ошарашило!… Баядерка?! Или как там тебя теперь называть?! – эта престарелая валькирия окинула пьяным взглядом всех присутствующих и, заметно приободрившись, насмешливо растянула в улыбке жирные губы. Судя по выражению её лица, она осталась вполне довольной нашим видом и добродушно пробасила:
– Шаманствуете?!
            – Колдуем, Галатея, как-то так...
            – А-а! Брось ты! Какое тут к дьяволу колдовство! – махнула она ручищей и зашвырнула обглоданную косточку на дорогу. – Лучше скажи, зачем звала? Думаешь, мне делать нечего?! Вот полюбуйся! – задрала она рваный подол повыше бугристых колен и показала свои красные от ожогов ляжки.
 Длинно выругавшись, она хлопнула себя в грудь:
– От меня за километр прёт жареным бараном, а ты, чёртова баядерка, оклематься не даёшь! ... Говори, чего надо?  Здесь тебе не сцена!
           – Да тут такое дело, Галатея.. – виновато начала я. – Вот скажи для начала, давно ли у вас здесь молнии сверкают?
           – Да всё время!.. Язви их в душу! – выдохнула она басом. – Это тебе не чистенький Театр, хотя, по мне выступать на сцене куда веселее, чем на сходках... Но не приглашает больше маэстро, чёрт меня подери! Видно, другую, более покладистую цыганку нашёл...
Она шумно высморкалась на землю, вытерла руку о подол и философски уставилась вдаль:
– А ты не думай, я не в обиде! Цыганка среди бузотёров чувствует себя как рыба в воде!
          После чего она болезненно сморщилась и медленно оторвала с лодыжки засохшую коросту, которую бросила пробегавшей мимо крысе:
– На! Жри! Чего зря добру пропадать..
        Мы с опаской разглядывали эту воительницу. Боже, как же хотелось отсюда убежать, исчезнуть, раствориться в горячем воздухе... В голову пришло чьё-то мудрое изречение: «Бытие определяет сознание» Как точно сказано! Монстр! Здесь она стала чудовищем! Какой кошмар!
     Я взяла себя в руки! Ведь Галатея была моей старой знакомой, можно сказать сослуживицей. Она бы и слушать не стала никого другого из нашей компании. Поэтому мне и карты в руки!   
            – Чем же ты здесь занимаешься? Ведь не песни же поёшь? – снова заговорила я.
Она злорадно усмехнулась в ответ и достала из-за ремня кривой нож, принявшись вертеть им перед моим носом.
            – Гляди, кончаковская беглянка, что у меня теперь вместо бубна! С бубном-то разве что крыс бить, а здесь куда надёжней этот ятаган! С ним я в любой дьявольской дыре прорублю себе мост на свободу! Канальи! Жалкие свиньи! Я им ещё покажу!
        Она потрогала лезвие пальцем и сунула оружие за пояс, продолжая уже более дружеским тоном:
             – Слышь, баядерка, а татары-то со своим лысым поблизости кантуются, и этот чёртов мистер Икс где-то тут среди своих голубых ошивается...
             – Да ты что?! Пашка здесь?! Это ж здорово! Вот кто нам поможет! – обрадовалась я и тут же заметила, что горячий эфир, потревоженный очередным именем, вдруг снова ожил.
             – Э!.. Э!.. Поосторожней с мыслями, пустомеля! Кончай попросту воздух колебать! – поморщилась Галатея, уставившись на вновь ожившие перед нами воздушные волны. – Ты брось шутить с этими чёртовыми именами! Думай прежде, чем какого козла из небытия выволакивать!
            – Да, Маша! Назвать чьё-то имя здесь, значит вызвать его из небытия. Я читал об этом… – начал поучительно Марик, стоявший позади меня.
            – Молодец, богатый! Соображаешь! – сплюнула в сторону развеселившаяся цыганка.
            – Почему богатый? – скривился мой братец.
            – Потому что в нашем Содоме птица кому попало на маковку не опорожняется! – она прибавила крепкое словцо и растянула в усмешке толстые губы. – Слышь, голубоглазый, если сорвёшь куш, кликни Зару на пирушку!
            – Какую ещё Зару?
            – Зара, это я! – гордо ткнула кулаком себя в грудь цыганка. – А Галатеей я звалась только на сцене!.. Так то!
     Тут она вдруг снова загоготала, указывая пальцем на появившегося слева от неё съёжившегося типа в маленькой чёрной шляпе.
Он тихо образовался рядом с ней на ступеньке, как-то испуганно обнимая руками свои поджатые колени.
       В этот момент молния с треском ударила у самых цыганкиных ног, оцарапав её лодыжки мелкими камнями, и она, чертыхаясь, поползла по лестнице на ступеньку выше. Молнии, как натравленные, били по лежавшим у крыльца булыжникам. Осколки разлетались в стороны и барабанили по старым башмакам этого бедолаги...
Но вот пришелец зашевелился, поднял голову и удивлённо повернул к нам своё небритое лицо. Его взгляд отрешённо пробежал по всем расположившимся под навесом и задержался на мне:
             – Маша? – грустно приподнял он шляпу. – А ты здесь какими судьбами? Впрочем, рад тебя видеть! – и мой старый приятель медленно поднялся на ноги.
       На нём был чёрный в обтяжку вельветовый пиджак и узкие потёртые брюки. Под пиджаком не было ничего, зато был повязан красный шёлковый платок, закрывавший часть груди. То же знакомое лицо, но обросшее противной двухдневной щетиной, которой он ткнулся мне в щёку для приветствия.
            – Фу, у вас что, здесь не бреются? – поморщилась я.
            – Прости, некогда обращать внимание на такие мелочи... А ты, вижу, не одна к нам пожаловала? – начал заметно оживляться он, судорожно проверяя пальцами наличие всех пуговиц на своём пиджаке.
             – Знакомься, это мои единомышленники… – сделала я широкий жест в сторону моих друзей.
Все смотрели на него с интересом.
            – Позвольте представиться! – встрепенулся он. – Павел Великомученко! Свободный артист и филантроп! – окончательно войдя в своё обычное амплуа, он поднялся на вторую ступеньку и вальяжно поклонился.