Горы, снега и звезда

Светлана Пикус
С зарею заголосили петухи. Многослойно. Перебивая, перепевая друг друга. Ведь петухи включаются в работу первыми. Они зовут солнце. И им абсолютно все равно, что я до позднего вечера ходила по горам, изучала цветы, запахи и звуки, звала Эльбрус, а возвратившись в зашторенные апартаменты, свалилась, утомленная километрами. Мой отпуск петухов совершенно не интересовал. У них - работа. Попытки натянуть на голову одеяло, завернутое в чисто-хрустящий пододеяльник, потерпели фиаско. Пришлось встать с желанием побыстрее закрыть окно навсегда, однако сладкая роса, усыпавшая гроздья лимонной акации, не позволила укрыться в тёмной влажности комнаты с едва розовеющими тенями на стенах, отговорила. Повиновавшись, я шире распахнула ставни и нырнула в сочные гроздья, касающиеся прохладной травы. Легкий ветер раскачивал разрезанные листья акации, откуда-то сверху сбрасывал каштановые цветки, играл волнующим запахом поздней весны, кружась вокруг моих волос, присаживаясь на ямочки верхней губы. Так мило.

Неспроста так голосили петухи этим утром, неспроста выманивали в свежесть. Ведь сам седовласый царь решил отмахнуться от докучливых облаков, надумал собрать овации.

Этим ясным, сладким северо-кавказским утром я увидела Эльбрус.

Ждала я это явление две недели, охотилась в разное время суток, отчаялась было, но все же надеялась на встречу. А увидев белоснежное двуглавое существо, вслед изломанной полосой четырёх- и пятитысячники Главного Кавказского хребта до самого Казбека, призадумалась. Картина напрочь снесла все ожидаемые представления. О красоте. О величии... На меня смотрело совершенство.

У автомобиля тоже работа. Автомобиль поурчал и позвал длинной нотой. Сбросив чары оцепенения с впечатлительной натуры, проложил путь к ущельям Кабардино-Балкарии вдоль бесконечных шпалерных яблоневых садов, осыпавшихся цветочными мотыльками. Взгляд же ещё долго-долго не отпускал выбеленную твердь между травяной землей и облачной воздушностью.

Вход в Черекское ущелье открывали голубые озёра. Самое красивое, странное и непонятое среди них - нижнее озеро Чирик-Кёль, с балкарского «Гнилое озеро». Одно из глубочайших карстовых озёр мира, бездонное. Его диаметр меньше его глубины. Длинное бутылочное горлышко. Многие годы геологи и дайверы пытаются добраться до дна озера. В 2016 году, благодаря погружению обитаемых подводных аппаратов и телеуправляемых роботов, исследователям удалось зафиксировать глубину 279 метров. Однако есть предположения, больше того - уверенность, что это не предел. Температура воды в озере Чирик-Кёль все дни года около девяти с плюсом градусов по Цельсию, оно никогда не замерзает. Ни один ручей не несёт в него воды, а в тоже время круглый год из озера выливается полноводная река. Чирик-Кёль практически неживое из-за высокого содержания сероводорода. И именно благодаря сероводороду и солнышку кристально-прозрачные воды озера меняют наряд от светло-голубого до яркого зеленовато-лазурного. Я увидела Чирик-Кёль отполированным изумрудом, расписанным кронами деревьев и геометрией горных вершин.

За озером Чирик-Кёль горы стали подниматься и наконец раскроились ущельем. Между вертикальными склонами Скалистого хребта, порою склоненными ко дну ущелья и вовсе под острым углом, заревела летящая пенным потоком по разбросанным камням игривая река. Дно ущелья заняла Черек Балкарская, хозяйка здешних мест. Бурная, холодная дочь седых вершин. Холодная и хлебосольная. Ворочает валуны и питает земли. Где-то посередке между водой и скалистой крышей проложена дорога. Повторяя капризные изгибы речки Черек Балкарской, здесь издавна шёл караванный путь. Старая дорога, по которой когда-то передвигались на лошадях, ослах, арбах в ливни, вьюги, гололед, местами страшит самого отчаянного пешехода. Не позволяет ни запрокинуть голову вверх, чтобы полюбоваться смелыми, свободолюбивыми орлами, так почитаемыми жителями Кавказа, птицами, которые могут помочь в трудной ситуации, своевременно дать мудрый совет, ни заглянуть вниз. Страшит до головокружения, но и притягивает. Отвесные стены в некоторых местах сходятся до пятидесяти метров и чудится, словно могучие богатыри решили столкнуться плечами, помериться силой. После стены слегка расступаются, широко раскрываются могучей грудью, пропускают гостей полюбоваться богатыми владениями своими. Если все же пешеходная прогулка по горному карнизу не по силам, можно миновать самые опасные участки дороги благодаря пробитым в скалах туннелям, уютно устроившись в автомобиле.

Наполненное грохотом скоростной горной реки, запахами цветущего барбариса, ярко-желтых рододендронов, певучим породистым лесом, ущелье незаметно поднимается все выше и выше, подбирается к подножию величайших гор, укрытых сверкающими головными уборами. На пути встречаются средневековые аулы. Нежилые. Заброшенные. Вынужденно оставленные мирными жителями в конце второй мировой войны на тринадцать долгих лет. И навсегда. В 1944 году балкарский народ был департирован, изгнан с земель отцов и дедов. Семьи, чьи мужья и сыновья сражались и погибали на фронтах второй мировой войны, порою в одном бою четыре брата заливали поле кровью, четыре сына одной матери, загнали в вагоны и повезли далеко-далеко от земли, которая дала им жизнь, тепло родного очага, любовь. В 1957 году балкарский народ был реабилитирован, вернулся к своим горам, но не в аулы. Разрушенные аулы стали историей, памятью о погибших, немым укором и милосердным прощением. Рядом с отцовскими аулами выросло новое селение. Верхняя Балкария. Гостеприимное и хлебосольное.

На сетчатке надолго отпечаталась открытка. Гармония в открытой полусфере. Снега укрывают ломаную линию гор, отвесно падают и струятся ледяные реки, подножия обрамлены огромными валунами и мелкой сыпучкой, среди камней пестреют робкие тоненькие цветы, стелется можжевельник, голубеет ягодами. В низинах наливаются яблоневые сады, наполняются витаминами, свежим ветром, просторами. По склонам разбросаны многоствольные березки, склоненные к окошкам каменных домов. А внутри каменных домов - хычины - горячие блины с начинками из сыров, мяса, зелени... Вечерами на скамеечках сидят женщины гор и вяжут шерстяные носки, тапочки, свитера с высоким воротом, кардиганы. А где-то там высоко-далеко небо, то смеется, то грустит, завернутое в грозовые облака. Да еще бродят овцы и флегматичные коровы. И так хочется эту открытку отослать. Белыми птицами, автомобилями и велосипедами, поездами и самолетами во все концы света.

Между Эльбрусом и Казбеком змеится другое ущелье, украшенное прекрасными Чегемскими водопадами и бессмертной поэзией. Такое же узкое, отвесное и глубокое, шумное и покойное в своей многовековой созерцательности. Со сползающими селями, лавинами, оранжевыми пластами доломитизированных известняков, ворочающей обломки скал синеокой рекой Чегем. Чинно сидят на альпийских лугах огромные камни, вонзаются в небо пики гор, спокойно наблюдающие свысока суетный мир.

Увидев Чегемские водопады, отчетливо понимаешь, что это владения девичьи. Многие струи Чегемских водопадов падают сверху шелковыми лентами. Летят длинными прядями прекрасной горянки, послушные своенравным ветрам. Струятся из расщелин слезами утренними, полуденными, вечерними. Печалятся в туманах и радостно серебрятся в радугах. Зимами леденеют на скалах картинами-мечтаниями узорчатыми. Застывшим, отдыхающим мгновением.

Дорога петляет еще дальше, еще выше, все ближе к снежным шапкам и небесам. И в самом конце ущелья упирается в небольшой аул. Здесь, в крохотном высокогорном селении Кабардино-Балкарии Эль-Тюбю у высоченных вершин Главного Кавказского хребта, на границе с Грузией, жил поэт, чьё творчество стало достоянием мира. Жил там, где земля тяжела от камней, где цветастые мхи, солнечная облепиха и горький можжевельник, пугливые овцы и высокогорные коровы. В сакле у подножия горы на окраине аула. Не так давно поклонники его творчества и односельчане выступили с предложением создать мемориал в родном селе, где и сейчас стоит дом поэта. Вдоль дороги, по которой ходил поэт к своему дому, издавна тянулась 350-метровая стена - защита селения Эль-Тюбю от сползающих камней. Сегодня стена превращена в каменную книгу. Сто стихотворений на мраморных плитах и пожелания... Бориса Пастернака, Беллы Ахмадулиной, Арсения Тарковского, Георгия Свиридова... замечательному человеку и поэту, писавшему о звездах и солнце, о туманах и заснеженных вершинах, о тысячах камней, на которых живет его народ. О любви к матери, к женщине, к маленькой своей родине.

Жил человек, и устал человек.
Жил, но ушёл навсегда.
Что же осталось?
Самая малость:
Горы, снега и звезда.

/КАЙСЫН КУЛИЕВ/