На небольшом участке российской земли творилось что-то невероятное: казалось, земля смешалась с небом подобием первозданного хаоса. Как факелы пылали соломенные кровли станицы. Гул бомбардировщиков, разрывы снарядов заглушали крики и стоны людей, стремящихся как можно быстрее покинуть адское место: они бежали, старались залезть в переполненный кузов грузовика, цеплялись за повозки, падали, погибая под копытами лошадей, или сражённые снарядами. И среди всеобщей паники только одна женщина сидела на осыпавшейся от взрыва земле и покачивала на руках двухлетнего ребёнка.
Несколько минут назад их с дочкой сшибло взрывной волной, и они упали на поваленное горящее дерево. Оксана (так звали женщину)очнулась, быстро схватила дочь и с ужасом заметила, что та не дышит. Мать приложила ухо к обнажённой грудке ребёнка, но сердечко молчало. Свет померк в её глазах, всё стало безразлично: бомбардировка, людская паника и вообще, тот ад, который так внезапно обрушился на их мирную станицу. Оксана бездумно сидела и качала на руках своего ещё недавно живого ребёнка.
К ней подковылял её старый сосед.
- Что, дитё убили? - участливо спросил он. - Давай помогу зарыть дитё-то, а сама спасайся, ты молода, это мне старику бежать с насиженного места грех, тут, видно и помру. Вон и ещё один грузовик подошёл, иди, залазь в кузов-то, а дитё я похороню, не сомневайся.
Но Оксана ещё крепче прижала к себе трупик дочки, продолжая сидеть.
- Вот ведь беда-то какая, - произнёс старик.
И силой поволок Оксану вместе с ребёнком к грузовику. Он подсадил её с опущенного борта в кузов и стоял пока Оксана не села на доску, потеснив соседок, уже сидевших в кузове. Шофёр закрыл борта, сел за руль и завёл мотор.
- Прощай, Оксанушка, не поминай лихом, - глядя на неё сквозь слёзы, сказал старик.
- Меня прости Христа ради, дед Архип, - сказала она.
Грузовик отъехал, набирая скорость. Справа и слева от него метались вверх фонтаны земли от разрывающихся бомб. Бомбардировщик на бреющем полёте пролетал над людьми, сидящими в кузове грузовика, но бомбы пролетали мимо. Люди инстинктивно прятали головы и молились, только одна Оксана не мигая смотрела в одну точку, ни на что реагируя. Машина ехала на предельной скорости. Дорога была
неровной, и через несколько минут грузовик так тряхнуло, что всех пассажиров подбросило со своих сидений.
И тут Оксана услышала не то хрип, не то слабый стон из уст своего ребёнка. Она быстро обнажила ей грудку, приложив к ней ухо, и услышала слабое биение сердца. Не веря себе, мать ошалевшим взором вглядывалась в бледное личико девочки и заметила, как та вздохнула.
- Глашенька!!! - неистово закричала она. - Ожила моя Глашенька!!
На них начали обращать внимание другие пассажиры, полагая, что женщина от страха сошла с ума. Но Оксана всё кричала и не могла остановиться.
Грузовик уже выехал из зоны бомбёжки, пассажиры воспрянули духом, и всё внимание было обращено на дочку Оксаны.
- Что у вас происходит?! - воскликнул шофёр, остановив грузовик и выглянув из кабины.
- Чудо сучилось!! - хором заговорили люди. - Девочка, убитая бомбой, сейчас вдруг воскресла!!
- Да ну-у…,- не поверил шофёр, заглядывая в кузов, но увидев, что ребёнок заснул, прислонившись к материнской груди, продолжал. Я вас, мамаша, до ближайшего госпиталя довезу, возможно, ребёнку врачебная помощь нужна.
В госпитале врач тщательно осмотрел девочку, диагностировал контузию и ожог дыхательных путей.
- Не скрою, состояние ребёнка тяжёлое, - сказал он, - и вам придётся провести здесь несколько дней. Меня больше беспокоит ожог дыхательных путей. Вы что, упали вблизи огня?
- Мы упали на горящее дерево, но я быстро выхватила дочку.
- Вам повезло, огонь мог перекинуться на одежду девочки, но и одного вдоха раскалённого воздуха достаточно, чтобы вызвать ожог гортани. А как Вы себя чувствуете? - спросил врач. - Ведь вы обе были сбиты взрывной волной.
- Я сильно испугалась за дочь, думала, что она умерла, - отвечала Оксана, - но сейчас чувствую, как у меня болит голова и заложило уши.
Врач проводил их в дальний угол большой палаты, где почти вплотную лежали раненые солдаты, и усадил на некое подобие кровати с соломенным тюфяком. Началось длительное и болезненное лечение ребёнка.
И это продолжалось, в течение месяца, когда девочка смогла пить хотя бы молоко. Всё это время Оксана жила как в трансе, отдавая ребёнку всю свою жизненную энергию. Она не помнила: ела ли, пила ли, только всё время мысленно повторяла «живи, Глашенька, живи…»
Жители деревни, где располагался госпиталь, из жалости по очереди варили куриный бульон, и, когда девочка смогла глотать, Оксана по чайной ложечке выпаивала его своей дочке. Когда же Глашенька немного окрепла, они продолжили свой путь.
Они ехали в открытом кузове грузовика, после чего - на поезде в общем купе, и, наконец, в кузове грузовика, крытого брезентом. Во время пути Оксану терзала мысль о том, будет ли помнить, её дочь, когда вырастет, те муки, которые она перенесла в своём раннем детстве.
Наконец, их путешествие было окончено, и беженцы, как тогда называли эвакуированных с линии фронта людей, начали выходить из кузова грузовика, разминая свои затекшие конечности от длительного сидения в тесноте. Последней вышла Оксана с дочкой на руках.
Первое, что она увидела, была просторная площадь, окружённая двухэтажными кирпичными домами. Некоторые из них были выкрашены в белый цвет, что придавало местности вид какого-то благополучия. Все двухэтажные дома были построены по необычному, удивительному проекту: в них не было внутренних лестниц с первого на второй этаж. Эту функцию выполняло высокое, от самой земли и до двери второго этажа крыльцо с лавочками на верхней площадке. За дверью был длинный коридор, по бокам которого располагались рабочие комнаты.
В отдалении стояла толпа местных жителей, которым было дано право самим выбирать беженцев для совместного проживания в немудрёных сельских избушках.
- Это город? - кого-то спросила Оксана.
- Нет, это село, но очень большое, - ответили ей.
Сельская площадь постепенно пустела, и вскоре Оксана с дочкой остались одни, видимо, люди не хотели брать на совместное проживание женщину с ребёнком. К ним подошёл мужчина средних лет в белой гимнастёрке и галифе, это был председатель сельского совета.
- Что? Не нашлось на вас охотников? Ну да ничего, тут неподалёку небольшая изба пустует, старики, её хозяева, в одночасье померли, а сын их на фронте, неизвестно, когда придёт, вот там пока и живите.
- Эй! Федотка! - крикнул он пробегавшему мимо пареньку. - В моём кабинете на гвозде ключи от Матрёниной избы висят, принеси их сюда.
Пока Федотка бегал за ключами, Оксана успела рассказать председателю о своих злоключениях.
- Вот беда, - произнёс председатель, в задумчивости теребя свои жиденькие усы над верхней губой. - А ты до войны-то кем работала? - неожиданно спросил он.
- Библиотекарем в избе-читальне.
- Найду я тебе работу, не пропадёшь, а пока здесь на крыльце посиди пока распоряжусь, что бы кое-какими вещичками избу оборудовали. Дитя-то больное, ему удобство надо.
Ждать пришлось не долго, уже часа через два к ним прибежала босая баба с подоткнутым подолом юбки и повела в пустующую избу.
Это была не изба, а какой-то скворечник с одним окном, крохотными сенями, небольшой узкой комнатой и совсем маленькой русской печкой. Но и такому жилью Оксана была рада. В углу стояла деревянная кровать с соломенным тюфяком, и подушкой, покрытая чистой простынёй. Деревянный стол и две табуретки были вымыты и ещё не просохли от влаги. На столе стоял кувшин с водой, половинка кирпичика
чёрного хлеба и кружка молока. Оксана раздела и уложила дочку на кровать, её худенькое, обычно смуглое тельце было бледнее обычного.
Смоляно-чёрные кудряшки на голове слиплись от пота, но жара не было. Девочка смотрела большими, чёрными, как зрелая черешня глазами, опушёнными длинными, такими же чёрными ресницами и от слабости ни на что не реагировала.
- Хочешь молочка, Глаша? - спросила мать, укрывая её стареньким байковым одеялом.
Малышка слабо кивнула головой, и мать начала поить её молоком из кружки, выпоив почти половину. Розовый луч закатного солнца заглянул в пыльное оконце, скользнул по личику девочки и погас. Глаша улыбнулась, закрыла глазки, и по ровному дыханию дочки Оксана поняла, что та заснула.
Только сейчас она почувствовала, как устала за последнее время, от бомбардировки и по сей день. Ноги отказывались двигаться даже для того, чтобы навести минимальную чистоту в новом жилище. Оксана пристроилась на широкой кровати в ногах у дочки и начала вспоминать своё довоенное прошлое.