Чёрные кожаные сапожки звонко щёлкали по первому ледку новыми подковками. Мне очень нравился звук этих металлических набоек...
В полной темени, робко раздвигаемой тонким серпом бледной луны, он гулко раздавался в густом морозном воздухе и бодрил-будил таинственную утреннюю тишину...
Изредка на краях бывших луж, будто от первого зимнего блаженства, довольно похрустывал лед. Он даже слегка постанывал от нежданного морозного удовольствия...
По дороге из школы, когда температура воздуха повышалась, я выбирал подходящие озерца - тахи ( идиш) , ещё не промерзшие до самого дна, и пробивал ледок до самой воды...
Она радостно выливалась на поверхность из первого зимнего плена, чтобы, оказавшись на свободе, снова быстро замерзнуть...
При этом вода быстро превращалась в чудное прозрачное зеркало, куда любили смотреться и ярко-голубое небо, и тускловато-красное солнышко, и легкие светлые облака...
На углу 28 июня - нашей главной торговой улицы, жили Ака и Лена - две пожилых одиноких сестицы, которым я был небезразличен... Семьи они потеряли во время войны. То ли в расстрелах, то ли в гетто...
После возвращения они какое-то время снимали комнату у нас в доме... Часть нашей семьи погибла, и появилась дополнительная жилплощадь...
Поджидая меня на крылечке и радостно взмахивая руками, они, всеми правдами и неправдами, заманивали к себе домой, открывали скрипучий шкаф, наполненный старым тряпьем и запахом нафталина, и доставали вкуснейший изюм...
- Прямо из Палестины,- с гордостью добавляли они... В соответствии с установившимся порядком, я должен был съесть это угощение обязательно на месте - у них на глазах...
Во время поедания волшебного лакомства они, приговаривая ласковые словечки, поочередно осторожно гладили ладонями мой небольшой аккуратный чубчик, ежемесячно подправляемый Гавриилом Капланом - знаменитым сокирянским парикмахером...
Его парикмахерская располагалась на этой же улице, неподалеку от забегаловки Нюмы - бывшего грозы всех местных красавиц, вернувшегося с войны уже безногим...
Нога была оттяпана по полной программе... Однако Нюма любил улыбаться, с трудом передвигаясь на скрипучих костылях и наливая клиентам стаканчик - другой особенного вина...
- Мне шприц, пожалуйста,- большинство старых опытных завсегдатаев ещё с времён Австро-Венгрии и Румынии предпочитали заказывать вино, смешанное с газировкой из старого сифона, который каким-то чудом пережил и войну, и погромы, и страшные времена гетто...
- Передай бабе Ривке привет,- сестрицы с сожалением отпускали своего любимца, поведавшего, по большому секрету, краткое содержание фильма, который планировался к премьерному показу только с завтрашнего дня...
Дядя Янкель - знаменитый киномеханик, получая очередной фильм из Черновиц, всегда делился стратегической информацией о содержании новейшей ленты со своей сестричкой. А бабушка , в свою очередь, прекрасно знала, кого больше всех на свете интересовали эти потрясающие подробности...
На них держался мой нерушимый киношный авторитет, начиная ещё с младшей группы детского садика...
На маленьких цветных афишках , привозимых в комплекте с большими бобинами, всегда писалось несколько строк о содержании фильма... Кинопленка располагалась в особых загадочных коробках, отливавших серебром и ярко блестевших на солнце...
Я давно привык к тому, что меня, порой, останавливали посторонние незнакомые люди и как взрослого спрашивали о ближайших событиях в мире сокирянского и мирового кино...
Поэтому совсем не удивила и новая встреча...
- Допомож, сынку, ( помоги, укр) - остановила немолодая женщина в темных одеждах, -на украинский мови пысаты вмиешь( писать по-украински,умеешь,укр)?
- Конечно,- гордо ответил я,- мы, как раз, украинский начали учить со второго класса,- Погодите, только ручку с чернильницей достану...
- Не треба ( не нужно, укр),- ответила женщина, протянув огрызок химического карандаша... Это мне очень понравилось, хотя взрослые и говорили, что пользоваться им вредно...
- Берёшь, смачиваешь слюной кончик и , - О Чудо! ,- карандашик меняет цвет! Теперь, буквы вырисовываются не серыми, как обычно, а синими - будто превратились в настоящие чернила...
Правда, и язык от постоянного заслюнивания карандаша также становился ужасно синим... Но было это очень даже интересно...
Я, стараясь как можно дальше высунуть язык, частенько стоял прямо перед зеркалом и подолгу рассматривал его диковинное превращение , напоминавшее каких-то чудищ и сказочных драконов...
-... Сосидка Алексееха пряче тюремщика в ями...( соседка Алексеева прячет заключённого в яме, укр),- завление, понятно, было в милицию... Высунув от усердия язык, я старательно вырисовывал буквы. Это было нелегко. Писать пришлось на старой скамейке с несплошным сиденьем...
Как только слово доходило до края очередной дощечки, карандаш соскальзывал в промежуток и периодически прокалывал бумагу... Приходилось каждый раз ее передвигать... Каракули получались, конечно, ужасными...
Да и тюремщика ( так многие у нас называли заключенных) было жалко... Я представлял как холодно прятаться в яме в это время года.., как вытаскивает его оттуда милиция... И тетка, зыркавшая по сторонам подозрительным взглядом, нравилась мне все меньше...
- Дитятко(ребёночек,укр) - елейно просила она, хлопая масляными глазками,- напиши ещё одну малэньку ( маленькую, укр)..,- протянула она второй листик бумаги...
Этот мне понравился куда больше первого обрывка... Листик был из тетрадки по арифметике. Писать на бумаге в клеточку было не в пример удобнее...
- Коммуняки( коммунисты, укр.слэнг),- внятно произнесла женщина ...
Так, пиши,- Петро Харчук . Живе на вулици Ленина 15, Тимощук-на вулици Шевченка 6...
- Зараз ( сейчас, укр)- Жиды...
Пиши,- Бортман , живе..., Люка Березин, живе...Скильки ж, их ще осталося ( сколько же их ещё осталось, укр)? Вбивалы, вбивалы ( убивали, убивали, укр)..,- приговаривала возмущенная доносчица...
Поначалу, стало как-то очень неудобно и стыдно признаться, что я тоже... Покраснев до слез, я продолжал, ставшую мучительной, писанину...
Но, недаром говорят,что своя рубаха ближе к телу...
- Зицер Ривка, вулиця Горького 3,- родной адрес ударил как обухом... Вписывать наш дом и имя бабушки, чудом выжившей в гетто, я не смог...
- А кому? Кому ты это дашь?, - перейдя на ты, решительно спросил я,- Дыхание мое стало прерываться , но стыд и неудобство испарились мгновенно ...
Глаза у прохиндейки забегали..,
- Кому надо, тому и сдам,- выдавила она...
- Пошла вон, сука !,- я решительно смял бумажку и сунул себе в карман. Однако фурия оказалась сильной... Ухватившись за мой ранец , она попыталась отнять листик...
Тут и пригодился один приёмчик, которому учил Яворский - хулиган и единственный второгодник, доставшийся нашему начальному классу...
Стоя лицом к лицу, он всю неделю заставлял нас зацеплять сзади правую ступню врага своей левой ногой и сильно толкать от себя обеими руками ... Доморощенный тренер добился своего - через несколько дней все падали в снег как подкошенные...
На скользкой корке новенького льда зловредная мегера свалилась как срезанный сноп... Вырвав ранец из ее цепких клешней, я бросился в сторону дома что было сил...
- Ууууу! Всих-всих, на гилякууу ( всех-всех, на ветку, укр)..,- провожал ее остервенелый вопль...
Дома я ничего не сказал, и постепенно случай этот стал забываться...
На улицах таял лёд и всюду струились веселые ручейки, собираясь в солидные потоки, несущиеся вдоль улиц...
- Мам, а , мам ? Ты чего расплакалась..?
- А папе не расскажешь?
- Могила... Ты же меня знаешь?,- произнёс я взрослым уверенным голосом...
- Видишь того дядьку..?- дрожащим голосом спросила Мама...
- Ну, вижу,- рассматривал я обычного мужчину в шляпе...
- Когда мой папа Мендель, дед Аврум и Залман-все мужчины нашей семьи, погибли в гетто, он стал приходить каждый вечер, замахиваться, пугать, обыскивать и забирать вещи, любой кусочек хлеба, картофелины, свеклы, которые удавалось найти...
- Это для моих детей,- твердил он,- они должны выжить. Вам , все равно, конец... Забирал последнее...
Повезло, что Роза шила платья для жены какого-то полицая, и та упросила мужа отогнать этого выродка...
- А, почему папе не говорить?
- Он может разозлиться, побить этого дядю и в тюрьму попасть... А нам папа нужен дома... Правда..?
- А ваши дети выжили ?,- подскочил я к тому мужчине... Мама и мигнуть не успела...
- Не все,- дядька вдруг всхлипнул и лицо его перекосила судорога,- двое мальчиков не вернулись. Маму твою я узнал сразу...
- Простите меня, ради Б-га,- выдавил он, бухнулся на колени перед нами посреди улицы и зарыдал во весь голос...