Галине всегда нравились итальянцы.
Однажды в гостиницу, где Галина работала дежурной, заехала группа из Рима.
- Ну, сейчас начнут звонить домой, докладывать, как скучают, - шутили горничные, наблюдая, как гости нервно крутили диски телефонов и громко кричали в трубку:
- Чао, миа..
Через 5-10 минут после любовного излияния и тоски по семье, они шумно выходили из номеров, заинтересованно поглядывали на горничных и всех встречных женщин, улыбались, сорили комплиментами, выражали восторг от встречи и напевали что-то исключительно итальянское.
- Один красавец, нет, серьезно, - рассказывала Галина, - высокий атлет с лицом молодого Клуни подошел ко мне и спросил, где можно в Питере познакомиться с русской девушкой. Он ради этого приехал. Ему нравятся русские девушки. Один его приятель нашел здесь невесту.
- Идите в ресторан. Или погуляйте в городе, на Невском проспекте. Впрочем, у Вас проблем не будет, - Галина оценивающе посмотрела на гостя, - надолго ли приехали? -
она заглянула в журнал, - а-а, на 3 дня. Тогда не медлите, поспешите.
Вскоре итальянец, облаченный в пальто изящного покроя – что значит Милан! - вышел из номера с большой сумкой через плечо:
- Подарки для девушек, - сказал он улыбаясь. А где можно взять такси?
Через 3 дня, придя на смену, Галина узнала, что группа итальянцев уже уезжает, но автобус в аэропорт задерживают: один турист ни разу не ночевал в номере и его самого нет в отеле. Она встревожилась, что опрометчиво дала искателю невесты не тот совет. Но все обошлось: из подъехавшего такси выскочил молодой Клуни, поднялся на этаж, и, увидев Галину, закружил ее в объятьях, крича: «Грацие, бэнэ , молто бэнэ», - схватил не распакованный багаж и побежал в автобус.
По – видимому, объятье произвело впечатление на Галину, так что вскоре она, стройная спортивная блондинка ближе к 40, чем к 30 годам, уже успевшая развестись с непутевым мужем, весело объявила приятельницам, что выходит замуж за настоящего итальянца, Лоренцо, мужчину среднего возраста и достатка с несколько грубоватым лицом. Сыграв скромную свадьбу и поболтавшись немного в Питере, они отбыли в Геную. Вскоре мы любовались снятым на видео фильмом о городе, квартире с огромной террасой и пальмой в кадке, а вдали, за туманами, угадывалось море, настоящее, Средиземное!
Прошло пол – года. Галина звонила редко, как – то вяло говорила о своей жизни, а потом и вовсе замолчала. Спустя год я случайно узнала, что Галина ушла от своего Лоренцо, настоящего итальянца, и теперь работает где-то в Альпийских горах сиделкой в санатории.
- Люда, ну что там слышно о Галине? Она что, разошлась с Лоренцо?- Звонила я приятельнице.
- Да, ушла от него. Все, что он ей здесь обещал – настоящие итальянские песни. На самом деле, квартира, которой мы восхищались – съемная и уже через месяц за нее платить было нечем. Они сняли совсем маленькую, дешевую, на окраине. Оказалось, Лоренцо никакой не спортивный судья, а если и спец по судейству, то только за долги, которые из него вытряхивали другие настоящие итальянцы.
Галина, уже прилично освоившая язык, прочла объявление в газете о работе и, имея опыт массажистки (пригодился уход за мамой), устроилась сиделкой в санаторий. Там-то она и познакомилась с одной уважаемой четой, тяжело больной пациенткой в коляске, Лией, и ее мужем Этторе Дернини, который нежно ухаживал за женой. Когда время лечения закончилось, Этторе предложил Галине работу: быть персональной сиделкой жены. Так Галина попала в Милан. У нее была своя комната, стол и стабильная, хоть и небольшая, зарплата. С этого момента Этторе переименовал Галину ( по-итальянски - *курица*) в Галинку, Галинку Ивановну.
Этторе уже было слегка за 70. Ну не дашь! Худощавый, подвижный, с яркими блестящими глазами и вьющимися седоватыми волосами, схваченными на затылке в пучок, он выглядел очень артистично; отлично знал, кроме итальянского, французский и немецкий языки, но не тщеславился этим; работал VIP - переводчиком, обслуживал разные делегации и много ездил по миру.
Когда жена заболела, первое время он по привычке брал ее с собой в поездки, возил в коляске, но когда Лия потеряла сознание жизни, он оставил эту затею ездить вдвоем,уволился, пытался продлить ее активную жизнь, возил по санаториям, нанимал массажистов, хотя и сам уже понимал, что это непоправимо. Два их сына давно выросли, жили отдельно со своими семьями.
Галинка прожила в семье Этторе уже более четырех лет, когда Лию поместили в госпиталь с комфортными условиями: отдельная комната, медсестры, хороший уход. Этторе приходил каждый день, кормил ее с ложечки свежими тертыми фруктами и прогуливал в коляске по парку. Уходя, он целовал и гладил ее руки, надеясь уловить хоть какой-нибудь знак узнавания. Но тщетно, хотя Галинка всегда утверждала, что Лия все понимает и у нее теплеют глаза.
Позже Галя устроилась не работу в отель, а иногда водила группы с русскоговорящими туристами, показывая им то готический собор Duomo, то улицу Монте-Наполеоне с множеством магазинов Армани, Валентино, Версаче и др. - то, что делает Милан Миланом.
Лоренцо, первый настоящий итальянец, развод Галинке не давал, но каждый раз обещая, требовал у нее за это денег. Только после пяти лет брака (ох уж эти католики!) разрешалось подавать прошение о разводе. Этторе заплатил ему 5000 Е *за скорость*, и Галинка стала свободной!
Она всегда восхищалась отношением Этторе к жене: что это – преданность, любовь, служение, благодарность за двух сыновей или что-то другое, присущее религиозным итальянцам или каким - то другим людям, не встреченным ею раньше. Она помнила своего отца, любившего хорошо, но тихо выпить, называвшего свою жену «Мать», словно забыл ее имя, хотя чтил ее дни рождения выпивкой, и однажды гордо подарил ей блестящую кастрюлю, а в другой раз, уже перед своей кончиной, принес ей в подарок домашние тапочки с пушистыми розовыми помпонами. Мать долго смотрела на них, а потом пошла и обрезала свои роскошные волосы.
Цены за госпиталь Лии выросли в разы, денежные запасы Этторе истощались и теперь уже Галинка выделяла часть своей зарплаты на содержание больной. Более 13 лет Лия провела в госпитале, пока не покинула этот мир.
После долгого времени ее болезни, когда осыпалась жизнь Этторе, ежедневно делясь на госпиталь и подготовку к нему, жизнь начинала понемногу приходить в норму.
Они позволили себе путешествия, то, к чему так привык Этторе: города, круизы, страны, *красивая жизнь,* как мы это называли.
Он показал Галинке Флоренцию, Венецию, Францию, Испанию, где он везде чувствовал себя не туристом, а истинным аборигеном; посещал, винные погреба Прованса с огромными бочками вина, дегустировал, объясняя тонкости вкуса.
В Испании, на энсьерро, перед корридой в Сан- Фермине, участвовал в бегах перед стадом бегущих молодых быков, неудачно упал, сломал ребро и изрек:
- Нельзя было вставать, пока бегут быки… Знал же!
В Италии он свозил Галинку в знаменитую школу тренеров в Коверчано, близ Флоренции. Они посетили музей итальянского футбола, экспозиция которого посвящена победе итальянских футболистов на чемпионате мира в далеком каком-то году… А про тренеров обяснял не только свое мнение:
- Их учат здесь два года: чаще принимать правильные решения, чем неправильные,..
Короче, они догоняли жизнь.
Галинка и Этторе встречали меня в аэропорту Милана. Я вырвалась на две недели познакомиться с Италией. Была ранняя весна, март, и весь город плавал в запахах цветущих цветов и кустарников. Красота! Галинка сидела со мной на заднем сидении авто и тут же начала:
- Ты видишь, как он гонит? Я никогда не сажусь впереди, боюсь. И не я одна. Когда он вышел на пенсию и нужно было много платить за содержание Лии, он устроился на подработку шофером скорой помощи. Врачи, выйдя на смену, сразу спрашивали:
- Ну, кто сегодня водитель? Надеемся, не Дернини? – А доехав до пациента, падали перед ним ниц и благодарили, что целы. Впрочем, это был такой маленький театр, где все с удовольствием играли свои роли.
Их квартира находилась рядом со стадионом Сан-Сиро, и Этторе, болельщик за команду *Ювентуса*, своеобразно присутствовал на игре. Балкон-терраса выходил в сторону стадиона, и хотя само поле не было видно, рев болельщиков сотрясал пространство и Этторе уверенно говорил: - «Нам забили», - или: - « Мы забили!», шел в комнату и уточнял по телевизору момент истины. Потом опять выходил, садился в кресло и слушал футбол, попивая пиво. Иногда игры *Ювентуса* он смотрел с арены стадиона, но редко. Ему больше нравилось угадывать игру.
Комнат в квартире было много, может быть пять. В одной, спальне, я заметила на потолке светящиеся звездочки, выложенные как небосвод: там и Медведицы, и Полярная звезда, и Кассиопея.
- О, как интересно! Прямо планетарий!
- Да, это Этторе сделал давно, для Лии. Она лежала в темноте и рассматривала светящееся звездное небо, - ответила Галинка, заметив мой восхищенный взгляд.
Готовил Этторе сам, и вкусно. Опять театр! Красивая красная скатерть, дамы сидят, сам в ярком высоком колпаке и в пестром фартуке, выносит из кухни тарелки и церемонно подает, с поклоном. Мою тарелку резко опустил, я вскрикнула, он тут же*поймал*, улыбнуся, показывая, что пошутил. Объяснялись мы с ним по - английски, а какие – то тонкости Галинка Ивановна переводила с итальянского.
Если ездить с Этторе – это на любителя ( обгоняя очередную машину, он показывал шоферу палец, что те тоже делали, если обгоняли. –« Хулиганят,- смеялась Галинка, - такой вот спорт!»), то прогулки с ним - большое удовольствие. Он знал прекрасно город, архитектуру, историю зданий, живущих и живших в них знаменитостей, рассказывал об этом страстно, сам увлекался и, возможно, слегка привирал, хотя я могла только предполагать. Он водил нас по живописным каналам района Навильи, спроектированному еще Леонардо да Винчи, блистал эрудицией в музее современного искусства Новенченто, и, конечно, не забыл ипподром, что рядом с домом.
- Вы ставите? – удивилась я.
- Раньше ставил. Теперь уже нет, - и добавил, гордо улыбнувшись: - но я знаком со всеми известными жокеями.
В доме Этторе целая коллекция земли в прозрачных колбочках с надписью из мест, где он побывал. Здесь и Америка, и Анды, и Египет, и Африка …
– Это мои воспоминания. Когда я вижу землю, я лучше ощущаю прошедшее время и события…
- Как удивительно! А ведь в земле точно тайна памяти…
Питер Этторе полюбил сразу.
- Наш город. Чувствуется, что итальянцы строили. Но у нас нет этого простора, этого величия, такой широкой реки, - восхищался он увиденным.
Первые дни он посещал музеи, любил прибиться к группе испанцев или итальянцев и добавлял комментарии к словам гида с интересными подробностями о картинах. Его впечатлил Дом Архитектора, Петродворец и все остальное, взял землю с Пискаревского Мемориала, заходил в маленькие кафе с русской кухней, где любил обедать. Понравилось. Потом заскучал и стал захаживать в итальянские ресторанчики, хвалил, тут же дружился с официантами, шел на кухню, давал советы поварам и становился их лучшим другом. В следующий приезд не забывал привести для них итальянские приправы и небольшие сувениры.
Когда Этторе исполнилось 90, они расписались с Галинкой , он настоял:
- Так надо. Так будет проще для Галинки, а дружбу не испортит...
В свой последний приезд в Питер Этторе узнал, что здесь есть отличная аэродинамическая труба. Тут же выразил желание полетать. Поехали. Инструктор провел беседу, с тревогой поглядывая на итальянского джентльмена. Галинка переводила. Этторе был в трубе один, но что-то не слишком поднялся в движении. Тут к нему присоединился инструктор, взял его за руку и они воспарили, кружась и раздуваясь комбинезонами. Галинка только успевала снимать меняющееся лицо Этторе.
Правда, на следующий день, в день отъезда, у него началось сильное расстройство желудка, но было ли это последствие полета или очередной русской кухни – трудно определить.
Каждый раз, звоня в Милан, я с любопытством и тревогой спрашивала:
- Ну как там наш экстримал?
- Нашел здесь, в Милане аэродинамическую трубу, пошел летать и давать советы, как это нужно делать.
- В России лучше! А в Милане еще и дорого - 75 Е!
- Ну что Рокки? – Это был второй вопрос, который я всегда задавала Галинке.
Рокки, стареющий говорящий скворец, жил в доме Этторе сколько себя помнит. Характер у него своеобразный: то молчалив, то говорлив, то болеет за футбол, то ворчит, и веришь, что сердит. Великий артист! Меня он провел сразу, когда я была в Милане.
В доме были сувенирные часы с кукушкой, Галинкин сувенир. Каждые пол-часа открывалась дверка и птичка 3 раза вещала:
- Ку-ку, ку-ку, ку-ку, - а затем уходила на покой.
Утром Галинка ушла на работу, дав наставления позвонить ей в 10. Я уснула и, казалось, прошло всего 5 минут, а кукушка уже зарядила свое:
- Ку-ку, ку-ку, ку-ку! – Что это: испортились часы или я все проспала?! Посмотрела на часы – Действительно, прошло 5 минут, а куковал Рокки, точно копируя кукушку. С ним можно было даже вести беседу.
- Рокки, какой счет?
- Тренто - зеро. - И по русски,- Ура-а-а!
Накануне дня рождения Этторе звоню, как всегда с тайным страхом.
- Как там Этторе?
- Этторе как всегда! Вчера прыгал с парашютом, отмечал свой день рождения. Дал обещание, что это последнее, что он с собой сделает.
Фото пришлю завтра по Скайпу. По-правде, я еле жива. Прыгал он с инструктором, давал советы, как лучше приземлиться…
- Цел? - Только и спросила я.
- Цел, цел! Но по - моему, уже что-то задумал. Рассматривает подводное снаряжение…
Звоню по Скайпу, подошел Этторе.
- Привет, Этторе, как живете, - напрягла я свой английский.
- Были в Иерусалиме, переписывались с Богом. Оставили ему почту в Стене Плача. И в Петру заскочили, присматривались к кладу Соломона.
- Не слишком ли вы активны? Берегите здоровье!
- С моим – то все в порядке. А вот с Галинкой все сложно.
- Она прекрасно выглядит!
- Да, она молодец! Перенесла уже четыре операции и химию. Это длится уже 12 лет.
- Да что Вы! Мы ничего не знали.
- Галинка просила не говорить, так что Вы меня не подводите.
- Так вот почему вы изо всех сил спешите все успеть! Жизнь – праздник…
- Никогда не поздно сделать что-то, что раньше казалось невозможным. Нужно только захотеть. А Вы пообещайте мне, что … а-а, вот и Галинка идет, - сменил он тему.
- Как там Рокки? – Бодренько спросила я.
- Научился считать года. Предсказывает, как кукушка. Пока кукует… Время еще есть. Хочешь поговорить? Сегодня он в голосе.
- Чао, Рокки. Коме ста? (как дела?)
- Бэнэ!
- Ну и семейка! – улыбнулась я и повесила трубку.