Кофе

Анатолий Пилаф
Сегодня я окончательно убедился: кофе разумен. А первое подозрение мелькнуло полгода  назад, в канун Рождества, когда к нам пришли друзья. Женская компания решила погадать. Чашку выпитого кофе - вверх донышком над блюдечком, все взгляды - на рисунок гущи. И о чём-то  в своем кругу щебечут. Это краем глаза: у нас в мужской компании свой фокус внимания.
Внезапно щебет превратился в кудахтанье: мы на них,  что не так?
- Рисунок… рисунок одинаковый! – отвечает Мария, молитвенно воздев длинные изящные руки к потолку.
- Какой рисунок?
- Кофейная гуща, - плаксивым голоском, всхлипывая, пояснила Вика, и придвигает к нашему углу три блюдечка с остатками кофе.
- Ну и что же тут такого страшного, чтобы так переживать?
- От тупые. Рисунок гущи везде о-ди-на-ков! – чётко продекламировала деловая  Ольга.
- Ну бывает, - чуть ли не хором разочарованно промычали мы… потом  позвонил  сосед,  долго говорили с ним, не закрывая двери – так, обо всем и ни о чем одновременно. А потом и Рождество подошло: началось застолье,  шутливая перебранка  между теми, кто о вечном, молитвенном, и теми, кто позубоскалить.
Но  Рождественское гадание прочно осело в сознании, и всякий раз, когда приходило время сварить кофе, всплывало из глубин памяти. И этот якорь так прочно зацепился за дальние извилины души, что начало казаться, будто кофе следит за мной, и как только я отвернусь – сбегает.
Чтобы успокоить психику, ворчу под нос:
- Ты, батенька, стал чрезмерно впечатлителен. И ничего в этом нет необычного… подумаешь, кофе сбежало… пардон, сбежал.  Просто вспоминаешь об этих гаданиях лишь когда происходит негативное событие:  все негативное – запоминается, а обычное - проскальзывают мимо  сознания.
Ворчу, а сам держусь левой рукой  за ручку кофеварки, правой – за выключатель конфорки плиты. Уж сейчас-то точно ты меня не обманешь! Но кофе преспокойно колышется в глубине турки – и не думает закипать, будто и нет никакого жара снизу.
- Нет… не обманешь! – снова ворчу я, не отводя глаз от плиты.
И в этот момент заиграл полонез Огинского - мелодия смартфона, входящий вызов. Догадываюсь: это Виталий, но глаз от турки не отвожу. Мы с Виталием договорились на рыбалку, и он, видимо, ждет сейчас внизу на машине. Впереди два дня отдыха: сосновая роща на берегу поросшего камышом озерца, рыбалка, тишина и… комары. Нужно захватить мазь. Рука тянется к смартфону… а куда я мазь?  Смартфон продолжает играть полонез… вот он в руке, подношу его поближе к плите, чтобы не выпускать из вида турку.
- Привет!
- Привет…
- Может, за пивом  съездить? Магазин открыт? Сколько сейчас времени?
Поднимаю глаза вверх - к часам… и в этот момент : «Пшшш…».
Убежал, стервец! Но я спокоен:  снимаю облепленную кофейной гущей турку с конфорки, наливаю в кружку, другой рукой держу смартфон у уха.
- Нет, не нужно… сейчас спущусь.
Перевожу взгляд на плиту. Фу… нагадил!   Присматриваюсь: на глянце поверхности плиты обозначился рисунок… рисунок фиги. Но я не теряю самообладания... бывает: это случайность - случайный рисунок, случайный контур.
Наспех выпиваю кофе, накрываю мокрой тряпицей пригоревшую гущу, надеваю с вечера приготовленный рюкзак, выхожу из квартиры…
В воскресенье вечером возвращаюсь: искусанный комарами,  но полный умиротворения - весь, от макушки до мизинца.  Мысли колышутся медленно и рассудительно, как у мамонта. Дома никого - домочадцы в деревне у бабушки.
Поднимаю тряпицу с плиты: фига не исчезла, а лишь чётче обозначила контуры. Но я в нирване: подумаешь, напиток утек… принимаюсь за уборку. Полчаса усилий – плита блестит!
Ложусь спать без кофе. Увещеваю себя,  что кофе на ночь вредно. Но паникёрский голосок из глубин души ехидничает: раньше ты всегда чашечку кофе на посошок перед сном… испугался!
Ворочаюсь… ночью снится кошмар: кофе набухает, набухает, набухает – огромной чёрной шапкой,  до потолка. Я кричу: «Беги! Беги! Беги!». А он ни в какую: пыжится и пыжится.
Утро встречает пронзительными лучами солнца. Босиком - на кухню:    по отполированному глянцу плиты скачут солнечные зайчики. Взгляд на часы - проспал… бегу на работу без завтрака…
Два дня питаюсь в общепите. Плита блестит. Вечером звонок. Открываю: Виталий, собственной персоной. Взъерошенный.
- Привет.
- Привет, проходи… пиво - в холодильнике, коньяк – в серванте.
- Да нет, знаешь… завари ты мне кофе, плииз…
Я подозрительно смотрю на него: обычно он выбирал пиво.
- Ну, кофе так кофе, - отвечаю.
А сам спокоен, как Титаник. Включаю телевизор, усаживаю Виталия в кресло, протягиваю ему пульт.
- Держи… есть у меня один рецепт заварки… старинный: требует деликатности и внимания. Иду на кухню.
Выполняю упражнение Йоги - на дыхание: спокойствие и умиротворение растекаются по членикам тела. Начинаю понимать, что сейчас я не просто Титаник: я – Титаник, обросший льдом, и никакие айсберги мне  сейчас  не страшны.
Отключаю смартфон, закрываю форточку, подпираю стулом дверь комнаты , где Виталий. Застываю на мгновение у плиты, подняв руки как хирург перед операцией. Кофе – в турку… кипяток – туда же, левая рука сжимает ее ручку. Слежу за дыханием, взгляд контролирую,   не отвожу от отверстия турки: на этот раз не обманешь – всё предусмотрел!
Считаю про себя.
- И- раз, и-два, и-три…
Плита уже раскалилась до красна.
- Сорок один, сорок два…
Кофе  пыжится.
- Девяносто пять, девяносто шесть…
Чувствую: ему невмоготу, но делает вид, гадёныш, что он – айсберг для Титаника: попробуй, разогрей айсберг.
- Сто один, сто два…
Вздрагиваю: гулко  бьют старинные часы – наследие деда. Однако  помню:  я – Титаник…
- Сто десять, сто одиннадцать…
А сзади тихий голосок:
- И что же тут происходит?
Вздрагиваю от такого поворота событий, но контроля не теряю. Не поворачиваясь отвечаю.
- Исподтишка – это подло: напугала!
- Специально! Чтобы следы преступления не уничтожил. Однако, ответь на вопрос: что случились?
- В каком смысле? Что значит «случилось»?
- Меня не было неделю, а кухня блистает чистотой! У тебя кто-то был?
- Кроме Виталика - никого, - начинаю оправдываться, и, повернувшись вполоборота, картинно крещусь.
- Вот те крест!
И в этот момент сзади раздается  торжествующее    «Пшшш!».
 - Черт!
Хватаю турку: от резкого толчка остатки кофе растекаются в ехидной ухмылке по раскаленной поверхности плиты, продолжая шипеть: «Пшшш!».
Сердце   бешено колотится в бессильной ярости: нирвана взорвана, Титаник идет ко дну!