- Я устал, я ухожу, - сказал король, снял корону и поставил на подлокотник трона, -Конечно, сделаю всё честь по чести, официально отрекусь и все такое...
- Обалдеть, - выдохнула королева, - но почему сейчас-то? С севера дракон покоя не дает, с юга оборотни к стенам подступают. Да, в конце концов, сыну твоему старшему всего пять, кто править будет?
-Тебя регентом назначу, хотела же властвовать.
-А сам?
- Уйду жить в лес, записки охотника писать, - король мечтательно откинулся на спинку.
- От проблем сбегаешь? – подбоченилась королева, - ведьмы лютуют по деревням, слухи ходят, некромант из соседнего государства армию мертвецов собирает на войну. Не с нами ли?
- Да какие ж это проблемы, - махнул рукой король, пребывая в грезах, - ты у меня умничка, что-нибудь придумаешь. Важней всего погода в доме, а у нас ведь всё хорошо.
В зал вбежала принцесса:
- Папа, мама, я замуж выхожу! И не отговаривайте, я всё решила, мой Емельян лучше любого принца! Он мне такой свадебный подарок сделал!"
- Все в лес... - буркнул король.
Королева поворчала, конечно, но так – больше для порядку, чтобы его Величество совсем-то ужо от рук не отбивался. Но за ворчанием собрала мужу котомку со съестным дабы, паче чаяния, в дороге не проголодался, да желудок свой поберег - в тавернах придорожных не обедал, гастрита не вспоминал. Проверила лук и стрелы. Вставила втык королевскому кузнецу, за то что и то и другое пребывали в полнейшем небрежении. Седой мастер заметил было, что государю-надеже, мол, меч да копье пристойны, на что королева пообещала кузнецу отправить его вместе с государем на лесное житье.
- Али запамятовал то лето, Викула? – пряча улыбку, уперла руки в боки королева.
Мастер охнул, перекрестился:
- Помню, матушка, помню! Как не помнить! Ить тот ведмедь проклятущий по сей день, как встренемся, лапой машет – опохмелиться зовет!
- То-то же! – смилостивилась государыня: - Чтоб к утру все как новое было!
- Все сделаю, матушка! Все сделаю! – Кузнец выпятился из светлицы…
Королева достала из чулана пищаль стрелецкую сдула с нее пыль, да и положила обратно: нечего белок да лис шумом да гарью пороховой пугать. Все одно из такой дурищи куда целишься только случайно попасть можно. Как год тому назад, муж, наслушавшись сказок барона заезжего, возжелал себе оленя с вишневым деревом вместо рогов. С той поры вишня в государстве, где только не растет: на соснах, елях, березах, дубах. И уж если вишня со вкусом березового сока это куда ни шло, то со вкусом и ароматом смолы – вещь совсем непотребная. Хотя на Парыжском конкурсе садоводов и огородников мужу за нее заочно диплом дали, навеки вечные в академики записали да грант на дальнейшие исследования выписали.
Еще раз проверила собранное и краем рукава промокнула слезу выступившую в уголках глаз: как он там без присмотра-то и руки женской перебьется?!
Но взяла себя в руки: негоже государыне попусту слезы лить. Надумал муж в лес уехать – знать то дело государственной важности и нужности. Глянула на часы и ахнула: чады-то не кормлены! Кинулась в столовые покои. А там уж – семеро по лавкам сидят, глаза голодные, лики страдающие, ложки в руках, миски пустые на столах. Повязалась передником, кликнула нянек-поваров да спроворила, хоть и не пир на весь мир, но дружному семейству хорошо покушать. Всего-то семь годков опосля того обед этот бояны да сказители местные, трубадуры да миннезингеры заморские воспевали
За обедом царевишна опять затараторила о своем:
- На свадьбу надо будет платье белое, пышное!
Государыня, подцепив на ложку яблока тертого, сунула его в двухзубый рот младшему царевичу, грозно взглянула на старшего, манную кашу тайком коту скармливающего, и посмотрела на дочь:
- А как же то, черное, штопанное? Из монашеских ряс шитое? Зря что ли отец с дружиной монастыри воевал – у монахов рясы отбирал?
- Какое черное? – удивилась царевна.
- А то черное, в котором за Елисея замуж собиралась в прошлом месяце.
- Какого Елисея? – царевна слегка запунцовела.
- А того Елисея, у которого волосы крашеные. Челка ниже подбородка, да, пирсинг, прости господи, везде, где увидела. И уши как у африканского посла – трубами растянуты так, что на плечах лежат.
- Ну, мама! – надула губы дочка: - Я замуж хочу! В соседних королевствах царевны давно уж замуж повыходили! Вон хвастаются картинами самописными: кто на Багамах, кто в ЛондОне, кто в Гималаях медовый месяц провел.
- У шведского короля Эрика дочь еще не замужем, - подал голос надежа-государь, отставив чашку с аглицким кофем. Царица про себя ахнула: кофей забыла в котомку покласть! Кликнула няньку, и на ухо шепнула ей, что нужно сделать. Нянька понятливо кивнула и унеслась исполнять волю государыни
- Пф! – меж тем фыркнула царевна: - Эта дылда так в старых девах и останется! И все почему? А потому, что отец ей платье новое, от Стринго Панталоне не купил. У всех царевен эта коллекция уже есть, а у нее – нет. И у меня, – голос царевны дрогнул, губы скривились, из глаз брызнул слезы горькие, горючие: - у меня тоже не-е-е-ту-у-у!
- Все. – с чувством выдохнул король, поставив недопитую чашку: - Срочно в лес!
Проводив его Величество, королева всплакнула, но быстро утерла слезы – некогда горевать. Дел невпроворот: постирать, уборку сделать, уроки у недорослей проверить, с дочерью дизайн свадебного платья обсудить. Ближе к вечеру, когда часы пробили двенадцать раз, села королева у окна с вышиванием да задумалась. Но думы не шли, как и полотно батальное где любушка-государь изображен был на коне лихом с кудрями по-казацки выглядывавшими из-под императорской короны на левый бок сдвинутой. Окромя этого на картине еще ничего не было. Да и не хотелось ничего другого вышивать. Ну, их – вразей этих! И так картина хороша получилась. Королева погладила вышитые мужнины кудри, да и пошла почивать.
А на утро приказала собрать поезд царский, малый.
- Куда хоть, матушка, собралась-то?! – закудахтали няньки да слуги, да так и попадали все без чувств, когда государыня, выйдя на крыльцо, твердо и тихо сказала:
- На север. Дракона замирять.
Один только Кащей, располневший на спокойной государевой службе в казначейской палате, что-то тихо считал в уголке, украдкой слезынки горючие краешком рукава вышитого утирая.
- Что задумался, Кащеюшка? – ласково спросила королева.
- Дык, матушка, помилуй! Это ж сколько золота на такую-то эхседицию понадобится!
- Сколько? – королева оттерла кощеевы слезы
- А посчитай сто золотых! – Кащей схватился за сердце: - А еще жалованье конюхам, пошлины, налоги. А корм коням. А накладные расходы…не-не-непред-ви-денные!
Кащей побледнел еще сильнее и без сил опустился на пол.
- Ну-ну, Кащеюшка, - королева присела рядом с ним: - Какой корм коням – лето ведь через два дня. На любой луг коняшек выпусти вот и сыты.
- А ежели огород чей потравят?
- Так с конюхов за недогляд вычтем. – нашлась государыня
- А пошлины, подорожные, суточные? – не сдавался Кащей.
- Вот зануда, - тихо молвила государыня
- Что? – вскинулся Кащей
- Заумный ты Кащеюшка, - нашлась королева: - то есть умный настолько, что ЗА твоим умом никто не угонится.
- Это да,- гордо подбоченился Кащей: - Это я.
- Так вот и придумай, как растрат не допустить, - улыбнулась государыня матушка. Похлопала враз поскучневшего Кащея по плечу, да и погрузилась со слугами в поезд. Младших-то дома оставила мамкам-нянькам на попечение, а вот старшая следом увязалась. Уперлась: «Поеду и всё!» Не стала спорить королева: экзамены сданы, каникулы уже. Пусть проветрится, заодно науки государственной наберется да страну, в которой живет, посмотрит
Быстро сказка сказывается да не скоро дело делается – семь дней и еще один ехал королевский поезд до северных уездов драконом огнедышащим угнетаемых.
Но едва дошли они до дракона, то увидели, как несется на него во весь опор рыцарь в глухой броне с копьем на перевес. Встала на его пути королева подхватила боевого коня под уздцы, да и остановила на полном скаку. Рыцарь, понятное дело, с коня долой слетел, по дороге все кусты поломал, лесок небольшой, пролетая низенько, выкорчевал. Да два холма высоких с землей сравнял. Хорошую дорогу проложил, прямую, одну из двух таких в королевстве, государству уйму денег сэкономил. Дорогу ту потом рыцарским трактом назвали. Правда, название позже до «царский» сократили.
Едва придя в себя, рыцарь галантно поклонился, скрипя помятым доспехом:
- Миледи!
- Вот за что люблю иностранцев так это за их уважением к дамам, - королева поправила прическу и величаво наклонила голову:
- Приветствую вас храбрый рыцарь! Позвольте узнать цель Вашего прибытия.
- Я несся на схватку с драконом, дабы достойно покарать того, кто причинил столько бед людям.
- Покарать как? – уточнила королева.
- Голову отрубить!
- Вот все бы вам мужчинам головы рубить да копьями пронзать! - в сердцах молвила королева. Рыцарь смущенно опустил голову:
- Так традиция такая! Есть дракон, значит, ему голову отрубить надо!
- Всякая тварь живая зачем-то создана и зачем-то живет. Про хрупкое равновесие экосистемы слышал?
От слов королевы рыцарь впал в глубокую задумчивость. В которой и просидел тридцать лет и три года, не вкушая ни еды, ни питья. А выйдя из транса медитативного, стряхнул с себя проржавевшие доспехи, записал открывшееся ему и назвал книгу «Путь просветления». И проповедовал учение ахимсы.
А королева со свитой и поездом, оставив рыцаря, приблизилась к дракону.
- Ар-р-р! – взрыкнул дракон и дыхнул пламенем. Лес пожог, поля потравил: - Кто пришел, меня потревожил?!
- Кто-кто?? – буркнула королева: - Конь в пальте.
- В пальто вообще-то – поправил ее дракон.
- Да? Ну, пусть будет в пальто – не стала спорить государыня: - Мы, как видишь с дороги. Устамшие, голодные. Не позволишь ли отрапезовать? Да и сам к нам присоединяйся.
- А можно? – застеснялся дракон, сложив передние лапы и перебирая когтями.
- Отчего ж нельзя?! – удивилась королева: - Можно конечно!
Спроворив на скорую руку пообедать, королева уселась с челядью за походный стол. Дракону отдельно испекли трех быков, двенадцать баранов, пятьдесят подсвинков и курей дюжин десять. Дракон облизнулся и взялся за первого быка.
- А руки…то есть лапы мыл? – строго поинтересовалась королева.
- Э, - дракон развел когтистыми лапами и нащечные пластины его слегка потемнели, когда он честно признался: - Не мыл.
Королева хлопнула в ладоши. Набежали слуги с ушатами да прочая челядь с мылом да полотенцами. Два озера окрестных вычерпали, по озеру на лапу, три воза мыла измылили да полотна не по сто ли аршин на каждую лапу измотали.
Наконец сели за стол. С быками дракон сам справился, баранов и свиней кое-как покидал, а вот курей пришлось в драконью пасть слугам заносить. Страху люди натерпелись – жуть! Виданное ли дело своей волей в драконье чрево заходить!
Повелев убирать со стола, отвела королева дракона в сторону:
- Я смотрю ты вроде умный ящер. Воспитанный даже.
Дракон снова потемнел щеками – знать покраснел от похвалы и глаза потупил:
- Так чего безобразишь, леса-поля выжигаешь? Разор простому люду чинишь?
- Не виноватый я! – дракон лапами за голову хватился.
- А кто виноват? – удивилась королева
- Ижзога у меня! – пожаловался дракон: - Как мясного поем да жареного – жуть как горит в груди! И рад бы не дышать пламенем да не могу.
- Сейчас же говоришь!
- Так минут через пять начнется, - ответил дракон: - Тогда уж и говорить не смогу. Я поначалу-то к людям за помощью ходил. Но пока дойду, пока найду кого-нибудь – уже поздно – только пламя и получается. Ясно, что озлились люди, рыцарей нанимать стали, охотников всяких. Я думал - вы из них будете.
- А ну позвать моего лекаря! – распорядилась государыня. И когда тот явился, спросила:
- Ясна ли тебе беда драконова, о многомудрый?
- Ясна, матушка! – закивал тот: - Куда ж яснее-то.
- Помочь сможешь? – выдохнул дракон и не сдержал огненной отрыжки. Благо в сторону отвернуться успел. Зажал морду лапами и с мольбой взглянул на доктора.
- Сможет, - кинула королева стоически оглядывая догорающие останки королевского поезда, да слуг поездных драконьим дымом подкопченных и со вздыбленным волосами вокруг пожарища стоящих. И веско добавила: - Сможет.
А царевна, залипшая в своем яблочном блюдце, даже внимания не обратила.
Лекарь меж тем покопался в своих книгах и изрек:
- Сода тут нужна матушка – и покосился на дракона: - Много соды.
Собрала королева всех жителей местных и повелела всю соду, какая есть, принести. Заворчали хозяйки домовитые:
- А мы что в тесто добавлять будем? Пироги ить не пышные и не воложные будут! Какие мы хозяйки-умелицы после того окажемся.
- А ну тихо! – усмирила на корню зарождающийся бабий бунт королева: - Животина разумная страдает, а вы про пироги балаболите!
Устыдились домохозяйки, всю соду, какую нашли, принесли. Только мало оказалось ее, дракону на один зуб положить, даже на язык не попало. Повелела привести геологов королевских, что недра земные на сто локтей взглядом пронзать могут.
Повелела им королева минерал ценный найти, из которого соду можно сделать. Три дня и три ночи без отдыха и сна искали геологи. Пока один из них, самый глазастый, не разглядел-таки залежь минерала искомого. Кликнула королева землекопов, и выкопали они карьер да кучу минерала «на-гора» выдали. Пока карьер рыли да минерал добывали, по повелению королевы мануфактуру химическую построили, чтобы из минерала соду получить. Рабочих из местных охочих набрали, делу химическому обучили и те, как только землекопы минерал весь выкопали, тут же в соду его переработали.
Дракон все это время терпеливо ждал, лишь изредка в небо дыша пламенем, когда уж совсем тяжко было. Как только сода была готова, погрузили ее на возы, да по приказу королевы на волах непугливых в драконье чрево завезли. Возчиками те слуги были, что курей к дракону в пасть носили потому, как они уже привычные к дыханию драконову да внутреннему его интерьеру были. Дождался дракон, пока соду в желудке его лопатами выгрузят да разровняют, выпустил возчиков с возами пустыми, да и сел закрыв глаза к нутру своему прислушиваясь. Да и улыбнулся благостно:
- Прошло государыня-матушка! Не горит более.
- Ну и славно, - обрадовалась королева.
- Ваше Величество? – осторожно кашлянул лекарь.
- Говори, - кивнула государыня.
- Сода – временное средство. – лекарь поправил очки на носу: - Пациенту нужен медицинский контроль и соблюдение диеты специальной.
- Где ж я все это возьму?! – воскликнул дракон: - В горах ведь ни докторов, ни лечебниц нет. Одни бараны да рыцари в доспехах.
- Консервы строжайше противопоказаны – лекарь поднял вверх указательный палец.
- Ну, вот! Видите? – расстроился дракон: - Что мне теперь всю жизнь мучиться?!
- На переезд согласен? – в лоб спросила королева, молчавшая до сих пор, обдумывая одну идею.
- На переезд? Куда? – опешил дракон.
- В северную Столицу, - ответила королева: - Муж там филиал богатырской Академии открывает. Ему тренер для богатырской команды нужен. Опять же и тебе там диету лечебную соблюсть проще будет. И лекари там не чета местным коновалам. Про Айболита слышал?
- Нет, - честно покаялся дракон.
- Значит услышишь. Много по белу свету странствовал, науку врачебную изучая, опыта набираясь. Сейчас «Записки сельского врача» заканчивает.
- Ага, - кивнул дракон и тут же озадачился: - Но у вас же Горыныч тренер.
- Ему и в Федеральной Академии работы на все три головы хватает. – отмахнулась королева.
- Боюсь не потяну, - засомневался дракон.
- Потянешь. У Горыныча постажируешься. Он тебя поднатаскает, опытом поделится, книжек умных надает.
- Горыныч?! Сам?! Сам Горыныч?! – радостно застучал хвостом дракон, но снова усомнился: - Боязно. Вдруг решит, что я не подхожу? У него-то три головы, а у меня - вот – одна всего.
- Что ж ты боязливый-то такой?! – воскликнула королева: - Не бойся. Поговорю я с ним. Да и тебя научу с ним общий язык найти. Он льстецов не любит, заруби себе на носу.
Дракон, сведя глаза к переносице, послушно прокарябал когтем широкую носовую пластину.
Королева, глядя на это, усомнилась в своем выборе, но все же решила дать новичку шанс. Кликнула королевского писаря и велела выписать дракону подорожную. Сунула ему в когти:
- Полетишь отсюда прямо на юг. Тебе день–два лету будет. Увидишь внизу город большой вот с таким гербом на знаменах – это Столица и будет. Только сразу в кремль не ломись. Перед воротами опустись, постучи вежливо да бумагу эту покажи. Тебя к Горынычу и проведут.
- Бо…- завел, было, дракон старую песню, но под взглядом королевы осекся, закивал: - Опустить. Постучать. Показать.
Грузно взмахивая крыльями, поднялся и улетел на юг.
- Куда далее государыня-матушка? – поинтересовался конюший.
- На восток. К ведьмам.
И поезд королевский, заново собранный, скрылся в диких и непролазных восточных лесах.
Вот так мудрость и милосердие королевы дали государству нового святого хоть и странностями, прямейший торговый тракт, тренера для богатырской команды. Ну, и экономику региона крупнейшей химической мануфактурой подняли.
Долго ли коротко ли в пути была государыня мне то неведомо. Несколько городов основала и в честь мужа Александровсками нарекла, много рек новых и горных стран на карты нанесла, полезных ископаемых нашла да наследие страны пополнила записками о культуре и быте народов государство ее населяющих. Всю дорогу про ведьм спрашивала, да только никто о них и слыхом не слыхивал, только руками дальше на восток махали, мол, там ищите. Так и добрался королевский поезд чуть не до самого края земли. Набрели они на местность странную. В деревнях дома заброшены и пусты стоят. Ни людей, ни скотины какой домашней.
Сколь не искали – ни в одной деревне ни одной живой души не нашли. Только в самой захудалой, в погребе нашли мужичонку, малиновое варенье из банки ложкой евшего.
- Где весь люд-то честной? – спросила его королева.
- А в лесах попрятался, - ответил мужичок затравленно оглядываясь, будто опасности ожидая отовсюду.
- Что так?
- А вчера ведьмы листовки разбросали, в которых было сказано, что сегодня с семи утра будет проходить ежегодный митинг свободных ведьм.
- И всего-то?! А где все-то?
- Так в лесу же! – мужичок пожал плечами: - Прячутся.
- А ты чего не убежал?
- А мне, - крестьянин гордо выпятил тощую костистую грудь: - Не страшно!
- То-то в подвал залез, - хитро улыбнулась королева.
- А проголодался, - нашелся мужичок: - Да и прохладно там опять жа.
- А где митинг-то проходит? – спросила королева.
Крестьянин прислушался. Долго слушал. Так, что и все остальные невольно завертели головами, зашевелили ушами. Услышали вскоре отдаленный гул, будто рой пчел летел.
- Ведьмы летят, - пискнул мужичок, побелел, да и рухнул без чувств. Повелела королева его в доху собачью завернуть да в погреб обратно положить.
С визгом и воем, пригибая к земле лес вековой, срывая солому с крыш деревенских, пронеслись над селом ведьмы. Много их было, аж небо почернело да в ушах зазвенело от визга истошного. Даже царевна в наушниках какого-то трубадура заморского слушавшая поморщилась. Пролетели ведьмы, да и скрылись за зубчатым краем леса.
- Видел кто-нибудь куда улетели? – спросила королева. И все слуги показали куда и, как водится, все показали в разные стороны.
- Ясно, - вздохнула королева: - За мной все.
К вечеру вышли на вершину огромной горы. Ни травинки на ней, ни былинки – ни дать не взять лысина поповская!
- Запишите – велела королева свои картографам: - Гору сию Лысой назвать повелеваю.
Заскрипели картографы перьями в дрожащих руках. А трястись им было от чего. Всю вершину горы обступили ведьмы. Старые, косматые, с носами до нижней губы загнувшимися. Со ступами, с метлами, в грязном тряпье рваном да штопаном. Ведьмы кричали хором, махали руками и метлами, отчего по вершине горы гулял сущий ураган уносивший прочь тех, что конституцией хрупкой отличались. Ведьмы МИТИНГОВАЛИ.
- А здравы будьте, бабоньки! – поприветствовала королева, протолкавшись в первые ряды митингующих ведьм: - Чего бузим?
Ведьмы опешили, притихли, а потом запереговаривались шепотом да затолкались локтями. Так и вытолкали вперед самую старую ведьму.
- Смилуйся госудрыня-матушка! – теребя концы от веку нечесаных косм, запричитала ведьма: - Весна ведь почитай кончилась, а мы все – немужатые. Тяжело ведь женшине без мужика. И по хозяйству и ваабче. Знаешь, поди, сама.
- Ой, знаю бабоньки, знаю, - вздохнула королева: – Ну, ничего! Подмогнем и вашему горю. – и кликнула: - Эй, серый волк!
Встал перед ней серый волк. Глаза с блюдце. Клыки с ножку от табуретки. И молвил человеческим голосом
- Слушаю, государыня!
- А поскачи-ка ты по белу свету да собери-ка мужиков, что до странной женской красоты любители.
- Насколько странной? – уточнил наученный горьким опытом волк.
- А вот – королева повела руками вокруг.
- Ох ты ж! – зажмурился серый: - Я ж все лапы сотру!
Но с заданием справился: через три дня и три часа ведьмы со счастливым визгом и хохотом растаскивали из выстроившейся в чистом поле шеренги потенциальных мужей. Иные пытались и двоих прихватить, но королева грозила им пальцем:
- Чтоб без блуда у меня! Вы ить не амазонки африканские гаремы-то себе разводить!
И даже самые жадные смущались и ставили второго мужика обратно, и тихонько убирались восвояси.
- Ваше Величество! – окликнули королеву. Обернулась она и увидела ведьму молодую да красивую, востроглазую да черноволосую. С ямочками на щеках от улыбок частых.
- Ваше Величество, - молвила ведьма: - Мне бы не мужа, а кота можно?
- Как это? –опешила королева.
- Да муж у меня есть – счастливо затараторила ведьма: - Умница, красавец и на все руки мастер! Книгу мою волшебную в коей тысячи книг помещаются, когда сломалась, сам разобрал и собрал!
- Починил хоть?
- Ну, почти, - смутилась ведьма, но просияла лицом: - Это не важно! Главное работает книга! Мне кота бы!
- Так кота же проще завести чем мужа, -удивилась королева.
- Проще да не мне, - вздохнула ведьма и глаза долу опустила: - Я не такая как все. Я добрая ведьма.
- А остальные злые что ли? – нахмурилась государыня.
- Неет! Не злые! – замахала руками ведьма: - Просто они и помочь могут и проклясть. А я, как ни стараюсь, проклянуть не могу.
И опустила голову, передник в руках теребя.
«Эвона как бывает!» - подумала королева, а вслух сказала: - Что-то не слышу я в твоих словах разочарования особого.
Вздохнула добрая ведьма и подняла голову, улыбаясь:
- Ничего-то от Вас, государыня, не скроешь. Не хочу я никого проклинать. Зачем? Ведь если зло человек совершил – так тем сам себя и наказал.
- Мудры слова твои не по годам, - молвила королева: - Что ж с котами-то у тебя не заладилось?
- Так коты черные, ведьмовские, негативной энергией как бы питаются – объяснила ведьма: - А у меня где ж ей взяться?! Вот и не задерживаются котики у меня. Поработают месяц и увольняются. А мне ведь, как ведьме, без кота ну ни как!
- Знаю я как горю твоему помочь, - молвила королева и кликнула серого волка. Шепнула ему на ухо что-то от чего серый лег и голову лапами закрыл, запричитал-заплакал:
- Пощади государыня матушка. Ить он меня как когтеточку использует.
- Это поему же? – удивилась королева.
- Он же КОТ! – сказал волк со значением.
- Он ученый кот, - поправила государыня: - Прекращай истерику. Вот, покажешь ему эту бумагу. Он прочитает, все поймет. Шкура твоя не пострадает.
Поверил королеве волк, взял грамоту королевскую да унесся наказ выполнять. Скоро обернулся, за полдня. Шел ходко, но бережно. Ибо нес в зубах, как кошки котят носят, ценность великую - Кота Ученого.
Кот, мешком вися в пасти волчьей, всем видом недовольство показывал да вид пристойный сохранять пытался. Поставил его волк бережно, да и отпрыгнул подальше, дабы Кота в искушение не вводить. Кот для виду пофыркал еще, лапами потряс, но когда государыня ему коробку сливок протянула да за ушком незаметно почесала, оттаял, смилостивился.
- Ну что, Васильевич, - обратилась государыня к коту: - Как там Лукоморье поживает?
- Да хорошо живет, - кот слизнул с усов остатки сливок: - Под твоим приглядом за заботой материнской процветает.
- А племянник твой все ли сказки знает? Все ли песни выучил?
- Месяц назад экстерном экзамен на «отлично» сдал, - гордо похвастался кот.
- Молодец какой! – похвалила королева: - А хвост у русалки съесть больше не пытается?
-Нет, - махнул кот лапой: - Как в Индию за тамошними сказками съездил, так вегетарианством увлекся.
- И то ладно, - кивнул государыня: - Помнится мне, ты Васильевич хотел службу свою оставить да полностью себя делу писательскому да научно-просветительскому посвятить.
- Да. Писал прошение даже на Ваше Высочайшее Имя.
- Читала-читала. Как думаешь: племянник заместо тебя в Лукоморье справится?
- Справится, конечно! Даже лучше меня.
- Ну что ж. Быть по сему! Даю тебе другую службу. Тут одной ведьме, - королева подмигнула доброй ведьме, не смевшей от предвкушения счастья и дух перевести: - Доброй ведьме кот нужен.
- Добрая ведьма? – кот даже очки в тонкой оправе на носу поправил: - очень занимательный и достойный изучения феномен.
- Кот мне для статуса положен,- не выдержав, затараторила добрая ведьма.
- Никаких «для статуса»! – отрезал ученый кот, поднимая вверх когтистый палец: - Я намерен полностью и со всем усердием выполнять обязанности на ведьминого кота возлагаемые. Кроме того я вижу в сложившейся ситуации возможность ниспровергнуть мракобеснический «Маэлус Малефикарум», с точки зрения научного материализма доказав его полную несостоятельность!
- Очень ученый, да? – добрая ведьма округлившимся глазами посмотрела на королеву.
- Самый ученый из всех. – подтвердила та: - Ну, что - берешь к себе на работу моего кота
- Беру! - закивала ведьма, сияющими глазами глядя на кота. Ученый кот взглянул на нее, спрятал улыбку в пышные усы и, притворно вздохнув, сказал:
- Можно.
Пискнула ведьма счастливо, схватила кота, прижила к себе и тискала всю дорогу до своего дома.
К вечеру ни одной ведьмы без мужа не осталось, а вот желающих в ведьмины мужья вроде и не убавилось даже.
- На следующий год приходите, - сказала сиротливо озирающимся мужчинам королева: - Может, кому ведьмина жизнь не по нутру окажется. Али ведьм прибавится. Прошу не разбредаться – сейчас вас доставят обратно.
- Что? – враз севшим голосом спросил серый волк.
- Надо серенький, надо. Не бросать же людей. Местных-то поди и не осталось. А заморские ведь и потеряться могут. Заблудятся в лесу, в болотах поувязают – такой гомон поднимут, что и не продохнуть будет. Развези гостей заморских, а мы тебе косточку мозговую дадим. Сладкую.
- Большую? – мечтательно зажмурился волк.
- Страусиную, - пообещала королева.
Выскочил волк на середину поля, да и заговорил языками иноземными:
- Messieurs les candidats, condamn;s en Angleterre, nous demandons d'aller au gris de la pierre. Votre d;part apr;s 15 minutes. Veuillez ne pas se disperser.
- Gentlemen of applicants who are leaving for England, please gather at the gray stone. Your departure is in 20 minutes. Please do not disperse.
- Die Herren der Bewerber, die nach England Reisen, bitten wir Sie, sich am grauen Stein zu versammeln. Ihr Abflug ist in 25 Minuten. Bitte nicht verstreuen.
- I signori candidati che servono in Inghilterra, si prega di assemblare grigio pietra. La partenza di 30 minuti. Siete pregati di non allontanarci.
И еще тоже самое еще на ста восьми языках всего мира.
Устал, забегался, язык, что лопата из пасти свешивался, но до вечерней зори всех гостей иноземных по домам развез. Наказ королевы выполнил. За что и был вознагражден костью бедренной, страусиной. Только так устал за день, так убегался, что изгрызть ее не смог, зарыл под дубом вековым.
Вот так вот сердце королевы чуткое, солидарность женская, да умение нужды женщин в современном мире услышать не только от ведьмовской напасти страну спасли, но и демографическую обстановку на много-о-о лет вперед исправили
А королева меж тем приказала поезд собирать в дорогу дальнюю. Припасов жители местные за спасение от ведьминого митинга нанесли чуть не на год вперед. Возки на радостях починили да покрасили, коням гривы в косички заплели, да сбруи жуковиньями увешали. Да такой пир закатили, что говорят – до сих пор остановится не могут. Вспашут, посеют, пожнут, да снова пируют. И то сказать, когда на душе радость – поводов для веселья искать и не надобно, каждый день – как праздник! Королева пир сельский почтила – крынку молока пригубила да каравая откусила.
А на утро в дальний путь поезд свой направила. На запад. Навстречу некроманту с войском мертвецким.
Проехал королевский поезд всю страну из восточного края в западный. Много мест и сел проехал. Во многих городах и весях при известии о приближении Ее Величества дороги ремонтировали да на месте жилья ветхого и непригодного – новое строили. А там, где развалины да погорельщину плакатами предвыборными завешивали, велела королева столько воеводам да губернаторам платить, сколько жители местные пожелают скинуться. Не зря ее матушкой звали-величали. Ибо, как заботливая мать о каждом чаде своем печется, так и она обо всем народе переживала да души не чаяла.
Но где–нигде добрались они до мест западных, жителями местными иначе как цивилизованными и не называемых. Вот только ни некроманта, ни войска его не нашли. Сколько ни спрашивали – все без толку – никто не знает, где некромант живет. Собрались уже уезжать ни с чем, как в одной деревне старик столетний рассказал предание о монастыре некромантом разрушенном и ставшем после оплотом силы темной и войска мертвецкого. И указал на горы, куда вела заброшенная дорога. Колея узкая, кривая, ни один возок из поезда королевского не пройдет. Взяла королева с собой слуг верных да могучих, чад своих и, не гнушаясь, пошла на своих двоих по узкой тропе горной. Долго ли коротко ли набрели они на руины монастыря старого. Много, видать, времени прошло с тех пор, как монастырь разрушен был: лес давно сквозь каменный двор пророс, кучи камня на месте монастырских построек мхом да травой поросли-покрылись. Только одна башня высилась над запустением этим, да и та и от времени так покосилась, что становилось ясно – лишь магией от падения она удерживается. А по развалинам монастыря мертвецы бродят, словно кутята слепые всюду головами тычутся, мычат нечленораздельное что-то. А посреди разрухи этой сидит на куче камней некромант. Тощи-и-иий! Хужее Кащея! Хламида черная на нем как на вешалке висит, локти да колени чуть не насквозь ее протыкают. Волосы на голове его редкие, белесые, легким ветерком треплемые. А в руке его блюдце серебряное с яблочком наливным. Восьмое или девятое – непонятно. Но не десятое точно, то только двумя руками удержать можно. Сидит некромант, в блюдце смотрит да похихикивает изредка, губы бледные ладошкой костистой прикрывая.
Царица подошла поближе. Слуги-то хоть и дрожмя дрожат, озираются на мертвецов бессмысленно шатающихся, но за государыней следом идут, чуть не след в след ступают. Встала королева у кучи каменной. Не видит ее некромант, в блюдце залипает. Покашляла королева. Не слышит некромант. Еще раз попыталась государыня привлечь внимание некроманта на свою персону, но без толку. Пока из слуг один, таким небрежением к государыне-матушке разгневанный не подхватил камешек да не кинул его в некроманта. Тряхнул головой некромант, почесал шишку на лбу растущую, увидел королеву с челядью. Да как подскочит! Как возденет руки да закричит громовым голосом, мощам его тщедушным никак не сродственным:
- Взять их слуги мои верные, спотыкливые!
- Что ж спотыкливые-то они у тебя? – удивилась королева ничуть не испуганная мертвецами встрепенувшимися, да к ним побредшими, руки вытянув.
Некромант смутился, пожал плечами, развел руками, громкость до нормальной уменьшил:
- Так мертвецы ведь, ваше Величество.
Королева оглядела мертвецов приближающихся, слуг верных ее окруживших, чтоб от напасти защитить, монастырь разваленный, дочь со словами: «Эпичный видос будет! Все лайки мои!» на блюдце все снимавшую, и предложила некроманту:
- Может поговорим?
- Вы заговоренные что ли? – опешил некромант, армию свою гостей окружающую оглядел: - Сплю я что ли?
Ущипнул он себя, поморщился:
- Не сплю. Вы почему не боитесь?
- А надо? – приподняла бровь королева
- Остальные боялись, - пробормотал некромант.
- Так поговорим?
- Странные Вы, - покосился на гостей некромант: - Может лучше Вас зомби моим скормить от греха подальше?
- А проку? – пожала королева плечами: - Ну, скормишь и что? Ты лучше скажи: много ли к тебе людей просто поговорить приходит?
- Никто. – вздохнул некромант: - Не приходит никто и писем не пишет
- Если адресок свой черкнешь, я тебе писать буду, - пообещала королева.
- Правда?! – встрепенулся некромант: - Честно-честно?
- Честно-честно, - улыбнулась королева и затаенно дух перевела: боялась она, ой как боялась. И за дочь и за слуг и за саму себя. Только знала: уж коль она для народа перед богами заступница страх свой покажет – тут им и конец. Взяла себя в руки, и говорила спокойно, страху не поддаваясь. И тем победиша. Махнул рукой некромант и мертвецы опять разбрелись кто куда.
Провел их в башню некромант. Суетился, извинялся все, что не прибрано. Стол самолично накрыл. Только на столе все больше маринады да соленья разные были. Королева распаковала узлы дорожные и добавила к кушаньям варева да печева домашнего. Некромант аж прослезился:
-Уж тысячу лет ничего такого не едал!
- Угощайся, адепт магии темной, - повела рукой государыня.
И потекла у них беседа неторопливая, мудрой государыней направляемая. Некромант книжником заядлым оказался и преизрядные знания в софистике и богословии выказал. На похвалу королевы покраснел:
- В монастыре библиотека большая была. Свитки из самой Александрии хранились
- Не может быть! – воскликнула королева.
Некромант хлопнул в ладони и слуги принесли ему свиток древний папирусный. Развернула его королева и ахнула: весь свиток был иероглифами египетскими покрыт. А внизу сноски на эллинском и вавилонском с пояснениями.
- Это Вам! Презент малый в честь столь прекрасно начавшихся отношений.
Королева, на всякий случай, показала некроманту кольцо обручальное на пальце своем безымянном.
- Да-да, - грустно улыбнулся некромант: - Все хорошие дамы уже давно замужем.
Мелькнула у королевы мысль о бабе Яге, но за несвоевременностью отложила государыня ее. И спросила некроманта:
- А ты чего злишься-то на весь белый свет, а?
- А как не злиться-то матушка?! – всплеснул руками некромант: - Слух у меня тонкий музыкальный. В детстве на пианине и арфе играть учился.
- Что ж музыкантом не стал? – удивилась королева.
- Нот много. Запомнить не мог - пожаловался некромант: - А учителя у нас знаете какие были?! Чуть что не так – на линейкой деревянной по спине!
- Ох, злодеи! – королева схватилась руками за голову: - Ведь не педагогично же!
- И я о том же, - некромант продолжал давить на жалость: - Как хрястнут так аж душенька из груди выскакивает. Вот как-то выскочила она, и подхватил ее другой некромант заезжий, силы немеряной, злобы нечеловеческой. Почти сотню лет мордовал злодей душу мою, исковеркал всю.
- Вот зверь! – посочувствовала королева: - А ты что же? – спросила затем, оттирая носовым платком слезы, льющиеся из глаз некромантовых. Положила голову некромантью себе на колени, да поглаживала волосы его редкие, бесцветные. Тело, оставшись без головы, постояло, подумало да и тоже рядом бухнулось, шеей к голове пристроилось.
- А я что? – плакался некромант: - Лежал без движения. Колода колодой. Родители погоревали-погоревали, да и отдали меня в монастырь монахам на попечение. Я не виню их. Жизнь тяжелая тогда была. Не война так мор, не мор так праздник церковный очередной - самим – то и то есть нечего было.
- А монахи что? – направила королева ушедшего в воспоминания некроманта.
- А монахи-то? По первости ухаживали как за больным. А потом к делу пристроили.
- Как это? – удивилась королева
- А за мощи святого Лоха выдавали. Монастырь, говорят, за пять лет самым богатым в государстве стал – столько паломников съезжалось со всего света! – гордо сказал некромант, а тело запоздало воздело вверх палец.
- А потом?
- А потом некроманту душа моя надоела, и он вернул ее обратно. Я когда в себя пришел, обрадовался, вскочил. Думал братьев по ордену осчастливлю, - некромант прокашлялся:- Только они что-то не обрадовались. Связали меня, экзорцизмами кидались, в святой воде чуть не утопли.
- Вот нехристи! – с чувством сказала королева.
- Ну, почему же – пожал плечами некромант: - Очень даже христи. Всего-то две недели меня на привязи держали. Не сто лет, терпимо! Но когда они меня на костер поволокли, я не стерпел, - некромант вздохнул: - Если не вдаваться в подробности, то монастырь в тот день пришел в упадок. Моя душа, оказалось, не просто так у некроманта в плену была, училась исподтишка, конспектировала. Размотал я монастырь по камешку. Монахи и насельники разбежались. Кто поседел от ужаса, у кого иная неприятность случилась. Только эта башня и уцелела. В ней и поселился. Поначалу все хорошо было. Подвалы монастырские сохранились, а там солонины всякой, маринадов прокипяченных, вин да настоек не счесть! Монастырь-то крупнейший был. А мне после ста лет голодовки много ли надо: хлебца полкусочка, сырку сверху, солонинки. Инде разойдусь – наливочки рябиновой дерябну так за день на год наемся – целых два таких бутерброда съем!- некромант зажмурился от приятных воспоминаний.
- Так а чего на людей-то вызверился? – напомнила королева.
- А чего они ко мне лезли?! – возмутился некромант: - То один припрётся, то другой! Ползают по развалинам, доспехами грохают. Орут похабщину всякую: «Некромант выходи!» «Я тебя покарать пришел!», «Мой меч – твоя голова с плеч!»
- Из наших кого-то занесло, - вполголоса заметила королева, и сделала себе в блокнотике пометочку: «Добавить в таможенную декларацию пунктик: «Цель выезда из страны». А то шастают по белу свету, бузят, а ей потом международную остановку урегулировывать приходится.
- И ладно бы покричали и уходили – продолжал некромант: - Так ведь день ползают, ночь ползают. А ночью ведь темно, ни зги не видно – падают чаще. И громче. А слух-то у меня музыкальный остался. Чуть призасну и тут – трах-тара–рах! И поминают всех, и святых и чертей к месту и не к месту. А кто потяжелее – сам подняться не может – лежит и оруженосца орет. Пока тот сослепу да со сна добредет, пока поднимет господина своего – ругани и скрипа до утра.
Некромант всхлипнул.
- И обронил как-то один из них серебряное блюдце с яблоком наливным. Первое еще. Блюдце махонькое, яблочко не больше вишни. Обронил да не заметил. А я потом подобрал. И так оно меня увлекло! Тут тебе и картинки самобеглые и приложения всякие, и музыка. Очень мне одна группа миннезингеров понравилась. «Ромштекс» называется. Может, слышали?
- Нет. Не довелось – сказала королева.
- Ну как же?! – воскликнул некромант и запел, задрыгал телом: - Ду хаст! Ду хаст мих! – но увидев, что от его пения даже у мертвецов скулы судорогой свело, оборвал себя и с надеждой посмотрел на королеву. Но королева лишь пожала плечами:
- Не слышала.
- Жаль. Задорно поют. Может «Сколопендров» слышали?
- Этих все слышали. Чуть не полмира под них зач… - королева покосилась на навострившую уши дочь и поправилась: - зачем-то на звезды смотрело. Продолжай. А то я никак ответа на свой вопрос не услышу.
Некромант поклонился:
- Продолжаю. Потом вышло втрое блюдце. «Тоньше каёмка – больше увидишь!». Третье, «Больше яблоко – больше возможностей!». И ведь вот где нехристи-то Ваше Величество – такие цены за каждое блюдце гнут, что на четвертом казна монастырская да золото храмовое кончилось. Пришлось дев благородных да принцесс разных за выкуп красть. Без зверств! – замахал руками некромант, увидев, как сурово сошлись брови королевы: - Ванная с горячей водой, перина пуховая, платьев куча. Удобства все.
- Удобства-то хоть не во дворе? – вспомнила королева ученические годы, проведенные под надзором бабы Яги в дремучей чаще леса.
- Как можно! – взмахнул руками некромант: - Все честь по чести! Отдельная комната, фарфор, фаянс, бумага французская, ароматизированная. А чтоб не скучали девы, пока родители выкуп собирают, развлекал я их как мог.
- Чем хоть развлекал-то?
- Так а… - некромант развел руками, указывая на сгрудившихся мертвецов.
- Понятно, - вздохнула королева: - Многие заикаться стали?
- Через одну,- покаялся некромант: - Но я, прежде чем вернуть заикающуюся деву домой, логопеда ей привозил. И пока она заикаться не переставала, поил-кормил, всячески холил и лелеял. Вот!
- Все понятно, - кивнула королева: - Продолжай.
- Ну, и прикупил я себе блюдце последнее, десятое. А оно столько стоит, что пришлось разом двух принцесс умыкнуть. Молодые попались, наглые, хамки. Никакого уважения к профессии! Не суть! – спохватился некромант, когда царица тяжело вздохнула: - Купил я десятое блюдце, да и призаснул с ним как-то ночью. Благо, что рыцари уже месяц не захаживали. Просыпаюсь, а в сундуках моих воришка ночной шарит. Вскочил я, хотел тихонько подкрасться, но запнулся да упал. Воришка бежать. Шустрый зараза. Кликнул я слуг, да только они медленные у меня, неловкие.
Мертвецы за спиной некроманта покаянно повесили головы и разводили руками: виноваты, мол, неловки да небыстры.
- Убег воришка. А я вернулся в башню да блюдца хватился. Ан нет его! Упер-таки тать ночной, ворюга быстроногий! Но все ж таки одному удалось вора за штанину уцапать.
Удачливый мертвец радостно раззявил рот, показывая остальным застрявшие в зубах штаны в мелкую полоску. Остальные мертвецы кивали и завидовали черной завистью.
- И нашел я в тех штанах пачпорт заграничный, - со значением молвил некромант, доставая из своей хламиды пожеванную бумагу.
Королева взяла протянутый лист. Повернула к солнцу. На пачпорте была запечатлена парсуна отрока: нос картошкой, в глазах бесенята скачут, улыбка до ушей, одного зуба не хватает. Ну, дурак-дураком! Только колпака скоморошьего не хватает. «Наш», - вздохнула королева, а ниже прочитала сначала про себя, а потом вслух:
- Емельян, сын Пугачев. Твой?
И подала пачпорт дочери. Царевна, одной рукой пряча десятое блюдце за спину, второй взяла бумагу, прочитала. Покраснела лицом от стыда, но созналась:
- М-мой!
Королева молча протянула к дочери раскрытую ладонь. Хитрюга сделала невинные глаза и положила в руку матери пачпорт.
- Что будет, если отцу скажу? – спросила королева, не шевельнув и пальцем.
Принцесса взвесила все «за» и «против» и решила не доводить до крупномасштабных военных действий. Опустила голову и поверх пачпорта положила и свадебный подарок жениха:
- Там фотки удалить надо.
- Вот спасибо-то! – обрадовался некромант, получив свое блюдце обратно, и закивал: - Удалю-удалю, как же! Мы ведь не варвары, неприкосновенность личности чтем! Уф! Слава Богу! А то я уж грешным делом и к страже городской ходил, заявление о краже писал. Но они, после того как Ваш муж с дружиной в прошлом году соседний монастырь разнагишали – связываться с вами боятся.
- Правильно делают, - кивнула королева: - Хотя запрос дипломатический могли бы и послать.
- Вот и я о том же. – поддакнул некромант, прижимая к груди блюдце.
- Ну что, - королева поднялась: - Покражу мы тебе вернули. Будешь нас воевать?
-Так, а зачем? – удивился некромант, отрывая взгляд от блюдца, по каемке которого уже каталось большущее наливное яблоко. Королева молча смотрела не него, он – на королеву.
Мертвецы, понявшие суть дела, тактично покашливали в кулаки.
- Ах! Вы о них, - опомнился некромант. Положил блюдце. Воздел руки к небу и закричал громовым голосом:
- Абадон! Вельзевул!
Набежали темные тучи, закрыли небо, стало темно как ночью. Только некромантьи руки светились во тьме. С ладоней его сорвались в небо яркие молнии, отразились там, наполнили своим свечением низкие стремительно несущиеся тучи и ярчайшим частоколом ударили в землю, испепеляя мертвецкую армию. И наваждение сгинуло. Снова светило солнце, пели птицы, в высоком голубом небе плыли облака.
- Насмотрелся фильмов индейских, - вздохнула королева. Но некромант уже не слышал ее слов, бредя к своей башне, как и всякий обладатель блюдца: то натыкаясь на обломки колонн, то запинаясь за корни дерев, взломавших камень монастырского двора. Понаблюдав, как некромант тычется в стену башни справа от открытой двери, королева покачала головой и повелела собираться в дальнейший путь.
Вот так мужество государыни пред силами потусторонними, а так же любовь ее к книжной мудрости и умение вести научные диспуты не только позволили справедливости восторжествовать, покражу возвратив, и государство от гибельной войны уберегли, но и через переписку с некромантом прочнейший фундамент заложили, на котором впоследствии было возведено величественное здание философии Нового Века
- Куда хоть сейчас-то, матушка? – спросил серый волк
- На юг. К оборотням.
Много верст копытами коней перемерял королевский поезд, много пыли поднял, еще больше шуму наделал. Весть о нем, кому - счастливая, кому – грозная – неслась впереди будто птица легкокрылая. Случалось всякое в пути: и веселое и страшное. И на празднике большом королеве довелось погулять – местное население уважить; и от ушкуйников вознамерившихся поезд ограбить – отбиваться, показать ухорезам, чью они землю по недосмотру божьему топчут. Но где-нигде, а все ж таки прибыла королева к южным пределам своего государства.
Увидела она широкую реку, да такую, что берега противоположного и не видно. И оборотней тоже. Послала государыня гонцов о все стороны. Все, кроме одного ни с чем вернулись. Только один позже остальных воротился уже под вечер. Конь взмылен, оба еле на ногах стоят.
- Видел оборотней государыня. Далеконько отсюда лагерем стоят. – махнул рукой за спину: - Там три острова. Так они на большом крепостцу построили. Деревянную.
- Много их? – спросила королева.
Гонец покаянно склонил голову:
- Не углядел, матушка. Как подъехал я, так они с пищалей палить начали. Ну, я и ускакал.
- Иди отдыхай, -повела королева и призадумалась.
- Будем брать? – в полголоса спросил Серый волк.
- Кого? – удивилась королева.
- Крепость. Есть у меня пара предложений к плану, над которым Ваше величество думать изволит.
- Я думать изволю о том, что на ужин сготовить, - пояснила королева: - А к оборотням завтра с утра сама схожу. За специями сгоняешь?
Тряхнул головой серый волк, отчаявшись природу женскую загадочную понять, взял список, который королева дала, да ускакнул ее повеление исполнять.
Как принес волк специи, королева с поварихами ужин спроворили, поужинали да почивать легли.
А на утро проснулась королева от переполоха большого. Шум-гам, воевода поездной кричит:
- К оружию!
Конюшие повозки кругом ставят, стену импровизированную вокруг возка государыни готовят.
Вышла королева к людям:
- Отставить!
От слов ее не то, что люди – кони как вкопанные встали.
Кликнула она воеводу:
- Что шумишь, сон мой утренний беспокоишь?
Воевода побелел лицом:
- Не вели казнить, государыня-матушка!
- Что ж вы из меня кровопийцу-то делаете, тиранкой жестокосердной выставляете! – вздохнула королева, подняла воеводу с колен: - Что случилось-то, скажи.
- Оборотни, - сказал воевода и указал рукой себе за спину.
Вышла вперед королева, приложила руку козырьком и всмотрелась в степь. И правда, к поезду царскому оборотни приближались. Толпой шли, то и дело останавливались да воздух по-собачьи нюхали. Королева тоже принюхалась. Ветерок, дувший от походных костров, нес запах вчерашнего ароматнейшего плова. Видно ночью ветер поднялся да и донес до становища оборотнического запах ужина королевского. Не удержались косматые, соблазнились ароматами кухонными и вышли посмотреть: что же это так аппетитно пахнет?
Как подобрались он поближе, вышла к ним государыня:
- Здравы будьте, оборотни косматые да клыкастые!
- И тебе по здорову, королева! – хором ответили оборотни.
- Издалека я к вам приехала по делу важному да неотложному. Дошли до меня вести недобрые, то вы-де народ мой беспокоите. Дома грабите, купцов да крестьян обираете.
- Мы всех грабим! – невежливо перебили слово королевское оборотни
- А по чьему велению? – спросила государыня, гневу своему праведному выхода не давая.
- А ни по чьему! – вышел вперед сивый да седой оборотень: - свою только волю слушаем да правду чтим.
- Как так? – удивилась государыня: - Ведь народ без правителя, что чада без родителя, и сильны да умны, а все одно – сироты!
При словах этих закричали оборотни, заулюлюкали, саблями замахали, из пистолетов кремневых в небо запалили:
- Что нам тебя слушать! Не бабье дело! Сами себе хозяева! Никто нам не указ! Нас на юбку не променяешь!
Воевода поездной с волком серым вперед выступили, государыню собой закрывая. Отстранила слуг хоробрых королева, набрала в грудь воздух да свистнула в два пальца! От свиста того оборотни, что похлипче на землю попадали, а на тех, кто слухом потоньше глухота напала, временная. А падишах турецкий, за тыщу верст в Истамбуле заморском европейскую делегацию принимавший, вместе с гостям машинально перекрестился. И никто его не осудил, так все испугались!
- А ну слушай меня, если есть кому! – повелела государыня.
- Я слушаю тебя, - ответил вожак оборотней.
- Будем об заклад биться! – молвила королева: - Мой богатырь против вашего силача. Вон на том островке сойдутся. Кто противника в реку окунет по шею, тот и победил.
- А давай! – раззадорился вожак оборотней, обернулся к своим: - Буслая Косматого кликните!
- Серый волк, - тихо позвала королева и шепнула помощнику на ухо: - Микулу Селяниновича позвать надобно.
- Так весна ведь, матушка, - взмолился серый: - На пахоте он. Да и жена у него ревнивая. Не пустит.
- Скажи, что я прошу. Королевскому-то слову поверит, небось.
Было у волка свое мнение на этот счет, да не посмел он его высказать – ускакал за богатырем деревенским.
Покуда волк за Микулой бегал, силач оборотинский по бережку похаживал, силушкой бахвалился: то березу во поле заломает, то камень выворотит да в волну набежавшую бросит.
Обернулся волк к полудню. Да не один вернулся, с Микулой! Подошел крестьянский сын к королеве и поклонился ей земно:
- Государыня-матушка, явился по зову твоему. Хоть и пора сейчас горячая, страдная. День нонешний год кормит.
- Жена-то шибко бранилась? – тихо спросила королева
- Настасьюшка-то? – улыбнулся Микула: – Да нет! Один сервиз только и разгрохала. Дешевый, китайский.
- Откуплю тебе его потом, - пообещала королева.
- Государыня-матушка, да будет тебе – развел руками Селянинович: - Нешто я на чашки с плошками не заработаю?!
- Не спорь с королевой, - шепнул волк Микуле. Крестьянский сын почел за лучшее послушаться совета.
- В чем службишка-то моя будет, - спросил он, рукава рубахи льняной закатывая.
- А вон видишь того молодца, что на том островке похаживает, мускулами поигрывает?
- Вижу, - прищурился Селянинович.
- Вот окунешь его в реку по шею – послушают оборотни моего слова, он тебя окунет – дальше по своей правде жить будут. Народ наш беспокоить
- А ежели ничья выйдет? – уточнил Микула.
- Нельзя ничью, Микулушка, - качнула головой королева: - Никак нельзя.
- Ну, нельзя так нельзя, - повел плечами Селянинович, помотал головой, шеей хрустнул: - Значит опять: никто кроме нас.
Сошлись богатыри на острове речном. Схватили друг дружку за плечи могутные! Только силы-то равными оказались: то Микула Селянинович супротивника пятками в реку макнет, то Косматый крестьянского сына на другой берег острова вытолкает. Три дня и три ночи боролись богатыри. Лишь на рассвете четвертого поняли, что не уступят друг другу и сошлись в полную силу. Схватил Буслай крестьянского сына за плечи и вдавил во сыру землю по колено. Микула тоже не плошал, гнул Косматого к траве-мураве, жал вниз, да и вогнал Буслая в песок островной чуть повыше колена. Не сдаются поединщики, краснеют от натуги, зубам скрипят.
Не выдержала мать сыра земля силы, на острове сошедшейся, хрупнула под ногами богатырскими. Треснул пополам, раздался в стороны остров. Вот только под ногами Микулы осколок бел-горюч камня Алатыря оказался, а под Буслаем – песок речной. Устоял Селянинович, а Косматый рухнул в поток бурный. Подхватил его крестьянский сын за химок, да памятуя про заклад королевы, окунул с макушкой в реку бурную. И так ведь хитро и ловко все провернул, что ни у кого и сомнения не осталось: не только честно государыни спор Микула выиграл, но и от смерти через утопление, для любого оборотня позорной, Буслая Косматого спас.
- Что, силен был Буслай оборотень? – спросила королева, Селяниновичу вышитое полотенце протягивая.
Утерся подарком королевским Микула и молвил:
- Не то что силен. Цепок да неухватчив. Любая тварь божья только тогда сильна, когда добра. А добра, когда у нее дом есть и земля, которую родной назвать можно. А голь перекатная без роду - без племени силу в злобе своей да отчаянии ищет. Потому и проигрывает всегда.
Задумалась королева над словами пахаря.
К оборотням едучи, думала она натравить их на врагов с юга пределы государства терзающих. А там или оборотни победят или южане – и тех и других не в пример меньше станет. И долго бы еще они проблемой серьезной не были. И то сказать: устала видно государыня, настроение было не очень, коль думы такие ей в голову мудрую приходили. И ведь даже записала их в свой блокнотик.
Но речи Микулы пробудили ней мудрость древнюю от корней земли-матушки идущую. Мир-то ведь только на любви и милосердии божьем держится да ими сохраняется. И не след ей, помазаннице божьей, заветы эти нарушать. Улыбнулась королева да земно пахарю простому за мудрость его поклонилась. По-иному решила она с оборотнями говорить.
Собрались меж тем оборотни на сход общий. Мало не тысяча их набралось. Сели кружком, ждут.
Вышла в круг королева.
- Здравы будьте оборотни лохматые да клыкастые.
- Здравствуй, государыня-матушка, - хором оборотни ответили.
- Долга да тяжела дорога к вам моя была. Вроде и наша эта земля, да шастают по ней шайки вражеские да банды организованные. И надо бы порядок навести, да где ж на такую-то протяженность богатырей в отряды пограничные я найду? Степь да степь кругом, - замолчала королева, подозвала своего писаря: - Запиши. Степь да степь кругом. Путь далек лежит… потом песню напишу. – И снова к оборотным обратилась: - Наша это земля, да почитай бесхозная. А хотите она вашей будет? Селитесь, плодитесь да богатейте, но с условием таким: ни одного следа вражеского на ней быть не должно. Оружие табельное да подъемные из казны получать будете. Думайте, косматые, решайте.
И молвив так, к себе ушла.
День и ночь оборотни думали, судили-рядили, за грудки друг дружка хватали да братались потом. Утром всей гурьбой пришли к королеве. Выступил вперед вожак, поклонился земно и молвил:
- Согласны мы, государыня-матушка.
Протянула им королева грамоту государственную:
- Отныне земли эти ваши безвозмездно, беспошлинно. Живите, богатейте под моей рукой да материнским присмотром, но как сыны мать свою защищают, так и вы меня защитите от ворога всякого.
- Защитим, матушка! – закричала оборотни: - Спать не будем покой твой оберегаючи.
- Быть посему! – простерла над ними длань государыня-матушка, ушла к себе, села на трон походный, да и вздохнула едва слышно: - Домой хочу.
Вот так хитрость и мудрость народа простого да умение королевы к гласу народному прислушиваться не только этнос целый с культурой уникальною от исчезновение во тьме времен спасли, но и пределы государства южные от набегов вражеских надежно на многие веки оборонили.
Долог путь домой да радостен. Чуть не на одном духу кони поезд королевский до столицы домчали. Конюхи да кучера песни государыней в пути сочиненные распевали на все голоса. Днем веселые да разудалые, вечерами у костров походных грустные да протяжные. Народ те песни слушал да заучивал. Глубоко в души людские песни те западали, струны тайные, глубинные трогали и от того своими казались, выстраданными. Годы пронеслись, века прошли, а все поет те песни народ, да своими испокон веку почитает.
Прибыл поезд королевский в столицу. Высыпали горожане на улицы Столицы, праздник устроили, встречали, как дети истосковавшиеся матушку свою встречают со слезами да улыбками. Подарков надарили не один воз: тут и поделки кустарные и наряды пышные и обутка на всякую погоду. И так ведь государыню все любили, что почти всё в пору ей пришлось. А что велико или мало оказалось, да в хозяйстве пригодным было – раздала королева семьям многодетным.
Вошла во дворец королева, обняла сыночка младшенького и среднего приголубила, доклад мамок-нянек о их здоровье-самочувствии выслушала. Всех поблагодарила за заботу-попечение да выходной день всем внеочередной-внеплановый устроила. Отдохнула государыня-матушка от странствий многотрудных, сама баньку истопила, попарилась. В благое расположение духа пришла, да и дочку Забаву кликнула.
- Ну, что, Забавушка, давай думать, когда свадьбу играть? Какое платье шить? Кого звать?
- Какую свадьбу? – удивилась царевна.
- Так с Емельяном же, женихом твоим!
- А на фига мне этот фраер беспонтовый нужен! – царевна лихо цыкнула слюной через зубы: - Я что подстилка фуфлыжная что ли? Ой, я не нарочно! Вырвалось! – опомнившаяся принцесса вжала голову в плечи.
- Месяц. Из дворца. Ни ногой, - четко разделяя слова, молвила королева, про себя о трудностях переходного возраста твердя: - И с завтрашнего дня чтобы со всеми разговаривала на языке куртуазной поэзии.
- Это на каком? – опешила принцесса.
- Язык Бодлера и РембО, - пояснила королева: - Vous me comprenez, ma ch;re?
- Oui, Votre Majest; – ответила принцесса, присев в низком реверансе.
- Pouvez aller.
Вернулась в покои свои, да и прозанималась с младшим да средним сыночками до позднего вечера: и из глины лепили и карандашами рисовали и в прятки играли. И то-то весело было им вдвоем.
Устали кровинушки, спать захотели, зазевали, глазки затерли. Уложила их государыня почивать, а сама у окна за вышивание незаконченное села. И будто сама игла засновала с ниткою, стежок к стежку укладывая, картину чудесную вырисовывая - детализируя. Нашлось на ней место и дракону с учебной дружиной богатырской и некроманту десятым блюдцем замиренному и ведьмам в замужестве счастливым. И оборотням, границы южные от набегов вражеских отныне надежно защищающим.
Погладила любовно кудри вышитые мужнины. Улыбнулась счастливо. К осени вернется любый. Для писательского труда да житья в глуши иной склад душевный надобен – созерцательный, монашеский. А у мужа натура кипучая, деятельная. Не усидит в лесу. Нагуляется - натешится на природе. Почувствует себя покорителем, вершиной и венцом. И домой вернется домой. Войдет в светлицу. Весь пропахший дымом, лесом, утренним зорьним туманом. Обнимет крепко, аж дух зайдется. А потом зыркнет на челядь так, что у тех отросшие от лености пузы сами собой втянутся, как у волчар поджарых, словом справедливым приструнит бояр-интриганов, взашей вытурит лазутчиков-шпионов иноземных. А после того прянет в седло, кликнет свою дружину добрую – и тут уж держись любой истинный враг на покой родного края покушающийся. А некроманты, ведьмы, драконы, оборотни – они ж как дети малые: того пожалей, этому игрушку дай, третьему конфету сладкую – и всё, счастливы, по двору бегают-носятся, в салки да прятки играют.