Про старую Россию
надо узнавать из писем. Частную переписку известных людей публиковали в советские годы. Сейчас не то – письма не пишут, а свои и несвои ”посты” публикуют частные лица сами. Читай – не хочу!
Я взяла в библиотеке двухтомник писем Горького. Там много неофициальных писем, сохранивших всякую всячину. Например, Ленин пишет. До того, как он стал вождем. Из письма Ульянова виден его портрет: желчного, язвительного, иногда меланхоличного человека. Возможно, он был разным. Современники вспоминают, как заразительно смеялся Ильич. Но с Горьким у него были свои отношения.
А вот Алексей Пешков описывает жене Катерине, которую он называет и деточкой, и мамочкой, свое пребывание в Тифлисской тюрьме. Интересно описание здания. Я специально не хочу цитировать, пишу по памяти, восстанавливая тот образ, который писатель создал даже в простом письме. Я представила старый город, в центре которого была тюрьма-замок на берегу бурной реки коричневого цвета. А дома напротив синие с балконами-переходами. Там развешивали белье, ужинали, пели грузинские песни. Пешков следил за девочкой, появлявшейся регулярно на балконе.
Он был очень земной. Любил вещи и вообще быт. По-хозяйски приказывает жене поливать пальмы: в поддон и сверху, чтобы земля всегда была влажной.
Листая в автобусе книгу, наткнулась на описание вот какой профессии. Я ее еще помню по городу Горькому (Нижнему). Ведь жила там прямо возле Кремля на улице Пискунова в Доме коммуны. И училась на истфиле, который был в пяти минутах ходьбы от дома.
В поволжских городах ходили мужики, торговавшие пареной грушей. В бочках она и переливалась, тягуче и пахуче. Мелкую грушку выпаривали, добавляли солод и сахар, она получалась очень сладкой. Покупателями были в основном ребятишки. За плошку такой кашицы сомнительного цвета дети притаскивали украденные из домов вещи. Родители бивали ”грушников”, но все равно бизнес процветал. Некоторые рассказывали своим отпрыскам, что эти мужики работают говновозами и что их кадки с пареной грушей не мылись после известного груза, но даже эта убийственная аргументация не помогала.
Во дворе нашего Дома коммуны был музей Добролюбова и рядом деревянный двухэтажный дом со старинной лестницей. Я застала те времена, когда все это еще там находилось и было обитаемо. И вообще центр Горького в 1980 году был еще таким, каким он был при жизни Горького.
В ЛГУ, куда я перевелась учиться, у меня был научный руководитель Людмила Александровна Иезуитова, занимавшаяся творчеством Леонида Андреева. Она предложила написать работу ”Горький и Ницше”. Жаль, что в 1987 году, когда я защищалась, были актуальны такие, ангажированные, темы. А мне как раз всегда был интересен просто быт.
Переписку Горького, которую я получила в финской библиотеке, издали в СССР в 1986 году, и скорее всего Людмила Александровна была с нею знакома. Жаль, что тогда, на всяких семинарах, она не делала акцент на литературном быте, а больше изучали произведения.