Признаться честно, я был молод и не очень верил рассказам Петра Ивановича о любви за шальные деньги, хотя он был фронтовик с орденами и медалями, но даже из
фронтовиков, приходящих выпить пиво, не все верили. А пиво Краснобай, как его за глаза звали, мастерски варил из хмеля и солода, приходили иногда из двух-трёх деревень мужики и бабы. И не только пиво привлекало, но и дичь, вкусно пахнущая на столе. Если охотничье счастье не улыбалось ему, Краснобай мог зарезать пару кроликов и так с луком и перцем пожарить, что вполне могло сойти за свежую зайчатину.
Рассказывал Краснобай так сочно, что если бы я записывал сразу за ним, это было
бы совсем другое восприятие. Но на магнитофоны. которые были только у поклонников Высоцкого, записывали тогда только кумира миллионов, а кумиром куста деревень был Краснобай.
- Ну представьте себе, что немецкие войска так стремительно продвигались по Смоленщине, что банки не успевали эвакуировать, а выполнять в крайнем случаи приказ о сжигании больших денег не у многих поднимались руки. Ну и отступающим частям иногда передавали деньги офицерам под расписку, что они передадут деньги
сразу, как перейдут линию фронта, а тут бы самим не попасть в окружение, в плен к немцам. Офицеры иногда делились со старшиной или сержантом частью денег, посылая за провизией, жрать то хотелось, а порой ещё пуще хотелось баб. Хоть жизнь всего дороже, но задержаться в деревне, купив картошки и мяса, реже муки или зерна для нескольких оставшихся лошадей, под чарку с продавцом и скажешь иной раз.
- А я тебе ещё бы столько денег дал, когда бы ты мне яиц и бабу представил.
- Да, запросто,- был обычно ответ, - да за такие деньги я для тебя двоюродную
уговорю или соседку, они без мужиков сохнут.
А о том, что как он сумеет эти деньги сохранить, в случае скорого наступления немцем, не думали, особо если деревня вдали от больших дорог, а мы
иногда и по глухим местам шли.
И вот приходила баба лет тридцати в самом соку и как выпьет чарку да увидит деньги, так и голову теряет. Такая баба больше соседа и сродственника стесняется,чем нас. Ну куда-нибудь в клеть на старую лопотину или постель. И не поймёшь порой, то ли так по мужику изголодалась, то ли деньгам обрадовалась. Страсти разыгрывались будь здоров!
- Ну, бабы само собой, а девки стеснительней.
- Стеснительны ,пока денег не увидят или пока не начнёшь целовать да ласкать.
Девки, конечно реже, но попадали, не столько красивые, сколько смазливые и грудастые. В одной деревне была большая телом, тяжёлая в бёдрах лет двадцати девка, она прямо сказала:
- Да я не из-за денек с вами любиться буду, а потому, что не для немцев же я свою девичью честь берегла. Не успела замуж выйти, так пусть хоть свои насытятся
моей красотой!
А когда мы с сержантом её полюбили на повети, она сказала:
- А вот со старшиной ещё хочу любви! Возьми меня с собой, как жену или невесту да хоть любовницу!
Ну что я мог ей сказать. Сказал, что можно ведь и не дойти до линии фронта, не дай бог в плен попасть.
- А вдруг, обойдётся!
И около месяца она со мной была за жену и варила нам , как повар и у медсестры училась раны перевязывать. В одном селе оставил я её, поскольку фронт был близок, а риск возрастал. Перед разлукой полночи она меня ласкала.
Ну вот фронт мы с потерями, но перешли и офицеры взяли с нас клятву, про деньги не говорить, пока своими ногами до какого-либо города, банка не дойдём. Боялись
разбирательства. Ну, а какой город, когда мы до Москвы докатились. В Москве тогда полного порядка также не было и об эвакуации говорили. Нас на переформирование отправили за Москву. И вот тут мы ещё раз деньгами при первом
увольнении воспользовались, вроде как за продуктами в деревню.
Вот под вечер стучимся. Выходит баба лет сорока.
- Не дезертиры.
- Да нет, мы служим, переформирование части идёт. Скоро будем за Москву воевать и чтоб немцев до вашей деревни не допустить. Надо перед такими важными боями подкрепиться, продукты какие купить за двойную цену.
- А вы всё за двойную цену берёте?
- Почти всё, а баб да девок и за тройную готовы.
- Да я бы рада была за тройную-то цену, да у меня мужик, хоть не ражий да есть,правда, как бабу меня кое-как удовлетворяет, а матерью сделать силы не хватает видно. А Вы вижу, мужики сильные.
И вот вошли мы в избу. Мужичок небольшого роста, сухонький, а как деньги увидел, глаза загорелись.
- Да я вот прежде жены падчерицу вам хотел бы предложить, её меньше жены жаль хоть и за деньги.
Мы согласились на падчерицу, которой уж за двадцать было: титьки большие, в бёдрах как мать. В потёмках не больно было видно сначала, как я с падчерицей любился, а тут луна озарила и слышу на печи жена говорит мужу:
- Ну, сам-то не можешь, так пусть хоть старшина или сержант попробуют мне ребёночка заделать.
- Только если вчетверо заплатят. И выпить дадут, а то в горле пересохло.
Выпил водки он полстакана гранёного и махнул рукой, разрешая.
И вот сначала сержант залез на бабу, пока я продолжал с девкой любиться.
Ну, сижу я после этого за столом и выкладываю за падчерицу деньги.
- А за то, что целка была, накинь,- говорит он охрипшим голосом, а сам от денег глаз не может оторвать.
Ну я накинул немного, Он деньги пересчитал и в карман. Той порой сержант с его женой кончил.
- А за жену тоже ты будешь платить?
- Нет, хоть я и старший по званию и у меня больше денег, но он сам за себя платит.
Когда сержант ему деньги дал, жена и говорит:
- А дозволь и старшине меня полюбить, смотри-ка какой он широкий в плечах, ведь если в него родится, когда вырастет, за троих будет ломить.
- Ну, ежели старшина больше даст денег, придётся согласиться.
Долго баба, у которой страсти разыгрались, не выпускала меня из своих объятий.
И горячо шепчет мне:
- Через два дома двоюродная моя живёт, одна без мужика. А я , если вырвусь,
приду , ещё хоть разок!
Вырваться ей не удалось и слава богу. Нам после такой же дородной двоюродной
надо было по очереди выспаться и в часть возвращаться.
- Да уж можно гулять на шальные деньги. Я бывало моряком был, тоже погулял,
но не столько за деньги, а то и совсем без денег, за бравый вид и игру на гармошке.
Гармонисту верили, тем более, что он так наяривал на гармошке, что ноги сами
готовы были пуститься в пляс.