«Покупать во сне новую обувь — к замужеству»
примета.
Помню, проснулась тогда от мысли, пришедшей во сне.
Причём мысль была о самом сне.
О том самом, в котором эта мысль и пришла.
То есть получается, что я знала, что это сон?...
Прямо Штирлиц какой-то!
Но так и было.
И ведь запомнила и сон, и мысль, и досаду...
Возможно потому, что было у сна продолжение, точно по толкованию...
Ну, не буду тянуть с интригой, а то до сути и не дочитают.
В том сне я примеряла туфли.
Изящные лодочки брусничного цвета, на высоком тонком каблуке, подошва у них, также, как и кожа внутри, были цвета горького шоколада.
Спереди, чуть ближе к внешней стороне стопы, красовался выпуклый бант из той же мягкой кожи цвета спелой брусники.
Их даже держать в руках было удовольствие.
У дорогой обуви есть свой благородный запах успеха.
От брусничных исходил именно тот аромат...
Я ещё их и нюхала!!!
Подержав какое-то время в руках, стала примерять.
И тут поняла, что жмут.
Надеть-то я их надела, но ногу сдавило так, что никаких надежд на «может быть, растянуть», не осталось.
Малы! Не мой размер!
Чувство досады породило тяжёлый вздох из серии «нет в жизни счастья».
Поставить на полку не было сил.
Я всё крутила их в руках, не желая расставаться.
И тут в моём сне появляется подруга Лада.
С улыбкой подходит ко мне и говорит: «Какие туфли! Они мне точно будут впору. Всё! Я беру!»
Подумав секунду, я отдаю их с сожалением. А сама думаю: «Если во сне покупать новые туфли, то это точно к замужеству». С этой фразой, проговариваемой вслух, я просыпаюсь.
Что ты сказала, - спросил муж.
Да, так, приснилась какая-то ерунда...
Подруга моя в то время была не замужем.
Один раз она там побывала, когда решила любовь к женатому мужчине вытеснить законными отношениями со своим другом, влюблённым в неё со школьной скамьи.
Брак оказался бракованным. Распался, не состоявшись.
Не смогла молодая жена лечь в постель с нелюбимым.
Год прожили как соседи: по разным комнатам. Потом развелись и разъехались.
И уже не были больше друзьями.
А безнадёжная её любовь к тому – женатому – осталась...
И вот эта самая подруга, влюблённая, но одинокая, забрала так понравившиеся мне туфли.
Пытаясь разгадать этот сон, я решила, что скоро Лада найдёт себе достойного мужа не без моей помощи.
Подумать-то подумала, да тут же и забыла.
Вспомнила года через два...
Находясь в законном браке, я сама наяву, а не во сне, влюбилась тогда в мужчину, в которого мне влюбляться было никак нельзя.
Во-первых, он хоть и был четыре года уже вдовцом, но почти родственником: мужем покойной моей любимой двоюродной сестры, во-вторых, дипломатом, в-третьих, старше меня на 17 лет, и наконец, необыкновенно красивым и умным.
Я с таким же «успехом» могла влюбиться в Ричарда Гира.
Разница была только в том, что Голливуд чуть дальше, чем Москва, и ещё мы с тем мужчиной иногда беседовали по межгороду, и я всё больше чувствовала свою растущую зависимость от его звонков.
Именно тогда решила познакомить одинокую подругу с ним, чтобы избавиться от искушения.
Лада была на семь лет старше меня по возрасту и на десятка два - по уму.
К тому времени она перебралась в Москву, жила недалеко от него. На одной ветке метро.
В первый же свой приезд в столицу я напросилась к нему в гости.
Матушка тебе тут кое-что передала.
Так приезжай! Ты где остановилась?
У подруги. На Вернадского. Сейчас уж поздно. Давай завтра, сразу после работы, если у тебя нет других планов? Сможешь?
Добро. В семь я уже дома.
Только я не одна. Мне подругу оставлять неудобно.
Приезжайте вдвоём. О чём разговор?!
Вот так мы оказались у него в гостях.
Посидели тогда часа три.
Он приготовил салаты, стейки. Пили красное сухое вино.
Потом чай с маминым вареньем и нашим тортом.
Посмотреть со стороны – беседа была почти непринуждённой.
Почти...
Хозяин квартиры был галантен, как всегда.
Остроумен и внимателен.
Только голос выдавал волнение.
Звучал не как по телефону.
Глаза Лады горели ярче, чем обычно, и смеялась она чуть громче, и слова появлялись новые, не слышанные ранее...
И даже романсы на два голоса у нас с ней спеть получилось.
Понравился он ей!
Ой, как понрвился!
Иначе и быть не могло.
Не трудно догадаться, что от искушения я не избавилась, зато получила приступ тайной ревности, сумевшей проползти прямо в сердце в тот вечер.
Свернулась она там клубочком где-то внутри и стала регулярно покусывать, как только речь заходила о нашем общем знакомом.
Неделю спустя, перед самым моим отъездом домой, он попросил заехать: «Хочу передать сувенир родителям».
И вот там признался в любви.
Только не Ладе, а мне.
Очень неожиданно.
А я ему не поверила.
Неуверенно как-то он это сказал.
И добавил: «Боюсь только, что не смогу дать всего, что ты заслуживаешь... Не успею».
Вопросов было много.
И больше к самой себе.
Озвучивать не стала.
Вспомнилось некстати, что отец его в своё время украл свою будущую жену.
И ничего не боялся.
Малы оказались туфли...
Малы!
Выходит, мысленно уже примеряла...
И тогда я написала ему пожелание:
«Женись-ка ты, брат, на Ладе!
Она, пусть, не Марина Влади,
Но при квартире и окладе.
К тому ж есть общее во взгляде
На жизнь, политику, кумира...
Счастья вам, родные, и мира!
А если честно и без трепотни,
То просто вы, братцы, оба — одни:
Ни поссориться, ни помириться
Хоть в России, хоть за границей.
На меня ты не сердись!
Моей шутке улыбнись!!
За идею ухватись!
И женись!»
Отправила по почте.
Он поблагодарил по телефону и сообщил, что получил направление в одну из стран своей любимой Африки.
Я поздравила.
И тут наступила пауза.
Не было вопросов с моей стороны.
И не было предложений – с его.
Иссякли темы.
Это был его последний звонок.
Через год Лада вышла за него замуж.
Получив из Африки от неё письмо с новой ( его) фамилией на конверте, я вспомнила про тот сон.
Подруга, ничего не подозревая, писала, что счастлива.
Был ли счастлив он?
Не знаю.
Прожили они в Африке три года.
Он умер в 60 лет от сердечного приступа, когда плавал в океане.
Подруга сидела на берегу и не сразу заметила исчезновение ярко лимонной панамы на горизонте...
Похоронили его в Москве, рядом с первой женой, где он оставил для себя место.
А ещё через год у Лады обнаружили рак, спровоцированный жарким солнцем далёкого континента.
В 50 лет она умирала у себя на родине, вспоминая по ночам во время моих дежурств о своём недолгом женском счастье.
И о том, как он часто повторял: «Как вы пели! Ах, как вы пели в тот вечер!»