И был вечер, и было утро: день пятый. (Быт.1:23)
И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.(Быт.1:27)
И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся на земле.(Быт.1:28)
И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою.(2:7)
И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его.(Быт.2:15)
И нарёк человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему.(2:20)
И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его,
и закрыл то место плотию.
И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привёл её к человеку.
И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою: ибо взята от мужа.
Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будет одна плоть.
И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились.(Быт.2:22-26)
Зачем Бог создал женщину именно из ребра мужчины?
Ведь уже раньше, на шестой день сотворения мира, были созданы, наряду с другими живыми существами, и мужчина и женщина по образу и подобию Божию. Чтобы плодились и размножались.
А потом уже из праха земного Бог ещё раз создал человека и "вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою"... Чтобы поселить его "в саду Едемском", в раю. Чтобы обрёл он там счастье - блаженство духовное? Но не было человеку счастья без
"помощника, подобного ему". Не дано быть человеку счастливым в одиночестве.
Но почему Богу понадобилось создавать этого "помощника" именно из ребра человека?
Ведь не просто же так? В Писании каждое слово выверено тысячелетиями, вековой мудростью. Здесь каждое слово несёт свой потаенный смысл, ни одно не случайно.
РЕБРО (Ожегов) - 1. Одна из парных дугообразных плоских костей, идущих от позвоночника к грудной кости и составляющих грудную клетку. Грудные рёбра. Шейное ребро. Поясничное ребро./Одни рёбра остались. Пересчитать рёбра.
2. В геометрии: отрезок прямой, лежащий на пересечении двух граней многоугольника.
3. Узкий край или сторона предмета. Поставить доску на ребро.
4. Дугообразно согнутая скрепляющая часть остова какого-нибудь окружения(спец.)//
Поставить вопрос ребром.
РЕБРИСТЫЙ - неровный, с частыми параллельными выступами, гранями. Ребристая поверхность. Ребристость.
Церковниками трактуется так, что Бог создал для мужа жену именно из ребра, его ребра, чтобы тем самым дать понять: жена должна быть послушна мужу, безропотна и покорна.
Но зачем ей тогда дана своя голова, сердце, душа? Зачем точно также она создана по образу и подобию Божьему? Зачем же ей тоже предписано жить по заповедям Единого Закона Божьего? И нужен ли человеку "помощник" безголовый, бессердечный, бездушный?
Женщина также как и мужчина должна пройти СВОЙ жизненный путь САМА. Ни муж, ни
Бог за неё жизнь не проживёт. Она "помощник" мужа, но не раба.
Не раба, но из ребра. "Кость от костей" и "плоть от плоти" мужа. Как ребёнок. Которого он не родил, но из его ребра создание - жена. Его РЕБёнок - из его РЕБра.
Она слаба и беззащитна без мужа, как дитя, его родное дитя. Потому она и слабый пол.
Без мужа она не совсем полноценный человек, ибо требует постоянной защиты - ребро требует прикрытия родной плотью. Она всегда беззащитна, как морально, так и физически.
Ребро, хоть какое возьми, хоть какой смысл вложи, без поддержки всегда неустойчиво.
Но и муж без жены не вполне человек. Без помощника. Без ребра. Без должной опоры.
Без обережной заботы. Неустойчивый, без достойной поддержки его позвоночника.
По отдельности они всего лишь два одиноких человека. Два одиночества - беззащитны,
не оберегаемы родною душою.
Вместе муж и жена - одна плоть, одно целое. Не может быть счастья - рая в душе, если человек одинок. У каждого мужа должна быть жена из ЕГО ребра. Родной человек. Помощник душевный. У каждой жены должен быть муж. ЕЁ хранитель. ЕЁ защитная
плоть, из которой она, как ребро, вынута.
Друг без друга они - беспомощны, беззащитны, неустойчивы, душевно обнажены, необерегаемы, несчастливы, одиноки, потеряны.
Вместе они одно целое, родные души, предназначенные друг другу самим Богом.
"Нагие"- открытые один для другого, душевно чистые, без лжи, без измены и предательства - оттого стыдиться, скрывать им друг от друга и от Бога нечего.
МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.
Наконец-то нам в мойку ввернули новую лампочку.
Сие знаменательное событие произошло перед обедом. Не знаю, сколько ватт было в той лампочке, но больше ста - это точно. Потому что в нашей конуре стало светлым-светло.
Подозреваю, что теперь на всём "Лазурите" более освещённого помещения не было.
Анюта сидела теперь там, как в яркой, праздничной витрине.
И наверное, по этой причине почувствовала себя барыней. Я крутилась в салоне, не
успевая вовремя накрыть столы к обеду, а она сидит в посудомойке - подай ей хлеб, отнести книги! Я же носилась как угорелая туда-сюда, а тут ещё, как назло, палец хлеборезкой резанула... Вот и психанула на неё:
- Сидишь как королева! Подай то, отнеси это!
Она тоже разозлилась и, мстительно прищурившись, произнесла:
- Как я тебе, так подавала! А ты... Ну, попробуй теперь у меня что-нибудь попросить!
- Что-то не припомню, чтобы я тебя о чём-то просила, - усомнилась я.
- Просила-просила! - продолжала настаивать она, негодующе раздувая ноздри.
- Да я уже давным-давно зареклась тебя о чём-то просить! А то сделаешь какую-нибудь ерунду, а потом двести раз этим упрекнешь! - распсиховалась я ещё больше, потому что как раз хотела попросить её перевязать мне палец.
Но теперь об этом можно было даже не заикаться, зная наперёд, что она откажет,
лопаясь от злорадства по случаю предоставленного ей удовольствия,
Кое-как сама замотала: левой рукой не очень-то получалось. Но возиться с этим было некогда; побежала дальше заниматься сервировкой столов.
Обед проходил более-менее нормально, без каких-либо недоразумений.
Но ссора с Анютой подействовала на меня угнетающе. И хотя вида я старалась не подавать, что расстроилась, но, кажется, у меня это не очень хорошо получалось. И
кое-кто даже это заметил.
Молдова остановил на мне испытующий взгляд и задумчиво констатировал:
- Инга опять сегодня злая.
Я не нашлась, что на это ответить, и промолчала.
- С чего ты это взял? - удивлённо спросил у него кто-то из добытчиков.
Но Лёха ничего не ответил, продолжая изучающе гипнотизировать меня своими серыми лучистыми глазищами.
- Она не злая, а горячая, - неожиданно подал свой голос дядя Римас, обычно
молчавший при всех салонных разговорах. Он посмотрел на меня прозрачными, словно талые льдинки, глазами. - Ей просто надоело всё.
- Что ей надоело? - заинтересовались остальные, с любопытством взглянув на
заговорившего молчуна.
- Да всё! - Он махнул рукой, выражая этим жестом великую степень обобщения. -
И наши разговоры, и наши рожи.
Я с удивлением, заинтересованностью и уважением взглянула на этого проницательного человека.
- А где ж ещё ей такие рожи увидеть, как не здесь? - попытался обратить весь этот разговор в шутливое русло Молдова. И, с ревнивой веселостью глядя на меня, объявил:
- Мы с Ингой после этого рейса в Черновцы поедем. Ведь правда же?
- Правда же, правда же. Я уже вещи собрала и билет купила, - неловко отшутилась
и поспешила ретироваться к столу "машины", чтобы перервать как-то канву не приглянувшегося мне разговора.
После обеда, когда Анюта уже ушла, и я, убрав салон, вынеся помойные ведра и
закрыв мойку, тоже намеревалась было уже уйти, меня неожиданно остановил Валерка.
- Инга, погоди, мне сказать что-то нужно. - Голос его звучал интригующие серьёзно.
На камбузе никого больше не было. Не оборачиваясь ко мне и продолжая смотреть на сковородку, где что-то там жарилось, он произнёс: - Тут в тебя влюбился один.
- А, они все тут! - разочарованно махнула я рукой и снова намылилась было к выходу.
- Нет, погоди. Нет, он серьёзно, - затарахтел он. И, увидев, что я всё-таки приостановилась, опять отвернулся к своей сковороде и с мрачной таинственностью проговорил: - Вчера мне признался. Говорит, женился бы на ней.
- Вот как! Тебе, значит, признался, - не смогла сдержаться я от насмешливого тона. -
Конечно, благодарю тебя за доверие. Но на всякий случай ты своего влюблённого
приятеля предупреди, что жениться - это значит, обзавестись семьёй. А семья человеку заменяет всё. Так что он сначала пусть решит, что ему дороже: семья или всё.
И поспешила поскорее удалиться с камбуза. Спрашивать, кто он, этот Валеркин жених,
я не стала. Догадываюсь сама. Но не верю, что всё это сколько-нибудь серьёзно.
На полдник была жареная треска под томатным соусом.
Накрыла на столы раньше времени, и народ повалил сразу. Даже обе бригады
добытчиков, против обыкновения, заявились чуть ли не одновременно.
Все были заняты едой. А я, чтобы не мозолить глаза, отошла в сторонку и наблюдала за салоном.
Поймав на себе более чем внимательный взгляд тралмастера Котова, отвлекшегося от поглощения пищи, вопросительно посмотрела в ответ: мол, что-то надо?
- Инга в печали, - неодобрительно покачал он головой и вздохнул.
"Господи, заколебали уже!" - подумала я раздраженно. Но вслух произнесла, как можно безразличнее:
- Я не в печали.
- Разве? - не поверил Котов.
- В тоске, - уточнил Вася, одарив меня подбадривающей улыбкой.
- И не в тоске, - снова не согласилась я.
- А тогда, что же с тобой? - заинтересовался Молдова. - Скучаешь, что не пишут?
"Надо же, заметили, что мне не пишут!"
- Ладно, Инга, не переживай. Я тебе сегодня сам письмо напишу, - великодушно предложил Румын, доверчиво глядя на меня своими рыжими весёлыми глазами. - Хорошо?
- Ну хорошо, напиши, - согласилась я.
- И напишу, - пообещал он. - Приду сегодня вечером и напишу. На восьми листах.
Коряга что-то негромко произнёс, и все засмеялись.
- Инга, ты слышала? - поинтересовался Котов.
- Нет, я не привыкла подслушивать чужие разговоры, - гордо ответила я.
Мне было неприятно, что они смеялись неизвестно из-за чего. Я не знала причины их смеха, но и выспрашивать вовсе не собиралась.
- Её так с детства выучили, - похвастался моим воспитанием Вова Большой.
- Меня тоже так в детстве учили, - примазался к моему хорошему воспитанию
Молдова. - И ещё меня учили в замочную скважину не подсматривать. - Но, видимо, почувствовав, что он это ни к селу, ни к городу сказал, смутился и решил снова
перевести разговор на мою персону: - Инга, а что у тебя с пальцем?
Тут и все остальные обратили внимание на мой неумело забинтованный палец.
- Закуску из мышеловки вытаскивала, - ответил вместо меня Коряга.
И все, сидевшие за столом, снова засмеялись.
Придя в каюту после полдника, засела было за свои записи. А потом незаметно для
самой себя отвлеклась. Задумалась о том, что надо бы выбрать время письма написать.
Идут разговоры, что скоро к базе подойдём. Я всё пишу, пишу... А мне писем нет и
нет. Вот было бы здорово, если бы Румын и вправду написал бы, как пообещал, письмо на восьми листах. Мне ещё никто и никогда не писал таких больших писем.
И наверное, никто и не напишет. А жаль. Как бы хотелось получить такое письмо!
Если бы ещё и от М...
Перед ужином, в полседьмого, к нам вдруг заявился Колька Чёрный. Якобы за нитками
с иголкой. А сам уселся на диван - и давай "баланду травить".
Рассказывал, как в прошлом рейсе на "Сапфире" они попали в плен к марокканцам из-за того, что ловили рыбу почти у самых берегов. Десять суток стояли под арестом. Старпома и двух матросов взяли заложниками. А те, которые остались на корабле, развлекались
как могли: ченчевались с водолазами, часы отдавали за спирт; ловили "Голос Америки"
и хохотали, слушая, как передавали на полном серьёзе, что "королевскими властями
Марокко захвачено советское судно "Сапфир" с оружием на борту."
Потом наш гость, перейдя к событиям нынешним, "лазуритским", ругал нашего капитана, технолога, старпома и старшего рыбмастера. Так разговорился, что мы еле выперли его, едва не опоздав на ужин.
После ужина мы с Анютой пошли погулять на свежем воздухе.
Походили, походили по шлюпочной. Штормило немного. И кругом огни пароходов -
видимо-невидимо! Словно вечерний город, выросший на воде.
Настроение наше приобрело достаточно лирический оттенок, чтобы, удалившись на нос
"Лазурита", осмелиться орать в лицо ночному океану тоскливые песни. Правда, мы не
сразу обнаружили, что за нами следили подлые агенты ЦРУ - Ваня Альбинос и Серёжка Шнурок. Обнаружив за собой "хвостов", мы немедленно и гордо отправились восвояси.
А перед сном долго решали проблему: как же всё-таки нам похудеть?
Сегодня в ужин матросы опять высказывались, что мы с Анютой здорово поправились.
В частности про меня, Саня-рыбообработчик сказал Хиппаку:
- Вон как Инга раздобрела на камбузе. А помнишь, какая худенькая пришла?
- Ты слышишь, Инга, что народ говорит? - не позволил мне сделать отсутствующий вид Хиппак.
- Какая пришла, такая и уйду! - отрезала я.
А теперь вот раздумываю, как добиться того, чтобы слова мои не разошлись с действительностью.