Я судорожно схватилась обеими руками за руль и затаила дыхание, чутко прислушиваясь к мотору, на лбу выступила испарина. Казалось, моя красная «Ауди» обрела независимость, а потому категорически отказалась подчиняться. Она, словно чумовая, неслась по многополосному шоссе, пытаясь задеть автососедок справа и слева.
- Ой, покатаюсь, - хихикнул кто-то в моей голове и ладони разжались, чтобы похлопать. Машину качнуло, накренило, я снова вцепилась в руль и с силой удержала равновесие взбесившейся тачки.
«Повезло», - отлегло от сердца.
- Линочка, деточка моя, - захныкал голос, - мне одной скучноооооо…
Надо было остановиться, но подходящей площадки для парковки нигде не было, к тому же выбраться из среднего ряда оказалось проблематично.
Наконец, я донеслась до светофора и резко свернула налево, под сень берёз, роняющих серёжки прямо в пышущий огнём мангал старого узбека. Возле мангала стоял белый пластиковый столик.
- Ну вот, - огорчился голос, - а я хотела ещё покататься. А ещё хотела у тебя погостить. Ну, совсем немного. С недельку-другую.
- Кто ты? – понимая, что ничего не понимаю, заорала я и заметила, как седой шашлычник с удивлением покосился на «Ауди».
Предположим, азиат не мог слышать моего крика, не тонированные окна авто были подняты, но мимику мою он мог наблюдать сколько угодно. А я потрясала кулаками и допытывалась у невидимого ездока правды.
- Спи, моя радость, усни, - выслушав ругательства, неожиданно нежно запело неизвестное существо почему-то моим ртом, - в небе погасли огни…
- Заткнись! – выдавила я и вдруг ошарашенно опрокинулась на спинку кресла. Это была она, та, которую я только что посетила, чтобы установить на её могиле взамен ржавого металлического шикарный фантазийный памятник из белого мрамора. Портрет на новом постаменте и на старом был один и тот же, но фотография на прежнем улыбалась, на нынешнем плакала. Негативные эмоции проявлялись в опущенных уголках губ и несчастном выражении глаз.
- Неужели не понравился? – возмутилась я, когда работники фирмы, забрав инструменты, уехали. – Мам, я выбрала самый лучший, самый дорогостоящий, заказала его в элитной мастерской. Погляди, какие богатые розы над твоей модной причёской, а какие лебеди сплелись изящными шеями под датами рождения и ухода на памятнике, слегка наклонившемся вправо красивейшим экзотическим цветком. По-моему, это шедевр. И на портрете ты выглядишь, как двадцатилетняя девушка, художник превзошёл самого себя. Неужели тебе не нравится?
Аргументы стали иссякать, я вдохнула сырого, пропитанного полынной горечью, воздуха и обвела взглядом окружающее пространство. Кругом чернота, скользкий гранит потихоньку заполонил наши российские кладбища. Такое впечатление, что выгравированные лица на этом мертвом камне выглядывают из преисподней. Уши развесили. А над ними кругами реют каркающие вороны, дополняя окрасом импровизированные подставки для птичьего отдыха.
И тут запел соловей, я вздрогнула, оглянулась на небольшой лиственный лесок за кладбищенской оградой, но лучащееся солнце не дало возможности разглядеть божескую птичку, сумевшую заставить замолчать стаю вопящих черномазых тварей, незамедлительно опустившихся на гранитные плиты и слившиеся с ними вертлявыми статуэтками.
- Вот и соловушка твоё скорбящее сердечко успокаивает, – смягчаясь, улыбнулась я. – Все там будем, а здесь мы только гости. Я пошла, мне ещё бабушку навестить надо. Люблю тебя и целую.
Бабушка была маминой свекровью, они никогда не ссорились, потому что Ксения Викторовна была добрейшим и честнейшим человеком во всей вселенной и умела находить общий язык даже с базарными торговками, которые в советские времена считались цветом нации. Как она относилась к маме, я не знала, хотя смутные предположения были.
Разве может понравиться невестка, отчаянно любящая флирт! То есть кокетка, благодаря своей точёной фигурке, дефилирующая в качестве манекенщицы по языку. Языком в Советском Союзе назывался подиум для моделей. Наведываясь на погост, я всегда приходила к бабушке разговаривать, а она слушала меня и улыбалась. В этот раз я попросила её взять под своё крылышко мою несчастную маму, так и не привыкшую за два года к новому обществу.
*****
- Что ты хочешь? – настороженно прислушиваясь к непривычному шевелению в мозгах, вздохнула я. – Утащить меня на кладбище в облике новенькой?
- Лина, ты знаешь, как я сильно привязана к тебе, - прозвучало в моей раскалывающейся башке. – Раньше я не могла жить без тебя ни единого дня, а теперь не вижу неблагодарную дочку месяцами.
- Была зима, - невольно стала оправдываться я, - а потом зачастили ливневые дожди. Твой сектор расположен в самом низу кладбища. К тому же, дорога не асфальтирована, легковой автомобиль обязательно застрянет в вязкой глине, придётся вызывать эвакуатор.
- Ну и что? – изумилась мама. – Зимой наши улицы чистят не в пример вашим, а эвакуатор не проблема, было бы желание. Много этих эвакуаторов развелось, спрос определяет предложение.
- А если бы я простудилась? – пристыженно пробормотала я. – Тебе не жалко родную дочь?
- Я хочу быть рядом, - повысила тон мама, - я всегда тебя безумно любила, так что готова стать с тобой одним телом.
- Ничего себе! – ахнула я. – Твой эгоизм, Галина Владимировна, не знает границ! А как ты будешь спать с моим мужем в одной постели? Между нами или сама заниматься сексом с ним станешь?
- Отвернусь, чего уж там, - загрустила мамуля. – Зато научу тебя не только здоровому сексу, но и эротическому макияжу. Хочешь одеваться по моде, чтобы красотой очаровать мир?
- Зачем мне его очаровывать? – с подозрением осведомилась я. – Я успешный юрист, у меня сын, тоже имеющий тягу к юриспруденции, Юра – начальник участка. Чем не приличная семья?
- Ходишь в одном костюме, словно синий чулок, - фыркнула мама. – Нижнее бельё, как в советские времена. Где кружевные гарнитуры и чёрные, в сеточку, колготки? К тому же, Лёлик заимеет в одном лице молодую красивую маму и мудрую любящую бабушку. Представляешь, как он будет счастлив?
- Ты что, подглядывала за мной в спальне? – сообразила я. – Висела где-нибудь в углу бесплотной тенью и контролировала правильность интимной близости?
- Люди занимательнее, чем покойники, - не отрицая моих догадок, сделала вывод родительница. – Те, кто до сих пор находится в могилах, скучные и неприветливые личности. Собираются по ночам в главном секторе у хозяина кладбища и, перешёптываясь, вяло перебирают ногами под каркающие вопли вороньего оркестра, а Григорий Васильевич зорко следит за усопшими, упаси Боже, у кого-то из его подопечных вспыхнет взаимная симпатия.
- А где находится главный сектор? – живо заинтересовалась я.
- Там всегда полно котов, - мамин голос стал нежным-нежным. Она обожала мурзиков. – Рядом с Григорием Васильевичем могила твоей бабушки.
- То есть твоей свекрови, - уточнила я.
- То есть, - согласилась Галина Владимировна. – И она стала его женой.
- А дедушка? – присвистнула я.
- Говорят, дедушка уже давно в раю, - печально отозвалась мамуля. Ей тоже хотелось на небеса. – А я так и не нашла друзей среди жителей Южного.
Сразу оговорюсь, Южное – это кладбище, на котором я недавно побывала.
- Теперь ты будешь под опекой самого Григория Васильевича, - повеселела я. – Так что можешь спокойно возвращаться восвояси и любоваться на памятник, от которого изведутся от зависти все соседи.
- Вам плохо? – внезапно постучал в окошко старый узбек. У него были большие печальные глаза с длинными ресницами.
- Красивый мужчина, - констатировала мама.
- Хорошо, - опустив стекло, очаровательно улыбнулась я и вдруг увидела за плечами шашлычника обеспокоенную Ксению Викторовну с каким-то строгим, худощавым, подтянутым мужчиной в военной форме. Они висели тенями над асфальтом и внимательно наблюдали за мной.
- Ладно, я пошёл, - не поворачиваясь, поёжился азиат. – Замёрз что-то.
И он удалился к горящему мангалу, возле которого остановилась серебристая «Джетта».
- Галочка, деточка, пойдём домой, - протянула бестелесные руки к моему телу бабуля. – Прости, дорогая, что прежде была невнимательна к тебе. Оставь Линочку, пусть спокойно едет в город. Лёлик пришёл со школы и хочет есть. К тому же, ей ещё предстоит приготовить ужин.
- Скучно на кладбище, - закапризничала мамуля. – Ни концертов тебе, ни мелодрам, ни подиума. Помните, как я ходила по языку, и мной восхищался ваш сын, заблаговременно удравший от любимой жены в рай?
- Помню, конечно, - ласково произнесла баба Ксюша.
- Будет тебе подиум, - неожиданно открыл рот военный, - не будь я хозяином кладбища.
- А концерты будут? – продолжала ломаться мама.
- Кажется, в двадцать пятом секторе лежит прима оперного театра, - вспомнила бабуля, - а в сорок шестом пародист-сатирик.
- Сатирик отменяется, - нахмурился Григорий Васильевич. – Погост не место для веселья.
- Почему бы не повеселиться перед дальней дорогой? – вклинилась я. – Кто знает, что вас ожидает после переселения!
- Действительно, почему? – испытывающе взглянула на супруга Ксения Викторовна.
- Решим этот вопрос на старостате в субботу, - неохотно обязался хозяин погоста. – А теперь вылезай из чужого туловища, дорогуша, и следуй за мной.
- Значит, будет подиум? И прима будет? – уточнила мама.
- Стану приезжать к вам чаще, - чувствуя, как родительница покидает моё тело, пообещала я.
- До свидания, внученька, - погладила меня по голове бабуля.
- До встреч, доченька, - чмокнула меня в щёку мама.
- Если найдёте патефон с пластинками военных и послевоенных лет, привозите, - распорядился Григорий Васильевич.
И покойники растаяли в воздухе.
Я положила руки на руль своего авто. Дома меня ждал голодный Алёшка.