О Власове и власовцах.
Часть 1. В начале войны.
О личности А.А. Власова и его сторонниках имеется довольно много различных публикаций.
В советское время они, естественно, носили негативный и обличительный характер, а во времена ельцинского правления, некоторые либеральные публицисты порой сочиняли сочувственно-позитивные истории об этом «борце со сталинской тиранией».
Дело власовского «реабилитанса» было, что называется «на мази» и какой-то придурок «в глубинке» тогда даже создал что-то типа дома-музея Власова.
Потом, в связи с изменившейся политической коньюнктурой и бессрочным уходом ЕБНа в «работу с документами», все это прославление предателей слегка притормозилось, но не прекратилось окончательно…
Думаю, что читателям будет интересно ознакомиться с малоизвестными документами о Власове и его сподвижниках, прежде всего, с той, власовско-гитлеровской стороны (и точки зрения).
Они очень познавательны, даже для тех, кто интересуется вопросами отечественной истории ХХ века, а для подавляющего большинства граждан нашей страны и вовсе неизвестны.
Составляли эти документы и воспоминания либо сторонники А.А. Власова, либо его немецкие кураторы и начальники, у которых не было никакого резона «очернять светлый облик» этого «борца с тиранией», или приписывать ему какие-то подлые поступки.
Так что у них Власов был представлен достаточно объективно, так сказать «во всей красе».
Начнем с воспоминаний одного из ведущих сотрудников и идеологов власовского движения Михаила Михайловича Самыгина.
Он счастливо избежал виселицы (которая досталась менее удачливым «вождям» власовской верхушки) эмигрировал сначала на Запад, где печатался под псевдонимами «Чайкин» или «Китаев», а потом и вовсе переехал аж в Индонезию, где снова стал Самыгиным и умер в весьма преклонном возрасте.
Он был довольно плодовитым автором, охотно давал на Западе интервью и сочинил мемуары: «Русское Освободительное Движение» (1947), «Communist Party officials: a group of portraits» (1954), «Как это началось: из воспоминаний сотрудника газеты «Заря» (1970), и т.д.
Надо сказать, что его отец, Михаил Владимирович Самыгин (1874 г.р.) до революции был довольно известным беллетристом, писавшим под псевдонимом Марк Криницкий, и бывшим одним из ближайших друзей Валерия Брюсова.
Советская литературная энциклопедия (1931 г) сообщает о Криницком следующие сведения:
«Служил преподавателем словесности в Рязанской гимназии. Один из типичных беллетристов «легкого жанра», близкий Арцыбашеву и др. Почти все произведения К. посвящены описанию быта и психики дореволюционного мещанства, изображаемых им с неизменным подчеркиванием интимно-эротических сторон (романы «Маскарад чувств», «Случайная женщина», «Синяя борода», «Душа женщины», «Рассказы о любви», «Дорога к телу» и многие др.). Психологический анализ у К. крайне примитивен. Многочисленными описаниями адюльтеров романы К. отвечали запросам обывателя-мещанина эпохи между двумя революциями, обеспечившего К. популярность.
Приняв после революции 1917 деятельное участие в советской литературе, Криницкий пробовал перестроить свое творчество применительно к задачам послеоктябрьской лит-ры (комедии «Продналог», 1924, «Светозар Октябрь», Л., 1925, и пр.), но безуспешно: новые советские люди и их быт у К. банальны, изображение их сусально и выдержано в духе примитивных агиток».
Интересно, что в 1916-18 годах в России выходило собрание сочинений Марка Криницкого в 15 (!) томах.
К советским условиям Криницкий так и не приспособился, хотя и очень старался сделать это.
Сохранилась его надпись от 10.12.1933 г. на машинописном экземпляре пьесы «Сев»: «...оттолкнутый друзьями, осмеянный близкими, бездомный, никому не нужным мусором я валяюсь при дороге».
В годы Великой Отечественной войны М.В. Самыгин жил в эвакуации, в Самарканде.
После войны он имел статус «персональный пенсионер» и проживал по адресу: Москва, Брюсовский пер. 2/14, кв. 23.
Затем у него развилась душевная болезнь, и он умер в горьковской психоневрологической лечебнице в 1952 году.
Его сын, Михаил Самыгин-младший родился в 1915 году, учился на инженера-химика, с 1937 по 1941 годы М.М. Самыгин работал в институте физ. химии АН СССР, опубликовал около десятка статей в «Журнале физической химии» и других научных сборниках.
В начале Великой Отечественной войны младший лейтенант М. М. Самыгин был призван по мобилизации в 1941 году и пропал без вести.
(По карточке военнопленного М.М. Самыгин попал в плен 31.08.41 под г. Погар, 31.10.41 был доставлен в офлаг 57.)
Самыгин провел в пропагандистском аппарате «власовской» РОА практически всю войну. В своих воспоминаниях он дает не только подробный анализ деятельности самого Власова, но и портреты других основных персонажей-коллаборантов.
Вот что в одном из послевоенных интервью М.М. Самыгин вспоминал о начале войны и своем пленении:
«В начале войны я был офицером запаса в Белоруссии… В середине июня 1941-го продолжалась реорганизация и были восстановлены отпуска, и тут немцы нанесли удар.
После 22 июня по моему впечатлению у фронтовых частей не было коллективного стремления дезертировать или сдаться. Но немецкая атака на наши резервные дивизии была чересчур мощна, чтобы не вызвать хаос.
Общее настроение среди попавших в плен к немцам было:
«Что ж, я попался, значит, я военнопленный».
Бывшие офицеры царской армии получали у немцев небольшие поблажки.
В лагерях руководящие позиции давались уголовникам, их использовали, чтобы выявлять евреев и политруков.
Множились дичайшие кляузы.
В лагерях в Бобруйске и в Гомеле разразились еще и эпидемии тифа, ежедневно умирало по 30-40 человек.
В то же время лагерная полиция развлекалась собственным джазовым оркестром, самогоном и оргиями всех сортов.
Когда не осталось евреев и политруков, они начали «назначать» евреев и политработников из числа обычных военнопленных и сдавать их немцам. В нашем лагере (Бобруйск) из 30000 умерло 12000, что сравнительно немного».
Проанализируем некоторые важные моменты этого интервью:
- по воспоминаниям Самыгина НАКАНУНЕ нападения немцев на СССР в Западном особом военном округе (где он проходил службу) и которым командовал генерал Павлов (впоследствии расстрелянный «за бездействие власти») были ВОССТАНОВЛЕНЫ отпуска(!!!);
- причиной пленения основной части войск ЗапОВО было не «нежелание воевать за Советскую власть», (как «россиянам» сейчас упорно вдалбливают в сознание либеральные сочинители), а «чересчур мощная» атака опытных, дисциплинированных и высоко боеспособных войск германского вермахта на наши «резервные» (т.е. заполненные призванными из запаса солдатами и офицерами) дивизии.
Это вызвало хаос и потерю управления войсками со стороны командования Западного фронта и его крах.
К январю 1942 года в плену у немцев оказалось 3 млн. 350 тысяч советских военнослужащих.
Командиры и красноармейцы, в своем большинстве, попали в плен вовсе не потому, что стремились перейти на сторону противника из-за своей «ненависти» к Сталину.
Кстати, это хорошо понимали и немецкие генералы.
Так, командующий III-й танковой группой генерал-полковник Герман Гот писал:
«В германской армии, в отличие от партийных инстанций, не строили никаких иллюзий относительно стремлений русского солдата бежать от большевистского режима.
Было известно, что армию, особенно офицерский корпус, русские обеспечивали всеми средствами, находившимися в руках государства, хорошим снабжением, высоким жалованием, освобождением от квартирной платы, возможностью провести отпуск на курорте, клубами, бесплатным проездом по железной дороге».
Огромное число советских военнопленных полностью соответствует тому масштабу военной катастрофы, какая разразилась над Красной Армией летом 1941 года.
Надо понимать, что любая армия – это, прежде всего, люди.
Оказавшись перед лицом смертельной опасности, они ведут себя по-разному.
Часть людей готова исполнить свой воинский долг в любых условиях, до полного самопожертвования, ценой собственной жизни. Таких людей в Красной Армии 1941 года было очень много.
Другая часть – откровенные трусы, думающие только о спасении собственной жизни. Такие люди в Красной Армии в 1941 году тоже были, но они составляли меньшинство.
Большую же часть военнопленных составляли обыкновенные люди, которые перед лицом страшной стальной сметающей все на своем пути машины гитлеровского Вермахта просто-напросто растерялись, испугались, либо были ранены, контужены.
Многие из них попадали в плен голодные и больные после долгого плутания по лесам с целью выбраться к своим…
К тому же большое число из этих военнопленных вели себя в плену весьма достойно, пытались бежать и организовывали сопротивление.
Но были и такие, кто мечтал о скором «единении» с «германской освободительной армией» и о том, что немцы стремятся чуть ли не сотрудничать с советскими дезертирами.
Об одном таком предателе-недоумке в своей книге «Солнце восходит на Западе» рассказал бывший корреспондент берлинской «русскоязычной» газеты «Новое слово» (выходившей под редакцией В.М.Дестопули-«Гестапули») Николай Февр:
«…я не могу не вспомнить о трагикомическом рассказе одного моего приятеля, московского литератора.
Он, как и тысячи других московских интеллигентов, был мобилизован в, так называемое московское ополчение и брошен на фронт в районе Брянска. Как и миллионы его соотечественников, он видел в то время в немцах друзей и освободителей.
Поэтому он не сделал ни одного выстрела, а, бросив винтовку, пошел питаясь кореньями через леса на запад, для того, чтобы первому же встреченному немцу протянуть руку и сказать, что он не враг ему, а друг и союзник.
После недели скитаний, где-то на опушке леса, он, наконец, увидел первого немца.
Он подошел к нему и, чувствуя всю торжественность этого момента, протянул ему руку для того символического пожатия, которое по его мнению должно было ознаменовать не только его встречу с этим немцем, но и встречу русского народа с народом немецким.
И, действительно, эта встреча не обошлась без символики.
Немец равнодушно посмотрел на протянутую к нему руку и… снял с неё часы.
Пораженный московский литератор не знал еще тогда, что особенность его встречи с немцем на опушке брянского леса, будет символической для всего первого периода войны».
« Власовец» Н.Февр, описывая этот, действительно комичный, эпизод встречи нашего «интеллигентного» дезертира с солдатом вермахта, очень сокрушается, что немцы, мол, не поняли «души прекрасного порыва» беглого литератора, и вместо того, чтобы обнять перебежчика и пожать его протянутую руку, просто отняли у него часы.
Дезертировавший «московский литератор», тоже отчего-то, думал, что немцы будут в восторге, увидев его в лесу, начнут пожимать его руку и всячески приветствовать.
Он даже не понимал, что для воспитанного в верности воинскому долгу немецкого солдата, этот перебежчик - всего лишь трусливый, грязный и завшивленный дезертир, предложивший ему часы за то, чтобы его не пристрелили на месте.
Эти часы надменный немец и снял с руки дезертира, отправив того в лагерь военнопленных.
Помнится, лет 10 назад, на одной их «демократических» радиостанций, этот эпизод рассказывал кто-то из плеяды либеральных швондеровичей-поминкиных.
Ссылку на «власовское» происхождение этой истории он давать постеснялся, но зато усиленно педалировал идею, что эти снятые немцем с руки дезертира-литератора часы чуть ли и не стали причиной поражения Германии в войне.
Иначе, дескать, все наши пленные поверили бы в благородство и освободительную миссию Гитлера, и разом восстали бы против сталинской тирании.
(Кстати, вопреки очередным расхожим мифам о том, что всех вернувшихся советских военнопленных при освобождении наши компетентные органы прямиком отправляли в ГУЛаг, отметим, что из 1 836 562 военнослужащих, вернувшихся из плена, за активное сотрудничество с врагом (служба в лагерной полиции, участие в выдачах немцам коммунистов, политработников и евреев, работа во «власовских» структурах и т.п.) было осуждено всего 233. 400 человек).
Однако, вернемся к продолжению разбора интервью М.М. Самыгина:
- Немцы, в качестве внутрилагерной полиции, использовали наших бывших уголовников для того, чтобы держать в повиновении массы пленных и «выявлять евреев и политруков» в их среде.
- То, что в бобруйском лагере из 30 тысяч пленных, осенью 1941 года, умерло «только» 12 тысяч человек, по мнению М.М. Самыгина (знавшего реалии и в других лагерях) было «сравнительно немного».
(По мнению наших современных «демократических» публицистов, единственной причиной этих массовых убийств немцами советских пленных, особенно в начале войны, было то, что «Сталин не подписал Женевскую конвенцию».
Иначе немцы непременно устроили бы в своих лагерях санаторный режим для наших пленных, а в лагерную полицию, вместо наших уголовников, назначали бы только прекрасных представительниц швейцарского красного креста).
Интересно, что еще тогда (сразу после окончания войны) М.М. Самыгин невольно опровергает и еще одну популярную ложь современных либеральных сочинителей, которые увлеченно повторяют брехню своих власовских пропагандистов-предшественников примерно такого типа:
«... огромное число из сдавшихся в плен сразу же заявляло о своем желании обратить оружие против советского правительства».
Самыгин им возражает:
«Это тоже никак не сходится с моим личным впечатлением, а ведь я провел 18 месяцев не на луне, а именно в немецком плену в лагерях в Бобруйске, в Белостоке, на Шлиффенуфер в Берлине, в Вульхайде и в т.н. "Лаборатории", которая, будь она трижды проклята, не дает мне покою.
В лагере в Бобруйске из более чем 30-ти тысяч человек за период с сентября 1941 года по ноябрь того же года записалось добровольно не более нескольких десятков человек, в лагере Белосток было уже несколько сотен заявлений, однако большинству из них грош цена.
Решался вопрос, как лучше сохранить жизнь: на голодном пайке в лагере или в антипартизанском отряде. При всей тяжести лагерного режима, когда дело дошло до записи в отряд, записалось ничтожное число (Надо было дать свою собственноручную подпись, а это не то, что болтать языком)».
Воспоминания М.М. Самыгина интересны еще и тем, что он стоял у самых «истоков» нашего коллаборационизма и наблюдал зарождение «власовского движения»:
«…настало время раскрыть инкогнито таинственной "Лаборатории". Это был отдел пропаганды ОКВ и именно его русское отделение. Помещался он на Викторияштрассе…
Начальником отдела был полковник Мартин, его заместителем майор Штуперих…
В начале деятельность отдела была мизерной: она сводилась к составлению примитивных листовок на тему "Бей жидов и политруков" во всевозможных вариациях. Занимались этим несколько советских пленных, имена которых история по-видимому утратила…
Их заменила команда Зыкова: Зыков, Ножин, Малышкин, Благовещенский, Головин (и его брат), Ильинский…
Главную роль во всем играли Зыков и Штрик-Штрикфельд…
В то время все сколько-нибудь интересные пленные всех враждебных Германии стран сосредотачивались в интернациональном лагере на Шлиффенуфер 7.
Оттуда интересные в политическом отношении лица стали постепенно поступать на Викторияштрассе.
В числе их были сын Сталина Яков Джугашвили (ст. лейт. артиллерии), ген. Понеделин, ген. Снегов и др.
В то время Штрикфельд был, по крайней мере, внешне, скромным зондерфюрером. Уже тогда возникла мысль о создании марионеточного русского центра…
Первым, кому было предложено возглавить движение, был Яков Джугашвили. Очевидно, то была идея Штрикфельда (Ш. был прекрасным человеком, русским в душе. Во время первой мировой он служил в русской армии, хотя и был немецким офицером и в то же время поддерживал контакт с британской разведкой. Затем он отправился в Великобританию и в промежутке между войнами, кажется работал и на немцев, и на англичан ).
Сталин усыновил Якова, который был сыном Шаумяна. Как военнопленный Яков содержался в Хаммельбурге. Нам сказали, что он вел себя с достоинством и твердо отказался сотрудничать с немцами, хотя и был настроен довольно критически по отношению к своему «отцу».
Сделаем небольшой комментарий к вышесказанному.
Судя по тому, что М. Самыгин тут пересказывает убогую сплетню, что Яков Джугашвили не был родным сыном И.В. Сталина (а только приемным, якобы его отцом был Степан Шаумян), он не был близко (и тем более лично) знакОм с Яковом в плену, и попросту повторяет, популярную у «власовцев», басню о нем.
Однако отказ Якова сотрудничать с гитлеровцами, и его достойное поведение в плену, видимо были хорошо известны, и вызывали уважение у наших военнопленных.
Продолжим рассказ Самыгина об истоках «власовского движения»:
«Вторым, кому предложили должность, был генерал Понеделин (который оборонял Киев и был взят в плен в окружении, когда генерал Кирпонос покончил с собой).
Немцев он с ходу обматерил. Его держали в отдельной камере. Зыков вызвал его и сказал, что для него «нет пути назад».
Генерал ответил: «Я не верю, что против моей семьи будут применены репрессии. Я убежден, что любой суд сочтет их невиновными».
После войны он вернулся в СССР.
Третьим немецким кандидатом был генерал Снегов. Прежде он был инспектором Красной Армии по физической подготовке, почетная должность, полученная им по возрасту. Он, хотя и был антибольшевиком, отказался принять предложение, опасаясь за свою семью в Советском Союзе.
И тогда Штрик-Штрикфельд отправился в Новоград-Волынский и вернулся с Власовым».
Перед тем, как продолжить рассмотрение мемуаров М.М. Самыгина о Власове, обратимся к речи рейхсфюрера СС, ближайшего соратника Гитлера, шефа имперской безопасности Третьего рейха Генриха Гиммлера.
6 октября 1943 года в Познани он выступал с большой речью на совещании высших руководителей фашистской администрации – рейхсляйтеров и гауляйтеров.
В этой речи, он впервые (и с изрядной долей юмора и презрения) рассказал им о том, как Власов захотел сотрудничать с немцами:
«Я обращаюсь к вам и как рейхсфюрер СС, и как партайгеноссе, – начал свое выступление Гиммлер. – Прежде всего я хотел бы остановиться на вопросах о бандах, партизанах и на комплексе генерала Власова.
Мы обнаружили русского генерала Власова. С русскими генералами дело особое. Наш бригаденфюрер Фегеляйн взял в плен этого русского генерала. Я гарантирую вам, из почти каждого русского генерала мы можем сделать Власова!
Это будет стоить неслыханно дешево. А этот русский, которого мы взяли в плен, нам вообще ничего не стоит.
Он был командующим одной ударной армией. Наш бравый Фегеляйн сказал своим людям: попробуем-ка пообщаться с ним так, будто он и взаправду генерал! И лихо встал перед ним по стойке смирно: господин генерал, господин генерал! Это ведь каждому приятно слушать. Это во всем мире так.
И здесь это сработало. Все-таки этот человек как-никак имел орден Ленина за номером 770, он потом его подарил бригадефюреру Фегеляйну»…
«Когда фюрер, – продолжал свой рассказ Гиммлер, – наградил Фегеляйна Дубовыми листьями, тот отдал этот орден фюреру.
Фюрер приказал положить его в серебряный футляр и вернул Фегеляйну. Итак, с этим генералом обращались должным образом, ужасно вежливо, ужасно мило.
В соответствии со своими особенностями, славяне охотно слушают, когда им говорят: «Это вы знаете немного лучше нас», – любят быть любезно выслушанными, немного подискутировать.
Этот человек выдал все свои дивизии, весь свой план наступления и вообще все, что знал.
На третий день мы сказали этому генералу примерно следующее: то, что назад вам пути нет, вам, верно, ясно. Но вы – человек значительный, и мы гарантируем вам, что, когда война окончится, вы получите пенсию генерал-лейтенанта, а на ближайшее время – вот вам шнапс, сигареты и бабы.
Вот как дешево можно купить такого генерала! Очень дешево. Видите ли, в таких вещах надо иметь чертовски точный расчет. Такой человек обходится в год в 20 тысяч марок. Пусть он проживет 10 или 15 лет, это 300 тысяч марок.
Если одна батарея ведет два дня хороший огонь, это тоже стоит 300 тысяч марок»
(Взято с сайта: https://labas.livejournal.com/1032604.html)
Оставим в стороне чисто пропагандистские утверждения Гиммлера о том, что мол «так можно действовать с каждым русским генералом».
Конечно же, это – спесивая нацистская брехня.
И примеров достойного, доблестного и героического поведения наших советских генералов в гитлеровском плену было множество: от генерала Понеделина, обматерившего немецких агитаторов, до зверски убитого немцами в Маутхаузене, (в 1945 году!) генерала Дмитрия Михайловича Карбышева.
Надо сказать, что большинство советских генералов держалось в плену мужественно, отказываясь от любого сотрудничества с оккупантами. Многие из них, как например, генерал Карбышев, генерал Алавердов, генерал Романов, генерал Никитин, генерал Тхор были зверски убиты в немецком плену.
Генералы Музыченко, Понеделин, Снегов, Тонконогов, Скугарев, Абрамидзе, Лукин были в 1945 году освобождены Советской Армией, многие из них были восстановлены в своих званиях и продолжили свою службу в рядах Советских Вооруженных Сил.
А вот Власов свои «деньги, шнапс, сигареты и баб» получил от немцев в изобилии….
К рассказу о Гиммлере, Власове и бригаденфюрере Фегеляйне мы еще вернемся, о пока - о том, что вспоминал о Власове и власовцах, прекрасно знавший всю «кухню» этой затеи, М.М. Самыгин.
Начинал он свое сотрудничество с немцами тогда, когда о Власове там еще толком и не слышали:
«Следующей нашей задачей стало превращение редакции с сопутствующим персоналом в движение, которое было бы чем-то большим, чем гольная пропаганда.
Мы начали с образования «Смоленского Комитета», который не был ни комитетом, ни смоленским.
Декларация этого комитета, содержавшая «13 пунктов», была написана Зыковым и подписана Власовым.
Она должны была распространяться исключительно на советской территории, не затрагивая занятые немцами области СССР.
Как-то (я не знаю точно, как) Зыков убедил немецких летчиков «потерять ориентировку в тумане» и сбросить листовки и пачки «Добровольца» и «Зари» над оккупированной территорией.
Зыков был счастлив, выходя тем вечером из кино, он сказал мне: «Чертик вырвался из бутылки». Это было в феврале 1943-го.
И затем немцы отступились от требования направлять пропагандистские усилия только на советскую территорию и начали вести пропаганду и в оккупированных областях…».
Вот ЭТО – очень важный и показательный момент!
Как видим, аж до февраля 1943 года (т.е. до Сталинградской катастрофы) ВСЯ «власовская» пропаганда и агитация немцами была рассчитана ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО на граждан, живших на советской, не занятой немцами, территории!
(Видимо немцы прекрасно понимали, что на тех, кто уже вкусил все «прелести» их «освобождения», рассказы о привольной жизни под властью «Гитлера-Освободителя» уже не действуют и не считали нужным тратить на это ресурсы).
Важно отметить и то, что пресловутый «Смоленский Комитет» (прославлению которого столько сил отдали Солженицын и нынешние либеральные историки), по мнению М.М. Самыгина (одного из его создателей), «не был ни комитетом, ни смоленским».
Давайте посмотрим, что Самыгин (писавший свои мемуары под псевдонимом М. Китаев) рассказывает о самом Власове.
(Как известно, «страшная цензура» существовала только в «тоталитарном СССР», поэтому 2 главы Самыгина, в которых он не слишком-то восторженно отзывался о Власове, попросту не были опубликованы на Западе, в 1970 году, в его мемуарах о «Русском Освободительном Движении» издательством Союза Борьбы за Освобождение Народов России (СБОНР) без всяких объяснений.
Сейчас эти главы вывешены в интернете и желающие могут с ними ознакомиться).
Итак, Самыгин рассказывал:
«Власов - генерал-практик, он никогда не получал высшего военного образования. Долгое время генерал Власов находился в Китае, в качестве военного советника при Чан-Кай-Ши. Упоминаемые в некоторых биографиях сведения о том, что генерал Власов не только получил высшее военное образование, но и якобы окончил какой-то сельскохозяйственный институт в Нижнем Новгороде, следует считать неумелым вымыслом. Это было сделано уже в последний период Русского Освободительного Движения, когда всеми мерами стремились повысить авторитет и популярность Власова, как среди Русской Освободительной Армии, так и среди ост-рабочих и русской интеллигенции, работавшей в Германии.
Перед войной генерал Власов командовал дивизией, причем достиг больших успехов в подготовке вверенного ему соединения. В начале войны генерал Власов имеет некоторые успехи при обороне Киева, а главную популярность приобретает при защите Москвы в крупном сражении на плацдарме Вязьма-Брянск.
Как уже было сказано, его называют спасителем Москвы и широко рекламируют в специальном хроникальном кинофильме».
То, что Власов был опытным военачальником и перед войной очень успешно командовал 99-й стрелковой дивизией, за что и был награжден золотыми часами и орденом Красного Знамени, хорошо известно.
А вот утверждение Самыгина о том, что Власова в СССР называли «спасителем Москвы» - обычная власовская брехня, которую с удовольствием подхватили нынешние либеральные «пропагандисты».
Такие термины, как «спаситель Москвы» по отношению к обычному командующему армией (которых в РККА были многие десятки) попросту не употреблялись в советской печати.
На самом деле, в газете «Известия» 13 декабря 1941 года была опубликована большая статья «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы», под которой размещались: ОДНА большая фотография командующего Западным фронтом генерала армии Жукова и 8 фотографий поменьше, на которых были изображения командующих 8 армий, входивших в состав этого фронта: генералов Д.Д. Лелюшенко, В.И. Кузнецова, А.А. Власова, К.К. Рокоссовского, Л.А. Говорова, И.В. Болдина, П.А. Белова и Ф.И. Голикова.
(Отметим, что все они, кроме Власова, Лелюшенко и Белова, в этот момент уже были генерал-лейтенантами).
Потом было принято решение разрешить Власову дать пару интервью западным военным корреспондентам.
Несколько американских журналистов (Лезер, Керр, Зульцбергер и др.) 17-го декабря 1941 года получили у генерала Власова интервью в его штабе под Москвой. Француженка Ева Кюри получила у него интервью несколькими неделями позже.
Журналисты в своих репортажах, естественно, писали о полководческом даровании Власова, о его популярности в войсках и т.д.
Кроме иностранцев хвалу Власову поспешили воспеть и некоторые отечественные мастера художественного слова.
В марте 1942 года 20-ю армию Власова посещает И. Г. Эренбург. «Генерал Власов разговаривает с бойцами, – писал 11 марта 1942 года в статье «Перед весной» в «Красной звезде» Эренбург. – Любовно и доверчиво смотрят бойцы на своего командира: имя Власова связано с наступлением – от Красной Поляны до Лудиной Горы. У генерала рост метр девяносто и хороший суворовский язык».
Вероятнее всего, такая «медийная раскрутка» (говоря нынешними терминами) Власова стала возможной потому, что он сумел понравиться Сталину, с которым встречался дважды.
(Похоже, что немалую роль в этом «промоушене» Власова перед Сталиным сыграл Н.С. Хрущев.
Когда стало известно, что Власов перешел на сторону немцев, поражённый и удручённый Сталин бросил Н. С. Хрущеву следующий укор: «А вы его хвалили, выдвигали его!»
Скорее всего, речь шла о выдвижении Власова на Волховский фронт.
Имя Хрущева в связи с Власовым появляется не в первый раз.
Именно Хрущев рекомендовал Сталину назначить Власова командующим 37-й армией под Киевом. Именно Хрущев первым встретил Власова после выхода генерала из окружения под Киевом.
Это Хрущев оставил нам воспоминания о вышедшем Власове «в крестьянской одежде и с привязанной на веревке козой»).
Об этих встречах со Сталиным Власов тогда с восторгом писал двум своим «женам».
Надо бы коротко рассказать об этих женщинах.
Сохранились любовные письма с фронта (1941-1942 гг.) генерала Власова, которые он, нередко, писал в один и тот же день, описывая одни и те же события. Эти письма от него уходили в два адреса - женщинам, поверившим клятвам Власова "ты - моя единственная..."
Это - письма и почтовые карточки, изъятые при обыске и приобщенные в качестве доказательств к следственным делам двух женщин - Анны Михайловны Власовой и Агнессы Павловны Подмазенко, которым вдохновенно врал Власов, подписываясь в своих, составленных словно под копирку, посланиях: "Твой всегда и всюду Андрюша".
(Любил, любил Власов «деньги, шнапс и баб», чего уж там…
Не зря впоследствии об этом самому Гиммлеру, доложили, и рейхсфюрер санкционировал выделение этого «добра» для Власова).
Так вот, о советских женах Власова:
Первая из них - Анна Михайловна Власова ( девичья фамилия - Воронина), 1906 года рождения, которую он называл в своих письмах "Аня" или "Аник".
Она была его односельчанкой, а потом, с 1926 года, стала женой. С ней, судя по письмам, Власов не собирался расторгать брак.
Он назвал ее имя, когда в мае 1945 года на Лубянке заполнял анкету арестованного. Ее же арестовали в 1942 году, и она проходила по делу как "жена изменника Родины".
Расплачиваясь за предательство мужа, она провела 8 лет в лагерях. Известно, что последние годы жила в Балахне Нижегородской области.
Анна хранила фронтовые письма мужа, где Власов ей писал:
"Сволочей фашистов, нарушивших нашу мирную жизнь и разрушивших наш семейный очаг, мы сейчас бьем на каждом шагу" ( 15.01.1942 ).
Другое письмо ей же: "Я много пережил и дороже тебя у меня и не было, а сейчас и нет на свете. Ты у меня одна. Больше нет никого... Родина выше всего - за нее все и отдадим до последней капли крови. Люблю тебя крепко" (06.03.1942).
И еще одно письмо ей же: "Дорогой Аник! Одиннадцатый месяц мы с тобой разлучены, но мысленно всегда с тобой...ты знаеш (так написано в оригинале, Власов был не шибко грамотным) моя дорогая любимая и дорогая Аня!, что куда твоего Андрюшку не пошлет правительство и партия - он свою задачу выполнит с честью. Все идет хорошо.... Скоро, очень скоро, будет конец проклятым фашистам. Хватит им издеваться над нашей дорогой Родиной" (26.04.1942).
Анна Михайловна очень переживала, что в Ленинграде в 1937 году некая Юлия О. ("Ульяна") родила от Власова дочь и подала на алименты. Супруги Власовы обсуждали в письмах эту "деликатную" историю, и генерал успокаивал плакавшую жену, что "все как-нибудь обойдется".
Одновременно с первой, законной женой у Власова была и вторая, «фронтовая» жена - Агнесса Павловна Подмазенко, 1917 года рождения, которую Власов называл в письмах "Аля" и "Алик". (Она родила ему ребенка в 1942 году). После окончании Харьковского мединститута Агнесса была призвана на военную службу и служила врачом в штабе 37-й армии, которой и командовал Власов.
Женщина, имевшая от первого брака пятилетнего сына Юрия, приглянулась Власову, скрывшему от нее, что он давно женат, и потому предложившего ей выйти за него замуж. Она безоглядно и на слово поверила Власову, что их "отношения официально узаконены в штабе армии", но на самом деле их брак в загсе совсем и не был оформлен.
В течение пяти недель генерал Власов был с военным врачом Подмазенко в окружении. К началу ноября 1941 года они вдвоем вышли из него и прибыли в Курск.
(Была ли с Власовым еще и коза на веревке, о которой так ярко рассказывает Никита Сергеевич Хрущев в своих мемуарах, - неизвестно.
Скорее всего, сбрехал тут, по привычке, наш незабвенный «Кукурузник». Какой же дурак, с блеющей козой на веревочке, будет через линию фронта перебираться?! А Власов дураком-то точно не был…)
Назначенный командовать 20-й армией, оборонявшей Москву, Власов взял "фронтовую жену" Подмазенко с собой. Отсюда она уехала к матери в тыл, чтобы родить от Власова ребенка. Во всех документах А. Подмазенко гордо указывала, что она - "жена генерала Власова", за что потом и поплатилась.
В 1943 году по решению Особого совещания она получила пять лет лагерей. Затем она отбывала еще и ссылку. Была реабилитирована в 1989 году, умерла в 1997 году.
Власов в письмах Подмазенко тоже "нажимал на патриотизм":
"...Я здесь буду бить фашистскую сволочь и гнать ее на запад" ( 02.02.1942 ); "Юрика поцелуй, покажи ему мою фото ("мою" - так в оригинале), пусть узнает меня. Воспитывай в любви к нашей Родине" (28. 02.42).
Он очень настойчиво требовал от своей ППЖ сохранения ему «супружеской верности»:
«"Я тебя прошу будь мне верна. Я тебе до сих пор был верен..." (02.02.1942); "Дорогая Аля! Кроме тебя никому письма не пишу..." (21.02.1942);
"...Кроме тебя у меня никого в жизни нет" (10.05.1942);
"Смотри не изучай немецкий язык как раньше с капитаном, а то приеду, будет тебе нагоняй на орехи..." (02.02.1942);
"...Смотри не крути ни с кем, а то плохо будет..." (18.03.1942).
Разумеется, обе эти женщины (и Аня и Аля) - были им преданы и забыты.
После попадания в плен и поступления Власова на службу «третьему Рейху», «шнапса и баб» у него было предостаточно.
М.М. Самыгин в своих мемуарах рассказывает:
«Характерно отношение Власова к женщинам. Последние яркой вереницей проходили через его постель на вилле Далем.
Наряду с этим при Власове более или менее длительное время оставались "боевые подруги" немецкого происхождения, прикомандированные к нему самими немцами. Подобного рода тесные отношения были тем более удивительны, что эти женщины не говорили по-русски, в то время как Власов не мог объясняться по-немецки. На одной из них Власов официально женился за несколько дней до конца войны».
Действительно, кроме «вереницы баб» которые прошли через постель Власова, у него там было две полуофициальные жены: «Эльза, которую к нему направило гестапо как управляющую его виллой», в самом конце войны, с санкции Гиммлера, он «женился» в очередной раз, и его избранницей стала вдовствующая немецкая баронесса Адели («Хельга») Биленберг.
Говорят, это была "шумная свадьба"...
После этого небольшого рассказа о многочисленных «бабах» Власова, вернемся к его впечатлениям от встреч со Сталиным, которыми он в письмах делился с обеими своими «советскими» женами.
6 февраля 1942 года Власов был удостоен звания генерал-лейтенанта и получил 70-минутную аудиенцию у Сталина.
Свои впечатления от первой встречи с Верховным Власов изложил в письмах к жене и к любовнице в примерно одинаковых выражениях:
"…Ты не поверишь, дорогая Аня! (это он пишет "законной" жене) Какая радость у меня в жизни! Я беседовал с самым большим нашим Хозяином. Такая честь мне выпала ещё первый раз в моей жизни. Ты представить себе не можешь, как я волновался и как я вышел от него воодушевлённым. Ты, видимо, даже не поверишь, что у такого великого человека хватает времени даже для наших личных дел. Так верь, он меня спросил, где у меня жена и как она живёт.."
"Дорогая и милая Аличка! (а это - пишет любовнице Агнессе Подмазенко) …Меня вызывал к себе самый большой и главный Хозяин. Представь себе, он беседовал со мной целых полтора часа. Сама представляешь, какое мне выпало счастье… И теперь я не знаю, как только можно оправдать то доверие, которое мне оказывает ОН…"
8 марта 1942 года Сталин вызвал Власова со станции Сватово Ворошиловградской области, где находился штаб Юго-Западного фронта, и назначил заместителем командующего Волховским фронтом.
Власов хвастливо пишет об этом жене:
«Ведь недаром я получил звание генерал-лейтенанта и орден Красного Знамени, и я два раза лично беседовал с нашим великим Вождем. Это, конечно, так не дается. Тебе уже, наверное, известно, что я командовал армией, которая обороняла Киев. Тебе также известно, что я также командовал армией, которая разбила фашистов под Москвой и освободила Солнечногорск, Волоколамск и др. города и села, а теперь также командую еще большими войсками и честно выполняю задания правительства и партии и нашего любимого вождя тов. Сталина».
Нынешние апологеты Власова, пытаются всех уверить, что, блуждая по волховским лесам, видя весь ужас гибели 2-й Ударной армии, Власов «понял преступную сущность сталинского режима и решил сдаться».
(Именно эти мотивы сдачи в плен приводил в своем «открытом письме» 1943 году и сам Власов).
Скорее всего, эти слова, весной 1943 года, сочинил за него Мелетий Зыков («главный идеолог» власовского движения), а поступивший на службе к немцам, Власов, просто их озвучивал, когда требовалось.
Доверять этим словам бывшего командующего 2-й армии нет никаких оснований, так как еще перед назначением на Волховский фронт, он в письме к жене так описывал свою вторую встречу со Сталиным: «Дорогой и милый Алик! Ты все же не поверишь, какое большое у меня счастье. Меня еще раз принимал самый большой человек в мире. Беседа велась в присутствии его ближайших учеников. Поверь, что большой человек хвалил меня при всех. И теперь я не знаю, как только можно оправдать то доверие, которое мне оказывает ОН...». (18.03.1942).
Стало быть, Власов был настолько воодушевлен встречей со Сталиным, что готов был и далее самоотверженно бить "фашистскую сволочь".
О том, как Власов «оправдывал» доверие Сталина, мы и поговорим в следующей главе.
На фото: Власов в плену. Видимо, это еще только первые дни, если не часы. Власов тут в грязных сапогах и с сорванными знаками различия на красноармейской форме стоит навытяжку перед немецкими генералами. Потом он с ними "подружится", освоится и будет вести себя более вальяжно.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/05/22/415