«Меня зовут Лана. Мне 9 лет. Люблю цветы и маму. Папа уехал от нас, так что его я не знаю, а значит, и любить не могу. У меня есть друг. Его зовут Николай. Он говорит, что не любит свое имя. А мне нравится его имя. В Братиславе сегодня дождь. 12 октября.»
Девочка, только что закончившая старательно выводить буквы, закрыла блокнот.
– Мама! Ты идешь? – крикнула она.
Через минуту уставшая, но очень красивая женщина расчесывала непослушные рыжие волосы Ланы.
– Доброй ночи, – сказала мама, поцеловав дочку, – люблю тебя.
– И я тебя, – ответила Лана и укрылась одеялом.
– Не выключай, – добавила она, увидев, как мамина рука тянется к выключателю.
Мама потушила все лампочки, кроме одной, которая теперь освещала нежным светом небольшую комнату. На подоконнике спали цветы, на полках – книги, в руках Ланы – маленькая потрепанная игрушка-сова с широкими черными глазами.
– Совка, правда, мама сегодня красивая? – спросила Лана у игрушки.
– Мама всегда красивая, – ответила совка.
– Только сегодня она какая-то уставшая, ты не заметила?
– Мама всегда уставшая, – ответила совка.
– А ты умеешь летать?
– Конечно, я ведь сова.
– Да, точно, как я могла забыть. А меня научишь? – Лана посмотрела в глаза игрушки.
– Конечно! Сначала нужно поверить, что ты умеешь летать, потому что без веры ничего не получится.
Лана уже спала, крепко обняв сову, и что-то негромко шептала. А в соседней комнате ее мама говорила по телефону:
– Послушайте! Я не могу пока оплатить эти счета, дайте мне две недели, я найду работу и оплачу. У меня маленькая дочка, пожалуйста, вы не можете лишить нас жилья. Куда мы пойдем? Да, две недели. Спасибо большое!
Она бросила телефон на кровать.
Сара, так звали маму Ланы, работала целыми днями: мыла посуду и полы, разносила почту, обслуживала стиральные машины, подметала улицы. Саре нужны были деньги, чтобы Лана ни в чем не нуждалась, могла рисовать такими же карандашами, как и все дети, покупать такие же завтраки, как и ее одноклассники, иногда ходить в театр или кино, покупать мороженое или носочки, которые ей понравятся. На себя у Сары просто не было ни времени, ни сил.
Отец девочки бросил Сару, как только узнал, что она беременна, и вернулся на родину, в Сербию. Своих родителей она не знала, потому что росла в детском доме. Поэтому и помочь ей было некому. «Как так может получиться, чтобы человек остался один на свете?» – часто спрашивала она себя. Но не находила ответа.
Начинался дождь. Мелкие капельки неслышно били по окнам, а ветер рисовал их следами простые узоры. Сара заснула, как только ее голова коснулась подушки. А дождь шел еще долго, около недели.
***
– Доброе утро.
Мама уже была в пальто, когда Лана открыла глаза.
– Я на работу, завтрак на столе, не опаздывай в школу, – быстро проговорила Сара и, поцеловав дочь, ушла.
В маленькой кухне пахло чесноком, картошкой и свежей яичницей.
– Совка, ты будешь чай? – спросила Лана, включая чайник.
– Ты никогда не пьешь чай, дорогая! А это нехорошо для твоего желудка, – сказала она после минутного молчания.
Несмотря на то, что девочке было всего девять лет, она уже была достаточно самостоятельной: могла сама себе приготовить завтрак, сделать уборку в квартире, погладить белье, подготовить домашнее задание и поухаживать за цветами.
Сейчас же она сама шла в школу, защищенная желтым плащом от дождя, в то время как ее одноклассников приводили в школу родители.
Увидев бегущую собаку, Лана встала на ее пути, а когда собака остановилась, девочка присела и начала гладить ее.
– Наверное, тебе холодно. Жаль, что я не могу тебе ничем помочь. Хотя постой, вот, держи, – она достала из сумки булку и, разломав ее напополам, одну часть протянула собаке, – приятного аппетита.
– Лана, что ты делаешь? – раздался голос сверху, – разве ты не видишь, что это бездомная собака?
Это была учительница девочки.
– А разве то, что она бездомная, делает ее не животным? Животным нужна забота, как и людям. Вы же хотите, чтобы о Вас кто-то заботился?
Учительница смутилась, но все равно взяла Лану под руку и подняла.
– Удачного дня, собака! – крикнула Лана вслед убегающей собаке.
– Как поживает твоя мама? – спросила учительница, когда они уже вдвоем шли в школу.
– Хорошо, спасибо. Она рано утром ушла на работу, поэтому я забыла напомнить ей про собрание. Но ничего, Вы не волнуйтесь, она обязательно придет.
Зайдя в класс, девочка села за свою парту, достала учебники, простой блокнот и голубой карандаш.
– Что рисуешь? – звонко спросил Николай, подсаживаясь.
– Васильки.
– А зачем рисуешь?
– Потому что нравится? – вопросом на вопрос ответила она.
– Знаешь, только никому не говори, мне тоже очень нравятся цветы.
– А почему никому не говорить?
– Ну как, – смутился Николай, – разве ты не понимаешь? Мальчикам не могут нравится цветы. Цветы для девочек.
– Ну, раз так, тогда я не буду смотреть на небо, потому что на самолетах ведь мальчики летают, – Лана усмехнулась.
– Вечно ты все не так понимаешь.
Лана ничего не ответила. Прозвенел звонок.
Дождь все так же стучал по окнам, будто призывал детей встать из-за парт и пойти маршировать под равномерные звуки капель.
– Итак, – учительница, которая сегодня встретила Лану по дороге в школу, терпеливо дождалась тишины и начала говорить, – как мы делали в прошлом году, так же сделаем и в этом, – сейчас она говорила про собрание, – вы, девочки, надеюсь, выучили стихи, вы, мальчики, должны помнить про постановку. Да, Лана?
– Простите, – она поднялась, – мы будем показывать рисунки?
– Конечно, но не показывать, а просто повесим их на доску. Солнце на секунду выглянуло из-за туч, но снова спряталось.
Лане показалось, что она играет в прятки с ветром.
***
– Мама, мамочка! Сегодня родительское собрание. Ты придешь? Сейчас Лана и Сара стояли во влажном городском сквере, где Сара подметала аллеи.
– Что же ты раньше не сказала? – воскликнула мама. – Я бы успела приготовиться. А во сколько оно начинается?
– В четыре тридцать.
– Хорошо, я постараюсь, солнышко. А что ты будешь там делать?
– Секрет, – Лана улыбнулась, – я побежала домой. Встретимся в школе?
– Да, я ведь пообещала, – ответила Сара, поцеловав дочку в рыжую макушку.
***
Сара и Лана немного отличались от остальных, находящихся в классе. Что-то неземное и воздушное было в них: чистота взгляда, легкость и равнодушие к косым взглядам людей.
Лана была одета в воздушное нежно-голубое платье, на голове – венок из синих цветов, а на шее – самодельные бусы. Она была как будто не из этого времени, не из этого места, может, даже не из этого мира. Сара все время удивлялась: откуда у ее дочери такие широкие светло-карие глаза, которые не бегают, как у остальных детей, а плавно следуют за движением мира?
– А теперь сценка! – провозгласила учительница, когда одноклассницы Ланы закончили читать сухие стихотворения.
Мальчишки суетились, натягивая на себя атласные плащи, расставляя стулья и прочие атрибуты.
– Именем света, провозглашаю тебя своим рыцарем, – торжественно закончил постановку Николай, опустив меч на плечо другого мальчика, который по сценарию спас его королевство от дракона.
– Прекрасный рисунок, – сказала Сара, когда они разглядывали работы детей после собрания, – прости, но я не думала, что ты так умеешь рисовать.
– Хочешь, я тебе что-нибудь нарисую?
– Хорошо, только я не придумала пока, что хочу.
– Сара, извините, можно Вас на минуту? – учительница подошла к Лане и Саре.
– Да, – ответила Сара, а после добавила уже Лане: – Поиграешь с девочками?
Они с учительницей отошли, а Лана пошла не к девочкам, а к Николаю.
– Ты прекрасно играешь, – похвалила она друга, – если бы такой король меня спас, я бы обязательно влюбилась.
– Спасибо большое, – ответил он, – не знаешь, о чем твоя мама разговаривает с учителем?
– Нет, но надеюсь, что все хорошо.
– Лана, – противный голос, который обычно бывает у людей, сгнивших внутри, раздался за спиной Ланы.
Когда она повернулась, то увидела двух своих одноклассниц: Лиззи и Полли.
Эти две девочки были так похожи друг на друга, что даже нельзя было сразу понять, кто за кем повторяет. Почти ядовито-желтые накрученные волосы, розовые узкие платья, жалкое подобие макияжа и недобрые глаза.
– Это твоя мама? – спросила Лиззи.
– Да, – ответила Лана, повернувшись к ним лицом.
– Твоя мама отобрала одежду у твоей бабушки? – засмеялась одна из девочек.
Лана еще раз посмотрела на свою маму. Ей казалось, что мама выглядит замечательно, не как все остальные женщины: собранные волосы, легкие туфли, темные брюки и вязаный свитер.
– Нет, – ответила девочка, – у нас нет бабушки. Лиззи и Полли гадко улыбнулись:
– Бабушки нет? А твоя мама, что, с неба свалилась? Хотя если так, то понятно, почему она так выглядит.
На глазах Ланы выступили слезы.
– А что это у тебя на шее? – спросила Полли и язвительно добавила: – Это камни, которые валяются на дороге? Ну ты и уродина, Лана!
Когда Полли потянулась рукой к бусам Ланы, чтобы их сорвать, между девочками появился Николай.
– Дети! – воскликнула учительница. – Что вы делаете?! Нельзя драться в школе!
Матери детей быстро подбежали каждая к своему чаду.
– Что происходит? – спросила учительница.
– Она назвала Лану уродиной, – ответил Николай, указывая на Полли, – и хотела порвать ее бусы. А я защитил ее.
Мама Полли, высокая женщина с иссиня-черными волосами, сначала пренебрежительно взглянула на Лану, а потом и на Сару.
– Извините, – нехотя проговорила она, – Полли так больше не будет.
– Пусть только попробует, – прошептал себе под нос Николай.
***
– Ты их не слушай, – говорила Сара Лане, когда они шли домой. Уже темнело, а ветер дул сильнее, – ты очень красивая, Лана. А бусы у тебя просто замечательные.
– Тогда почему они так говорят?
– Понимаешь, дорогая, люди, не только дети, сами по себе не злые. Просто эта злоба, которую они показывают, скрывает их неуверенность и страхи. Говорят, что лучшая защита – это нападение. Вот и они, нападая на тебя, как бы защищают себя. Ты видела нос Полли? А знаешь, почему над ней никто не смеется? Потому что она не дает над собой смеяться, выстраивая перед собой стену из своей злобы.
– Мне тоже тогда смеяться над чужими недостатками, чтобы меня никто не обижал?
– Если хочешь быть похожа на таких людей, как Полли и Лиззи, то можешь попробовать. Но, поверь, лучше не стоит.
«Мама сказала, что люди злые не потому, что злые, а потому что слабые. Я, наверное, еще просто не понимаю. Николаю очень идет плащ, а маме понравился рисунок. Мне нравится осенний дождь, особенно под него засыпать. 13 октября. Холодно.»
Если бы Лана так крепко не спала, она бы услышала, как хлопнула входная дверь, а если бы она за всем этим еще и наблюдала, то увидела бы, как мама куда-то уходит.
***
– Проходите вот в ту комнату, – какая-то женщина с вульгарным макияжем указала Саре на вторую по коридору дверь, – там Вас уже ожидают. Это одна часть, – она протянула Саре конверт, – вторая – после.
Сара пересчитала деньги, а затем направилась к двери. Тяжелый воздух коридора давил на ее хрупкие плечи, а яркий красный свет будто вынуждал опустить голову в знак предания греху.
***
– Поедем сегодня за платьем? – спросила Сара у дочки, когда они завтракали следующим утром.
– А у нас есть деньги? – Лана взглянула на маму.
– Да, мне вчера на работе выдали премию, – ответила Сара, опустив глаза.
– Хорошо, – сказала Лана и продолжила есть сладкую кашу. Саре казалось, что чайник вскипал сегодня гораздо медленнее, чем обычно. Ей невыносимо тяжело было находиться в одной комнате с этим чистым созданием, со своей дочерью, для которой она должна быть примером.
– Совушка говорит, что ты не спишь ночью.
Лана уже завязывала шнурки, когда они с мамой собирались уходить. Сара удивленно взглянула на дочь, на мгновение испугавшись, но потом успокоилась.
– Скажи совушке, чтобы не придумывала. Я отлично спала сегодня ночью.
– Наверное, – сказала Лана, пожав плечами, – совушке просто приснилось.
***
«Завтра НОВЫЙ ГОД! Мы с мамой собираемся готовить утку и картошку. Может быть, сходим на площадь. Мне почему-то кажется, что должно произойти что-то прекрасное. 30 декабря.»
Солнце только вставало из-за узкого горизонта. Город просыпался: острые вершины зданий тянулись к небу, а снег – к земле; было утро, а люди уже бегали из магазина в магазин, выбирая подарки и покупая что-то для праздника. Пушистые от снега кроны деревьев были как шарики на новогодней елке. Быстрый ветер, казалось, должен был контролировать каждое существо сегодня. Дети катались на санках, а взрослые – на своих автомобилях.
Лана сидела за своим столом и что-то старательно вырезала. Рядом из баночки выливался клей, но она этого не видела. Бумажка за бумажкой неровным узором украшали коробочку с маленьким подарком. Через час все было готово. Надпись гласила: «Любимой мамочке на Рождество и Новый Год».
– Совушка, как думаешь, маме понравится?
– Маме все нравится. Запахло чем-то вкусным.
– Лана, завтракать!
– Как бы ты хотела отпраздновать Новый год? – спросила Сара.
– Не знаю. Мы могли бы погулять.
– Хорошо.
В дверь позвонили. Когда Сара открыла дверь, то увидела перед собой почтальона.
– Вам заказное письмо, – сказал он, – распишитесь.
– Что тут у нас? – Сара, закрыв дверь, вернулась на кухню и снова села за стол.
Быстрым движением ножниц она разрезала конверт. Достав оттуда сложенный листок бумаги, она положила его на стол. Лана сразу же забрала его, чтобы разглядеть повнимательнее.
«Здравствуйте, Сара! – говорилось в письме.
Меня зовут Надежда. Я представляю государственный суд Словакии. Поступило заявление от гражданина Сербии, Деяна Николича, о том, что Вы скрываете от него его ребенка. Просим Вас явиться по адресу... четвертого января. При себе иметь следующие документы…
С уважением, Надежда Вест.»
– Мама, что там? – спросила Лана.
Пустой взгляд прожигал письмо. Сара перечитывала его уже третий раз и все не могла поверить тому, что она сейчас читала:
«Деяна Николича… Скрываете ребенка… Явиться в суд…»
– Ничего, Лана, все хорошо, – ответила она, пытаясь не выдать отчаяния или страха, – давай готовиться к празднику.
«Мы с мамой приготовили на завтра еду и украсили дом. Маме принесли письмо, после которого она сильно расстроилась, но мы с совушкой все исправили. Надеюсь, маме понравятся бусы. Все еще 30 декабря.»
***
Людей на улице сейчас, в половине десятого вечера, было очень много. В основном, это были молодые люди, не обремененные обязанностями. Машины скользили взад и вперед, разбрасывая соленый снег.
А тот снег, который не был перемешан с солью, сонно падал на прохожих. Крупные хлопья падали на красные носы прохожих, на хвосты животных, на быстрые машины.
Падал снег и на Лану, которая сейчас гуляла одна во дворе. Она строила крепость из снега, и так ей было весело и хорошо, что девочка не замечала, как быстро летит время и что уже стемнело.
Когда же она вернулась домой, на часах было без двадцати минут десять.
– Я думала, – весело говорила Сара, – что ты решила отправиться в Гренландию.
– Что такое Гренландия?
– Ледяной остров. Там, наверное, даже людей нет.
– А он далеко от нас?
– Достаточно далеко. Но каждый человек может сделать себе свою Гренландию.
Лана не ответила, потому что не поняла: как человек может сделать для себя огромный ледяной остров, где не будет людей. Но искренне понадеялась, что когда станет взрослой, то обязательно поймет.
– Будем делать прическу? – улыбаясь, спросила Лана, в половине двенадцатого.
– Давай, – ответила Сара и пошла за расческой.
– А можешь цветок вплести?
Лана стояла перед зеркалом в маминой комнате. То платье, которое они купили четырнадцатого октября, было на ней. Оно было розовым и широким внизу, как будто перевернутый рожок для мороженого. В рыжих волосах красовались два белых цветка, очень похожих на сирень.
– Ты у меня очень красивая, – сказала Сара.
– Ты тоже, мама, – ответила Лана, и они пошли на кухню. По телевизору показывали новогодние передачи.
Лана и Сара накрывали на стол. Когда уже все было приготовлено, они сели за стол. Как раз начался обратный отсчет, сопровождающийся тиканьем главных часов.
– Четыре! Три! Два! Один! Ура! С Новым годом! Ура! – доносилось из каждого окна.
Окно Сары и Ланы не стало исключением.
– Мамуля, с Новым годом! – сказала Лана, улыбаясь до ушей и протягивая маме свою коробочку.
Там лежали самодельные бусы, только, по мнению Ланы, намного красивее, чем ее собственные. Бусинки разных размеров и цветов вместе с бисером висели на плотной нитке.
– Лана! Как красиво! – воскликнула Сара. – Спасибо большое!
Это лучшее, что мне когда-либо дарили! А вот твой подарок.
Она протянула дочери черный мешок. Когда Лана достала то, что там лежало, у нее перехватило дыхание.
Портфель из грубой натуральной ткани с нарисованными по ткани цветами, – это то, о чем очень давно мечтала Лана.
Потом они пошли гулять, попадая под мягкий снег и радостно вздрагивая при каждом хлопке петард или салютов.
«Это лучший Новый год в моей жизни!! Маме очень понравились бусы. А еще она мне подарила очень красивый портфель. Завтра мы договорились спать очень долго, как только сможем. 31 декабря – 1 января.»
***
В этот день, четвертый день в новом году, Сара шла в здание суда. Сердце неистово колотилось в груди, а холодный ветер обжигал лицо.
«Не может быть», – подумала Сара, входя в кабинет, в который привела ее Надежда.
– Ты изменился, – сказала она, посмотрев на мужчину.
Вместо того молодого парня с длинными волосами и живыми, по-детски бегающими глазами, сидел уже взрослый мужчина, аккуратно выбритый и причесанный, с двумя перстнями на пальцах и серебряной цепочкой на шее.
– Ты тоже, – ответил Деян.
– Ты куришь? – спросила Сара, усаживаясь напротив него.
– Откуда ты знаешь?
– В последний раз твой голос был куда нежнее.
Повисла пауза. Сара, не боясь, смотрела прямо на мужчину, как будто пыталась что-то в нем отыскать.
– Я налью воды и вернусь через минуту, – сказала Надежда. Она вышла.
– Что значит скрываю ребенка? – воскликнула Сара, как только женщина покинула комнату.
– То и значит. Ты скрывала от меня ребенка девять лет. Кстати, это мальчик или девочка?
Сара засмеялась:
– Ты даже не знаешь, кто это. Боже, Деян, зачем тебе это? Ты сбежал сразу же, как трус, а спустя почти десять лет возвращаешься. Зачем, Деян?
– Может, я хочу быть достойным отцом.
В комнату вошла Надежда.
Спустя неделю состоялся суд, в результате которого Деяна признали законным отцом, и он получил равные с Сарой права на общение с дочерью.
«Мама сказала, что у меня появился папа. Никогда не думала, что он у меня будет. Даже интересно, как он выглядит. Мама грустит, а совушка не хочет спать. 12 января.»
***
– Познакомься, Лана, это твой папа, – сказала Сара, когда они с Деяном зашли к ней в комнату.
– Здравствуйте, – сказала Лана, протягивая руку.
– Ну разве так с папами здороваются? – радостно воскликнул Деян, подхватывая девочку.
Лану еще никогда не поднимали в воздух настолько высоко. Ей даже стало немного страшновато. Но она почему-то была уверена, что эти крепкие руки, которые ее сейчас обнимают, ее не уронят.
– Папа, а где ты был все это время?
Деян посмотрел на Сару, а потом ответил:
– Честно сказать, Лана, я даже не знал, что у меня есть такая прекрасная дочка.
– А почему ты уехал от мамы? Деян снова посмотрел на Сару.
– У меня тогда было много работы. У меня и до сих пор много работы, поэтому мы не будем, к сожалению, видеться так часто. Кстати, у меня для тебя подарок.
Деян вышел из комнаты, а потом вернулся с небольшой коробкой.
– Мама сказала, что ты любишь цветы. Это книга про все-все цветы в мире, которые только можно придумать.
Лана была поражена. Огромная, довольная тяжелая книга, украшенная очень красивой обложной с золотыми буквами, внутри которой на каждой странице было по цветку и много надписей к нему, лежала у нее на коленях. Теперь нельзя было думать ни о чем другом: ни о том, почему мама так недоверчиво смотрит на папу или почему у папы иногда дергается глаз – все было за пределами этой книги.
«Папа подарил мне огромную книгу о цветах! Это лучший подарок в моей жизни! Я весь день ее читала, но не прочитала даже пятой части. Жаль, что завтра нужно идти в школу. Мама говорит, что папе не стоит так сразу доверять, но я не понимаю, почему. 16 января.»
***
Снега не было, был только сильный и очень колючий ветер. Лана с мамой шли в школу. Портфель сегодня был куда тяжелее, чем обычно. «Это из-за книги, – думала Лана, – надо будет показать ее Николаю.»
– Очень красивая, – Николай бы поражен не меньше, чем Лана в тот день, – тут еще и картинки есть! Дашь почитать, когда закончишь сама?
– Конечно.
– А кто это подарил тебе? Мама?
– Нет, папа. У меня, оказывается, есть папа.
– Ха, – усмехнулся Николай, – вот у тебя есть такая книга красивая, а у меня два папы. Тот, который живет с мамой, не мой папа, хотя мама просит, чтобы я его так называл. А с моим настоящим папой мы видимся по субботам и едим мороженое. С тем папой мы тоже едим мороженое, но не настолько вкусное.
***
Когда Деян пришел к Саре в следующий раз, Лана была в школе.
– Ланы нет дома, так что можешь уходить.
– А я пришел не к Лане.
Солнце отражалось от снега, лежавшего на крышах, и белым светом светило в окно. Цветы, которые спали в такую холодную пору, сейчас, наверное, сильно обрадовались бы такому вниманию со стороны солнца.
В комнате повисло молчание.
«Чего он молчит? – думала Сара. – Сам пришел, говорит, что ему что-то надо, а молчит. А если мне начать говорить? Но что? Почему я хочу с ним разговаривать? Разве не он бросил нас одних и бессовестно уехал? Разве не его я ненавидела? Разве не его я пыталась забыть? Почему же я рада, что он пришел?»
– Знаешь, Сара, – начал Деян и замолчал.
«Что же говорить? Я должен говорить, должен…» – думал Деян.
– Будешь чай? – спросила Сара.
– Зеленый есть?
Чайник свистел, и это был единственный звук, наполнявший квартиру.
Сара стояла, облокотившись на подоконник, а Деян сидел, смотря в пол. Солнце все так же играло с цветами, снег все так же падал.
– Что ты хотел? – не выдержав, спросила она.
– Понимаешь, – сказал Деян, медленно отпив чай, – может, ты и не поверишь, но я изменился. Ты считала и, наверное, считаешь меня подлецом, если не хуже. Так оно и есть. Но люди могут меняться, правда, могут. Может, я до сих пор тебя люблю.
– А ты любил меня когда-нибудь? – перебила его Сара. В дверях поворачивались ключи.
– Потом поговорим, – сказала Сара и пошла встречать дочку.
– Привет, – сказала Лана, входя в дом.
Все ее волосы, каждая ресничка были покрыты воздушным снегом. Он медленно таял, превращаясь в сверкающие капельки воды. Они медленно стекали по раскрасневшимся щекам, будто слезы. Сама Лана была похожа на ангела, торопившегося на землю, чтобы нести свет.
– Тебя попросили завтра прийти в школу, – добавила девочка, входя в свою комнату.
– Почему? – спросила Сара, входя в комнату вместе с ней.
– Я подралась.
– С кем?
– С ребятами из класса.
– Почему? – повторила Сара.
– Они дразнили Николая.
– А Николай сам не мог разобраться?
– Мама, – Лана посмотрела ей в глаза, – понимаешь, он мой друг. А дружба обязывает помогать.
– Но не во вред себе, – воскликнула Сара.
– Мама, – настойчивей повторила девочка, – дружба. У вас, взрослых, совсем такого нет. А если моего друга обижают, то я должна, понимаешь, должна ему помочь.
– Лана права, – в комнату вошел Деян.
– А за что его обижали? – смягчившись под напором и дочери, и Деяна, спросила Сара.
– Он всего лишь пришел в школу в рубашке, на который были нарисованы цветы.
– И все? – засмеялся Деян.
– Вот и я не понимаю, – Лана активно негодовала, – ну как это? Они говорили, что цветы для девочек. Я говорила, что цветы не мальчики и не девочки. Цветы – это цветы! А они все равно смеялись. Ну, я и не вытерпела.
– Ладно, – вздохнула Сара, – завтра мы обязательно разберемся. Ты будешь обедать?
«Папа стал приходить к нам чаще. Совушка говорит, что мама стала красивее, но я не понимаю, о чем она. Сегодня я подралась с Лиззи и Полли и еще двумя мальчиками, потому что они говорили, что Николай – девочка. Сначала я не поняла, почему они считают назвать кого-то девочкой оскорблением. А потом, когда они начали говорить, что он не может носить цветы только потому, что он мальчик, я кинула в одного из них пеналом. Просто мне стало обидно: когда это цветам присвоили пол?! Если я девочка, то я не могу ка-
таться на лошадях или водить автомобиль?! Почему они такие злые? Вот Лиззи ходит в брюках, а она девочка! Я думаю, что это нормально. Но я могла бы говорить, что брюки носят мальчики. Но если ей хочется, то мне все равно. Почему они думаю, что умнее всех и понимают все лучше других? Это неправильно. Я еще поборюсь с этим всем! 20 февраля.»
***
– В прошлый раз, мы, кажется, не договорили, – сказала Сара.
Они снова сидели в теплой кухне. Лана слушала музыку в другой комнате, поэтому никак не могла их слышать.
– Да, – начал Деян, – расскажешь, как проходила твоя жизнь?
– После того, как ты сбежал, – недоверчиво начала она, – мы с Ланой стали жить одни. Я постоянно работала, чтобы как-то содержать и ее, и себя. В то время, когда у нее есть живой отец! Даже сейчас я иногда работаю по 15 часов в день. Мужа у меня не было, других романов – тоже, ибо работа забирала все время. Знаешь, – она усмехнулась, – после того, как подметешь полгорода, а после еще и разнесешь все товары, нет никакого желания идти на свидания. Кстати, Лана один раз так серьезно заболела, что чуть не, – она не произнесла это ужасное слово и продолжила: – однако все обошлось хорошо. Эту квартиру мы снимаем и платим приличные деньги. Вот и все, кажется. Сама сейчас рассказываю и понимаю, что как-то быстро и однообразно пролетели десять лет.
Повисла тишина, Деян лишь понимающе и сожалеюще качал головой, смотря в окно.
– Мне, правда, жаль, что так получилось, – говорил он, – но, если позволишь, я расскажу, как текла моя жизнь эти десять лет, – женщина медленно закрыла глаза и открыла, что Деян воспринял, как знак согласия, и он продолжил: – Я все время не могу понять, почему я уехал. Но сейчас я об этом сожалею. Когда я вернулся в Сербию, первые года три у меня ничего не складывалось. Потом умерла мама, через год умер и папа. Меня уволили с работы. И, в общем, я начал пить, много пить, очень много. Бывало, что я не помнил целые месяцы. Так, наверное, прошло около года, может, полтора. А потом у меня закончились сбережения. Тогда я взял денег в каком-то банке. Через полгода они забрали у меня квартиру. Тогда, когда у меня ничего не осталось: ни квартиры, ни друзей, ни денег, ни работы, ни семьи – я лежал в каком-то дворе, в очень холодной луже, помню, какая-то женщина кинула мне несколько монет, я вдруг понял, на каком дне жизни я оказался. Это действительно было дно. Но, знаешь, я ничего не делал, чтобы это исправить. Потому что, когда ты во власти безысходности и бедности, страха и отчаяния, ты постепенно умираешь и даже не борешься с этим.
Но в один из таких дней, когда я шатался со двора во двор, ко мне подошла красивая, совсем молоденькая девушка. Она назвала себя Анитой, сказала, что из фонда по борьбе с зависимостями. Это были долгие четыре года борьбы. Не раз я терял работу, снова уходил из нормального мира. Как мне было стыдно смотреть в глаза той девочке! Ты думаешь, я пил из-за того, что хотел? Да, наверное, так и есть. Только я не пить хотел, а забыть все это. Пил, чтобы забыть о своей никчемности. И это так ужасно! Это все равно, что сбрасывать бомбы ради мира. Лишь имитация, иллюзия действия или избавления. Короткий период, как кома, которая тебя разрушает. Но, слава богу и центру, я начал от этого отходить. Было тяжело, да, но меня подталкивало то, что я хочу быть нормальным человеком. И я стал человеком. Некоторые так самоуверенно называют себя «человек», хотя единственная их заслуга – это то, что они родились с руками, ногами и почти без волос. А это не так. Человеком нужно стать!
Он отпил остывший чай, взглянул на Сару так, что она смогла прочитать в его глазах раскаяние.
«Люди действительно способны меняться, – думала она, – может, все и правда будет хорошо».
– Не знаю, зачем я развел тут такую демагогию, просто мне нужно было выговориться. Так вот, прошло какое-то время, я устроился на постоянную работу. Сейчас я работаю в звукозаписывающей студии. Она небольшая, но деньги приносит приличные. И после того, как я выбрался из этой навозной ямы, я понял, что нужно жить. Сара, понимаешь, нужно жить! У меня так и не было женщин, кроме тебя. Наверное, это судьба. Я купил квартиру в Братиславе. Если ты согласишься, вы с Ланой можете ко мне переехать. И мы будем жить, как нормальная, обыкновенная, счастливая семья. Кажется, я до сих пор тебя люблю.
«Мама сказала, что в этой квартире мы будем жить еще две недели, а потом переедем к папе. Еще мы сегодня ходили в кино. Папа купил мне и маме поп-корн. Потом мы еще долго гуляли по городу. Папа посадил меня на шею, и я могла видеть все с такой высоты, что другие дети казались блошками, а взрослые – большими блошками. Совушка все еще говорит, что мама становится красивее с каждым днем. Я тоже начинаю это замечать, она немного обрезала волосы, и теперь они кажутся легче. Я прочитала книгу и дала ее Николаю. Теперь его уже никто не дразнит. Пусть попробуют! Я поняла, что за свободу нужно бороться! 23 февраля.»
***
– Мне нужно ненадолго уехать в Белград. Последние дела – и все время буду с вами, – говорил весенним утром Деян, завтракая в новой просторной квартире.
– Конечно, – ответила Сара, намазывая Лане бутерброд, – я помогу собрать вещи. На сколько дней ты уедешь?
– На три-четыре, может, пять дней. Все будет хорошо.
Прохладный ветер медленно сопровождал Лану, идущую в школу. Она уже традиционно ждала собаку, которую она назвала Спиди, чтобы покормить ее. Природа вокруг еще не проснулась, она всего лишь медленно приходила в себя. Снег еще сошел не во всех местах, но город уже был в воде. Лужи, как будто маленькие зеркальные пятна, покрывали город-далматинец. В них отражалось пятнистое небо, украшенное почти прозрачными облаками.
– Николай! – крикнула Лана, увидев, как друг идет по другой стороне улицы.
Они поздоровались, Лана отдала хлеб Спиди, и они втроем направились в школу.
– Знаешь, – говорила Лана, – я так люблю ветер. Просто обожаю! Мне иногда кажется, что я могу по-настоящему дышать только тогда, когда чувствую ветер. А ты знаешь, как здорово лежать в кровати и чувствовать ветер. Вот как вчера: мама забыла закрыть окно, а мне было слишком лень вставать. Ветер подул, и как будто ты не в кровати лежишь, а среди пшеничного поля, вокруг тебя васильки и ромашки, и как будто не ночь, а ясный день, просто у тебя закрыты глаза. Как же я люблю ветер! А ты любишь ветер?
– Ну, ветер, он и есть ветер, – ответил Николай, – вот я очень люблю гром. Можно без грозы, можно даже в светлый день. Главное – гром. Когда ты чувствуешь, как земля вздрагивает, когда чувствуешь себя не таким защищенным. А какой странный звук! Бабушка говорит, что людей на земле становится так много, что небо трескается, и что когда-нибудь людей станет настолько много, что мы не сможем жить, и земля лопнет. Она еще после этого благодарит Бога, что такая старая и никогда не доживет. А потом еще желает мне, чтобы я дожил и вспомнил ее слова.
– Природа вообще отличная вещь, – подытожила Лана, когда они входили в класс.
– Цветы? – странно спросил Николай.
– Цветы, – не менее странно ответила Лана.
***
Сара и Деян собирали вещи. Деян сидел возле чемодана, проверял документы, Сара что-то готовила ему в дорогу.
– Ты какой-то желтый, – сказала она, входя в комнату.
Она это сказала слишком громко, поэтому Деян испугался и выронил документы.
– Давай помогу, – сказала она, наклоняясь.
Она подала паспорт, водительские права, какие-то разрешения, еще две справки, кошелек.
– Деян, что это? – спросила она, испуганно взглянув на него, и показала ему плотную бумагу.
– Да так, ничего, – ответил он, забирая бумажку, – ничего важного.
– Как ничего важного? – воскликнула она. – Там написано, что у тебя онкология. Почему ты мне не говорил?!
– Боже, Сара, – он встал, чтобы обнять ее, – я не хотел расстраивать тебя.
– Деян, это ведь так серьезно! – она пыталась держать себя в руках. – Чего у тебя онкология?
– Печени.
– Это от алкоголя?
– По большей части, да.
– А разве нельзя его вылечить? Почему ты не борешься?
– Врачи говорили, что пытаться можно, но шансы маленькие, тем более лечение очень серьезное, требующее много средств, сил, медикаментов и прочего. А еще врачи сказали, что мне при таком состоянии осталось жить максимум года три. Сейчас пошел третий. А не лечусь я не потому, что это бесполезно, а еще и потому, что сам себя загубил. Может, эта помощь и лекарства нужны маленьким детям или молодым дарованиям. Старому дядьке оно зачем? – он усмехнулся. – Я тогда не договорил. Помнишь, сказал, что хочу прожить эту жизнь достойно. Поверь, мне хватит этого времени, что у меня осталось. Ну, Сара, не плачь. Пожалуйста, не плачь! Все сейчас ведь хорошо.
Он попытался улыбнуться, однако тщетно.
– Что хорошо, Деян, что хорошего?! Я и Лана потеряем тебя во второй раз. Ты думаешь, это хорошо? А может хорошо то, что ты отказался от лечения? Или то, что ты столько всего не попробуешь в жизни? Деян, что хорошего?
– Хорошо, по крайней мере, то, что я узнал, сколько мне осталось жить, и теперь просто так не растрачиваю свое время.
– А зачем ты едешь в Сербию? – спросила она, вытирая слезы.
– Помнишь, я говорил тебе про ту девушку, Аниту, которая помогла мне. Так вот, оказывается, все это время, когда она помогала таким, как я, становиться людьми, она сама подсела на какие-то вещества, и вот недавно ее сердце не выдержало. А еще я хочу коечто привезти Лане.
«Когда я пришла домой после школы, у мамы были красные глаза, а папы не было дома. Сама сказала, что когда он приедет, то меня ожидает подарок. Блокнот почти закончился, придется покупать новый. Осталось три листика. 7 марта.»
***
– Пусть земля тебе будет пухом, – сказал Деян, бросая горсть сырой земли, – спасибо, что спасла меня. Жаль, что не смогла спасти себя.
Он постоял чуть-чуть и отошел, чтобы уступить другим. Окинув взглядом людей, он направился в конец колонны, туда, где стояла мама Аниты. Он не знал ее лично, но сразу понял, что эта женщина – мама девушки.
– Примите мои искренние соболезнования, – сказал он, легко положив руку на плечо женщины.
– Спасибо, – ответила она, вытирая слезы измятым платком, – Вы знали ее?
– Она помогла мне бороться с алкоголизмом. У Вас была чудесная дочь.
Женщина бросилась ему на грудь, зарыдав еще сильнее. «Не стоило этого говорить», – подумал он.
– Я ей всегда говорила, – сквозь слезы и тяжелые вздохи доносилось до Деяна, – что, помогая другим, нужно не забывать про себя. Кто знал, что такое произойдет?! Я даже подумать не могла, что мою девочку такое ждет. Муж все время говорил, что тихоней никто понастоящему не знает. Моя девочка!
– Тем, кто помогает другим, очень часто самим нужна помощь.
Это они просто кажутся сильными.
– Вы правы, – прошептала женщина, – Вы правы.
***
– Мама! Мама! – прокричала Лана. – Папа вернулся!
Она бросилась к Деяну, он поднял ее вверх, покружил в воздухе, поцеловав, опустил на землю.
Сара вышла из соседней комнаты, где проверяла уроки. Она выглядела уставшей, как будто почти обессиленной.
– Привет, – сказала она и поцеловала его в колючую щеку.
– Дорогие женщины! – торжественно произнес Деян. – У меня для вас подарки. Лана, пройдемте в Вашу комнату.
Когда все сели на широкую кровать девочки, мужчина достал из сумки большую старую книгу, больше похожую на альбом.
– Лана, – сказал он, сдувая с книги пыль, – этому альбому больше пятидесяти лет. Еще мой папа, а ему его папа, передал мне это. Это наша семейная ценность. Когда я переезжал из Сербии, я вспомнил, что у меня есть прекрасная дочурка, которая любит цветы. Это наш семейный гербарий. Тут около трехсот экземпляров цветов. Я передаю это тебе в надежде, что ты сможешь сохранить эту реликвию и продолжить собирать.
Лана с трудом подняла тяжеленую книгу. «От нее пахнет историей», – подумала она.
– Я могу открыть ее?
– Ну конечно можешь, это ведь теперь твое, – усмехнулся Деян. Лана аккуратно, боясь повредить хрупкую, как хрусталь, бумагу, перевернула первую страницу.
Цветок, подобных которому она никогда не видела, смотрел на нее как будто из прошлого. Если принюхаться, то можно было уловить запах прошлого века. «Он, наверное, был синим», – думала Лана, смотря на побледневший цветок. Внизу была подпись: «Фиалка надрезанная, 1957 год».
И так было на каждой странице. Одна страница – один цветок. И под каждым надпись. Какой цветок, какой год, в редких случаях – где был собран. Бывали маленькие, а бывали и такие, которые еле влезали на всю страницу, тогда надписи были наклеены прямо на листьях или стебле. Где-то на сотой странице почерк поменялся. Поменялась и техника вклеивания. Теперь, если экземпляры были маленькими, они могли помещаться на одной странице по три, по пять; была даже одна страница, где было двенадцать разных цветов. К некоторым были прикреплены бумажки с неразборчивым почерком и на непонятным языке. «Это польский, – ответил Деян на вопрос об языке, – мой папа был из Польши». Потом эра коллекционера поменялась. Сейчас заполнял уже Деян. Заполнял он неохотно, всего 17 цветов он занес в эту книгу, и два из них повторялись. Не было ни историй, ни аккуратных (вместо них были распечатанные) подписей. Всего Лана потом насчитает 221 цветок, а это всего лишь половина книги была использована.
– Тебе нравится? – спросил папа.
Лана не могла выговорить ни слова. Как будто весь воздух пропал. Наверное, даже сердце не билось, а может наоборот, билось с такой скоростью, что нельзя было разобрать удары.
– Видимо, – сказала Сара, – очень. Лана, это очень ценный подарок и большая ответственность.
– Я понимаю, – ответила Лана.
– Думаю, – сказал Деян, – она еще долго не очнется. Теперь Вы, мадам.
Сара горько улыбнулась, нежно, как мама на ребенка, взглянув на него, пока Деян искал что-то в сумке. Когда наконец он нашел то, что искал, он попросил Сару закрыть глаза и вытянуть вперед ладошки.
Что-то тяжелое и бархатное легко ей на руки. Открыв глаза, она увидела черную коробочку.
– Открой, – сказал Деян.
«Гранат?» – подумала она. «Рубины», – прошептала она, присмотревшись.
– Когда моя бабушка бежала от коммунистов, она забрала с собой самое ценное, что было у их рода. Ни картины, ни серебро и золото, хотя, наверное, золото она тоже захватила, но потом продала. Но, сколько себя помню, все время мне говорила, что это самое ценное, что у нее есть. Это коллекция рубиновых украшений, сделанных еще при Александре I, был такой царь в России. Думаю, они тебе очень подойдут.
Сара зачарованно смотрела на красные, переливающиеся на солнце и ярко сверкающие украшения. Кольца, серьги, ожерелья, диадема, браслеты – бессмертные свидетели прошлого, самое ценное, что было у бабушки Деяна – теперь лежали на покрывале и ждали, когда же их примерят.
– Спасибо, – сказала Сара, обняв Деяна.
«Как хорошо, что у меня появился папа! Папы, оказывается, такие важные. Сегодня папа подарил мне огромную-огромнуюогромную-огромную книгу с цветами, а маме какие-то украшения, но я на них не смотрела. Вечером мы еще гуляли, и папа купил мне и маме мороженое. Мама отказывалась и говорила, что мы можем заболеть, но папа сказал, что защитит нас от болезней. 15 марта.»
***
«Я давно не писала, потому что было лето, а летом дети не должны писать. Так говорит папа. Еще мы съездили на море, и я забыла блокнот. На море было здорово. Теперь я люблю море больше ветра. Оно такое соленое и чистое, что я не хотела из него вылазить. Один раз у меня заболело горло, но я маме об этом не сказала, потому что потом оно прошло. Папа два раза упал в обморок, сказал, что так на него действует морской воздух и что все в порядке. Конечно, у папы все порядке! Папа ведь папа! После моря мы съездили в Сербию. Папа жил в красивом домике около леса. Правда, мы его не увидели: там теперь стоит супермаркет. И леса давно нет. Но папа показал альбомы. Папа устроился тут на работу, только мама говорит, что не понимает зачем. Он говорит, что ради нас. Мама говорит, что у него и так есть деньги, а он говорит, что нам их может не хватить. Один раз они сильно поругались из-за того, что мама просила папу не жить для них, а чуточку пожить для себя. Еще один раз она сказала, что не так уж долго ему можно жить для себя. Я думала, папа обидится, но он не обиделся, а обнял маму, и тогда мама заплакала. Потом они помирились, мама сказала, что он еще успеет и для нас пожить, и для себя. Я, как всегда, ничего не поняла и легла спать. Папа сейчас зовет нас гулять. Пойдем, наверное, в парк.»
«Вернулись из парка. Мы ели сладкую вату, хотя мама говорила,что может от нее поправиться, на что папа ответил, что это не главное в жизни. Потом мы катались на аттракционах. А вечером, когда мы на балконе пили чай, папа спросил у меня, что бы я попросила у Бога. Я ответила, что для мамы – домик у моря (потому что мама была такой счастливой на море), для папы – большую машину, а для себя – огромное-огромное поле цветов. Папа сказал, что попросит это у Бога. Я не поняла, как он это попросит, но поверила ему. 19 августа.»
***
Сара подняла трубку. Ничего не сказав, через несколько секунд она уронила трубку, но не стала поднимать.
– Мама, у тебя телефон упал, – сказала Лана, поднимая его, – мама, почему ты плачешь?
Сара смотрела в одну точку в стене.
– Мама! Мама! – Лана потрясла ее за руку. – Ты меня слышишь?
– Да, да, да, – очнулась она, – да, конечно, слышу.
– А кто звонил?
– Звонили с неба, – ответила Сара, вставая с кровати, – сказали, что папа теперь у них.
Она пошла на кухню, закрыла замок, открыла кран, но все равно Лана слышала сквозь шум воды, как мама плачет.
Где-то через час она вышла из кухни, надела пальто, сказала Лане, что будет только вечером и ушла.
Пришла Сара в половине девятого вечера.
– Лана, ты понимаешь, – начала она, – что папы больше с нами нет? Его забрали на небо.
Лана начала плакать. Днем она не поняла, подумала, что мама шутит, а мама не шутила.
– Ну, солнышко, – она обняла дочь и сама заплакала, – не плачь. Папа на небе, он смотрит за нами и не хотел бы, чтобы мы с тобой плакали.
– Да, да, ты права, – сказала Лана, – а он больше не придет с неба? Один раз ведь он появился.
– Нет, больше точно не придет.
***
– Вы Сара? – спросила мужчина, подойдя к Саре на похоронах.
– Да.
– Примите мои соболезнования, – он положил руку ей на плечо, – он был замечательным человеком.
– Да, – ответила Сара, монотонно смотря на могильную плиту, – я знаю.
– Он просил меня передать Вам это, – мужчина протянул ей широкий и длинный, хорошо запечатанный конверт.
Она взяла конверт, поблагодарила мужчину, и он ушел.
Дома она его распечатала.
«Привет, Сара! Привет, Лана! Если кто-то из вас это читает, то мы с вами больше не увидимся. Помните, я спросил у Ланы, чего она хотела бы от Бога? Потом посмотрите остальные бумаги.
Надеюсь, что у вас все будет хорошо. Я буду охранять вас с неба. Не грустите слишком много. Я вас люблю! Спасибо, что были в моей жизни! Деян, с любовью».
В конверте еще лежало три бумаги.
Одна из них тоже была от Деяна. «Я много работал, чтобы попросить это у Бога, надеюсь, вы не откажетесь!»
Вторая бумага гласила, что Сара теперь владеет домиком у моря и некоторым количеством денег, которых ей хватит на первое время. Третья бумага – план дома.
– Лана, папа нам подарил дом, – сказала Сара, входя в комнату.
– Ух ты, – воскликнула она, – а где?
– Там, где мы жили, когда были на море. Еще у тебя будет большая грядка для цветов.
«Хотя папу и забрали на небо, я знаю, что он все еще с нами. Он подарил нам огромный дом и грядку рядом с ним. Я очень люблю своего папу. Он чудесный человек. Братислава, 21 сентября.»
***
«Это последний листок этого блокнота. Мы живем на море. Тут просто здорово. Я назвала свой самый главный цветок так, как попросила мама – Деян. Он растет почти около дома. Я вспомнила, как папа один раз сказал, что у него такое чувство, что он никогда не умрет. Папа, как всегда, был прав. Тут почти всегда светит солнце.» Потом было написано «29 февраля», зачеркнуто и написано «1 марта».