Птицы пели в груди Степана снова. «Эх, как выводят, как выводят, шельмы!», подумал Степан. Жаль, что кроме него, этих птиц никто не слышит. Досадно.
Слышать птиц в груди Степан начал с детства. Бывало, играет с пацанами в догонялки или в войнушку, а тут как запоёт в груди, как застрекочет, остановится Степан, как вкопанный, и слушает, глаза закрыв. Пацаны зовут его, зовут, а он только рукой машет, бегите, мол, не мешайте. Учиться в школу пошёл, еле-еле дотянул до 6 класса и бросил, не успевал, да и как успеть, если птицы эти на разные голоса такие трели выводят? Какие там уроки, не до них, всё слушал бы и слушал. Так и закрепилось за ним прозвище, еще с детства - «Блажной».
Мать ругалась, но по-доброму, незлобиво. Только она и знала о его «чудачестве», а больше Степан никому не говорил, стеснялся, да и побаивался: вдруг в дурку упекут? Мать всю жизнь проработала на ферме дояркой, уходила рано, приходила поздно, помощи ждать не от кого было, всех родных забрала проклятая война - и братьев, и мужа. Так и тянула Степана одна. Иногда, в задумчивости, говорила: «Вот выучился бы, уехал в город, большим человеком бы стал», Степан только отмахивался - какой из него «большой человек»?
В восемнадцать, неожиданно для всех (и для самого себя), Степан женился, заприметив на ферме, где работал скотником, красивую, бойкую Зойку. Да, наверное, не столько он заприметил, сколько сама Зойка. Понравился ей молчаливый, тихий парень, который и мухи не обидит, а что «Блажной» - ну и что с того?
Так и прожили они уже полвека: вместе и на ферму, и с фермы. Жену Степан любил, да и она его тоже. Иногда только больно давала подзатыльник тяжелой рукой и причитала: «Ой, блажной, вот Блажной так Блажной, всю жизнь мне испортил, ирод, ты ж как третий ребенок в семье, почитай, трёх детей подняла». В такие минуты зойкиного «горя» Степан улыбался и, пытаясь доказать свою значимость на этой земле, твердил, выпячивая тощую грудь: «Поют, Зойка, как поют, послушай!» Она махала на него рукой: «Да тьфу на тебя, разозлиться-то и то не можешь по-человечьи», и шла по своим бабским делам. Он ещё по молодости пытался говорить с Зойкой о своих птицах, но она отмахивалась от него: «Да ну тебя, блажной, некогда мне!» И Степан бросил эту затею. Двух дочек родили, умные девки оказались: выучились, замуж повыходили, в Москве живут. Уже дедом Степан три раза стал. Каждое лето ждут они с женой приезда детей и внуков. Вот где радость, вот где счастье!
Так и прожил Степан, почитай, уже всю жизнь, слушая своих птиц. А сегодня как-то по-особенному поют. Такой мелодии Степан ещё не слышал. Жалостливо, слезу выбивают и торжественно, как в храме, куда его привела старшая дочь, когда он был у неё в гостях.
Степан с трудом вспомнил, что жена отправила его в магазин, накупил всего. Сегодня день необычный: дочка младшая с внучатами приезжают. Любимый внучок Герка, уже десять пацану. Признался как-то деду «в страшной тайне», что птицы у него в груди поют. Степан и не удивился особо этой тайне. Всё прошлое лето прослушали они вдвоём этих птиц. Уйдут в лес, и слушают, поочерёдно прикладывая головы к груди друг друга. Потому и любил Степан Герку больше всех остальных внучат. Дочка по телефону сказала, что Герка в музыкальную школу год уже проходил, и вроде как способности у него недюжинные обнаружились: музыку сочинять может. А всё из-за чего? Степан горделиво выпятил худую грудь - из-за птиц! Выходит, что и я мог бы этим… композитором стать, а? А то всё: «Блажной, блажной…»
«Эээээх!», Степан махнул рукой и заковылял к дому. А птицы пели в груди величаво, торжественно, по-особенному!