Не помню, как мы нашли его в Контакте, но представился незнакомец кратко: «Проводник». Именно этот образ я предполагал: седая бородка, лицо не молодое, не старое, не заявлявшее громко о себе. А что касается нас двоих, то здесь была просто дружба, хотя конечно, я Вику (мою Вику!) обожал. Увы, моё чувство было безответно.
Лицом эта девушка была неброской, хотя фигурка и ножки ничего. И если одним словом описать её образ – кроткая. Никогда не видел я в ней ни гнева, ни ненависти, и была она беззащитна перед злом. Однако вход в её душу был закрыт. Но если бы я знал, кто реально был скрыт в этой простой на вид девчонке!
Как появилась Вика в историческом обществе «Победа», кто её привёл, осталось тоже для меня загадкой, но первая речь новичка стала открытием для всех. Особенно эти крылатые слова: «Была Великая война – пора осмыслить это». Пожалуй, с этой знаменательной речи и начались философские споры в нашем обществе – о Победе, о войне, и о фашизме. Одни уверяли, что фашизм в мире возрождается, другие доказывали, что он и не умирал.
А Проводник нас заинтриговал ещё в Контакте. Человек этот обещал немыслимое: отправить желающих в любые времена. Экстрасенс он, или кто ещё – в таких я не верил никогда – но Вика загорелась вдруг идеей. Она не ошиблась: уже с первых минут нашей встречи начали совершаться чудеса. Почти мгновенно Проводник обежал нас взглядом, и я почувствовал, что он уже выведал все тайны у меня.
Однако с Викой произошло иначе. В моём сознании возникла вдруг чёткая картина: где-то по лесу шла моя Вика, и кто-то ждал её в первозданной тишине. И этот кто-то был по всей видимости… сатана.
Эта сцена пришла и ушла – так Проводник мне без слов всё объяснил.
Я вздрогнул, выйдя из видения. Казалось, длилось это всего миг – но я уже понял всю серьёзность истории, в которую мы попали.
Не давая времени на вопросы, Проводник повёл нас в День Победы – я и Вика давно мечтали увидеть этот день. То ли заклятие неслышное произнёс, то ли бросил пронзающий взгляд через пространство – мы как сидели на скамейке городского сквера, так и остались здесь сидеть, но эпоха сменилась мгновенно на другую. Сквер был уже не тот, не та скамейка, но главное, вокруг нас бурлило торжество. Кричали и пели ликующие люди. Спонтанно танцевали девушки друг с другом. Под баяны, вприсядку, плясали фронтовики в орденах и медалях. Где-то гремели залпы победного салюта. Прибывали новые и новые люди. Завороженные, мы смотрели на всё это. Повсюду слышались ликующие слова: «Победа!» «Конец войне! Конец войне!» «Вы слышали – только что говорил Левитан!» И всё это было в слезах – и горьких и счастливых.
Никто не видел нас – мы оставались призрачны для этих ликующих людей. Но главное – мы пребывали на этом торжестве.
Затем весь народ повалил в одну сторону. Послышались голоса: «На площадь, все на митинг!» – и наш скверик обезлюдел в одну минуту совершенно.
И вдруг во мне прозвучали слова – и это опять касалось моей Вики: «Мир ликовал, а где-то за гранью крался безумствующий взгляд. Плыл, обречённый всё узнать».
И словно эти слова всё разрешили, объяснили, и более нечего было говорить – Виктория исчезла.
Разум мой был бессилен проникнуть в столь сокровенное начало. Сам ли я был уже призраком, или жизни свет исчез? Ошеломлённый, я вскочил со скамейки. Но сквер вокруг нас был совершенно пуст. Вдруг меня поразила невероятная догадка.
– Вы вместе, вы знали друг друга – и давно! – воскликнул я Проводнику. – И вот явились сюда и разыграли комедию – но для чего?
А Проводник вслух продолжал играть в слова:
– Она пришла из-за пустынь – как недосказанное слово. И вот обрела и плоть и стать и речь…
Я начинал догадываться, что это были за люди, из каких пришли глубин.
– Скажи, в этой истории, заглядывая за истины, найдём ли мы богов? – спросил я вдруг Проводника.
– Богов? – удивился экстрасенс. – Но разве, открывая глаза, мы не видим ничего? Разве не радуемся звёздам, течению времён, своему же бытию?
– Тогда и я есть божество! – обрадовался я находке. – Я – есть Божественная Вселенная. Кто это посмеет мне приказывать, или меня казнить? Не та ли, свергнутая «раса от богов»?
И я увидел, но не понял. Люди корчились с содранной кожей, а небо над ними было пустынно и спокойно. Люди шли маршем, с песней – а это вели их на убой.
– Ты видел Истину, нашёл ли в ней себя? – Проводник испытующе посмотрел в моё лицо.
– Там образ-жизнь смешался в образ-смерть… – как будто кто-то ответил за меня.
И тут, словно открылись двери в звёздном храме, (я так жаждал Истины в этом Храме!) и к нам сошла долгожданная любовь.
С содроганием я увидел эту странную девушку перед собой. Куда умчалась из её беззащитного тела кроткая душа. Передо мной были вздыбленные волосы и безумно блуждавшие глаза. Я бросился в ужасе навстречу – спасти её, вернуть её в себя. «Да что они сделали с тобой», – шептал я, обнимая её холодеющее тело.
«И захотелось мне увидеть зачатие Войны, её змеиное начало, – рассказывала Виктория историю свою. – Сделалась я прозрачной, невесомой, и полетела над Землёй. Там, с высоты небес, я увидала: как много людей умирало по повелению других! Подо мной проплывали поля, покрытые мёртвыми телами. Я попыталась ощутить все эти смерти сразу – но чуть не взорвалась. Столько безнадёжного крика было в уже отлетевших душах. Я подумала: «Вот в чём причина: миллионы немецких нелюдей, хлынули на восток и запад». Но вскоре поняла, что это только стадо, чётко промаршировавшее на убой. Тогда кто-то же погнал это стадо. Кто-то провозгласил идею высшей расы, кто-то очищал эту землю от «недостойных быть людьми». Кто всё это придумал и зачем: виселицы, расстрелы, убиение газом и огнём?
Мысленно я стала спрашивать каждую жертву, убитую войной – и все они показывали в одну точку, произносили одно слово. Я помчалась, как можно скорее – и наконец, увидела его. И очень удивилась. Неужели самый кровавый злодей в истории – это он?! Мне стало просто смешно. Нет, это был не зверь. Тем более не полубог. Тщедушный, невысокого роста человечек с комочком усиков под носом.
Я тщательно, и снаружи и в разрезе, рассматривала это тело. Я искала его главную тайну, спрятанную от людей. Ведь когда-то Зло зародилось, была предыстория его. И я узнала её – простая тайна. Это был серединный человек. Ничто абсурдное ни разум, ни душу его не отягощало. Пожалуй, чуть-чуть наивен – и в этом ребёнок, получеловек. Любил цветы и живопись – кто скажет, что это минус для него? Грешки, если и были, то в юности – а у кого их нет? Став Гитлером, Вождём, преодолел последние пороки – не пил и не курил. Для нации стал блестящий образец. Мало того, вырос в решительного вегетарианца, познав сострадание к братьям меньшим – разве и это не в пример?
А какой романтик был этот человек! Как зачитывался он о подвигах американских пионеров!
Однако я всё далее проникла в глубину его души – ах, какой он владел страстишкой милой! У него были тысячи игрушек: самолёты, танки, люди. Настоящие, большие игрушки. Как приятно было погладить руками их металл и живую, но несгибаемую плоть. А потом, руками – крушить, стрелять, давить… Много было у Адольфа таких милых игрушек, и любил он в них в одиночестве играть.
Подумала я: «Какое странное дитя! Пожалуй, он и не вырастет мужчиной. Может быть, заигрался, обманулся человек? И может быть я его спасу? Создам совсем иную модель мира – и он будет во главе».
Я предстала перед ним в образе смертном, ничем не защищённом. Любитель постного, романтик больших походов был один. Он сидел в кресле, и дремал.
– Кто ты? – спросил он у меня, проснувшись.
– Я – Душа России, – ответила я просто.
– Нет, тебя нет! – вскричал он. – Я не могу в тебя поверить.
– Может, в тебе пока меня и нет, – ему я отвечала, – но я плоть та же, что и ты. Все, все, кто во мне, из той же плоти, что и ты. Смотри, сколько детей, тобой убитых, и сколько матерей, сошедших от этого с ума. Смотри, сколько тел тобою осквернённых, умерщвлённых. А сколько любви, сколько сгинувшей любви! Ничто не уйдёт без смрада от тебя. Очнись, Адольф, вспять поверни – и я тебе многое прощу!
– Простить? Меня простить?! – засмеялся безумец. – За этих несостоявшихся людей, за эти отбросы от людей!
– Ведаешь ли, что творишь! – я изумилась безумию его. – Тогда заклинаю тебя, во имя убиенных: мучайся, нелюдь, в каждом теле, тобой убитом, в каждой душе, обязанной тебе. Пройди смерть каждого – и прежде не умри.
Тотчас, по мановению моему, он разлетелся на миллионы вариантов, где каждый был человек, живущий рядом с ним. Он задыхался в душегубках, он был в каждом, кто был повешен и расстрелян, он прошёл через каждую смерть на поле боя. И это было только начало. Толпы народов выстроились в очередь, запрудившую всю планету, чтобы пройти через него.
Тогда он бросился на колени, пополз на четвереньках предо мной, заплакал и завыл:
– Убе-ей меня! Ты ведь Россия – такая щедрая в любви.
– Нет, ты ошибся, человек. В этой истории убита была моя любовь.
Я повернулась и пошла от него, вопящего, стенающего, прочь. Где-то далеко позади меня раздался выстрел. Я оглянулась – он лежал безмолвный. И я поспешила в освобождённый мир».