Вчера бабка вошла в дом поздно. Она пока не сделала грядки, решила работу не прекращать. Говорит работается легко, почаще отдохну, но доделаю. Сначала хотела одну вскопать, но прихватила и вторую, да так и копала.
Потом все разрыхлила, поделила пополам, грядочки получились ровненькие, и довольная своей работой пошла в дом.
Пока копала, во двор выходил дед, очистки выносил в компостную яму и конечно не удержался от нравоучений, как без этого. - Грядки делай широкие, не делай узкие. - Это ты про себя? Это ты у нас спец по узким грядкам. - Широкие делай. - Иди-иди, широкие будут, они еще не готовы, все будет как всегда, это у тебя все в разнобой, я же молчу, и ты молчи. - Ну-ну.
И вот уже наступило утро, старики давно проснулись, но лежат молча, и я тут в ногах пристроился, как без меня, одному плохо, хоть морально поддержать и их, и себя, потому-что непривычно тихо, но скоро начнется, как всегда, это долгая песня, почти до самой осени, это очень интересно, а в результате ничего не вырастет, так бабка сказала.
А началось с того, когда дед по-утру, во двор вышел. Он вышел не сразу, сначала он долго зарядку делал, пил-пил всю жизнь, сердце довел до инфаркта, а теперь, когда осталось чуть да ничего, решил его, то есть сердце, закалять. Ну пусть закаляет, только бы не пил.
Потом он сделал водные процедуры, померил давление, дети купили ему такой аппарат, и он теперь сам делает себе давление, сказал мало, заварил кофе, потом посидел на диване и пошел на помойку, мусор понес.
И вот когда только вошел в дом, поставил ведерко на место, тут и началось. Походка, походка у него сразу изменилась до смешного, бабка ему потом показывала. Нет, ну как пошел, почти в припляс, играя плечами, бабка так и сказала, играя плечами, но главное, еще ничего не посадили, только грядки приготовили, что бы они прогрелись, дали усадку, а он уже тут как тут, все сглазил, - у тебя морковка не вырастет.
Конечно она не вырастет, разве можно так говорить, не дед, а ненастье. И вот так до самой осени, пока огород не выкопают, вернее не перекопают, потому как копать нечего, ничего не растет, как он и завещал весной.
Жалко бабку, жалко ее труды. Хоть бы у нее все выросло, чтоб он от досады замолчал, и больше не брюзжал. Ведь раньше, когда он пил, все росло, потому что он не совался со своим благословением.