История одного дерева

Алекс Тёмных
На холме, за пределами небольшой аккуратной деревеньки, стоял большой раскидистый дуб. Под его могучими ветвями любили бывать люди и животные.

Весной, когда на нём появлялась первая яркая зелень маленьких листиков, птицы вили на дереве гнёзда, пели свои мелодии жизни; парочки признавались в любви, вырезали свои имена и сердца со стрелами, целовались, сладко щебетали, укрывшись в тени дуба ото всех.

Летом, под сенью его густой зелёной листвы, путники отдыхали, скрываясь от палящего белого солнца; дети лазили по дереву, строили штабы, играли, задорно смеясь.

В начале осени под ним прятались от моросящих унылых дождей, вдыхая аромат сырой земли. А когда листья дуба меняли цвет на ярко-жёлтый, а жёлуди созревали, - деревенская детвора собирала их, составляя причудливые осенние букеты.

Зимой его голые ветви укрывали шапки искрящегося серебром белого снега, и лишь дикие животные пробегали рядом.

И снова всё повторялось. Так шли десятилетия.

Подходила к завершению очередная весна. По голубому небу медленно двигалось белое стадо пушистых облаков. Дуб был одет в плотную, светло-зелёную листву, в воздухе стоял приятный аромат луговых цветов, которые, словно пёстрое покрывало, устилали весь холм. Птицы пели в ветвях дерева. Солнце нежно ласкало тёмный ствол, нагревая его. Летний ветерок аккуратно трепал тонкие кончики могучих ветвей. Солнечные зайчики играли на молодых зеленых листьях, и, пробившись сквозь них, задорно прыгали по стволу.

Очередная влюбленная пара шла к дереву. Совсем юные. Миниатюрная девушка была еще подростком: лет шестнадцать, миловидное лицо, пухлые губки, большие глаза цвета неба, распущенные светло-русые волосы до плеч, на ней было легкое короткое белое хлопковое платье, сандалии. Юноша был постарше: лет восемнадцать, худощав и высок, волосы цвета вороньего крыла, глаза — цвета мокрой земли, на нем была жёлтая футболка и джинсовые шорты. Оба нервничали, легкий румянец украшал их щечки. Он неуверенно взял её за руку. Она засмущалась, опустила голову, но в ответ сдавила его ладонь.

Они молча подошли к дубу. Юноша достал нож из кармана, начал скрупулезно вырезать сердце на его стволе.

Девушка произнесла:

— Вань, не надо! Зачем дерево портить?!  — у неё был красивый мелодичный голос.

Парень обернулся, жёстко посмотрел на неё и серьёзно сказал:

— Люба, я завтра уезжаю. Мои родители против того, чтобы я остался жить в деревне. Как только я окончу ВУЗ — я вернусь. Я буду приезжать к тебе каждые свои каникулы. Хочу, чтобы ты всегда помнила о моих чувствах к тебе. Когда я завершу обучение — мы поженимся, — его голос был приятным глубоким.

Когда юноша закончил вырезать сердце и их имена на стволе, они сели под дуб и просидели в обнимку до утра. Любовь уснула на его плече, а Иван боялся пошевелиться, чтобы её не разбудить, сурово смотрел вглубь ночи о чём-то думая, лишь украдкой любовался лицом возлюбленной. Под утро он тоже уснул, не выпуская её ладонь из своей.

Их разбудил шум ритмично падающих капель дождя. Было уже светло, вода лишь изредка попадала на влюбленных, скрытых плотной листвой от стихии. Они, нежась в объятиях друг друга, подождали, пока ливень стихнет, и побежали наперегонки в деревню.

Люба затем часто приходила к дубу. Она нежно касалась вырезанного сердца на его стволе, слегка прикусывала нижнюю губу, её глаза блестели счастьем. А затем девушка садилась, прислонившись спиной к стволу, доставала из аккуратной оранжевой сумочки пряжу со спицами и начинала вязать, напевая разные красивые песни о любви, разлуке, природе, про себя мечтая о чём-то. Периодически её щечки вспыхивали огнём, и она смущенно их закрывала руками.

Шла поздняя осень. Дуб скинул все листья и уже готовился к зимней спячке. Холм был покрыт пожухшей коричневой травой. Местами виднелась первая поступь зимы — лужи были затянуты наледью, а трава покрыта инеем.

Пришла Люба, задумчивая и грустная, едва касаясь пальцами, провела по вырезанной Иваном их метки «любви», достала из сумочки вязаный разноцветный шарфик с красивой буквой «И» на концах, всхлипнула, потекли слезы. Она села под дуб, обхватила свои ноги и разрыдалась, уткнувшись в шарф.

В начале января, когда зимнее солнце было высоко, а толстое пуховое одеяло искрящегося снега покрыло холм, они прибежали к дубу уже вместе, весело играя в снежки и смеясь. Клубы пара вырывались из их рта при каждом смешке.

Люба укрылась от метких бросков Ивана за стволом, но судя по многочисленным белым круглым следам на её коричневой длинной дублёнки, девушка давно была убита. Яркий разноцветный шарф с белой буквой «И» был повязан поверх объёмного белого пуховика юноши.

Иван ловко обошёл дерево, схватил девушку и повалил в снег, коварно улыбаясь. Люба звонко смеялась, поднимая облако снега и кидая его в юношу. Он схватил её руки и пригвоздил к земле, а затем поцеловал. Девушка робко ответила, её итак красное от мороза и игры лицо, стало пунцовым.

Остаток зимы к дубу никто из людей не приходил, лишь пара зайцев и несколько лис пробегали под ним.

Весной, когда почки на дереве набухли, воздух был наполнен едва уловимым ароматом зеленой травы и первых цветов, а солнце уже мягко грело, пришла Люба с букетом только что собранных первоцветов. Она нежно провела рукой по стволу дуба, прижалась к нему, обнимая. Её сердце бешено билось, казалось, готово было вырваться из её груди. Девушку переполняли чувства, которыми она хотела хоть с кем-нибудь поделиться. В тот день Любовь до наступления ночи сидела под деревом, напевая какую-то мелодию себе под нос.

Потом девушка долго не приходила к дубу, приходили другие пары: вырезали свои сердца и имена, признавались в своих чувствах, строили планы на будущее.

Лето уже подходило к концу, дерево начало скидывать листву, ночи становились прохладными. И пришла она, точнее прибежала. Была глубокая ночь, шёл ливень. Люба полностью промокла, голубая пижама липла к телу, лицо было перекошено злостью, в левой руке она держала топор. Правой рукой девушка с остервенением стала бить по метке любви с их именами, а затем схватила топор двумя руками и стала наносить удар за ударом по вырезанному сердцу, кроша его. Она работала топором до тех пор, пока метка не превратились в торчащие опилки, и лишь тогда Любовь, обессиленная, села под дуб и громко зарыдала. Наревевшись и успокоившись, она медленно поплелась в деревню.

Стена дождя съела фигуру девушки и шаги, словно всё случившееся было всего лишь ночным кошмаром.

Щепки торчали во все стороны, превращая часть ствола дерева в большую рану, которая, казалось, кровоточила, сок медленно тёк.

Больше года Любовь не приходила к дубу. Рана, что она нанесла ему, заросла, жизнь продолжалась. Дерево стало чахнуть. Казалось, дуб грустил.

Через одну весну она пришла к дубу вместе с Иваном. Девушка подросла, теперь это уже была молодая женщина, но она была всё так же мила, хрупка и миниатюрна. Иван возмужал, он раздался в плечах, похорошел, было в нём что-то дьявольское.

Она улыбалась, голубые глаза ярко горели от счастья. Юноша же был сдержан, задумчив и немного холоден.

Люба произнесла, подведя его к стволу:

— Видишь, кто-то удалил нашу метку «любви». Надо новую поставить.

— Да… кто-то хорошо постарался – ответил он задумчиво, проведя рукой по рубцу на стволе, а затем одёрнул руку и грубо сказал: -  Знаешь, мы уже взрослые, как-то это по-детски — вырезать сердечки и имена на деревьях.

— Вань, тебе ведь ещё два года учиться. Я сюда приходить буду, пока тебя не будет, вспоминать о твоих чувствах, - мечтательно промолвила она.

— Моих чувствах?! – лёгкая усмешка появилась на его лице. Затем Иван опустил взгляд в землю и нехотя, грубо сказал: - Я хотел тебе вчера сказать, но ты не дала. Думаю… нам стоит расстаться.

Юноша поднял взгляд и натолкнулся на наполненные слезами глаза девушки. Её губы предательски дрожали.

Он сделал шаг назад и с раздражением нервно произнёс:

— Люба, не веди себя как ребёнок! Не делай вид, что ты и не догадывалась, когда я не приезжал больше года. Я бы и сейчас не приехал, если бы не похороны бабушки.
— Ваня, Ванечка, что ты говоришь?! Ведь я люблю тебя! Всегда любила! - не веря, почти прокричала в ответ Люба, слёзы потекли из её глаз, и она прошептала: - Я ведь это вчера ночью тебе доказала.

Руки Ивана потянулись, казалось, пытаясь обнять ревущую девушку, но он резко их одёрнул, сделал ещё шаг назад и жёстко сказал:

— Я не знал, что ты меня ждала и себя для меня берегла. Глупая ты. В общем, ночью я так с тобой попрощаться хотел. Ну, в городах так принято — приятно расставаться.

Но думаю, так даже лучше для тебя, это явно лучше, чем с каким-нибудь грубым деревенщиной на сеновале, — слегка саркастично произнёс он, и уже грубо: — Люба, будь реалисткой! Ты ведь не думала, что я на тебе женюсь и перееду жить в деревню?! Мне надо карьеру делать! Да и жена умная должна быть. А у тебя всего-то школьное образование. Ты только и умеешь, что за скотиной следить.

Она в голос разрыдалась, закрывая лицо, рот и уши руками, казалось, она не хочет и не может этого слышать.

— Да прекрати ты уже! Не выношу я женских слёз! — зло произнес Иван и пошёл в деревню, пиная землю.

А Люба всё рыдала, не могла остановиться, а вскоре совсем упала на землю и уткнулась в корни дуба, заливая их слезами. Когда стемнело, она уже успокоилась, села спиной к стволу. Было прохладно, кузнечики и сверчки громко стрекотали в траве, Люба обхватила себя за ноги и произнесла:

«И что сейчас мне делать? Как быть? Он - вся жизнь моя. Я же ради него старалась, вязать и шить научилась. В прошлом году в школу работать пошла библиотекарем, продлёнку у начальных классов веду. Скотинку нам на накопленные деньги купила. Прав Ванечка, глупая я....» 

Девушка еле встала и медленно поплелась в сторону горящих в темноте окон деревенских домов.

Иван пришёл глубокой ночью, закурил, сел в корнях дуба, упершись спиной о его ствол, уставился в небо сквозь его ветви, и заговорил:

«Знаешь, вот везёт тебе: стоишь тут, и ещё долго стоять будешь, ни о чем не думаешь, земля и дожди тебя кормят, никаких обязательств, родителей… — глубокая затяжка, выдох с клубами дыма, уходящими ввысь, молчание, а затем, едва слышно, печально: — Я ведь люблю её. Всегда любил. Другая мне не нужна и никогда нужна не будет…

Мои родители, они… - ещё одна глубокая затяжка, выдох, а затем зло с сарказмом: - Они нашли мне подходящую пару: молодая, красивая, избалованная лживая столичная стерва — Анжела, зато богатая. Это решит все проблемы нашей семьи. Из-за пристрастия отца к азартным играм всё заложено. Ничего не осталось. Через неделю всё должны будут пустить с молотка, и мы пойдём по миру. Поэтому они месяц назад о моей помолвке объявили, через три дня — свадьба.

Приглянулся я этой Анжеле на свою голову, хочет она мной обладать. У богатых всё просто: увидел, захотел — купил!  - несколько глубоких затяжек, он опустил голову, выпустил клубы дыма, пытаясь разглядеть в темноте деревушку вдали, и найдя её, мечтательно грустно произнёс: - Сбежал бы я сюда. И жить бы здесь остался. Руки, ноги, голова есть — справились бы вдвоем. Люба моя… - он замолчал, ещё несколько затяжек, а затем едва слышно: - Хотя нет, уже не моя…  - Юноша замолчал, затушил сигарету, дёрнул головой, как будто отгоняя назойливых мух, продолжил в никуда мечтательно бодро:
- Она хозяйственная, если что не так — подсказала бы, я бы старался. Я же в городе работал как проклятый, чтобы скопить нам на дом с участком, поэтому и не приезжал. На всё готов ради неё!
А отец – гадина! – зло, почти прокричал Иван, с силой сжав до побеления костяшек кулаки. Осёкся, нервно вытащил ещё сигарету, лишь с третьей попытки смог её зажечь, несколько затяжек и затем уже более расслаблено, но с нотками злости продолжил:
 - Отец знает, как сильно я её люблю. Сказал мне, что сгорит Люба моя в своем деревянном домишке, если я не соглашусь на свадьбу, - с силой ударил рукой по корням. Ещё несколько затяжек, а затем с горечью и паузами, наполняя лёгкие дымом, успокаиваясь:
- А ночью… я сглупил, не надо было, конечно… Но знаешь, хотелось, чтобы первый раз у меня с ней был, с той, которую люблю, а не со шлюхой-Анжелой.

Больно, конечно, ей сделал и наговорил гадостей, но так надо было. Она мне поверить должна была. Ребятки отца наверняка наблюдают. Пусть она меня во всём винит, смотришь — от злости свою жизнь быстрее устроит, найдет себе хорошего мужа, который сможет с ней быть.

Хоть попрощался с ней. Если бы не похороны бабушки, не увидел бы её больше. Так бы и ждала меня, надеялась. Она ж такая — верная, честная, чистая — таких в городе нет…

А семья Анжелы не лыком шиты: брачный договор со мной заключили ещё до объявления помолвки. Знаешь какие там штрафы прописали? Мне за пять лет не заработать... Не хотят свои деньги терять, много их они в подготовку к свадьбе потратили. Так что стал я её собачкой на поводке, прав у меня по договору меньше, чем у хомячка в аквариуме, - Иван затушил сигарету, невольно поежился от ночной прохлады, пытаясь подавить дрожь в голосе, и подступающие слёзы прошептал: - Так что Любовь свою я больше никогда не увижу...»

С неба полил дождь, насекомые перестали стрекотать, уступая место звону капель. Началась гроза: небо озарила яркая вспышка молнии, неистовые раскаты грома и шум ливня заполнили ночь. Казалось, сами небеса разверзлись от истории юноши и негодуют от возмущения и несправедливости.

А Иван сидел под деревом, чувствовал себя полностью разбитым, шевелиться, думать совсем не хотелось. Он решил переждать бурю под дубом.

Вспышки молнии озаряли небо, они приближались. Вторая, третья — уже ближе, прямо над ним. Молодой мужчина выглядел очень уставшим, раздавленным и был безразличен к бушующей стихии.

Молния попала в дерево и задела Ивана. Дуб вспыхнул и даже ливень не мог потушить огонь. Юноша лежал на земле, половина его лица была обезображена, он едва дышал.
Его, еле живого, нашла утром Люба, которая шла срубить дуб.

                ***

Прошло три месяца была теплая осень, в воздухе стоял аромат спелых яблок, деревья окрасились в золотые, красные краски.

Любовь закинула желуди в ямки, вырытые Иваном, рядом с обугленным пеньком, что был дубом. Мужчина аккуратно их закопал, его левая сторона лица была обезображена, но он был счастлив.

Анжела отказалась от свадьбы, когда узнала, что лицо Ивана полностью восстановить не удастся, а по условиям брачного договора в этом случае ему полагалась большая компенсация. Денег хватило, чтобы семье расплатиться с долгами отца, и им с Любой даже немного осталось. Мать сразу развелась.

Иван нежно погладил Любовь по еле выступающему животу, в котором уже росла новая жизнь, нежно поцеловал и произнес:

— Люблю тебя, жена моя.

— И я тебя, муж мой, — ответила она, поглаживая его по щеке.

А ранней весной на пне появился зеленый росток, и ещё несколько молодых дубков проклюнулись на холме.

03.05.2018г.