Портфолио для покаяния

 
    Я сижу в старом кресле-качалке на чердаке своего деревенского дома. За окном дождь, но я его не слышу. Он даёт знать о себе разводами на стекле, движением покачивающихся размытых верхушек сосен.
Тишина угнетает и чтобы как-то нарушить её, слегка толкаюсь от пола носком ноги. Кресло лениво откидывается назад, недовольно потрескивая ротангом, а затем возвращается в прежнее положение: скрип - скрип. Я снова толкаюсь.
   Печная труба скрыта за широкой кирпичной стеной, на которой в деревянной раме висит большая цветная фотография. Мой взгляд прикован к ней. На фото – стадион Петровский Санкт - Петербурга: ярко-зелёное травяное поле, трибуны оскаленные зубьями спинок пластиковых стульев, уходящие болельщики – матч окончен.
На гаревой дорожке расположился десяток солидных мужчин. Половина из них стоит, остальные присели.
   Внизу подпись: "Зенит- Москва" 1:1, 29 октября 2006 года.
Значит, прошло 12 лет.
На корточках внизу, почти в центре примостился я. Мне сорок шесть. Счастливое улыбающееся лицо, ещё без морщин, волосы без седины. В глазах – задорный блеск неудержимости. Осенняя импортная куртка застёгнута наглухо. В левой руке, опущенной вниз, зажата зеленая нейлоновая безрукавка с надписью "Пресса". Их нам раздал мой друг Серега, чтобы на зависть остальной публике, иметь право выйти на поле и смотреть матч прямо за воротами. Он может себе это позволить –  отвечает за безопасность на стадионе.
   Слева от меня сидит мой старший брат, едва улыбается, смотрит в камеру. Он совсем на меня не похож. Одутловатое загорелое лицо, густые опущенные по углам рта усы и пухлые губы делают его сродни запорожским казакам. Мне удалось вытащить его на игру, хотя в то время он уже становился домоседом, жил со своей семьёй на Ржевке. А я на Охте с женой и двумя сыновьями.
   За тридцать лет до этого снимка брат впервые позвал меня на этот же стадион, тогда тот носил имя Ленина. Брат уже жил отдельно, работал в спецтрансе и обслуживал данную территорию – получил на работе контрамарки. Я заканчивал школу.
   Во время матча мы сидели на самой верхней деревянной скамейке заполненного зрителями стадиона, пили пиво, закусывали сосисками, смотрели вниз, где две команды судорожно бегали по полю, пиная мяч.
Кто играл – нам было безразлично, но это был кайф! Конечно, не от игры, а от того, что мы были вместе. Лавочка стадиона с бумажной тарелкой  сосисок и бутылками Жигулёвского пива стала почти на два часа нашим домом общим, как в детстве. После каждого забитого гола или опасного момента у ворот трибуны ревели, и мы отрывались от пиршества, пытались кричать с набитым ртом,  что-то мычали, кивали. В знак солидарности, зажав бутылки между ног, выкидывали вверх кулаки, восторженно и гордо глядя вокруг – точно болельщики приветствовали наше с братом единение.
   С тех пор я не люблю футбол. Но изредка хожу на него. И даже летал болеть за Зенит в Монако и Рио-де-Жанейро. Мне всё равно кто играет – мне не всё равно с кем я смотрю!
    На фотографии несколько моих друзей и коллег по службе. Других я знаю плохо, а парочку вообще видел в первый и последний раз. Именно такой парень сидит рядом со мной справа: худощавый скуластый, на голове – белая кепка. Одной рукой он машет в камеру, а другой зажал синюю сидушку с эмблемой Зенита. Кто он? Почему моя рука лежит на его плече, я не понимаю. Не помню, чтобы мы когда-то встречались. Смотрю на своё замершее счастливое лицо и хочу спросить – чему ты радуешься? Слева от тебя сидит старший брат, который тебя любит. А ты повернулся к нему боком. Он знал тебя с рождения, как только ты открыл глаза, заботился о тебе, защищал от дворовой шпаны. А ты обнимаешь незнакомца! Обернись, перекинь руку и прижми к себе того, кто первый раз привёл тебя на футбол. Прижми его так, чтобы он почувствовал твою любовь и благодарность за все совместно прожитые годы, за то, что он есть у тебя – сильный, заботливый старший брат. Но ты уже не сможешь этого сделать – кадр замер!  На этом фото ты всегда будешь обнимать неизвестного скуластого парня в белой кепке.
   Вот так и проходит молодость – мы обнимаем не тех, любим незнамо кого. А оглядываясь назад, понимаем, что уже ничего не исправить – снимок сделан. Он останется в нашей памяти среди многочисленных кадров ушедшей хроники жизни, точно фото на потрескавшейся кирпичной стене старого чердака. Будет тревожить душу, не давая покоя, лишая равновесия, требовать невозможного. И мы будем давать советы своим взрослым детям, с бессильной жалостью понимая, что у них неизбежно будет свое портфолио для покаяния.
   Я сижу на своём чердаке в старом кресле-качалке, толкаюсь ногой: скрип-скрип. Рука тянется к телефону. Я отыскиваю в памяти нужный номер и звоню. Слышу в трубке знакомый сиплый голос. Я говорю:
                —  Привет Брат!..
 
Луга
Август 2018