Оставшись одна, Маритка походила меж столиков и стульчиков, посмотрела за окно в улицу – там засентябрило. Прислушалась к себе, а там, во глубине души, тоска затлела, сердчишко сжалось в кулачок – так беззащитно, так сиротно вдруг ей стало! В головке потекли мечты, как в дебрях ручейки журчащие. Отшатнулась от окна, за столик села и склонилась над чистым листком бумаги. И крупным корявым почерком вывела первые слова:
-Здравствуй, дорогой папочка! Любимый папа Ваня! Пишу тебе письмо из детдома, может, ты не знаешь, что я здесь. – Маритка писала медленно, с ошибками, потому что хорошо писать еще не научилась. – Папа, я уже подросла, не то что когда ты видел меня маленькой-маленькой. Научилась я уже читать по слогам и писать. Если бы мы жили вместе, ты бы посмотрел, как я это делаю…
Маритке не терпелось с маху выплеснуть на бумагу все наболевшее, да ее тонюсенькая и махонькая ручонка не успевала за мыслями:
-Папа, в нашей группе одни девочки. Многие завидуют Вале Соловьевой – она делает мостик и шпагат, ходит на руках. А я дружу с Аней Ваврик, Томой Кужицай, Любой Мягковой. А всех красивей у нас Алла Гусева.
Папа, недавно к нам пришел дядя при погонах и орденах. Мы все его обступили... А он оказался отцом Кати Гатько. И он забрал ее домой. После этого я долго плакала. По тебе плакала, думая, ну почему ты не едешь за мной? Может, ты, как отец Кати, уже навоевался в Афгане? Ты только напиши мне об этом, папа! Маритка откинула лицо от письма, соображая каких бы важных мыслей и чувств не упустить, и продолжала: - К нам в группу приходит тетя в шелковом платье. Она смотрит, как я танцую. Слушает песни и стихи, с которыми я выступала по детдомовскому радио. Она приносит мне сладости, куклы и наряды. И нам хорошо. А сегодня тетя вдруг сказала, что она – моя мама и хочет меня забрать к себе домой насовсем. Но я ей ответила, что она не моя мама, что у меня есть папа, и ты скоро приедешь за мной. Ведь правда, папочка, ты скоро приедешь? И заберешь меня домой. Я буду тебя слушаться. Мало буду кушать и не стану просить новые платья. Тебе со мною не будет трудно. А ко сну буду мыть тебе ноги и чесать пятки. Мы здесь щекочем друг другу пятки и пальчики. Потом засыпаем… Ирина Васильевна говорит тете: «Маритана талантливая. Ей необходимы чуткие родители». Ирина Васильевна – моя и наша воспитательница. Из новых платьев всегда самое красивое выдает мне. Даже водила меня к себе в гости… А тетя ушла с грустными глазами. К нам часто приходят дяди и тети и берут девочек в дети. Папа, я не хочу идти в дети! Я буду долго-долго ждать.
Вечером перед сном на мою кровать подсела няня тетя Шура, погладила меня по голове: «Тоскуешь? Понимаю, детка. Уж лучше бы не родиться, чем эдак маяться в сиротстве. Ну да ты как останешься одна в группе, в открытую форточку покричи-ка так: «А - у-у, а - у-у! Мой голос – в даль, а любимый папа – ко мне лети». Глядишь, и поможет. Голос-то твой подхватит крылатый ветер и донесет до ушей отца, где бы он ни был. И услышит он тебя. Обязательно услышит».
-Тетя Шура, - говорю ей, - ты хорошая. Тетя Шурочка, скорее бы вырасти, чтобы стать взрослой и сильной. Как не хочу быть в детстве! - И слезы сами катятся на подушку.
-Я знаю и верю, что когда-нибудь увижусь с тобой, папочка, мой родненький. Скорее бы… У многих девочек отыскиваются мать или отец, брат или сестра. А я самая сиротливая. Папочка, ведь ты же есть у меня? Ну, есть же! Есть!
Письмо без адреса осело на ближайшей почте. И Маритка ответа не дождалась. Да и отца по документам у нее не было…
1994