МГЛА. Роман. Глава 15

Александр Смоликов
                http://www.proza.ru/2018/04/15/439


15

Пока Разлогов доехал до Москвы, он еще дважды едва не стал виновником аварии. Всю дорогу он не мог избавиться от мыслей о Ромашке и тупого желания заставить ее страдать. Это желание было мучительным как жажда, и сладостным, словно он чесал там, где чесалось. Он вспоминал, какой уничтоженной она была, когда он вышвырнул ее из машины, и упивался ее унижением, досадовал, что сделал ей недостаточно больно.
Хорошо, что был выходной. Он не смог бы работать. Дома Разлогов выпил полбутылки коньяка, не раздеваясь и не садясь, кромсая кусками колбасу и хлеб, и опрокидывая рюмку за рюмкой. Отлегло. Он разделся, вернулся на кухню, налил еще рюмку и сделал тоненький бутерброд. «Пошло все к черту», - подумал он, выпил и с удовольствием съел бутерброд, смакуя коньячно-колбасное послевкусие. Потом направился в спальню, лег на кровать и уснул.
Разлогов проснулся в начале первого. Голова была тяжелая. Освежившись в душе прохладной водой, он почувствовал себя лучше. Запахнулся в халат и, вытирая полотенцем волосы, прошел в большую комнату, включил автоответчик и опустился в кресло. Разлогов любил сидеть в этом старом потертом, но очень удобном кресле, и слушать автоответчик. Когда-то в четырехкомнатной квартире на Кутузовском проспекте сидел в нем его дед, партработник.
Голоса, которые воспроизводил автоответчик, были совершенно иными, чем в телефоне. Человек оказывался в неудобном положении, так как приходилось говорить не кому-то, а в пустоту. Человеку было неловко, это чувствовалось по голосу. Большинство бросали трубку, но некоторые все же оставляли запись. Разлогову нравилось сидеть, закрыв глаза и слушать их сбивчивую речь. Автоответчик давно вышел из моды, но Разлогов продолжал им пользоваться и принимать короткие послания, которые звучали как вынужденные признания или аудиозапись допроса.
Мать просила перезвонить. Это было еще в пятницу. Потом был звонок от Ирины Александровны.
- Ромашенька, в воскресенье Сережа с детьми едет к родителям.
Ее голос звучал немного смущенно, в нем угадывалась привычка лгать. Потом от нее же был повторный звонок, но на записи прозвучал только вздох. Разлогов взял мобильный. От Ирины Александровны в субботу был один пропущенный.
Палец лег на «вызов», но Разлогов вдруг понял, что не хочет звонить. Понял, что не нуждается в этой стареющей неудовлетворенной женщине, выцветшей без любви, как трава без дождя. Он даже удивился, что в ней до сих пор его привлекало.
Разлогов понял, что хочет Ромашку, но ту Ромашку, что была в начале, совершенную в красоте и любви, а не эту, подавившуюся, насадившую себя на кол. Вернулась боль. Ромашка умерла, осталась только гадюка с порванным ртом, которую надо было топтать, стараясь попасть каблуком в голову.
Он понял, что больше не поедет к Ирине Александровне.
Разлогов вспомнил про Ольгу, и боль утихла, словно он принял лекарство. Он походил по комнате, взял мобильник и нажал вызов. Ее голос оказался немного раздраженным. Ей не нравилось, что он пропадает, не звонит, потом звонит и хочет немедленно встретиться. Он сослался на неотложные дела, попросил прощения и уговорил. Ольга согласилась, но с одним условием – они могут встретиться у нее дома. И предупредила, чтобы он ни на что не рассчитывал.
Когда она открыла дверь, его тоска сразу рассеялась. Стекла очков смягчали сияние ее глаз. Она была в топе и домашних брюках. Они показались Разлогову почти такими же, как на Ромашке, когда он приехал к ней первый раз. Только на Ромашке были черные с маленькими ромашками, а на Ольге однотонные темно-синие, но также откровенно подчеркивающие ее безукоризненную стать. Лифчик и трусы выделялись сквозь мягкую ткань. Из-под топа выглядывал аккуратный пупок, похожий на утопленный в тело наперсток.
Храбрый Чарли облаял гостя, как полагается настоящему псу, и не хотел пускать в дом, но Разлогов даже не взглянул на него.
- Я скучал по тебе, - он шагнул к Ольге, намереваясь взять ее за талию.
- Тихо! – она прижалась к стене, загородившись от него локтями, при этом едва не сбросив на пол натюрморт в раме, и показала пальцем на открытую дверь в комнату. – Я же предупреждала! У нас бабушка.
- Прости! – он театрально прижал руки к груди.
Ольга жила в небольшой, но уютной двухкомнатной квартире. Она провела его в свою комнату, маленькую и опрятную. Не успел он сесть, как она спросила:
- Хочешь, я покормлю тебя?
Разлогов не слышал, о чем она спросила, он разглядывал ее в упор. Ее тело как будто не знало о своей красоте, в ее позах отсутствовала гордость, все было просто и непринужденно. И безупречно.
- Есть будешь?
- Да.
- Тогда идем.
Она повернулась, роскошные ягодицы томно вздохнули. Ромашка таяла, как ускользающий в форточку дымок сигареты.
- Ольша, кто пришел? – донесся из другой комнаты старушечий голос.
- Это ко мне, бабушка!
- Кто пришел, тебя спрашивают!
- Это ко мне! – Ольга топнула ногой в тапке.
- Кто?
- Какая разница? – Ольга сделала нетерпеливый жест и повернулась к Разлогову. - Иди на кухню. Я сейчас.
Кухня была тесной. Он сел за стол спиной к плите, и тут же пересел, чтобы лучше видеть Ольгу. Разлогову было слышно, как они разговаривали.
- Что такое, бабушка?
- Кто пришел, я спросила.
- Ну, что за дело? Это ко мне.
- Пусть зайдет сюда.
- Ты сейчас не в лучшем виде.
- Я на него буду смотреть, а не он на меня. Зови!
- Бабушка!
- Зови, я сказала. Я должна знать, с кем ты встречаешься. Ты еще девушка.
Она вернулась на кухню.
- Можно тебя попросить об одолжении?
Разлогов улыбнулся и вылез из-за стола.
- Конечно. От бабушки у нас не должно быть секретов.
Бабушка полулежала в подушках на неразложенном диване. Из-под намотанного на голову полотенца торчали седые космы. Рядом на табуретке стояли пузырьки и упаковки с лекарствами.
- Встань поближе. Не бойся, не съем.
Он подошел к дивану. Она подняла на него маленькие старушечьи глаза.
- Больно красивый.
Разлогов усмехнулся.
- Ольша!
- Что, бабушка?
- Что ж у вас, по-серьезному или так?
- Про такие вещи не спрашивают.
- И правда, чего я, дура старая, когда ты уже голый пупок ему показала, – старуха снова уставилась на него. - Что ж, молодой человек, сдается мне, что ты не очень ей подходящий.
- Почему же?
- Больно весь из себя. Такие больше о себе думают, чем о жене и детях.
- Бабушка!
- Смотри, внучка.
- Пойдем, - Ольга потянула его из комнаты. – Бабушка, вечно ты со своей прямотой! Ну, кто тебя просит?
Старуха отвернулась к стене, махнув рукой.
Когда они пришли на кухню, Ольга сказала:
- Извини. Она у нас что думает, то и говорит. Восемьдесят лет. Первое будешь?
- Давай.
- Ее нельзя оставлять, потому что у нее давление. В любой момент может стать плохо.
- Понимаю.
Ольга хозяйничала у плиты, а он смотрел на нее и улыбался от удовольствия. Она поставила ему тарелку с супом, а себе – чашку кофе, и села.
- Их поколение смотрит на молодых людей только как на потенциальных мужей. Только брак. Все остальное - грех, – сказала она.
- Ты тоже так считаешь?
- Для меня есть любовь и все остальное.
Он жевал хлеб и смотрел на нее, довольный, улыбающийся. Отрывал от ломтя по кусочку и отправлял в рот, роняя крошки в тарелку. Ольга тоже смотрела на него, земная и необыкновенно красивая.
- Суп ничего? – спросила она.
- Обалденный!
Он доел, отодвинул тарелку и, дурачась, облизал ложку. Она тихо засмеялась, отнесла тарелку в мойку и вытерла стол.
- На второе котлеты с картошкой.
- Отлично. Только сначала дай руку.
- Зачем?
- Дай.
Он потянул Ольгу к себе, вынудив сесть, поцеловал ей руку, прижал к щеке, смотрел в глаза и улыбался.
- Пусти, я второе положу.
- Подожди…
Разлогов притянул ее к себе и поцеловал.
- От тебя супом пахнет.
- Ну и пусть…
Он снова поцеловал, с языком. У нее были робкие губы, которые только учились смелости.
- Давай на следующие выходные махнем в Питер? – сказал он.
- Нет. Не знаю. Ну… может быть…
- Ольша! – крикнула бабушка.
- Чего?
- Что-то тихо у вас стало. Поди сюда!
- Мы тихо разговариваем, чтобы тебя не беспокоить.
- Иди, говорю! Или ты уже голая?


 http://www.proza.ru/2018/04/19/555