Посреди океана. Глава 106

Кузьмена-Яновская
Гнев и гордыня очень часто ходят в паре. Гордыня возносит себя выше крыши и оттуда, свысока, ей многое из того, что видится внизу, выдаётся унизительным и оскорбительным.
А оскорбившись, гордыня призывает к себе на помощь гнев. Вернее, даже не призывает: он сам, как верная собачка, мчится на помощь. И без раздумий бросается грудью на амбразуру предполагаемого врага. И вот они уже рядышком, рвут на груди тельняшки и
орут свои оскорбления, стараясь унизить почувствительнее обидчика.
И тут уж и до большого греха недалеко. Тут может случиться всякое...

Хотя гнев и гордыня, в общем-то, обычные смертные грехи. Они присущи любому смертному. Вряд ли много найдётся на свете святых, не знавших никогда этих грехов.
Вряд ли кто-то из простых смертных уж настолько свят, чтобы избежать по жизни вспышек гнева и приступов гордыни.

Гордыня - это непомерная гордость; заносчивость; высокомерие; эгоизм; зазнайство; обидчивость и раздражительность; неумение признавать вину и прощать; злоба и ненависть; сарказм по отношению к другим; унижение; презрение; тщеславие.

Откуда берётся она, эта самая гордыня? Из чрезмерного чувства важности собственного "Я"? Порождающего агрессивное отношение к окружающему; вызывающего в душе всплеск таких эмоций, как обида, злоба, презрение, гнев...
А что делает человек в гневе? Негодует и шумит, клянёт и ругает всех и всё на свете; терзается и трясётся, как в лихорадке; норовит пустить в ход кулаки... Человек в гневе страшен для ближних людей. Порой из-за ничтожных поводов наносит обиды окружающим.
Ругань, оскорбления, крики, драки, вплоть до убийства - всё это дела гнева.

А уж когда гордыня и гнев впрягаются в пару, хорошего точно никогда не жди. И значит, какой из этого всего вывод? "Учитесь властвовать собой", как завещал великий Пушкин.
Ибо,"если вы думаете, что не страдаете гордыней, значит, вы действительно ею
страдаете". К. Льюис.

Однако, кроме гордыни есть ещё и гордость. Которая вовсе не грех, а качество положительное. Ибо служит душе, являясь проявлением духовной силы и внутреннего достоинства, выражающимися в уважении к себе и ко всему дорогому, всему святому; а также в умении защитить и сохранить это всё.

Гордыня же - грех; внешнее проявление эгоизма, который несёт в себе неуважение к окружающим и незаслуженное возвеличивание себя в глазах других и своих собственных.

Гордыня и тщеславие порой сливаются воедино. Тщеславие - стремление постоянно подтверждать своё превосходство в глазах других и желание слышать лесть, часто зная о
её неискренности. Тщета славы; суета вокруг славы.

Гордыня и высокомерие также любят сливаться в экстазе. Высокомерие - склонность человека ставить себя выше всех, проявляя безразличие и неуважение к окружающим, высмеивая их и показывая своё презрительное отношение.

Гордыня уводит человека от себя, от других, от мира, от Бога, не давая обрести 
гармонию в душе. По большому счёту, гордыня - это поклонение своему безбожию. Ибо "что в тебе есть такого, чтобы ты не получил от Бога? Ну, а если получил, как можешь похваляться, словно ничего не получил?!" (1Коринфянам 4:7)

Но как же тогда быть с гордостью, которая не есть грех, а лишь проявление внутреннего человеческого достоинства, которое надо уметь сохранять в себе и уметь защищать? Как
же быть с этим? И как понимать наказ Христа: "Когда тебя ударили по правой щеке, подставь левую"? Это что же, непротивление злу и насилию? Смириться со злом и не противиться ему?  А как же тогда гордость и внутреннее достоинство человека? Как в
таком случае сохранить в себе эти чувства и самоуважение?

Но нет, для противлению злу и насилию, для защиты есть ещё ветхозаветное наставление: око за око и зуб за зуб. Как отповедь, как жизненное правило адекватного ответа. Если
на тебя пошли войной, сумей дать отпор.

Однако пощёчина - это не утрата ни ока и ни зуба; это ещё не война. Но... Провокация войны. Если ты на пощёчину ответишь пощёчиной, то ясно, что наверняка после такого ответа, завяжется драка. В которой наверняка кто-то пострадает; в которой не обойдётся без жертв и потерь. Другими словами, придётся вступать в борьбу: око за око и зуб за зуб. Может, даже кто-то и погибнет. Возможно, что и ты. Но погибать никто не должен, ибо... "не убий"!

Понятно, что пощёчина - это своего рода вызов, это оскорбление. Это унизительно. Но ударить по подставленной щеке - унизительнее вдвойне для того, кто ударяет беззащитного.
Бить того, кто не защищён - это слабость, оскорбительная слабость. Это подлость.

Другими словами, не отвечая на провокацию, ты на неё не ведёшься. И тем самым проявляешь выдержку и силу, давая тем самым шанс избежать войны.
А за полученное унижение, за пощёчину, можно расплатиться и потом, обдуманно, со спокойным сердцем, не подключая к этому гордыню и гнев; чтобы ответ был достойным и без развязывания войны.

Умный на провокации не ведётся, не лезет в драку сгоряча. Он ценит себя и свою жизнь, ближнего и его жизнь. Несмотря на то, что этот ближний ведёт себя недостойно. Но он ещё не враг. Он другой. Иной. Не ты. Он просто не понимает тебя. И это ещё не повод считать его врагом.

Врагом он станет, если действительно нападёт на тебя. Вот тогда придётся отвечать: око  за око и зуб за зуб. Здесь уже подставляться нельзя, здесь нужно защищаться.

Однако пока и око и зуб целы, пока на них не покусились, а только дразнят, провоцируют на вражду, ещё есть шанс всё уладить миром.
А за униженного и оскорблённого Бог вступится. Или поможет дать достойный ответ без помощи гнева и гордыни.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

Мы сидели за столом в своей каюте и читали газеты, когда в дверь постучали.
Вошёл Анзор. Он был порядком поддатый. Но не до такой степени, как это могло показаться совсем недавно в салоне. Он хорохорился, однако чувствовалось, что в душе испытывал неловкость за свой дикий концерт из-за этого несчастного сахарного песка.

Я пересела к Анюте на диван, освобождая гостю стул.
Мне было не по себе оттого, что явилась невольным свидетелем того жуткого скандала,
так как случившееся было чем-то глупым, неприличным и бессмысленным.

Анзор сел, оглядел нас виноватым взглядом, закурил и тоном, ищущим примирения и понимания, сообщил для начала, что вчера в токарке пролил целый сорокалитровый мешок браги. Видимо, он решил, что это несчастье непременно должно было вызвать в наших сердцах сочувственный отклик.
Но, глядя на него, я позволила себе усомниться, что так ли уж и целый мешок был пролит; наверняка что-нибудь да осталось.

- Ну, конечно, кое-что осталось, - Анзор скромно опустил глаза и не стал уточнять, сколько именно той браги было пролито на палубу токарки, а сколько в желудки бражечников.

Но так как вопрос этот интересовал нас мало, то разговор перешёл в другую плоскость.
Наш гость сообщил нам, что после салонного скандала они с Юркой побывали у Деда, у Первого, у Кепа и всех их поставили в известность об оскорблении во время полдника, которое выпало на долю токаря и сварщика. После чего униженные и оскорблённые подали заявления на списывание.

Когда мы с Анютой усомнились было в правдивости его рассказа, Анзор в доказательство сообщил нам, что, когда они с Юркой были у Первого, туда заявился Фейфиц и заложил нас, то есть наклепал Первому, что официантки уволокли из салона подшивки газет к себе в каюту. Что было очень похоже на правду.

- Зря, Анзор, вы с Юркой устроили весь этот балаган, - высказалась я. - Конечно, Валерка был не прав. Он поступил несправедливо. Но и закатывать такую бучу было ни к чему.

- Ага.Я должен был молча сносить оскорбление! Как там в Библии? Если ударили по
одной щеке, подставь другую? Так что ли? Чтобы все сказали, что я трус? Что об меня можно ноги вытирать?

- Ну хорошо. Представь, что тебя облаяла собака. И что? Ты встанешь на четвереньки и облаешь её в ответ? Иначе она и все вокруг подумают, что ты испугался какой-то моськи, не обратил на неё внимания? На неё, на её оскорбление, её пощечину! Как же так, она  же тебя унизила своим лаем, оскорбила... А может, лучше было бы прикинуться в этом случае слоном и прошагать мимо, не обращая внимания на её лай. А та, конечно, как в басне Крылова скажет себе и, на неё глядя, все вокруг: "Ай да моська, знать она сильна, что лает на слона!"

- Ну ладно. А ты вот, как бы поступила на моём месте, Инга?

- Не знаю. Не думала как-то об этом. Хотя... В чём у Валерки слабое место? Кажется, он очень болезненно относится к тому, что, может быть, он не совсем хорошо готовит. И переживает, когда его стряпню не едят. Как-то я себе устроила разгрузочный день; так он, бедный, весь извёлся, почему это я ничего не ем. Я бы на твоём месте взяла бы свою порцию и отнесла бы к нему на камбуз. И при всех громко, но спокойным голосом... Главное спокойствие, оно больше пронимает, чем ваши дикие вопли... В общем, сказала бы, что больше вообще не буду есть его еду до тех пор, пока он передо мной не извинится. За что? Прекрасно знает, за что. Он поступил несправедливо и сам это понимает. Не дурак. А если к твоему благородному порыву и Юрка присоединился бы...

- Не, Юрка вряд ли. Он за любой кипеш, кроме голодовки...

- Ничего, один ужин перетерпел бы. Как говорится, обед съешь с товарищем, а ужин отдай врагу. Завтрак и обед Пашка готовит. Валерка только полдник и ужин. И то, если
на полдник булки или оладьи, тогда пекарь вместо него. А так... Кашу ты и без того
есть не стал. Ну и ужин бы пропустил. Если что, и мы бы с Анютой демонстративно не поели бы. Нам только на пользу, а то жиреть начали уже...

- Ну ещё не хватало, чтобы вы из-за меня голодать вздумали!

- Да ерунда. Думаю, одного ужина хватило бы. Больше вряд ли понадобилось бы.
Кто-нибудь  сбегал бы и настучал начальству. И к утру Валерка на полусогнутых к тебе извиняться бы прискакал. Куда бы делся. Ему бы всыпали, как пить дать, по первое число. Работать и так некому, народ только и мечтает, чтобы списаться. Да и самому Валерке совестно стало бы за свой приступ вредности.

Анзор задумался. А потом стал мечтать вслух, как он спишется, как вернётся домой, увидится с дочкой. Вчера письмо получил от жены и фотографию дочки с каким-то  уже кавалером.

- Вот выйду замуж, приведу вам мужа, тогда вы с ним наплачетесь! - Вспоминая эти слова своей наследницы, Анзор чуть не прослезился от умиления.

Затем стал рассказывать, какая она у него умная, музыкальная, гибкая. Как он хочет, чтобы она научилась кататься на коньках: у него мечта - отдать дочку на фигурное
катание. Рассказывал, как сам мечтал в детстве научиться на коньках кататься и в первый раз попробовал встать на коньки уже взрослым, в Калининграде.

- Замазали с ребятами и пошли на каток. Я напялил коньки, там в прокат взял. А сам стоять на них не могу, ноги разъезжаются в разные стороны. Ума не приложу, каким
чудом я до середины катка добрался. А там сел на лёд и встать не могу. Девочки
какие-то мимо проезжали. Я попросил их помочь мне встать. А они смеются: "Ладно придуряться. Перебрал, вот и стоять не можешь!" Что делать? Сидеть сколько так можно? Взял, плюнул, стал на четвереньки и пошёл. Надо же было как-то дойти до раздевалки! Тогда я чихал на эти коньки. Снял и пошёл прямо в носках. - Он так всё это весело рассказывал, изображая в лицах и себя на льду, и девочек, посмеявшихся над  ним, что мы хохотали до упаду, слушая его, и, развеселившись, забыли про его недавный
скандал в салоне, будто ничего такого и не было. - А так мне очень нравится, когда на коньках катаются. Только где я мог в детстве научиться? А теперь, когда уже такой
старый стал, учиться стыдно. Теперь хочу дочку научить фигурному катанию. Так хочется, чтоб она умела!

Серёжка Шнурок видел из цеха, как Анзор от нас выходил. И потом, за ужином, обстреливал меня исподлобья хмурыми взглядами.

Бригада добытчиков-котовцев, сменившись с вахты, пришли на ужин последними, очень голодными, но в хорошем настроении. Набросившись на ужин, они расправились с ним в момент. А насытившись, остались сидеть на своих местах, разомлевшие, как слоны на пляже.

- Инга, а как ты относишься к современному кино? - спросил вдруг Кареглазый,
остановив на мне внимательный взгляд своих бархатных, выразительных глаз.

- Ну, очень выборочно. - Я невольно почувствовала смущение под этим взглядом и, опустив свои глаза, принялась что-то там убирать со стола.

- Какой фильм закрутить? Заказывай, - предложил он мне.

- Какой хотите, мне всё равно, - ответила я, продолжая тупить взор.

- А зря, - сказал Кареглазый с сожалением. - У нас очень хорошие фильмы бывают.

- Я знаю, - сказала я, по-прежнему не поднимая глаз и чувствуя на себе взгляды остальных добытчиков. - Но у нас нет времени на просмотр кинофильмов.

- Ну и останетесь при своих интересах! - насмешливо изрёк Славик.

От кого, от кого, а от него я этого не ожидала. При каких таких интересах? Я недоуменно взглянула на этого большого мальчишку, но тот сделал вид, что ничего не говорил.

Я убирала салон, Кареглазый заправлял фильм в аппарат, а остальные сидели и лениво наблюдали за мной.

- Инга, ты и мужа будешь так кормить? - спросил Молдова, улыбаясь.

- Как? - не поняла я.

- А вот он, - Лёха показал на Котова, - говорит, что ты его так хорошо накормила сегодня.

- Ну так это ж только сегодня, - ответила я, привычно уклоняясь от вопроса о муже.

- Если так пойдёт каждый день... - начал было Молдова, но я не дала ему договорить, так как опасалась, что он опять может повести речь не о том, и закончила начатую им фразу сама:
- ... то меня тогда придётся отметить - наградить почётной метлой!

Добытчики засмеялись, и вопрос о питании моёго будущего мужа отпал сам собой.


Валерка-повар, кажется, чувствовал себя не в своей тарелке после скандала с Анзором.
Весь вечер говорил заискивающим голосом и всячески к нам с Анютой подлизывался. Выделил, например, сверх нормы ещё по две рыбные котлеты, которые сегодня довольно удачными у него получились. Мы, разумеется, стрескали угощение, но, сказать по правде, хорошее отношение с "камбузом" нам совсем не на пользу: так мы и не похудеем никогда.

Пришли в каюту, и Анюта помчалась сразу в душ мыться. Я сегодня на очереди вторая.
Только она ушла, как по спикеру объявили, чтобы официантки срочно зашли к старпому.
Я побежала сообщить новость Аньке. Но она сказала, что никуда не пойдёт, потому что   уже разделась. Я в одиночку тоже не захотела идти получать нагоняй.
Объявили ещё раз. Но я всё равно никуда не пошла. Да провались он, этот старпом!
Ни днём, ни ночью от него покоя нет. Всё, рабочий день кончился - нас дома нету. Мы уже в душе моемся. Вдвоём.

Пред самым сном поругалась с Анькой. Я уже легла спать, когда ей вздумалось попросить меня подрезать ей волосы.

- Ань, давай завтра, - предложила я, так как ужасно неохота было выползать из постели.

И тут она вдруг как понесла! Хорошо, что я лежала, а то бы наверное упала.
И скотина я, и такая-сякая! Даже подлость к чему-то приплела. Я скотина? Ну и фиг с тобой! Я так устала, что даже разозлиться не было сил. Скотина, так скотина. Подлость, так подлость. Ну её в баню! Пусть живёт и думает, что только она здесь человек добродетельный, достойный уважения. А я скотина. Кто же ещё так, изо дня в день, без выходных и праздников лобовозит, если не скотина? Мне всё это так надоело, что на всё наплевать. "Наплявать, наплявать! Надоело воявать!"

А завтра опять - чуть свет подъём, уборка объектов, грязная посуда... А если ещё и воду для бани накачают, то и возня со сменой белья добавится. И взбучка от старпома.
Боже, когда же эта мука закончится? Как устала душа моя от всей этой канители!..