Предыдущая страница http://www.proza.ru/2018/04/15/1094
Уехавших в Петербург женщин сменили новые сёстры милосердия, которыми руководила Екатерина Карцева. На этот раз Пирогов был очень доволен выбором руководительниц в общине.
Карцеву, Бакунину и Хитрово он впоследствии называл «тремя столпами общины», а во время совместной работы с этими тремя женщинами с сентября 1855 по февраль 1856 года – «самым лучшим периодом существования общины во всей её истории».
Екатерина Хитрово не дожила до конца войны. Она заразилась тифом и скончалась в Симферополе в феврале 1856 года. Её тело перевезли в Одессу и там похоронили. Всего во время войны скончались от физического и нервного перенапряжения и болезней семнадцать сестёр милосердия.
Госпитальная администрация и комиссариатские чиновники пытались распускать слухи, что сёстры милосердия только мешают, без них будет лучше. Все и так понимали, что, конечно, и в самом деле будет лучше, но только чиновникам и госпитальным ворам, лишённым права распоряжаться водкой, вином и чаем, а также другими легко продаваемыми вещами.
Сочувствия эти разговоры ни у раненых, ни у здоровых защитников города не нашли. Из письма Пирогова жене от 25 марта 1855 года: «В госпиталях нет ни одного лишнего матраца, нет хорошего вина и хинной корки, ни кислот даже на случай, когда тиф разовьётся.
Врачей почти целая половина лежат, больны, и ещё из всего этого хаоса точно хорошо, так это сёстры милосердия. Если бы не они, так больные лакали бы вместо сытного супа помои и лежали бы в грязи.
Они и хозяйничают в госпиталях, и кушанье даже готовят, и лекарство раздают – зато также и болеют; опять двое заболели и одна из них, Бакунина, тифом». К сожалению, стоило Пирогову на время покинуть город, как все воры подняли головы.
Сёстры милосердия, не боявшиеся ни вражеских ядер и бомб, ни лившейся крови, не смогли выдержать напора нахрапистых медицинских начальников и сдали свои позиции. Среди них не оказалось женщин с характером, подобным тому, каким обладала Флоренс Найтингейл.
На Руси страх перед начальством затмевает все прочие страхи. Вы, уважаемые читатель или читательницы, можете сами припомнить множество примеров, а о военных людях я даже и не говорю.
Справедливости ради следует отметить, что англичанку поддерживал военный министр, а великая княгиня Елена Павловна, опекавшая сестёр милосердия, официальной должности не занимала и могла действовать только «по-семейному», через царя.
Но не будешь же бегать к царю по каждому рабочему вопросу! Важно отметить и то, что когда вконец измученные Пирогов и его врачи 1 июня 1855 года уехали в Петербург на отдых, все сёстры милосердия остались и продолжали работать, хотя они устали не меньше великого хирурга и его коллег.
После возвращения Пирогову пришлось вновь отвоёвывать утраченные позиции. Словом, и знаменитому академику, и самоотверженным сёстрам милосердия приходилось расходовать немало сил и нервов на войну с ворами и недобросовестными служащими в госпиталях.
Это касалось не только лекарств, но и продовольствия, отпускавшегося для питания больных и раненых. Однако в части питания пациентов сёстры милосердия и сам Пирогов потерпели сокрушительное поражение.
Никакие меры не спасали от воров. Пытались даже опечатывать котлы. Всё оказывалось бесполезным. Только когда сёстры сами готовили и разносили еду раненым, пациенты питались нормально.
Но у женщин, к сожалению, не имелось возможности постоянно готовить пищу в госпиталях. Поэтому, как безобразно кормили раненых и тяжелобольных, так и продолжали кормить всю войну. И противостоять этому сёстры милосердия и Николай Иванович не смогли.
Нельзя сказать, что виноват в том был, скажем, только один начальник госпиталя. Нет, воровство пронизывало всё общество снизу доверху. Различались только масштабы воровства: у чиновника – одни, а у самого младшего госпитального служителя, воровавшего пропитанные гноем бинты, - другие.
Когда читаешь в архивных документах и мемуарах о таких вещах, вспоминается, какой размах приняло воровство в последние годы советской власти. Тогда воров на заводах, фабриках, в колхозах и совхозах называли застенчиво и ласково «несуны».
И уж совсем не хочется говорить о времени нынешнем, но, думаю, о нём ещё историки когда-нибудь напишут.
Продолжение http://www.proza.ru/2018/04/16/1537