Вокзал. Перевалочный пункт. Нужно ехать, но по громкой связи объявляют о неполадках на путях. Возвращаться домой бессмысленно, и я отправляюсь в зал ожидания. Когда я учился в университете и был вынужден каждый день мотаться в Москву из области, то много времени проводил на вокзале. Болтался по магазинам, ожидая приход редких электричек, учил лекции, сидя на жёстких сиденьях вокзальных кресел. Больше всего мне нравился один зал. Небольшой, удалённый от остальных, он избежал обычной суеты подобных помещений. В нём царило спокойствие и умиротворение. Будь я более религиозен, я бы решил, что дело в крохотной часовенке, приютившейся в углу. К сожалению, а может и к счастью, я не могу найти утешения в религиозных обрядах. Лишь пару раз в жизни мне пришлось бывать в церкви. Мне понравилась царящая там атмосфера и в глубине душе безумно захотелось верить, но полностью принять христианство и раствориться в нём я не смог.
Зал совсем не изменился. Те же кресла, та же часовенка с чадящими свечками. У входа — репродукция Крамского с сидящим на камне Христом. Всё по-прежнему. Отремонтировали фасад, поставили металлорамки на входах, а Спаситель сидит, размышляя, поддаться ли искушению дьявола или повернуться к божественному свету. Ноги его изранены, взгляд сосредоточен. Мне жаль этого человека. Я верю, что он существовал, но я не могу принять его таким, каким его рисует церковь. Для меня он обычный человек со своими переживаниями и сомнениями. Я долго смотрю на картину, не замечая, как кто-то подходит и легко касается моей руки. Оборачиваюсь - старик.
- Тоже люблю эту картину, - говорит он. - Когда еду куда-то, обязательно прихожу её навестить. Наводит на умные мысли. Однажды я даже сочинил одну историю. Хотите послушать?
- Я сам иногда сочиняю истории, - разглядываю морщинистое лицо. - Так зачем мне ваши?
- Послушайте! - просит старик. - Она короткая.
ИСТОРИЯ О ПРАВЕДНИКЕ И ГРЕШНИКЕ.
Жили в одном городе два человека, Грешник и Праведник. Оба они, как не странно, верили в Бога и ходили в церковь. Праведник не был совсем уж безгрешен. Просто он старался всегда и во всём поступать правильно, а если и случалось ему ненароком обидеть кого или причинить вред, то он долго молился, просил прощения и пытался исправить ситуацию.
Грешник же жил в собственное удовольствие. Совершив неправедный поступок, угрызениями не мучился, шёл в церковь, ставил свечку, читал молитву и продолжал ни в чём себе не отказывать.
- К чему мучения! - говорил он. - Зачем усложнять свою жизнь. Живи наслаждайся! Всё равно Бог всё простит. Он всё прощает.
В свой срок умерли оба и Грешник и Праведник. И Бог действительно простил обоих и обоим даровал рай. С радостью отправился в рай Праведник, а Грешник закричал и побежал прочь от райских врат. Он так привык жить во тьме, что райский свет стал для него невыносим.
Старик кашляет.
- И в чём же смысл? - спрашиваю я. - Значит грешник отправился в ад, где ему хорошо и привычно? Значит, он тоже по-своему счастлив? И это справедливость?
- Я думаю, ада нет, - покачал головой старик. - Есть только рай, который некоторым способен приносить мучения.
- Интересная точка зрения. Только мы сами никогда не узнаем, что там, пока не умрём.
- Да, жаль, что мёртвые не могут говорить, - вздыхает старик. - они бы объяснили.
- Они не знают, - отвечаю я. - Или просто не хотят рассказывать.
Старик настороженно смотрит на меня, приподнимает шляпу и уходит.
На перроне у киоска мальчишка в рваной одежде. Ходит кругами, пристаёт к прохожим. Продавщица злится и прыскает ему в лицо из пульверизатора. Мальчишка, размазывая грязь на лице, вытирается рукавом.
- Дядь, мелочи не найдётся? - спрашивает он у меня.
- На сигареты? - усмехаюсь я. - Или на пиво?
- Неа, жрать охота.
На вид ему лет двенадцать. Под носом засохшая кровавая корка, на левой скуле синяк.
- Денег я тебе не дам, - говорю я. Мальчишка расстраивается. - Пирожок куплю. Хочешь пирожок?
- Два! - оживает парень. - С мясом!
- Ну, ты и наглый!
Я покупаю ему пирожки и стакан кофе. Мальчишка жадно заглатывает жирное тесто, словно боясь, что я передумаю и отниму еду.
- Можно мне тоже?
Рядом бомж, дурно пахнущий, с нечёсаной бородой. Это уже не смешно. Но он смотрит так жалобно, что тоже получает пирожки и кофе.
Продавщица смотрит на меня укоризненно:
- Делать вам нечего. Разбалуете...
Иду к электричке, и почти сразу меня начинает мучить совесть. Потратил пару сотен и откупился? А дальше что? Почему не спросил, чем помочь? Может, не так уж и много надо? Оборачиваюсь. Ни мальчишки, ни бородатого не видно. Странное дело. Кто-то равнодушно проходит мимо, а я вроде бы и помог, а мучаюсь. В вагоне вспоминаю о школе, Мишке Михалёве, Вампире и мужичках. Где они сейчас?
В пятом классе я перешёл в другую школу. Перешёл в буквальном смысле. Средняя школа находилась через дорогу от начальной. Классы расформировали, и вместе со мной в 5 «А» оказались Крайнов, Шалимов, Нефёдов и Лиза Синичкина.
Новая классная Татьяна Валерьевна посадила со мной за парту пухленького мальчишку в потёртом костюме, Мишку Михалёва. Волосы у него были рыжие, но не такие яркие как у Яшки, а словно посыпанные кирпичной крошкой. Несмотря на свою комплекцию он обладал повышенной активностью, не умел сидеть спокойно и весь урок ёрзал на месте и вертелся во все стороны как кругленький игрушечный волчок.
Я помнил его ещё с начальной школы. Мишка прославился тем, что в столовой устраивал «шоу неслыханной жадности». Ему несли ненавистный борщ, клейкую перловку, зажаренные до состояния камня котлеты, и он ел. Ел быстро и аккуратно, вылизывая каждую тарелку, подбирая просыпавшиеся крошки. В иные дни он уничтожал до десяти порций. Всё, что не желало умещаться в его объёмном животе, перекочёвывало в карманы и съедалось позднее под удивлённые возгласы очевидцев.
Была у Мишки старшая сестра. Каждый день она приходила за ним в школу. В любую погоду одетая в одно и то же — широкую юбку-колокольчик, безразмерную ветровку с белой футболкой под ней. На ногах — шерстяные гольфы и пластмассовые шлёпанцы. Мишкина сестра — единственный человек, на котором я видел пластмассовую обувь. Откуда она взяла это нелепое ярко-зелёное чудо неизвестно.
- Лёлька! - кричали ей учителя. - Зима на улице, а ты с голыми ногами! Не холодно?
- А я закалённая! - смеялась Лёлька и бежала дальше. Шлёпанцы громко гремели по полу, две туго заплетённые косички подрагивали в такт бега.
Сидеть с Мишкой было неудобно. Все уроки он суетился, подпрыгивал от нетерпения и громко сопел. Пахло от него затхлостью и несвежей одеждой. Сплетница Синичкина шепнула мне, что мать Лёльки и Мишки дворничиха, которая метёт дворы недалеко от школы. Синичкиной я не поверил. Разве может быть матерью эта опухшая от пьянства, вечно недовольная женщина? А потом я увидел, как Лёлька что-то грубо высказывает дворничихе, а та, опустив голову, беспрестанно бормотала «Дочка, я ж не хотела...»
Они никогда не расставались, брат и сестра. Она приводила его утром, встречала после уроков. По вечерам я видел их в компании Витьки-Вампира и двух мальчишек лет шести. Они отирались у магазинов и на рынке, выпрашивая милостыню или еду. Вампир вытаскивал кошельки у зазевавшихся покупателей. Своё прозвище Витька получил из-за молочных зубов, не пожелавших покинуть свои места и уродливо нависающих над выросшими коренными. На его шее извивался тонкий шрам, уходящий за воротник. Витьке было лет четырнадцать. Круглый год он носил светлые рубашки, бывшие по всей видимости белыми, но потускневшими от времени, и бежевые брюки. Вампир умудрялся следить за своим внешним видом и выглядел вполне ухоженным, несмотря на то, что жил он вместе с мужичками в заброшенной двухэтажке и коммунальными удобствами не располагал.
Ни Вампир, ни Лёлька в школе не учились. Вампир правда ошивался в школьном коридоре, заглядывал в класс посреди урока и приторно-вежливым голосом спрашивал Мишку. Один раз мы все вместе возвращались домой — я, Вампир, Лёлька и Мишка. На повороте нас поджидали мужички, похожие как две капли воды. Только один выше и худее другого.
- Почему мужички? - спросил я у Вампира.
- Из книжки, - ответил тот и вытащил из-за пазухи потрёпанный томик без обложки.
- Всё своё ношу с собой! - пошутила Лёлька.
Мишка начал было хохотать, но под суровым взглядом Вампира, покраснев, замолчал.
- Именно, - Витька похлопал себя по карманам, - а то уйдёшь, и стащат самое дорогое.
- Что за книжка? - поинтересовался я.
Вампир показал мне обложку. «Ночевала тучка золотая» прочитал я.
- И о чём она?
- О Кавказе, войне, двух братьях и о том, что все люди братья.
- А что ты ещё читал?
- Ничего.
- Ничего... - я был разочарован. - Разве можно читать только одну книгу?
- Можно. Если она та самая, особенная...
На лице Вампира на миг появилось мечтательное выражение, но он сразу будто бы одёрнул сам себя, нахмурился и зло на меня рявкнул:
- Чего пристал со своими книжками! Заняться нечем!
Я замолчал, обидевшись, и задумался о том, насколько достаточно одной книги, чтобы после неё не хотелось больше читать.
Продолжение - http://www.proza.ru/2018/04/20/1088