Баку-19

 О молодых годах под жарким бакинским солнцем.


 Буква за буквой вывожу слова, пишу о том, что теперь ушло в вечность и полностью утрачено, но когда-то составляло мою суть. Спешу, потому что нить жизни натянута как струна — так сильно, что вот-вот оглушительно лопнет, и никто из тех, кто идет за мною, не узнает, как ослепительно ярко мы жили, как стремительно быстро прошли свой путь от босоногого детства в мазаных хатах с иконами в углу до века цифровых машин и интернета. Мучительно вспоминаю события по запахам, по приметам, по временам года, по приметным дням, по знакомым дорогам и маякам, потому что наша память дискретна, и представление о своем прошлом — это интеграл всех самых ярких и значимых мгновений жизни. А так хочется вытащить, размотать по еле видному и теряющемуся узору нити ассоциаций из клубка ее глубин что-то маленькое, крохотное, родное и потому сущностное и главное. Так много хочется сказать, что теряюсь от незнакомого ранее чувства необходимости выбрать главное, чтобы не утонуть в мелочах, и злюсь на себя из-за моего скудного, корявого языка.
Пишу о своих друзьях,  о том, как мы неистово любили сладкий запах отдубины из босоного детства, твердый взгляд своего отца, нежность мамы, тихую благодарную вечернюю молитву бабушки, девушек, которые с детства знали, что они будут нашими женами, молчаливую драку за свою правду, свою узкую солдатскую кровать на втором ярусе в тесной казарме, притертую рукоять пистолета, чувство родства со своим первым ножом, ночные марш-броски с полной выкладкой, умных и чутких женщин, все-таки ставших нашими женами, первые шаги своих детей, крепкое пожатие руки друга, возвращение домой из дальних командировок и проводы журавлей, с грустью улетающих на зимовку в южные края, отдачу карабина после точного выстрела, страшный рев четырех сорокатонных пороховых стартовых двигателей нашей взлетающей под углом сорок восемь градусов пять-вэ-двадцать восьмой ракеты, тускнеющие и угасающие глаза врага.
  И захотелось немного раздвинуть границы пространства, времени и нашего языка для более чуткого восприятия, чтобы мои слова влились в ваше сознание, ожили в вас и, возможно, даже стали частичкой вашей сущности.



Глава 1.    Быстрые сборы




 В один из теплых дней конца сентября неожиданно началось движение, моя размеренная жизнь закончилась, и события начали развиваться стремительно. Ранним, очень ранним утром раздался неожиданный звонок. За час до этого я перебрался из постели в большое мягкое кресло, стоящее у открытой балконной двери, и уютно устроился в предвкушении утреннего сна. Это было мое особое кресло, кресло для снов, в нем я спасался от боли в спине, в постели почти ничего не снилось. Почти сразу же нырнул в тонкий и зыбкий мир подсознания, и оказалось, что как раз вовремя. Снова, в который раз, именно в это утреннее время, мне снился навязчивый и одновременно приятный сон из молодости, из далеких времен службы в армии.
…Звездное южное небо хорошо освещало знакомую дорогу в жаркой и душной южной азиатской ночи, мягкий асфальт дороги неслышно наплывал под ноги, и запахи, ни с чем не сравнимые запахи, будоражили сознание, жаркий, несильный, резко пахнущий нефтью и пустыней ветер с юга настойчиво и без устали горячил, подогревал мое потное лицо. Сзади, напротив, через пропотевшую рубашку уже изредка пробивались пока еще вялые дуновения прохладного северного морского ветра. «Скорее всего, сегодня пятница, — отметило сознание, — день смены ветра». Так бывает на Каспии. Всего один день в неделю вяло дует очень горячий южный ветер, иранец, а уже ближе к полуночи начинает задувать северный ветер, и из воздушных потоков с далеких ростовских, сальских, калмыцких, волгоградских, астраханских степей над акваторией Каспийского моря образуется мощный воздушный поток. На подходе к середине Каспия он смешается с обжигающе горячими потоками воздуха из Небит-Дагской и Красноводской пустынь. И пахнет он еще сильнее нефтью, но уже не такой обжигающе горячий, а просто горячий, но он будет дуть гораздо сильнее пять, а то и шесть дней подряд. Так тут заведено, недаром говорят, что Баку — это место, избитое ветрами. Я, как молчаливый этому свидетель, добавил бы: Баку — это место, сильно избитое ветрами северного направления.
  Сейчас я снова иду на точку, на пятьдесят вторую точку, и с жадностью все рассматриваю. Дорога до боли знакомая, исхоженная вдоль и поперек за одиннадцать лет службы на Апшеронском полуострове. Сзади осталось селение Дамба, прилепившееся к оживленной трассе. На вершине огромного холма, в километре за моей спиной, отчетливо заливал окрестность яркий свет громадного маяка Дамбы — единственного маяка на все северное побережье Апшерона. Слева по ходу движения, на удалении двадцати километров, ему слабо отвечал маяк острова Жилой. До пятьдесят второй точки ровно шесть километров по прямой как карандаш дороге, слева и справа от дороги виднелись невысокие барханы, укрывающие арбузные огороды. Азербайджан! На мне афганка, брюки заправлены в мягкие ботинки с высокой шнуровкой, сверху тонкие резиновые чулки выше колен, не дающие змее прокусить до тела, в руках тонкая и легкая двухметровая палка, ею я отшвыриваю попадающих под ноги змей.
  Как очень правильно говорил в школе мой командир взвода лейтенант Федор Шиянов: «Интеллигентом человека можно назвать лишь тогда, когда он, наступив в темноте на кошку, называет ее кошкой», но попробуйте остаться интеллигентом, наступив на мускулистое тело здоровенной змеи, которая изогнувшись, тут же внезапно и быстро наносит тебе несколько сильных ударов в ноги!
Микропористая подошва позволяла идти неслышно, не прилипая к еще теплому асфальту, так же неслышно переползали дорогу извивающиеся змеи и черепахи, пели сверчки. Моей целью была пятьдесят вторая точка — так раньше называлось место расположения группы дивизионов дальнего действия, техника, развернутая на местности, военный городок для размещения личного состава и три дома офицерского состава. Мое внимание было сосредоточено на появлении на месте стартовой позиции группы дивизионов С-200 загадочного строения белого цвета, излучающего мягкое свечение, слабо пульсирующее, завораживающее.
Удивительно, но и на этот раз я уловил момент начала изменения реальности. Хотя я же во сне, как одна реальность в подсознании может накладываться, переноситься, наслаиваться на другую реальность, абсолютно не связанную с этой? Причем я никогда не видел саму громадную махину комплекса, рассредоточенную на ста двадцати гектарах около границы заповедника Шахова коса. Ни одного раза, хотя желание увидеть было очень сильным! Фрагменты образов приподнялись и опустились волной, сливаясь друг с другом, появилась рябь, рябь начала покрываться сеткой и дрожать, и должна уже была проявиться, всплыть до боли знакомая диаметрально симметричная позиция двух огневых дивизионов. Начали проступать контуры знакомого образа, но нет — сбой, продернулась картинка, и все исчезло, почему-то сразу произошла подмена одной реальности сновидения на другую. Мой мозг не дал распознать или скрыл ранее существовавшую реальность, из которой появляется эта сетчатая рябь, дрожание, это ведь признаки гравитационной волны, но ведь гравитационную волну без приборов увидеть невозможно — так меня учили в школе! Совершенно непонятно, это нужно будет осмыслить. С каким заданием на этот раз я туда иду, ведь снова сон, так уже было не раз, и ни разу я еще не дошел до конца. Телефонный звонок резко вырвал меня из сна.

— Слушаю! — Молчание, но хорошо прослушивается отбивка редким, тонированным писком. — Слушаю вас! — Снова тягостное молчание, что за ерунда, может, кто-то ошибся? Но отбивка тонированным сигналом идет.
— Птаха! — раздалось требовательно и с оттяжечкой, с ярко выраженным чувством своего права — так могут разговаривать только оперативные дежурные со своими подчиненными во время боевого дежурства. — Это Армяк, как меня слышишь?
— Армяк, слышу тебя хорошо, пять-девять-пять! — автоматически ответил я.
— Четкий ответ! Ну здравствуй, Саша, узнал?
Этот знакомый голос я бы узнал из тысячи.
— Привет, Вадим! Это же ты?

   Вадим… Откуда, как он нашел меня?
Это действительно был Вадим. Вадим Евгеньевич Савченко, одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения, уроженец города Новосибирска, выпускник Минского высшего инженерного зенитного ракетного училища ПВО, мой заместитель по вооружению — командир радиотехнической батареи. Мы начинали с ним с лейтенантов и девять лет служили в одном дивизионе. Вадим прошел свой сложный офицерский путь, постоянно спотыкаясь, но никогда никому не уступал, оставаясь высокообразованным военным инженером, и постоянно учился, совершенствовал свои знания и умения, был единственным на моей памяти офицером, сдавшим свой комсомольский билет. Он уехал от нас по замене в июне 1984 года в зенитную ракетную бригаду в Занадворовку, под Владивосток.

— Да это я, а кто же еще?
— Как ты нашел меня?
— Да вот, совершенно случайно. Копался в интернете, на одном пэвэошном форуме наткнулся на твой позывной, смотрю, телефон даже есть. Дай, думаю, позвоню. Проверю, что это за Птаха?
— Рад тебя слышать, откуда звонишь?
— Как откуда? — деланно удивился Вадим. — Из Находки! Слышал, может, про такой город?
— Как тебя туда занесло?
— Да здесь очень много хороших людей. Опять же море, Тихий океан, тебе это ничего не напоминает?
— Да, конечно, слышал. И напоминает нашу пятьдесят вторую, если ты намекаешь на это. Ответь, как ты?
— Нормально я, как все, — уклончиво ответил Вадим,
  А как твои дела, как твоя жена и дети? Внуки есть?
— Да все нормально! Внуков уже трое!
- Я по какому поводу звоню, — быстро и деловито продолжил он, — я вот тут в отпуск собрался на юг. Первый раз за много лет. И, может быть, последний, — Вадим тут же замолчал, как бы не решаясь сказать главного.
— Неплохое дело, заехать ко мне в Москву не сможешь?
Вадим не отвечал, не отключился ли? Но нет! Было слышно, как он прикуривает. Медленно, волнуясь, с дрожью в голосе произнес:
— Ты ведь сам родом из тех краев, из Майкопа, кажется. Не составишь ли мне компанию, если не занят? Или уже был в отпуске?
— Да был, и не один раз за этот год, но все равно с удовольствием поеду с тобой еще раз, ты не сомневайся. Сейчас сижу дома без дела, на подхвате.
— А я и не сомневаюсь в тебе. Так вот, я прилечу в Москву через два дня, собирайся потихоньку. У тебя машина-то есть? А то вещей много везти.
— Да, есть, конечно, не волнуйся!
— А я и не волнуюсь. Вот и хорошо, — было слышно, как Вадим сильно затянулся сигаретой. — Как ты думаешь, может быть, захватим с собой еще пару человек? Кто у тебя на связи? Нужно минимум четверо. С Билыком связи нет?
— Вадим, понял тебя, связь есть со многими, вопрос только в одном, кто сможет сейчас поехать. Виктор живой и здоровый, постоянно на связи, недавно звонил.
— Хорошо, сбрось мне телефон Билыка, я сам переговорю с ним, — зачастил Вадим. — И лучше бы поехать на двух машинах, одну под груз. Смогут на твоей фазенде разместиться четверо отставников? Собирайся, дело за тобой, у меня билеты уже на руках. Проверку ты прошел, да и деньги на телефоне заканчиваются. Приеду, позвоню. Он неожиданно быстро отключился.

  Сначала я был, конечно, простой пташкой, парящей в своих мыслях и снах и легко бегающей по пыльным улицам, по стерни необъятных полей.
Я хорошо помню ту самую секунду, когда возникло осознанное желание бежать, бежать налегке, на голодный желудок. И я всегда буду помнить классную руководительницу Сысоеву Раису Прохоровну, оставившую нас в субботу после уроков на политинформацию: из-за чего я опоздал на рейсовый автобус, идущий из нашего маленького поселка в город, на котором я всегда уезжал к своей бабушке Оле, маме моего отца. Уезжал почти на два дня, мама на проезд мне давала пятьдесят копеек, и я был уже как взрослый, хотя и учился только в шестом классе.
Сначала я сильно огорчился, что автобус уехал без меня, но тут же возникла мысль, а почему бы и не пойти пешком, ведь отец мне рассказывал, что ему уже доводилось и не раз это делать. Но идти по улице мне не хотелось: меня все хорошо знали и начали бы спрашивать, куда и зачем я иду один, и рассказали бы непременно родителям. Что делать? Следующий рейс у автобуса был в семь часов вечера. Ждать его? Зная, что до города двенадцать километров, я быстро решил задачку, что при известной из учебника скорости пешехода, равной шести километрам в час, я смогу дойти за два часа. Выигрыш во времени воодушевил меня, я поставил портфель на стол в коридоре на самое видное место и не заходя в хату вышел на огород.
В тридцати метрах за огородом было железнодорожное полотно, поезда ходили довольно редко, не более пяти раз за день. Я знал, что если идти по рельсам, то я обязательно попаду на вокзал, ведь поезда именно так и делают.
Идти было не очень удобно, шпалы лежали не на одинаковом расстоянии друг от друга, и иногда приходилось менять ногу, сбиваться, и я начал иногда перепрыгивать через одну шпалу — так было даже удобнее. Замечтавшись о том, какой я молодец и скоро все-таки попаду к бабушке, я и не заметил, как начал медленно бежать. Бежать по шпалам оказалось гораздо легче, чем идти. Я проявлял осторожность и оглядывался назад, зная, что поезда точно не будет, но ведь было столько случаев, мне о них рассказывали! Усталости не было совершенно, наоборот, было желание продолжать бег, появилось чувство кружащей голову легкости. Совершенно неожиданно быстро поравнялся с первой лесополосой, затем со второй и третьей — и уже показался город. Точно город, так много домов могут быть только в городе. До вокзала оставалась не так уж и далеко.
Но зачем бежать до вокзала? Я знал, что бабушка живет по улице Курганной, знал и номер ее хаты. Знал и то, что улица прямая и что она проходит примерно параллельно железной дороге. И я решил спрямить свой путь, повернув на одну из улиц. Бежать по улице было не так привычно, как по шпалам, но бежать было можно. Минуя кварталы, я неожиданно увидел знакомое название улицы. По номерам домов я сообразил, куда мне нужно дальше. Совершенно не уставший, я подбежал к бабушкиной хате. Бабушка Оля обрадовалась мне, она уже думала, что в тот день я к ней не приеду. Не сказав ей, что в тот день прибыл в город не на автобусе, я пообедал и ушел играть со своими городскими друзьями. Ночью мне приснился весь мой путь, но я почему-то не бежал, я весь этот путь пролетел так, как будто был маленькой и быстрой пташкой. Проснувшись утром, я первым делом хорошо осмотрел себя, но я был самим собою. Сон мне понравился, и с тех пор я уже часто летал во снах. Собравшись в воскресенье ехать домой к родителям и подойдя уже к билетной кассе, я вынул из кармана пятьдесят копеек, и до меня тут же дошло, что мне не нужно будет их никому отдавать и они будут моими, если я так же пробегу этот путь назад домой. Я быстро развернулся и побежал по хорошо знакомому пути, злясь на себя за то, что не догадался до этого раньше, и снова пришло ощущение легкости, чувство полета. Прибежал я чуть раньше автобуса, попался на глаза бабушке Тане, которая сразу же обо всем догадалась. Рассказав ей, почему именно все так вышло, я попросил ее не говорить об этом отцу и маме. Бабушка в этот день ничего не рассказала, она это сделала через неделю, когда я снова повторил так полюбившийся мне путь. Меня очень сильно ругали, я пробовал слушаться, у меня сначала получалось, затем я снова бежал, можно даже сказать, что летел по знакомой дороге. Потом родители смирились, только просили быть аккуратнее.

 Вот это дела! Звонок был совершенно неожиданным, мы с Вадимом не виделись уже более тридцати лет. Я много раз пробовал искать его, но поиски были по Минскому училищу и по его родному городу Новосибирску, почему-то был уверен, что после службы в армии его потянет домой, к родителям. Разговор получился столь скоротечный, что толком не успел ничего расспросить. Про какую проверку он сказал, что за груз будет? Посмотрел на часы, только четыре утра. Ладно, теперь уже точно не уснуть, будем вставать. Не каждую ночь такие звонки, все реже и реже звонит телефон. Включил чайник, сходил в туалет, начал делать зарядку, в основном упражнения по укреплению мышц рук, позвоночника и пресса, расслаблению диафрагмы. Мелькнуло, что делать делаю, а особого толку нет. Но нас же учили: делай что должен, и будь что будет. Принял душ, начал жарить яичницу. Достал баночку растворимого кофе, потом отставил ее, решил заварить кофе по-командирски.
На слабый огонь поставил турку со вчерашней родниковой водичкой, тут все дело в воде: чтобы была без хлора, без затхлости, она должна быть живой. В ручную кофемолку насыпал горсть арабики, ложку сахара и все вместе несильно перекрутил. Молотый кофе ссыпал в горячую водичку в турке и начал медленно помешивать, наблюдая, чтобы при закипании не убежало через край. Достал из глубин шкафа старую армейскую кружку — свою командирскую кружку. Давно ей не пользовался! Перелил кофе из турки в кружку. Надколол куриное яйцо, высосал осторожно белок, а желток вылил в кружку, взбил хорошо. Добавил самую малость имбиря, плеснул немного кальвадоса домашней выгонки. Снял с вешалки старую армейскую рубашку, накинул на плечи. Сделал глоток мягкого, крепкого, приятного вкуса кофе. Какой кайф! Огонь! Все правильно, кофе не может быть среднего рода. Не может! Только крепкого, мужского, командирского рода. Убежден! Позавтракал, включил ящик компьютера, посмотрел погоду, за окном было сухо, затем айпишную камеру, установленную дома на юге, в Майкопе. Еще темно, камера работала в ночном режиме. Пять тридцать, рановато. Ладно, прошвырнемся.
 Надел спортивный костюм, кроссовки, по привычке засунул в рукав старый охотничий нож и пошел по Ангеловому переулку в сторону леса. На улице было малолюдно, в нашем Митинском лесу вообще никого не было. Через десять минут вскарабкался на крутой пригорок и по знакомой тропе побрел в сторону Красногорска, на речку с красивым названием Синичка. Медленно светало, знакомая тропа хорошо просматривалась. «Ну что же, редко, но так иногда бывает: судьба, видно, начала поворачиваться в мою сторону», — с затаенной радостью подумалось мне. Главное теперь не вспугнуть, будем собираться. Главное — не вспугнуть! Хороший случай в кои-то веки собраться вместе. Кого еще можно будет подтянуть?
Позвонить Сергею Новикову и Юре Гречинскому в Волгоград? Мужики работали вахтовым методом на нефтеразведке, если будут не на смене, то кто-нибудь, а может быть, даже оба согласятся. Тогда можно будет слегка повернуть и поехать сразу на Волгоград, а затем напрямую, через Сальские степи, выехать на Тихорецк. Дорога там, правда, сильно разбитая, но куда нам торопиться? «Саша Мишарин месяц назад звонил, — услужливо подсказала память, — прямым текстом говорил, что сейчас без работы и можно состыковаться при случае». Брат у него живет в селе Красном, под Цукаревой балкой, в Краснодарском крае. Попробую Мишару вытащить. Кто еще? Можно позвонить Саше Обозному в Минск. Да пожалуй, и все, остальные на пахоте.
Трехкилометровая тропа закончилась пологим спуском, на речке уже было двое купающихся в столь раннее время. Жаль, не прихватил полотенце. Можно бы и искупаться. А почему бы и нет, кто сказал, что мужику нужно обязательно вытираться? Разогретое тело просилось охладиться, отошел в сторону метров на двести, разделся догола и полез в воду. Прохладная, даже очень холодная водичка, но это только поначалу. «Ничего, — убедил себя, — плавание в холодной воде очень полезно». Проплыл не спеша метров сто, вышел из воды обсыхать. Начало всходить низкое солнце, красота! Оделся и бодрым шагом пошел в сторону дома. Последний километр пробежал в среднем темпе.

  Птахой я стал уже в школе, так точно. Не сразу, только в конце первого курса, вначале была только учеба, из последних сил учеба. Мы, конечно же, бегали и бегали каждый день, по трешке точно, иногда даже больше. Бегали в составе группы, взвода. Бегали и в составе нашей седьмой батареи. Бегали утром на физзарядке по территории школы, бегали днем на занятиях по физической подготовке по стадиону, бегали по выходным дням по взлетно-посадочной полосе аэродрома энгельсской дивизии стратегических бомбардировщиков. Но в первый семестр учеба очень сильно нависала надо мной и требовала от меня уделять ей все до остатка время. Мне перестали сниться сны, где я парил в воздухе, замирая от восторга. Я был школяром, пахарем знаний. В глубине души боялся быть отчисленным за неуспеваемость, часто получал двойки. Приходилось еще больше уделять времени учебе, читать даже ночью, после отбоя под одеялом. Но сдали зимнюю сессию, отчислили около десятка неуспевающих курсантов, я в их число не попал. Во втором семестре учиться стало заметно легче, привык и втянулся в жесткий ритм учебы и службы. После суровой зимы, с морозами за тридцатку на занятиях по строевой подготовке с оружием на плацу, с лыжными кроссами на десять километров, на которых я умудрялся падать не меньше двух десятков раз, несения службы часовым на посту в карауле в валенках и тулупе, начались теплые весенние деньки.
Я начал выпрямляться и чаще смотреть на небо, выискивая птиц, и какое-то знакомое радостное состояние стало все чаще подступать ко мне. Как будто ждешь чего-то хорошего и уже точно откуда-то знаешь, что это скоро непременно произойдет именно с тобой. Однажды после обеденного отдыха мы выходили строиться, чтобы идти на трехчасовую самоподготовку. И неожиданно наш командир взвода лейтенант Шиянов задержал меня и Василия Луканина, спавшего на первом ярусе точно подо мной.
— Давайте пробежимся со мной, хочу проверить, не получится ли из вас лосей? Идите в каптерку, передайте мой приказ, переодевайтесь в спортивную форму, я жду вас внизу!
Все знали, что Федор, так мы его звали за глаза, занимается офицерским многоборьем, чемпион училища и Вооруженных Сил, видели и его значок мастера спорта СССР. Чем мы ему приглянулись, непонятно было. Но раздумывать было некогда, мы быстро переоделись в спортивные костюмы.
— Хочу проверить вас на выносливость, вы оба худые, может, что-то и получится. Сегодня бежим в среднем темпе, ваша задача простая. Удержаться за мной! Понятно? Тогда за мной!
Мы бежали за Федором совершенно ошалевшие от такого доверия, свободно пробежали КПП, где всегда предъявляли увольнительные записки. Федор бежал спокойно, не оглядываясь на нас. Бежали по маршруту бывшей и ненавидимой мною лыжни. Но бежать в спортивных тапочках это совершенно другое! Мы пробежали пять километров, но не повернули назад, как на лыжне. Федор здесь приступил к основной части тренировки.
Мы начали бегать по склонам оврагов. Спуск вниз, быстрый подъем на вершину, и новый спуск, и новый подъем. Вот это было здорово! Это выматывало все силы, но здорово! Побегав по оврагам с часик, мы в легком темпе побежали в школу. Усталость была, но усталость была очень приятной. И рядом бежавший Федор постоянно подшучивал над нами, но подшучивал весело, и мы видели, что он был нами доволен.
Попав на территорию родной школы, мы почему-то не побежали в казарму, Федор свернул к бане. Мы совершенно растерялись, сегодня точно был не наш банный день, мы мылись по субботам, но Федор уверенно зашел в баню. Подошли к незнакомому нам каптеру, нам выдали чистое белье и полотенца. После такой тренировки да под горячий душ, вот это кайф! Ночью мне снова приснился забытый сон, и я снова начал летать!
Через два месяца мы с Василием выполнили норматив первого разряда в кроссе на тысячу метров. Две минуты и сорок пять секунд, не хотите повторить за нами? В военной форме и в сапогах? Попробуйте, я буду очень рад! Федор, с удовольствием пристегивая красивые значки к нашим кителям, шутливо сказал:
— Поздравляю, теперь все вас будут звать лосями! Как и меня.
Не удержавшись, я спросил его:
— Товарищ лейтенант, разрешите я буду птахой?
Федор ничуть не удивился, пожал мне руку и, обращаясь к строю нашего взвода, твердо сказал:
— Перед вами не лось, а птаха! Все слышали? Птаха!
С крепкой руки командира взвода это так и закрепилось за мной до конца службы.

  Примерный план в голове уже был, после девяти утра можно будет начать обзвон, осталось только уточнить, какой груз имел в виду Вадим. Обычные вещи или что-то определенное. Позвонил в Находку, но телефон Вадима был выключен. Еще раз принял душ и начал обзванивать, пока никто не отвечал. Неожиданно позвонил Вася, Василий Степанович Олишевец, давний знакомый, уволившийся из инспекции Министерства обороны после ее разгона и торговавший на ВДНХ. С ним я познакомился случайно: отбили по ходу своего дела у ментов начинающего коммерсанта, но Василий почему-то считал меня спасителем и при каждом удобном случае старался отблагодарить.
— Василий Степанович, привет! Какими судьбами? Доложи обстановку!
— Саша, здравствуй, ты в Москве? Так вот, ставлю тебя первого в известность, что я работаю до 31 декабря и сваливаю, — сибиряк явно волновался.
— Резко, Василий! Значит, что-то происходит серьезное, если ты принял такое решение. Надеюсь, твоя шкура останется цела?
— Саша, произошло это не сейчас, а еще два года назад. Тогда мне нужно было принять решение. Народ постепенно перестал носить кожаные куртки, дубленки. В моду вошли пуховики, куртки на синтепоне. Они более дешевые, более практичные. Изменился тренд, а я этот момент прозевал, да и турки постоянно снижали цену. Получается, что по своей жадности и недомыслию я затоварил магазин, а продаж-то нет. Доллар за этот год утяжелел в два раза, и у меня все стало намертво. Шкура моя цела и останется целой, но все мои деньги в дубленках просто похоронены. Принял решение сворачивать бездарную деятельность. Приезжай, как будет время.
— Василий, чем тебе помогу, ведь я у тебя уже столько курток накупил вполцены, что их до конца жизни не изношу. Не успею износить, ты понимаешь?
— Саша, приезжай, прошу тебя. Может, своей родне что-то возьмешь. Куртки, на которых висят старые ценники января этого года по тридцатке, отдам по пятерочке. Жалко будет это все бросать в гараж, пропадет же! Ребятам знакомым скажи, соседям!
— Что, так серьезно? Ты не запаниковал случаем?
— Какая паника, Саша? Приезжай и увидишь картину своими глазами.
— Понял тебя, Василий, хорошо, сегодня или завтра постараюсь заехать.
Вот это дела, вот такой бизнес пошел у самозанятой части населения. Вот это бизнес. Хорошо, что Василий осознает причины падения продаж и принял определенное решение. Надо заехать обязательно, тем более, если скоро ехать в сторону дома, можно купить что-нибудь в подарок. Я позвонил тете Нине Ледневой в станицу Келермесская, справился о здоровье ее и дяди Васи. Попросил снять мерку на поясе у дядьки.
— Шо ты там удумал? — довольно спросил она.
— Да рубаху присматриваю, скоро, может быть, заскочу, проведаю. Собираюсь с мыслями.
— Девяносто пять у него в поясе, слышишь, запишешь или запомнишь. И он упирается, не хочет рубаху. Говорить, что фуражку будет лучше.
— Понял, будет и фуражка. Спросите, с кокардой брать? — Слышно было, что довольный дядька громко рассмеялся.
— Сказал, чтобы с кокардой. Неужели такие вещи еще продаются? — в растерянности спросила тетя.
— А то. А вам платок красивый, ивановский, уже приготовлен.
— Спаси бог, не выдумывай, у меня уже этих платков от тебя.
— С богом, теть Нина, дядьке передайте, что скучаю и скоро должен быть.
— Он тоже скучает, вытащил у меня наливку из буфета и уже пошел к Сергею Черновскому, к племяннику.
— Ладно, вы уж его не ругайте сильно.
— Да кого ругать, он уже ушел.
— С богом тогда, скоро буду.
Нашел в шкафу рулетку и замерил в поясе себя, оказалось сто сантиметров, вот это дела.
Пришло сообщение от Сергея Новикова. Лучший цэвээмщик системы С-200 доложил, что уже тридцать суток юстирует ствол скважины в заснеженной тундре за Нижневартовском. Когда узнал про приезд Вадима Савченко, сообщил, что с удовольствием присоединится к нам через десять дней, если мы еще не закончим отдых. Включил интернет, на форуме выпускников и однополчан ПВО было сообщение, что в Волгограде на пятьдесят первом году жизни скончался Петр Крип, оператор первой батареи 2-го дивизиона С-200. Это был мой боец, срочник. Вспомнил тихого и скромного парнишку, без проблем отслужившего два года в дивизионе. Оператор захвата, один из ведущих специалистов дивизиона. Был неплохим художником, редактировал нашу стенгазету, красивейшую в бригаде. Поощрялся 10-суточным отпуском с выездом на родину. На втором году службы часто ходил в бригадный караул на Первый пост к Боевому знамени части. Зашел к нему в «Одноклассники». Петр Петрович Крип, город Волгоград. Петруха, — вспомнил, — так ласково его звали в дивизионе. Много друзей, фотографий. Какой красивый мужик, какая красивая семья, какая утрата, как жаль. Пятьдесят один год! Из скромности он даже не зашел на форум однополчан ПВО, не вышел на связь. А уж ему стесняться точно некого было, служба была достойной. Очень достойной. Вечная тебе память и царствие небесное, Петр Петрович. Наш Петруха.
Перезвонил Юра, Юрий Геннадьевич Гречинский из Волгограда.
— Рад тебя слышать, командир, какими судьбами? Все нормально?
— Юра, привет, все хорошо. Вот не спеша набираю команду желающих отдохнуть в спящем городе на белой реке.
— Звучит очень заманчиво и очень красиво, командир. Очень красиво. Очевидно, под этим понимается Майкоп, если не ошибаюсь?
— Да, Юра, примерно в тот позиционный район собираемся в течение недели выдвинуться. Отбираю самых достойных.
— Командир, сволочь, бьешь в незащищенного пенсионера. Ты же знаешь, что я всегда рад тебя видеть. Но я уже отгулял сорок суток отпуска и послезавтра лечу по контракту на вахту в Нижневартовск. На обратном пути заскочу к тебе в Москву, расскажешь, как все на этот раз пройдет, и не забудь захватить с собой фотоаппарат. Хорошего вам всем отпуска!
— Спасибо, что не пожелал удачи, удача нужна ленивым. Забыл тебе сказать, Вадим прилетает, это по его просьбе набираю желающих.
— Вадим Савченко, не может быть! Как он тебя нашел? — простонал Юра. — Вот это дела. Как я вам всем завидую, командир.
— А то! Ты только доживи до наших лет.


  Юра Гречинский был очень ярким офицером, самым молодым, на пять лет моложе нас, и самым крутым из нас.
Он пришел молодым лейтенантом из нашей энгельсской школы ко мне в подчинение. Начал службу начальником расчета кабины подготовки старта. Быстро стал в строй, все делал надежно и уверенно. Единственное, чего не было на старте, это перспективы дальнейшего роста, и Юра это хорошо понимал.
Когда я стал командиром дивизиона, Юра попросился перевестись в радиотехническую батарею. И перевелся, служил хорошо и готовился к своему большому взлету. Отличался прежде всего сильно выраженным чувством справедливости. Справедливости во всем, но прежде всего в поступках. Он не откладывал на потом, вся его служба была воззванием к справедливости. Сейчас, здесь и немедленно. Срочники очень уважали его.
Ушел от нас на должность оперативного дежурного командного пункта бригады. Брал за грудки командира нашей бригады Рзаева за мат в свой адрес в присутствии всего боевого расчета. И это ничуть не вредило его карьере. Он вернулся к нам на группу командиром батареи, затем ушел командиром 2-го дивизиона в группу С-200 (позывной «Рембаза») 190-й зенитной ракетной бригады, город Мингечаур. В октябре 1989 года, стреляя на полигоне Ашулук в составе войсковой части №71574, отличился, сбив с переносом огня не только свою мишень, но и мишень соседнего дивизиона, у которого отказала техника. Представлялся к ордену, с орденом пронесли, досрочно получил подполковника. Был назначен командиром группы дивизионов. Пережил в этой должности период вывода личного состава группы с территории Азербайджана, провокации и мелкие подлости со стороны националистов. Один раз его водили расстреливать. Уезжал в числе последних переодетым в гражданскую форму с чужими документами на третьей полке вагона. Уехал к себе на родину, в Экибастуз. В республике Казахстан был начальником областного военкомата, получил полковника, но из-за растущего национализма переехал в Россию, вывез родителей и родственников, поселился в Волгограде.
Через тридцать пять лет один из бывших операторов нашего дивизиона Виктор Петрович Гартман со слезами на глазах вспоминал, как старший лейтенант Гречинский, провожая его в 1982 году в отпуск с полигона Балхаш, добавил денег на билет и купил банку рыбных консервов. Такое не забывается до конца жизни.

  Набрал номер Виктора Билыка, моего наставника в армии, спортсмена-гиревика, военного дознавателя нашей 128-й зенитной ракетной бригады, депутата Бакинского горсовета, а затем многолетнего начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения бригады города Полярный. Он проживал сейчас в городе Марксе, в сорока километрах от Саратова. Билык ответил быстро и собрано.
— Привет, Виктор Валентинович! Не на рыбалке?
— Привет! Какая рыбалка, уже собираюсь в дорогу к тебе.
— Молодец, что так быстро!
— Тебе Вадим звонил? Что вы там придумали, какой план? Я на всякий случай выезжаю сегодня вечером на «четверке». Что за груз везти? Если машина не понадобится, оставлю у тебя в гараже. Ты не все продал еще гаражи? На какую рассчитывать погоду, лекарства брать?
— Витек, подожди, какие гаражи. Сначала скажи, тебя отпустили?
— Да кто меня еще должен отпускать? — Билык частил. — Материн дом закончил перестраивать, а баню я и зимой смогу доделать, осталось обшить начисто.
— А Татьяна как, не ругалась?
— Татьяна, когда узнала, что поеду к тебе, так расцвела. Поезжай, говорит, к умным людям и попроси очень хорошо, чтобы тебя чему-то путному научили.
— Все понял, тогда привет Татьяне — и собирайся. Но не спеши, возможно, придется заехать в Энгельс и захватить одного товарища.
— Кого? Я его хоть знаю?
— Заочно знаешь, это твой сменщик, Саша Мишарин.
— Да знаю я его, помнишь, лет пять назад ты приезжал, знакомил нас с ним. Это же наш человек. А он уже знает, что он с нами едет или еще нет?
— Сейчас узнает, буду ему звонить.
— Тогда скажи ему, чтобы не тянул резину и взял с собой права. Он же должен оправдать свое нахождение в моей машине?
— Не сомневайся, он это примет за честь и подчиняться начальнику службы разоружения будет с большим трепетом.
— Какое разоружение? Я тебе сколько раз говорил, что я служил в должности начальника службы вооружения Полярнинской бригады!
— Ладно, забыл в очередной раз и ошибся, извини. Через час я тебе перезвоню.
Позвонил в город Энгельс. Саша Мишарин обрадовался звонку и предложению, давняя мечта побывать в Майкопе приблизилась, но он сдержанно попросил один час времени, чтобы посоветоваться с женой. Правда, неожиданно сильно огорошил меня.
— Представляешь, а я ведь почти достоверно знал, что ты сегодня можешь позвонить! Почти достоверно знал и ждал твоего звонка. Именно сегодня!
— Откуда ты мог знать?
— Ты не поверишь, это как настоящая мистика. Ты на мосту сегодня ночью не был?
— На каком мосту, Санек?
— Тогда слушай, речь идет про хорошо известный тебе мост между Энгельсом и Саратовом. Тебе же доводилось с него прыгать?
— Было такое счастье, прыгнул с другом перед самим выпуском из школы. Но это же как давно было!
— Так вот, сегодня ночью во сне мне снова предстояло еще раз прыгнуть. Я уже стоял на парапете, был сильный ветер, и я ловил удачный момент. Прыгать совершенно не хотелось, но, как ты знаешь, мы часто даем слово, а потом его нужно держать. И я был уже в стадии принятия решения, а тут внезапно появляешься рядом со мной ты и говоришь, что я тебе срочно нужен. Естественно, прыжок сорвался, но это даже и к лучшему, даже во сне напрыгались уже! Как это понимать, не мистика ли это? Самая настоящая!
— Может, простое совпадение? Или предчувствие?
— Какое совпадение? Я думаю, что это похоже на знак свыше, на провидение! А как иначе это понимать?
— Некоторым великим людям дана способность предвидеть событие, которое еще не состоялось!
— Ну уж точно не мне, да и не великий я.
— Не буду оспаривать, но ты человек большого полета, и буду очень рад, если ты сможешь приехать.
— Уверен, что Наталья отпустит и скоро увидимся!
Я сел в глубокое кресло, закрыл глаза и начал вспоминать его приход на нашу точку. Память услужливо, без сбоев и провалов предъявила все исходные данные.

 Мишарин появился у нас в дивизионе в августе 1977 года. Да, в середине августа. Выпуск сдвинули на месяц раньше, обычно из нашей школы лейтенанты приходили в сентябре. Командир первого стартового взвода старший лейтенант Виктор Билык как раз поступил в академию. Вместо него из училища и прибыл лейтенант Мишарин Александр Николаевич. Высокого роста, худощавый, жилистый, уверенный в себе, спокойный, он совершенно не походил на молодого лейтенанта-выпускника. После его представления личному составу нашего дивизиона я сразу подошел к нему.
— Из школы?
— Да, из школы, а ты тоже получается наш?
— Конечно!
Форма на нем сидела как влитая, как на картинке. Держался со всеми ровно, без заискивания. Незлая ирония и самокритичность были его визиткой.


 Быстро принял у меня людей своего первого взвода, переговорил с сержантами, сделал замечания нескольким рядовым по форме одежды. Негромко и коротко бросил:
— Так не делать, теперь будем служить. Вместе будем служить, все понятно?
Поставил задачи по уходу за техникой.
— Выполняйте!
Остановил одного из своих сержантов.
— Ну что, деды давят? Не рассказывай мне сказки. Я четыре года был сержантом. Снимай китель. Откуда синяки. Не «звизди», хорошо? Сели на шею? Слезут!
Пошли по стартовой позиции, осмотрели три пусковые установки, боевую ракету. Зашли во взводную каптерку, проверили ЗИП. Подписали акты. Пошли к командиру стартовой батареи.
— Товарищ майор, лейтенант Мишарин, докладываю: личный состав и материальную часть взвода принял!
Комбат принял акты. Попытался проинструктировать молодого взводного. Мишарин неожиданно сильно уперся:
— Товарищ майор, разрешите вечером. Люди сейчас одни брошены, нужно во взвод! Разрешите идти? Есть!
Комбат немного растерянно:
— Шустрый.  Откуда он?
— Наш, энгельсский!
— Все равно, ты присматривай за ним сначала. Чтобы не наломал дров.
Присматривать не пришлось. Сашка был из офицерской семьи, его отец был командиром части — учебки сержантов в Шихово, пригороде Баку. Действительно шустрый и собранный, он был в постоянном движении. Быстро вошел в курс текущих дел. Уверенно руководил взводом, не стеснялся признаваться в своих промахах и ошибках. На короткое время залетал в мой второй взвод посоветоваться. Составили план вхождения в должность. Большую часть рабочего времени занимали регламентные работы на пусковых установках, проверка боевых параметров. Про необходимость обучения и воспитания подчиненных сразу напоминали нарушения воинской дисциплины. Нам внушали: главное — это боевая готовность. Черта с два. Мы уже твердо знали, что главное — это люди. Будет дисциплина — будет и боевая готовность. При плотном распорядке дня находились и свободные минуты. В четверг и пятницу комбат забирал на два часа личный состав на политические занятия. Два часа! О, мы знали, как их потратить. Качались на перекладине, бегали кроссы по стартовой позиции, раскладывали и изучали схемы, заполняли формуляры. У Мишары — так его стали звать все офицеры — было настоящее чутье чем нужно заняться в первую очередь. Так, при каждой проверке стартовой батареи нам постоянно делали замечания за некачественную маскировку и слабую наземную оборону. Ему это быстро надоело, и однажды он пристал ко мне:
— Давай приведем, в конце концов, наши окопы в порядок.
Неохотно, но согласился, давай приведем. Обновили штатные окопы, углубили их, укрепили стенки, оформили карточки стрельбы. Вошли во вкус — отрыли еще по два окопа на каждый взвод. Пошли дальше — построили две ловушки для бэтээров. Звучит обыденно — «Построили». Мы их отрывали и укрепляли на протяжении трех месяцев, урывками. Это десятки кубометров ракушечного песка. Все вручную, силами подчиненных взводов. Кто мог подумать, что это когда-то пригодится? На позиции первого взвода, выходящей к границе периметра, создали защищенную огневую точку. Отрыли большую яму, КрАЗами затащили бетонные блоки, пустоты забили размягченной глиной, засыпали ракушечником, обсадили кустами солодки. Красота! Все закрыли маскировочными сетями. Запас сетей был большой, но и расход получился очень большой. Хватило. Осмотрели критично. Профанация? А кто нам мешает сделать нормально?
— Давай посмотрим на нашу позицию со стороны противника?
— Что же, давай посмотрим, Санек.
— Я тебе не Санек, а командир первого взвода лейтенант Мишарин. Звучит?
— Ну и грубиян же ты, Санек! Настоящий… Мишара! Самый настоящий.
— А что, тоже звучит неплохо!
Посмотрели на свою позицию с внешней стороны ограждения периметра комплекса. Жалкий вид, скученная компоновка, можно навалиться двумя тактическими группами и тупо задавить. Стало очевидно, что нет у нас другого способа, кроме как закапываться в землю, и противника нужно встречать гораздо дальше. Так появились дальние окопы наземной обороны. В них стали изредка падать бараны, пасущиеся неподалеку. Это уже стало поводом для дискуссий. За шашлыком из наших самых настоящих окопных баранов, как любил выражаться Мишарин, мы грезили у взводной каптерки о будущем нашей наземной обороны.
— Давай получим и пристреляем гранатометы?
— Да кто ж тебе даст в мирное время их пристрелять?
— А мы болванками.
Пошли к командиру дивизиона. Командир дивизиона капитан Загнойко Владимир Степанович неожиданно заинтересовался.
— Для усиления наземной обороны? Покажите сначала, что вы натворили?
Показали, оценил, выговоров не последовало. Через два дня старшина привез двадцать ящиков с выстрелами для гранатометов РПГ-2.
— Стрелять будем на стрельбище?
— Нет, стрелять будем из штатных окопов в направлении стрельбища!
Уговорили командира дивизиона, начали отстрел. Точнее, попытались отстрелять. На стрельбы прибыл командир дивизиона с заместителем. Жесточайший облом. У обоих гранатометов были сломаны бойки. Сломаны бойки! Ужас и позор. Загнойко, к нашему удивлению, взялся не за нас, а за своего заместителя по вооружению. В нашем присутствии он начал очень неистово его драть.
— Славик, что за херня? Ты же мне пять дней назад рапортом доложил о проверке оружия? И что это получается? Славик! Это же твой хлеб, ты же меня уверял, медитировал, что у нас с оружием все в шоколаде! Ты мне доложил при всех офицерах, что лично проверил, щелкал каблуками. Ты что? Бирки обновил, и на этом все? Пыль в глаза пускаешь?
Бледный заместитель по вооружению — командир первой батареи капитан Вячеслав Вавринюк — не поднимал глаз. Каких только плохих слов мы не услышали в этот день.
— Товарищ капитан! — В моменты гнева голос командира дивизиона был угрожающе зловещим. — Ты будешь работать? Чему ты учишь молодых офицеров? Через месяц мне нужно будет писать тебе представление на майора. Что мне написать о тебе хорошего? Ответь!
Разнос был прилюдным и неимоверно жестким.
— Ты хочешь, наверное, и мне задержать присвоение майора?
Это уже был удар под дых. Тяжелый и точный удар, со всей злости. Такой удар валит с ног.
— Ну и кто ты после этого? Как мне тебя после этого всего называть?
Ужас! Чтобы так обращаться со своим заместителем в присутствии подчиненных? И так выходило по факту, что мы, два молодых взводных, были в этом виновны. А кто же еще? Вавринюк смотрел сквозь нас как через стекло, нас уже не было. Бойки в тот же день были выточены в мастерских бригады, и у нас в карманах с Мишарой теперь было еще по два запасных. Назавтра в пять часов утра наш второй дивизион был поднят по боевой тревоге. Командир дивизиона был в полевой форме, с биноклем и секундомером. Выражение лица ничего хорошего не обещало. С оружием все убыли на стартовую позицию. На дистанции 100, 150 и 200 метров выставили по две ростовые мишени.
— Командиры взводов, к бою! Огонь!
Это мы вдвоем с Мишарой. В дивизионе только два командира взвода. Стреляли стоя. Оглохнувшие после первых неудачных выстрелов, поняв, что идут недолеты, мы подняли планки прицелов. На дальность 200, нет, лучше 300 метров.
— Выпускнички, покажите же, чему вас учили?
Натяжный, с  издевкой командирский призыв. Нужно было попасть. Любой ценой попасть или опозориться.
— Санек, давай, для устойчивости, для успешного начала попробуем все же с колена.
С третьего-четвертого выстрела мы начали валить мишени. Инерционная болванка при удачном попадании иногда даже вырывала мишень из песка или разворачивала ее. Вот это да! Такого восторга давно не испытывал! Снова промах. Попадание! Завалили все мишени. Оглохшие от выстрелов, ничего не слышали. У нас отобрали гранатометы, мы отошли в сторону. Заново установили ростовые мишени. Начали стрелять сержанты, командиры пусковых установок стартовой батареи. Нормально! Командир дивизиона сиял, держа наши карточки стрельбы. Вошел в раж, понравилось.
— Приказываю сменить окопы, теперь стреляем отсюда! — Командир дивизиона явно входил во вкус.
Какая разница, откуда валить? Если уже пошло, то оно и пойдет. И стрельба действительно успешно шла.
— Давай теперь стоя!
— Давай! — Болванки летели точно в мишени.
— По одному выстрелу лежа!
— Давай лежа.
Командир дивизиона был полностью счастлив, и у него в голове начали рождаться планы, он тут же начал отдавать приказы.
— Славик, сегодня уже не успеем, готовь свою первую батарею на завтра. Сегодня запиши на меня огневую подготовку и тактическое занятие в составе дивизиона. А завтра ты сам в составе своей батареи проведешь стрельбы. Так, как сегодня, не хуже, ты «поняв»? Ты же видишь, как мы можем, когда захотим? Ты видишь? Ты меня «поняв»? — от волнения из него даже попер украинский говор, Загнойко был сам родом из Харькова.

 Командир осмотрел ДОТ, чуть не рухнул в ловушку. Было предчувствие, что взбучки, наверное, не будет. Взбучки не было. Объявив нам с Мишарой благодарность, командир дивизиона две недели драл радиотехническую батарею. Там все почему-то пошло плохо, наперекосяк. Не было результата, не было попаданий. Командир дивизиона зверел, когда его начинали уверять и доказывать, что в ростовую мишень из РПГ-2 попасть невозможно.
— Как невозможно? Не лохматьте бабушку! Вы что мне по ушам ездите? Вчера стартовики стреляли и попадали, а сегодня уже невозможно! Что за номер вы передо мной исполняете? Славик, я смотрю, ты в своей батарее сгуртовал слишком много клоунов.
Снова начинал драть. Было движение, была стрельба, а результата не было. Поостыв и махнув рукой, командир дивизиона начал с уважением смотреть на нас, на командиров стартовых взводов. С небольшим уважением. У командира тоже не получалось такой красивой стрельбы, были попадания, но мишени не падали, как у нас. Отныне на каждой итоговой проверке по стрелковой подготовке проверяющих офицеров ждала домашняя заготовка. Стрельбы начинали командиры взводов и сержанты стартовой батареи. Стреляли из гранатометов из положения стоя, с колена и лежа. Уши затыкали патронами от ПМ. Стреляли залпами, одиночными и снова залпами. Оглохшим проверяющим офицерам предлагали сделать по выстрелу, они, как правило, отказывались. Они еще не знали, а мы уже были твердо уверены, что стрельбы дивизион сделает на отлично или на хорошо. Главное — это заложить начало, а дальше пойдет.
На позиции водилось много живности, присущей пустыне. Сусликов, как и змей, фаланг, скорпионов, варанов, ящериц водилось очень много. Змей обычно убивали от испуга, от неожиданной встречи, от отвращения. Сусликов срочники иногда втихаря ловили, чтобы зажарить и съесть. Сашка, однажды застав за этим делом своего бойца, сильно взвинтился.
— Вам что, чумы или холеры захотелось?
Забрал сусликов и в воскресенье увез их в Баку. Его мама была военным врачом, отсюда проявилась и его настороженность. Закончилась эта история печально. Через две недели приехала бригада медиков из Бакинского окружного военного госпиталя и начала нам поголовно делать прививки от холеры и чумы. Оказывается, наш район давно уже был на учете, много грызунов было инфицировано. И пошло, поехало. Сделали контрольную копку на глубину двух метров. В песчано-ракушечном грунте, на глубине более метра, было неимоверно много нор и гнезд. Неимоверно. Холера тут находилась веками. Дремала. Ждала своего часа. Блохи заражали тушканчиков и мышей. Тут же паслись лисы. Начали травить грызунов, закачивать в норы ядовитые смеси, травить газами.
Ужесточили питьевой режим. Вода только кипяченая. Изыскали двухведерные самовары, по прибытии на позицию первым делом начинали готовить воду под чай. Чай с колючкой и корнем солодки, которая в избытке росла на позиции. Проверили десятикубовую емкость для воды. Для текущего расхода и запас на случай войны. Что на дне, откуда неприятный вкус? Были неожиданные сюрпризы: трупики давно попавших туда мышей и сусликов. Почистили емкость, заполнили свежей водой, на дно бросили десяток разъемов с серебром. Совсем другое дело. Замок на заливную горловину. Так что сусликов мы запомнили надолго. Каждую весну о них нам напоминали болезненными прививками. Медики показали нам наше богатство — на позиции росло много солодки, научили заваривать ее корни. Против кашля и для укрепления иммунитета.
Однажды, будучи в гостях в моем втором взводе, Мишара обратил внимание в моей взводной каптерке на небольшое сооружение из кирпича.
— Вас ист лос? Да это же горн! Точно горн, видишь — и кирпич специальный, шамотный. Казачура, признавайся, откуда это?
— Стояло здесь, Санек. Давно.
Начали разбираться. Действительно, здесь стоял горн, остался, скорее всего, от моего предшественника, командира второго взвода двухгодичника Николая Зыкова, которого я не застал, но много слышал о нем хорошего. А где же труба от горна? Нашли в каптерке и трехметровую стальную трубу. Она была подвешена на специально изготовленных кольцах под потолком. Сотни раз смотрел на нее, и ни разу не возник вопрос: «Для чего это изделие?»
Подходит? Ничего удивительного, подходит. Очень точно и очень плотно. Я вспомнил и вытащил из глубин каптерки самодельную заготовку для ножа. Она точно досталась мне от моего предшественника. Непривычно угрожающего вида черная сталь с налетом ржавчины. Когда-то я пытался ее наточить, но заготовка была так закалена, что я бросил ее в закрома до лучших времен. И забыл про нее. Мишара закрутился, как бес, и начал брать след. Обнаружили прикрытую брезентом и глиной небольшую кучу угля.
Для чего? Понятно для чего. Нашли и вытащили на свет металлическую емкость, наполненную маслом. С аккуратным кожухом из брезента. На дне емкости нашли много окалины. Значит, или закаливали, или отпускали заготовки. Точно? Точнее не бывает. Делали ножи? Точно. Может быть, и еще что-то. На самой верхней полке большого стеллажа обнаружили много пластин из рессорной стали, аккуратно нарезанных и рассортированных. Нашли еще сломанную рессору от УАЗа. Интересно. Очевидно, что для обработки стали должен еще быть наждак, не было? Не было. Но должен быть. Должен! Нашли место крепления двигателя наждака, нашли следы его деятельности. Где он? У комбата, он у нас очень хозяйственный! Насели на комбата. Тот, немного поотпиравшись, признался, что наждак ему передал на хранение бывший командир второго взвода старший лейтенант Николай Зыков, выпускник Новосибирского энергетического института. С большой неохотой, с третьей попытки комбат расстался с наждаком.
И мы взялись за изготовление ножей. Решили, что сделаем по одному для себя. Это оказалось непривычно трудным, но тем более захватывающим делом. На освоение технологий отжига, изготовления заготовок, закалки, охлаждения, отпуска, заточки у нас ушло до двух месяцев. До двух месяцев, учитывая, что все делали урывками. Спасала суббота, в парково-хозяйственный день личный состав был задействован в казарменном помещении, и мы могли спокойно позаниматься до обеда. Сделав по одному ножу, на этом не остановились, захотелось иметь ножи другого назначения, другой формы.
Хорошо помню свой первый нож — прямой клинок длиной 150 миллиметров, не стал делать деревянную ручку, обмотал рукоять бельевой веревкой с петлей для кисти руки. Он настолько понравился мне, что я не стал заморачиваться с чехлом и стал носить его под локтем левой руки, пришив накладку к карману полушерстяной полевой куртки. Прижившись, нож редко напоминал о своем присутствии. На отжиг, охлаждение, закалку, отпуск и заточку уходило от двух до четырех часов. Мы начали осваивать ножевой бой, используя заготовки будущих ножей. Черная сталь, что может быть лучше? Затем это вошло в практику, две-три тренировки в течение недели. Прямой хват, обратный хват, надрез, еще надрез, удар, уход.
— Ну что, казачура, покажи мне себя, — нахальные глаза командира первого взвода сужались, улыбка растягивалась до ушей.
— Давай Мишара, поучу слегка тебя жизни, думаешь, помогут тебе сегодня твои длинные ноги?
Сначала рубились около каптерки второго взвода, затем начали уходить в сторону дальних окопов наземной обороны, подальше от глаз комбата. Оказывается, в школе технике боя нас учил один учитель — преподаватель физической подготовки, бывший спецназовец майор Хаврученко. Теснота окопов, ограниченность движений заставляла нас иначе делать удары, уходы, уклоны. Сковывание, уход с ударом, уклон, опора о стенку окопа, быстрая атака в разных уровнях. Амплитуда движения рук и ног была меньше, больше стало захватов, отвлекающих ударов, уходы стали совмещать с ударами. Стены окопов позволяли использовать их для опоры спины при уходе и нанесения сильных ударов ногами.
Однажды не было возможности рубки днем, затем мы засели с неисправностью. Впервые попав в окопы ночью, мы навсегда поняли, что лезвие ножа должно быть зачерненным. Не нужно сверкать и отсвечивать. Выхват ножа означает удар или разрез без замаха. Темнота любит черное лезвие и черного цвета одежду. Мы знали, помнили слова майора Хаврученко: «Пока ты лично не станешь первоклассным одиночным бойцом, ты будешь просто посредственным офицером. Да, будешь более или менее успешно командовать взводом, батареей. Но это будет твой потолок, окружающие будут видеть твою серость, невзрачность. Нужно сначала стать бойцом низового уровня, хорошим одиночным бойцом». И мы рубились, помогая друг другу стать такими бойцами.
Два командира взвода в одной стартовой батарее — это очень большая роскошь. По очереди мы ходили дежурными по группе дивизионов, заступали начальником гарнизонного патруля по городу Баку, ездили начальником караула воинского эшелона, старшими выездных команд. Комендант Бакинского гарнизона полковник Терехов был сущим зверем, и встреча с неподготовленным для службы офицером заканчивалась для последнего гауптвахтой. Выдерживали только командиры взводов. Встречаясь на родном старте, с нетерпением ждали возможности схлестнуться в бою, отработать что-то новое. Нам очень повезло с нашим командиром стартовой батареи, прошедшему Вьетнам и похожему на старшину-сверхсрочника на хозяйственной должности. Электронную часть комплекса майор Кибальный совершенно не знал и поэтому особо нам не мешал, самостоятельности было предостаточно. Через три года Мишара ушел командиром стартовой батареи в формируемую группу дивизионов С-200 под городом Красноводск, и наши пути разошлись надолго. Он командовал стартовой батареей, дивизионом С-200, поступил в академию Варшавского договора, учился два года в республике Куба, закончил командную академию ПВО имени Жукова в Калинине, служил начальником штаба зенитного ракетного полка в Шарье. Готовился на должность командира полка, но после 1991 года жизнь завертелась по-другому. Уволился, начал заниматься бизнесом, поседел. Но всегда в его стального цвета глазах плясали бесенята, и заводился он на счет раз.

  Через час Мишарин позвонил и со сдерживаемой радостью доложил, что добро на отпуск с выездом получено.
— Меня отпустили. Только на две недели и с условием, что заеду к брату. Когда вы меня ждете?
— Саша, вечерком за тобой заедет Витя Билык. Представляешь, о ком идет речь?
— Разумеется, ты же мне его как-то представлял! Что брать из одежды, куда мы вообще будем двигаться? Кто еще будет?
— План формируется, но точно идем на Майкоп, с тобой четверо, из Находки прилетает Вадим Савченко. Рассчитывай на теплую погоду с ночными заморозками.
— Это тот, верующий в бога старший лейтенант — комсомолец из нашего дивизиона, с которым вы тонули на Каспии?
— Совершенно верно, хорошая у тебя память.
— Твоими молитвами, что брать с собой?
— Возьми с собой права, при необходимости подстрахуешь Виктора, он будет на «четверке».
— Меня даже повезут на тачке? Неплохо!
— Вы повезете друг друга. Одежду бери для отдыха в сельской местности и на всякий случай для выхода в горы, на речку.
— Инструмент какой-нибудь брать?
— На какой случай? Нет, идем налегке.
— Ну, а если я захочу тебя проверить в деле? Не сдох ли ты совсем?
— Возьми, хотя и на месте все имеется.
— Свой инструмент привычнее!
— Ты упрямый, как калмык, давай, жду вас.
— Задачу понял, выполняю.
— Тогда с богом, на связи.
Вспомнил про Билыка, дал ему отмашку на решительные действия.
Виктор Билык проявлял инициативу.
— Саша, тут рыбу отбираю для вас из своих запасов, рыбы очень много. Сколько брать?
— Витек, бери ровно столько, чтобы она не завоняла.
Как не обидеть человека, до фанатизма любящего рыбалку? — это большой вопрос.
— Адрес у Мишарина тот же, по улице Совхозной?
— Да, тот же. Запиши его телефон, он ждет тебя вечером. Можете выехать и утром, времени много.
— Времени много не бывает, ты же знаешь, в нашем возрасте год идет и засчитывается за два. А кое-что следует планировать и тем более делать заблаговременно.
— Не оспариваю, Виктор Валентинович, доедьте аккуратно!
— Сегодня выезжаем, жди, с богом!
Телефон Вадима был отключен, я решил поехать на ВДНХ, повидаться с Василием Степановичем и заодно там же пообедать, собраться с мыслями. Торговый центр и особенно его второй этаж, где трудился Василий, поразил малолюдьем и пустыми торговыми павильонами.
— Товарищ полковник, еще раз здравия желаю, разрешите присутствовать.
— Привет, Саша!
— Как идет боевая подготовка, Василий Степанович?
— Саша, рад тебе. Нет никакой боевой подготовки, полная профанация. Посмотри, за пятнадцать дней сентября ни одной продажи. Оглянись, посмотри внимательно на моих соседей, и ты все сам поймешь.
— Степанович, не сезон ведь, может быть, еще раз оценить обстановку, пройдет немного времени и наладятся дела?
— Саша, уже не наладятся. Денег у народа стало значительно меньше, значительно. Мы снова заползаем в большой кризис.
Мы пошли в кафе, расположенное рядом, заказали обед. Василий спокойно, в мрачных тонах докладывал оперативную обстановку. Он не просил советов, не паниковал, не просил помощи, ему нужно было выговориться. Он был чудом сохранившимся коммерсантом-одиночкой. Время таких людей уже давно прошло. И хорошо, что сам он это прекрасно понимал. Двадцать лет он был трудоустроен, никогда не держал продавцов, получал небольшой доход. Сейчас он хотел выйти из этого бизнеса, ставшего убыточным, выйти с большими потерями. Планов по смене формата у него не было, было твердое желание закрыть эту страницу жизни. Сибиряк сохранил хорошую физическую форму, держался уверенно. Пообедав, я прикупил у него для своего дяди за смешные деньги две крепкие пакистанские куртки из коровьей кожи одного размера и разного цвета. Уходя от Василия Степановича в грустном настроении, дал ему твердое обещание направлять до конца года к нему всех своих знакомых. Зашел в армейский магазин и, к радости продавщиц, приобрел легкую армейскую куртку и удобные ботинки с высокой шнуровкой из мягкой кожи.
Позвонил в сервис автодилера «Атлант», узнал, что через полчаса есть окно. Загнал «Каравеллу» с пробегом в 340 тысяч километров на техобслуживание. Заменили фильтры, масло, задние колодки, правую переднюю тягу. На всякий случай попросил заменить передние щетки и взял один литр масла в запас. Буксирный трос, который хотел купить, оказался непрочным. Пришлось заехать в магазин «Касторама», где отрезал шестиметровый канат из конопляного волокна диаметром двадцать пять миллиметров и купил два крепежных замка. Быстро сплетенные армейские узлы завершили красивый и прочный буксирный трос — вдруг пригодится.
Поехал в сторону дома, обдумывая, что еще нужно сделать до отъезда. По пути заехал в «Крокус-Сити», на работу к Володе Силуянову, выпускнику нашей энгельсской школы, моему армейскому другу, он был единственным, кто жил в зоне прямой досягаемости от меня. Володя начинал службу одновременно со мной во втором дивизионе, тоже начинал со стартовой батареи, но его вскоре перевели в радиотехническую батарею, поставили по специальности. Высокого роста, неимоверно сильный, очень хороший офицер. Отличался большим усердием во всех делах и решительностью в поступках. С должности начальника отделения пошел командиром первого дивизиона и много лет успешно им командовал. Закончил командную академию ПВО, семь лет был в должности заместителя командира зенитного ракетного полка С-300. После сокращения полка перевелся и длительное время служил в МЧС. По состоянию здоровья уволился, работал в службе безопасности правительства Московской области, затем после ее сокращения в службе безопасности центра «Крокус-Сити».
  Нас очень многое с ним связывало: и учеба в энгельсской школе, и совместная одиннадцатилетняя служба в группе дивизионов на пятьдесят второй точке, общие взгляды и интересы. Часто вспоминали отдельные эпизоды нашей службы, советовались по важным вопросам. Володя очень обрадовался моему приезду, начали живо обсуждать те новости, которые привез ему я. Поехать с нами, к большому сожалению, он не мог, так как остался за начальника отдела, ушедшего в отпуск. Но загорелся очень сильно, было видно, как он переживал и как хотелось ему повидать всех наших друзей.
— Володя, забываю тебя спросить, ты разобрался тогда, я имею в виду стрельбу 1985 года, нашел причину самоликвидации ракеты?
— Да, и причем очень быстро. Через час проверили параметры кабины подготовки старта и обнаружили, что был зажат сигнал эф-опоры головки самонаведения. Сергей Гавриленко, начальник отделения напортачил, сам его загрубил и не смог внятно доложить, для чего это им было сделано. Задержал я ему в присвоении капитана на год, ты это должен помнить.
— Тогда все было очень тихо, лезть в твои дела никогда не собирался, почему-то думал, что все покрыто тайной.
— Ну а зачем было трубить? Обстановка была очень не простая, ты же помнишь это все хорошо?
— Еще бы не помнить того бардака! Я вроде бы успокоился после стрельбы, так инструктора полигона начали рвать на части, устраивать подлянки, столько нервов пришлось потратить на этих идиотов! Пришлось отдать новый танковый аккумулятор при сдаче техники.
— А у меня ты думаешь лучше было?
— Так причина-то в чем была, неужели все из-за горбачевского указа?
— Естественно, мы же с тобой тогда все отдали начальникам площадок, чтобы не плодить пьянство среди инструкторов, а они обозлились и начали драть с нас три шкуры. Все очень просто.
— Понял тебя, ты сможешь отвлечься от своих дел, когда прилетит Вадим?
— Не знаю точно, но, может, и не получится. Если сможешь, то привези его сюда, а то второго шанса в нашей жизни может уже и не быть.
— Понял тебя Володя, постараюсь обеспечить явку.

  Рано утром, когда я расслабленно дремал в своем кресле для снов, за окном прорезались невнятные голоса. «Пьяные», — подумал. Прислушался. Кто-то чрезвычайно противным голосом невнятно тянул, блеял как овца.
— Ме-е-ештаги-и, ме-е-е.. штаги!
Что за чертовщина, что за мештаги?! Снова невозможно гундявый голос, еще громче и противнее:
— Ме-е-е-шта-ги-и-и!
Да что такое, не пойму. Издеваются.
Что-то знакомое послышалось в этом призыве. Мештаги, откуда это? Догадка заставила открыть глаза. Может быть, Маштаги? Маштаги, Маштаги. Это было селение в Азербайджане, там размещалась психоневрологическая лечебница. Психушка. Маштаги был как символ, как знак. Подожди. Может быть, кто знакомый дает знак. Я вышел на балкон. Открыл окно, посмотрел вниз на блеющую фигуру.
— Ме-е-е-шта-ги-и-и! — Снова кто-то орал изо всех сил.
Не видно в темноте, что за идиот?
— Сахла бурда, Мештаги йохтур, Москва вар! — заорал я вниз.
— Саня, это ты? Открывай!
Это прилетел Вадим. Все пошло кувырком. Объятия, вопросы, ответы. На столе появилась бутылка коньяка, ее сменила водка. Мы пили, почти не закусывая и не пьянея. Вадим рассказывал о своих жизненных передрягах, я перебивал его вопросами. У Вадима в аэропорту украли барсетку, подрезали ремешок. Москва всегда славилась «гостеприимностью». Хорошо, что там ничего не было, кроме телефона и фляжки с коньком. Поэтому, подъехав к дому, он подергал подъездную дверь и в течение часа искал способы разбудить меня. Снова пили, совершенно не пьянея. Пили с чаем, пили с закуской. Кончилась закуска, пили без нее. Сварил фирменных пельменей, организм ожил, дело пошло веселей. По очереди рассказывали о прожитой жизни, о самом интересном, о том, что мучало все эти годы, расспрашивали друг друга, возвращаясь вновь и вновь к самым главным событиям нашей прошлой офицерской жизни.
— Ты как-нибудь отмечаешь наш совместный второй день рождения? — тихо, на выдохе спросил Вадим, цепко поймав мой взгляд, смотрел не мигая прямо мне в глаза.
— Помню, но не всегда отмечаю, — ответил я. — Помню, как это забыть!
— Я тоже всегда просто помнил, а вот лет пять последних и отмечаю, и ничего, — голос Вадима дрогнул. — А ты хорошо понимаешь, что мы реально могли погибнуть?
— Потонуть это не погибнуть, разница есть!
— Для нас это уже не имело бы никакого значения, ведь так?
  Да, нужно признать, ситуация, в которую мы тогда попали, которую мы кропотливо сотворили своими собственными руками, действительно была нештатной. Дело в том, что мы с Вадимом решили заняться рыбалкой. Рабочую идею предложил Вадим. Рыбалка на Каспии была, следует сказать, очень хорошей круглый год. В любую погоду иди к морю, и ты вернешься с рыбой обязательно. Основной вид ловли это сетью-путанкой 5—10 метров длиной, для ленивых. Заходишь по грудь в море и ставишь сеть параллельно берегу, привязав пару камней. Не успеешь пару раз искупаться, а в сети уже четыре-пять кефалин по килограмму. Хорошая рыба кефаль, жирная, без костей.
Основным рыбаком на берегу по праву считался начальник отделения заправки ТДН С-200 капитан Василий Максимович Перищ, белорус. Чтобы больше поймать, ставили сети на ночь. Тогда вместе с большим уловом приходилось освобождать из сетей маленьких по размеру, но кусающихся и орущих каспийских тюленей. Редко, но попадался кутум. В мае пацаны с камней у старого маяка удочками таскали бычков, ведрами приносили домой креветок, выловленных сачками. Грех жаловаться. Но мы решили заняться настоящей рыбалкой.
К берегу изредка приставали браконьерские лодки, хорошие такие здоровенные лодки с четырьмя-пятью «Вихрями» и серьезными дядьками. И мы видели, каких размеров бывает осетр, и особенно белуга. В 1975 году цена свежей осетрины, севрюги на берегу была два рубля. Балык стоил четыре рубля в парикмахерской, пять рублей в аптеке и шесть рублей в хозяйственном магазине. Покупали балык мало, это считалось переводом денег. Вокруг трех наших ДОСов было около десятка самодельных коптилен. Коптить самостоятельно мог любой офицер, не брезгливый к дыму. Несколько поленьев из инжировых деревьев, мешок чуть влажных опилок — и ты можешь в ночное время заниматься копчением.
Лавры браконьеров не давали покоя моему другу, и с его подачи в июне 1978 года мы с ним начали подготовку к большой рыбалке. Для изготовления калады набрали от маскировочных сетей крепежного капронового шнура. Смывка хорошо удалила зеленую краску. Изведя килограммы различных видов проволоки и убив не менее месяца времени, изучив справочники, опытным путем устанавливали оптимальный материал для крючка. В продаже крупных крючков не было совсем. Никто ничего толком не знал, часто давали ложные советы. Однажды, взяв ложный след, мы отработали телеграфную проволоку, срезав два пролета с какого-то направления. Не годится. Снова были мучительные поиски нужной стали для крючков. Случайно, возвращаясь однажды со стрельбища, в районе дальних каптерок наткнулись на солдатскую кровать. По привычке сняли две пружины для испытаний. Сталь оказалась нашей! Было изготовлено более тысячи крючков. Температуру для закаливания и для отпуска научились определять по цвету разогретого паяльной лампой металла. Крючки были что надо, в магазинах таких не купишь. Представьте, что острое жало каждого крючка в обеденный перерыв мы выводили на наждаке. Сколько скандалов в течение месяца гасил Вадим, невозмутимо отвечая, что офицеры должны заниматься рационализаторской работой.
Купили тридцатисильный мотор «Москва», у местных на острове Артёма (Пираллахи) купили самодельную лодку, фанерную, пропитанную эпоксидной смолой. Из двух старых колес от мотороллера изготовили быстросъемное водило. И вот в предпоследнюю субботу августа 1978 года, когда 128-я зенитная ракетная бригада шумно праздновала очередной День части, мы собрались выскочить в море. Пробные выходы уже ранее были. Но мы быстро установили, что вблизи берега осетра нет. Нужно было идти к прохладной воде, на фарватер. На острове Артёма находился рыбнадзор, в Мардакянах был отряд погранцов, поэтому идти нужно было только ночью. Чтобы получить в воскресенье выходной с выездом за пределы группы дивизионов, мы, хорошо зная суровый характер нашего командира дивизиона, приняли участие в соревнованиях на первенство части в кроссе на три километра.
День части всегда отмечался как большой праздник, с построением в парадной форме, выносом Боевого знамени части, читкой приказов о поощрении личного состава, с соревнованиями в командных видах спорта, с праздничным обедом, с увольнениями срочников в город. Очень часто победитель поощрялся краткосрочным отпуском на десять суток, и прямо перед строем ему вручали отпускной билет и проездные документы. Самый настоящий военный праздник! И вот мы решили не просто выступить за честь нашего дивизиона, а решили громко обуть всех в забеге на трешке. Мы доложили майору Загнойко свой план и конкретно спросили его, как он отнесется, что первое и второе место в забеге достанутся нашему дивизиону. Владимир Степанович, будучи настоящим украинцем и очень амбициозным командиром, до конца еще не веря в наш план, все-таки сильно воодушевился. На вопрос, что будет светить срочнику за первое место, наш командир твердо заявил:
— Отпуск, и отпущу сразу! Только не подведите, и, не дай бог, вам опозориться!
Бежать я решил со своим сержантом Васей Деренько. Во-первых, Василий бегал неплохо, а во-вторых, у него был громкий залет полгода назад, который ему пока не простили. Нужно было парня рывком вытащить из прошлых неудач. Нужна была обувка, получив разрешение командира, я вместе со старшиной начал подбирать. Нужен был сорок пятый размер! Про отобранные сапоги старшине сказал, что про них можно забыть — уже не вернем. Сапожник-армянин на Дамбе поменял подошву сапог, подшил мягкой кожей, сделал из кирзы легкие сапоги для бега по пересеченной местности. Нарушение? Небольшое, да и кто будет делать осмотр в части, это же не соревнования на первенство вида вооруженных сил! На свои хромовые офицерские сапоги я самостоятельно приклеил резиновую полосу, чтобы не проскальзывать на мелких камушках гравийной дороги, а ее у нас будет около двух километров. Забег на трешку проходил под занавес праздника, примерно за час до обеда. Собрались все приехавшие из всех дивизионов.
Выстроились для забега, начальник физической подготовки капитан Тарасов выдал нам номера, переписал наши фамилии, номера дивизионов. Тридцать два человека, по два от каждого дивизиона и двое от АКП. Толпа большая, все настроены решительно. Я нагло влез с Василием в первую шеренгу, были возмущения, но начальник физической подготовки нашей бригады капитан Вениамин Тарасов, увидев меня, сразу всех быстро успокоил:
— Вам никому их не догнать, поэтому пропустите вперед!
Наш командир дивизиона находился рядом с командиром бригады подполковником Майоровым. По их оживленной беседе, по их взглядам именно на нас я догадался, что наша победа уже анонсирована. Ну что же, пусть нам будет только хуже, нас напугать трудно. А если нас напугать, то пойдет только на пользу! Как нужно бежать, я твердо знал, мы именно эту дистанцию бегали постоянно на каждом Дне младших офицеров. Нас сразу ждал длинный тягун, тяжелый тягун в гору, сбивающий дыхание и отнимающий силы. Я уже для разогрева протащил Василия два километра, раскрыл на бегу короткими фразами, чтобы не сорвать себе дыхание, ему наш план забега:
— Держишься за мной в двух шагах,
Бережешь силы.
Начнем сразу быстрым темпом.
Нам будет плохо,
Но тем, кто будет за нами,
Будет еще хуже.
Поверь мне, я это хорошо знаю.
Они будут стремиться догнать нас,
Будут рвать.
Мы будем бежать своим ровным темпом.
Ты должен держаться за мной,
Не отставать.
Не оглядывайся — будешь терять силы.
На мне будет задача:
Рассечь встречный поток воздуха,
Тебе будет легче.
Добегаем до половины дистанции первыми,
Пролетаем контроль — и мы уже на асфальте.
Дорожка уже будет ровной и под уклон вниз,
Тут прибавим немного.
Затем будет крутой спуск до самого финиша.
Когда я тебе скажу «Давай!»,
Тогда рви!
Изо всех сил, что останутся.
Ты со своими длинными ногами
Будешь просто лететь.
Скорее всего, я тебя
Догнать уже не смогу,
Но ты беги!
Не оглядывайся на меня.
И мы всех обуем
По полной.
Ты меня понял, Василий?
Это твой шанс!
Дивизиону первое и второе место.
А ты — сразу в отпуск!
Не подведи меня!

Все получилось так, как и задумали, только гораздо труднее и потливее, чем обычно. Финиш был у КПП управления бригады, к финишу мы бежали из последних сил с горки, и издали казалось, что мы летели. Так летать могут только крепкие, выносливые и дерзкие птахи! Изо всех сил и впереди всех! Не бежать, а лететь! В тридцатипятиградусную жару этого делать было не нужно, но мы были молоды, победа нам была нужна не просто, а для важного дела, и победителей не судят. Легкие разрывались от перекачанного объема воздуха, лицо Василия было багрово-красным, после финиша хотелось сразу упасть в песок, прямо на колючки. Но этого делать было нельзя, я потащил Василия дальше, на заминку. Медленно пробежав еще около километра, мы еле отдышались, перешли на шаг и направились в сторону построения всех команд. Дело было сделано: Василий прибежал первым, я отстал на один шаг. Мы обули все дивизионы очень убедительно! Наш командир дивизиона получил две грамоты и был счастлив больше всех. Василию объявили отпуск, по его глазам я понял, что он хочет подойти попрощаться, но я в толпе народа рукой махнул ему в направлении аэропорта, нас с Вадимом уже ждали другие дела.
Мы тут же на моем мотоцикле поехали в порт поселка Говсаны, за двадцать километров от штаба бригады. С разгружающегося на пирсе порта баркаса за бутылку спирта взяли один большой ящик свежей кильки. Рыбаки над нами посмеялись, берите, говорят, лучше жирную селедку, зачем вам килька? А осетра хорошо ловить именно на свежую, не соленую кильку.
Быстрые сборы, все уже давно готово к выходу. И вот оно — долгожданное время выхода! Вечером мой командир батареи майор Кибальный Дмитрий Матвеевич на своем мотоцикле К-750 дотащил нас до моря и словами «Далеко не ходите» проводил нас. Предстояло выйти в открытое море, посмотрев заранее карту, решили идти на север, оставляя маяк Дамбы сзади. И это впоследствии оказалось единственным правильным решением, спасшим нам жизнь. На острове Артёма был пост рыбнадзора, нужно было пройти хотя бы в километре от него правее. Слева не давала пройти дамба. Но именно здесь можно было в темноте напороться на сваи, оставшиеся от старых буровых вышек. Старых ржавых свай было очень много. Платформы с вышек со скважин с малой добычей нефти снимались и увозились на новые места, а ржавые трубы оставались в море. Осторожно, на малом газу, мы прошли через останки буровых, остров Артём остался слева, и вышли в открытое море.
Южное небо, четко видны звезды. Сзади огромный маяк поселения Дамба. Впереди справа, где-то очень далеко, еле виден еще один маяк — острова Жилой. Что еще нужно для движения в нужном направлении? Дул обычный встречный северный ветер. И холодная темень моря под нами и вокруг нас. И непривычная темнота вокруг. Наша фанерная лодка четырехметровой длины кажется уже маленькой, и все чаще мы стали держаться за ее борта. Когда за твоей спиной нет рядом спасительного берега, ощущения свой безопасности резко меняются. Оказывается, все теперь зависит от нашей невзрачной лодочки, почему-то начавшей предательски пропускать воду. И когда ноги постоянно в воде, это уже не вызывает восторга, начинает зарождаться беспокойство. Пройдя километров двадцать, мы оказались в гнетущей темноте, нас стало качать на сильной волне, до нас дошло, что мы в открытом море. Появившееся слева светлое пятно через полчаса оказалось большим теплоходом, шустро идущим на нас. На полном газу еле ушли от него. Мы на фарватере, и мы не одни. Пройдя еще немного вперед, как бы уйдя с фарватера, бросили якорь. Слабый северный ветер кажется здесь ощущался сильней. Или усилился? Поставив лодку поперек ветра, начали ссыпать каладу, насаживая на каждый крючок кильку. Семьсот поводков, каждый через метр, семьсот крючков размером с пол-ладони, итого семьсот метров капронового шнура. Это и есть калада. Незаметно пролетело два часа. Ветер теперь точно усилился, развернулись носом к ветру. Холодно, к этому мы были точно не готовы, ведь еще август месяц и температура под сорок градусов. Но сорок градусов днем и на суше, а мы ночью и в море. Решили ждать четыре часа и вытаскивать. Для начала хватит. Не нужно быть жадными. Вытаскивать каладу начали через два часа, поскольку ветер еще больше усилился. Теперь один постоянно сидел на веслах. Можно сказать, что уже немного штормило. А как еще назвать волны высотой до метра, накатывающие на нас? Рыбы не было, но шнур шел тяжело, с усилием.
— Дай колотушку, — крикнул Вадим.
Бросил весла, кинулся на помощь Вадиму. Точно — есть! Первым был осетр под пятьдесят килограммов. Дав ему по голове, еле вытащили вдвоем. Лодку тут же ветром развернуло, наклонило, и мы приняли воды. Прилично. Качка усиливалась на глазах.
— Уходим?
— Нет!
Я схватил ведро и стал вычерпывать. Лодку еще раз сильно качнуло.
— Разворачивай, перевернет! — заорал Вадим.
Рыба пошла. Вытащили еще одного, еще больше. Значительно больше. Только тут же Вадим поймал крючок. Увидев, как здоровенный крючок прошел насквозь его ладонь, я остолбенел.
— Отрежь поводок! — Вадим правой рукой держал капроновый шнур калады, сильно упираясь ногами в борт лодки.
— Отрежь быстрее, не могу удерживать!
— Нечем пока, где нож?
Нож лежал у меня в кармане, а я не мог вспомнить, где он. Качало уже здорово. Ноги еще сильнее в воде. Нож нашел, обрезаю поводок крючка и без команды — каладу.
— Уходим, затонуть можно! — заорал я сквозь шум ветра. — Каладу отрезал!
С крючком в руке Вадим завел мотор, сразу без прогрева дал газу.
— Держись, разворачиваю!
С ревом лодка развернулась к берегу и начала медленно ускоряться.
— Газу, Вадим!
Я хорошо видел, как нас догоняла большая волна. Даже в темноте хорошо видно, что вся ладонь и рука Вадима в темной крови.
— Вадим, газу!
— Вижу, газ полный, уже идем к берегу.
Мотор взревел, лодка начала разгон. Волна медленно и даже как-то лениво и играючи догнала и накрыла нас. Мотор заглох, ветер захлестывает нашу лодку волнами.
— Разворачивай! Носом на ветер!
Я кинулся к веслам, стало не по себе от тишины.

Вадим шустро вывернул по очереди две свечи, полбутылки чистого авиационного бензина марки Б-70 магически вошли в цилиндры. Заводим — тишина! Еще один рывок. Мотор невнятно отозвался. Еще рывок, подхват есть. Рев мотора песней ударил по ушам.
— Прогрей, не спеши!
— Хорошо!
Минуты две томительного ожидания, качка усиливается на глазах. Рев и сильные порывы ветра, назад уже просто страшно оглянуться.

 Высоченные волны одна за другой поднимали нашу лодку все выше. Когда поднимало нос лодки, Вадим проваливался на метр ниже меня.
— Держись, разворачиваю!
Снова поворачиваем и пробуем идти к берегу, и снова нас догоняет волна. Вроде бы ушли, слава богу, повезло! Хорошо! Но нет, нас догнала и залила следующая, еще более сильная волна. Мотор заглох уже теперь окончательно.
— Носом к ветру! Держи нос на север, я сам справлюсь!
Бензин Б-70 уже не помог. Этому мотору уже помочь не мог. Был бы мотор «Вихрь», была бы другая история! Облом. Тут еще и Вадим с крючком в ладони.
— Саша, вытаскивай, не могу уже!
Елки-палки. Это гестапо! Это Франция.
— Режь! — орал Вадим. — Режь ладонь, я уже больше не могу! Режь, не бойся!
Увидел в воде под ногами на дне лодки плоскогубцы. Это то, что надо, можно откусить часть крючка с жалом. Вадим сам начал пробовать, закаленный крючок не поддавался, был очень прочным. Как мне удалось двумя руками перекусить и вытащить из его ладони крючок, не помню. У Вадима рука в крови до локтя, замотал тряпкой, залил водкой. Остаток допили. Из горлышка, без закуски. Волнение усиливалось, обстановка на глазах быстро менялась. Огромные волны накатывали на нас, но лодка не тонула! Осетров по одному отправил в море. Сел на весла, наши спортивные костюмы промокли. Руки отказывались тащить весла.
— Работай спиной, руки прямые, тащи весла спиной, — советовал Вадим. Он сам с больной рукой постоянно ведром отчерпывал воду, смотря на меня и большие набегавшие на нашу лодку волны. Дул сильный, шквалистый и холодный ветер. Страха не было, была усталость и отстраненность, как будто все происходит не с нами. Один раз, когда нашу лодку подняло, я быстро обернулся и посмотрел назад, и тут же пожалел об этом. Череда идущих одна за одной больших волн нагнала все-таки в душу мерзкого чувства страха. Больше назад я не смотрел, решил, что если мы до сих пор живы, то благодаря именно лодке, и нужно постоянно держать ее нос навстречу ветру, и ничего с нами не случится. Не может случиться! Сильным течением нас тащило в сторону маленького маяка.
Светало. Точно, нас тащило на большой остров, на Жилой. Это было первой хорошей новостью за всю ночь. Огибали остров слева, сверху. Вблизи острова течение стало еще сильнее. Остров Жилой был обитаемым, жило много нефтяников, стояли вышки — качалки нефти, большие цистерны для нефти и воды, маленький порт с катерами, вертолетная площадка. Стоял здесь и шестой дивизион С-75 из состава нашей бригады. До берега всего-то метров двести. Можно было запросто прыгнуть и доплыть. Лодка, так хорошо ходившая под мотором, весел совершенно не слушалась, не шла к берегу, сильным течением нас быстро сносило. «Может, у меня просто закончились силы? — отметило сознание. — Уже восемь часов на веслах! Нужно было прыгать, доплывем в два счета! — билась в голове мысль, и шли расчеты: — Пусть нас будет сносить течением, и вместо двухсот придется плыть четыреста метров. Должны доплыть, как нечего делать!»
Спортивные тапочки давно сняли, и их давно смыло в море, носки можно не снимать. Пластиковую канистру с питьевой водой тоже не видно.
— Вадим, доплыть сможешь? Нужно прыгать, берег рядом! Доплывем! Я помогу!
Вадим молчал, громада острова неспешно смещалась вправо.
— Вадим!
Я посмотрел на него, он здоровой рукой прижал больную ладонь к груди и молчал, смотря на остров. Я понимал, Вадим не мог так легко бросить лодку с мотором. Мои ладони с непривычки горели, полностью содрал кожу. Сил грести уже не было, весла поднимал с большим усилием, затем совсем бросил. Остров заканчивался. Нас сносило в открытое море, ветер дул традиционно в сторону Ирана. Снова в открытое море очень не хотелось, силы были на исходе. На подходе была большая буровая вышка, с платформой наверху. Дальше открытое море, очень холодное и штормовое Каспийское море.
— Цепляемся?
Ответа не было. На берегу у меня осталась молодая и любимая жена с двухлетним сыном, у Вадима жена с трехлетней дочкой. Неужели может так сложиться, что мы пропадем и их не увидим? Такого я допустить не мог.
— Вадим?
Вадим не мог принять решения. Я принял решение самостоятельно.
— Готовься, будем высаживаться!
Бросил конец с кошкой — мимо. Еще раз бросил, зацепился и ободранными ладонями подтянул лодку поближе.
— Прыгаем! — лодка поднялась на волне к перекладине лестницы.
— Давай ты первым!
Первым ухватился и, кособоко цепляясь одной рукой, полез Вадим, за ним я. Ухватился за ржавую, всю в раковинах, скользкую перекладину лестницы, ноги еще в лодке. Боли не было, но не было уже и сил. Медлить было нельзя, лодка уже начала опускаться. Успел захватить ведро с арбузом, под ним еще одна бутылка водки. Тихий сильный щелчок — и толстый швартовый конец лопнул как нитка. Лодка гордо и устало начала удаляться, покачиваясь на волнах и забирая правее, менялось течение. Ничего не сделаешь, команда оставила ее.
Буровая номер семнадцать бис, медленно и осторожно поднялись на платформу, от воды — метров пятнадцать. На этой буровой мы сидели два дня, пока не закончился шторм. В дощатом домике на платформе, щели между досками в палец, было гораздо теплее. Под большим бойлером горел газ, была горячая вода, были сухари и чай. Был и телефон. Через коммутаторы Апшерон и Птаха я дозвонился на Армяк, в караульное помещение. Послал бойца из своего взвода передать командиру батареи, что мы живы и находимся на острове Жилом.
Здесь я сделал очень большую ошибку, нужно было позвонить на квартиру командиру дивизиона, но я побоялся его гнева. Кроме того, еще только утро воскресенья, мы были отпущены на выходной, и теплилась надежда, что к вечеру шторм закончится. Мы вполне могли вечером вернуться на катере с нефтяниками. Однако наши надежды не сбылись, шторм крепчал и держался все воскресенье и понедельник. Все происходило вопреки нашим желаниям и нашей воле. Было в этом зловещем шторме какое-то предостережение от самой природы, проявившей все свое могущество именно для нас двоих. Вечером в воскресенье до меня дошло, что нужно все-таки позвонить командиру дивизиона, но связи с Птахой больше не было, телефонистка сказала, что оборвало линию. Все вопреки! Затем перестал отвечать и коммутатор Апшерон. Ну а как же еще, давай по полной!
В понедельник наш 502-й зенитный ракетный дивизион заступал на боевое дежурство. Построение на плацу командного пункта группы дивизионов, дежурного дивизиона и сокращенного боевого расчета технического дивизиона. Проверка командиром бригады или его заместителем, офицерами оперативного отделения знания личным составом руководящих документов по организации боевого дежурства, доведение последних разведывательных данных по вероятному противнику — Ирану, Турции и США. Зачитка приказа командира бригады о заступлении дивизиона на боевое дежурство. Фамилия начальника дежурной боевой смены старшего лейтенанта Савченко Вадима Евгеньевича была передана на «Закат», на командный пункт корпуса. При проверке наличия личного состава быстро выяснилось, что в строю нет двух старших лейтенантов.
— Где они?
Хотя априори все уже понимали, что это неспроста, это неслучайно. Не зря же мы с Вадимом последние три месяца крутились вместе, ой не зря. Мой командир батареи тихо промолчал, смалодушничал. На всякий случай открестился от нас. Что же, бывает иногда такое в нашей жизни.
— Немедленно вызвать!
Послали посыльных домой, моя жена Антонина и жена Вадима Анна давно уже были в большом страхе и не знали, что им делать, и все сразу рассказали.

 Командир дивизиона доложил командиру бригады подполковнику Валентину Майорову, тот командиру корпуса. Командир корпуса полковник Субботин поднял вертолет для поиска в море двух офицеров.
На буровой мы сидели два дня, штормило ужасно, ветер рвал доски у нас под ногами. Во вторник рано утром шторм постепенно закончился. До берега всего ничего, нужно просто прыгнуть в воду и доплыть. Но прыгнуть с буровой вышки в холодную воду и доплыть самим всего двести метров до берега было уже страшно. С буровой вышки нас снял катер нефтяников, доставивший дежурную смену.
Пошел в шестой дивизион С-75, стоящий на острове, чтобы у кого-нибудь из молодых лейтенантов одолжить две пары спортивных тапочек. Все офицеры были на службе, просить у женщин не стал, стыдно. Катером с вахтой нефтяников добрались до острова Артёма. Я смотрел назад, на остров Жилой, и еще не знал, что через несколько лет я вернусь сюда в дивизион с трепетным позывным — Посуда. До материка два часа ходу на катере. Автобусом, без денег доехали с Артёма до Дамбы. По исхоженной дороге пошли на свою пятьдесят вторую точку. Два офицера в спортивных костюмах, без тапочек, в носках. Вид, очевидно, был смешной. Так точно, неимоверно смешной, но нам было не до смеха. Навстречу ехал тентованный ГАЗ-66 с командиром нашего дивизиона. Он кинулся нас обнимать, как своих сыновей. За самовольный выход в море от командира корпуса мы получили по трое суток ареста.
Во все войсковые части и отдельные подразделения корпуса полетели шифрограммы с описанием наших подвигов и требованиями запретить, под роспись, выходы офицеров в море. Все наши однокашники, находящиеся в других войсковых частях нашего 15-го Краснознаменного Алятского корпуса ПВО, в один день сразу узнали, что мы живы и здоровы и передаем им всем привет. Большой и очень громкий привет услышали все! Садиться ездили в город Баку, в крепость, на гарнизонную гауптвахту, к коменданту Бакинского гарнизона полковнику Терехову. Да, рыбалка на Каспийском море не терпит новичков и дилетантов. Так точно, не терпит, очень не любит и не прощает таких деятелей.
Через восемь лет, в июле 1986 года, я снова побывал на острове Жилом, перед поступлением в академию. Посудой командовал тогда бывший начальник штаба этого же дивизиона, фамилию забыл. Задание было простым, как дважды два. Очень простым и очень ответственным. Командир бригады подполковник Раиль Курбанович Рзаев мне ошибки бы не простил. Из Москвы летела очень большая комиссия. Летела по письму, которое жена одного из офицеров написала в Центральный комитет КПСС, в военный отдел. На позиции дивизиона находились две браконьерские лодки, и во всю шел промысел, командир дивизиона крышевал его. Да, дела давно минувших дней. Вы видели, как горят большие просмоленные браконьерские лодки, облитые бензином? Тогда бензина было очень много. Вспомнил, шестым дивизионом тогда командовал майор Пурик.

  Да, рыбалка на Каспийском море — это вещь! Это Франция. А кефали в Москве нет. Всякая рыба есть, а кефали нет, очень трудно достать. Только мороженая, как поленья дуба. На Киевский вокзал надо переться, на Дорогомиловский рынок. Пробовал я здесь порыбачить в Подмосковье. Не то. И на Селигер проскакивали, и на Оке пробовали. Не то, скучновато.
— Пожалуй, да. Но мы с тобой тогда боролись до конца?
Вадим с большим удивлением смотрел на меня, подбирая слова.
— Ты хорошо сейчас представляешь, — медленно выговаривая, взвешивая слова, начал Вадим, — я думал тогда, что уже все, что нам пришел конец.
— Почему мне ничего не сказал тогда?
— Смотрел на тебя, ты держался невозмутимо, и не мог понять. Тогда не мог понять: ты понимал всю опасность нашей ситуации?
— Пожалуй, нет!
— Сейчас ты понимаешь это или нет?
— Вадим, мне кажется, ты преувеличиваешь. Мы просто боролись за живучесть лодки. Боролись до конца.
— Нет, Саша! С этим дурным мотором «Москва» у нас изначально не было никаких шансов. И это чудо, большое везение, что нам удалось выбраться живыми. Ты это понимаешь?
А я, как та собака, которая все понимает, но ничего не может сказать в ответ. Да и нужно ли отвечать? Молчим, смотрим друг на друга, прямо в глаза. Не виделись тридцать лет. Можно и помолчать, посмотреть друг на друга, куда теперь спешить? Смотрю на Вадима и не могу поверить, что это он передо мною. Упрямый и всегда идущий до конца.
Вы думаете, на этом история с рыбалкой закончилась и была поставлена точка? Как бы не так, не такой был характер у Вадима! Получив очередной офицерский отпуск, он провел его в море, устроившись к знакомым браконьерам на лодку. Он хотел до конца понять причины нашей неудачи в море. И через месяц, весь почерневший от солнца, пропитавшийся морем и рыбой, он зашел вечером ко мне домой. Сели за стол, налили по полстакана водки.
— У нас не было никаких шансов! Теперь убежден!
Нашим самым правильным решением был выбранный курс на север, именно это и спасло нам жизни! Только после этого рыбалка была нами забыта окончательно.


 В одиннадцать часов позвонил Билык, они с Мишариным уже двигались по Кольцевой. Мы с Вадимом прибрались на столе, сходили в «Перекресток» за продуктами, поставили готовиться новую порцию фирменных пельменей. Через час мы уже сидели за столом вчетвером. Выпив за встречу, начали радостно и беспорядочно разговаривать обо всем. Пришлось это пресечь на корню, объявив, что самозванцев нам не надо и командиром временно буду я.
— Давайте так, мужики. Мы с Вадимом уже переговорили, про меня вы все знаете, давайте сейчас коротко расскажите о себе, по пятнадцать минут, не более, Начнет Вадим.
Вадим, немного помолчав, начал издалека.
— Хочу прежде всего начать с причин моей замены на Дальний Восток, почему меня туда турнули. Ведь рапорт о замене я не писал! Сведения достоверные, получены от особиста майора Осипова, помните такого? Когда подписывал обходной лист при убытии из бригады, он меня увидел и попросил зайти. Так вот, именно он и рассказал мне о причине.
Все дело в том, что, когда я оставался за командира нашего дивизиона, произошел такой случай с замполитом. Прихожу я однажды в кабинет командира дивизиона, а замполит начинает устраивать там заседание комсомольского актива. Ну я его и послал прямым ходом в ленинскую комнату, что-то добавив вдогонку. Наверное, слегка обложил матом. Замполит все это слил начальнику политического отдела, видимо, немного приукрасив. Закономерно, что партийные органы меня взяли в обработку, включили в список неблагонадежных и тихо вписали в план замены. Так что пришлось ехать, куда денешься. Думаю, посмотрю, что это за место — Дальний восток.
Придя в дивизион по новому месту службы, был неприятно поражен разложением офицеров, бытовым пьянством и низкой дисциплиной срочников. Взялся за службу, наладил порядок в своей первой батарее. Приняв дивизион при уходе командира дивизиона в отпуск, начал наводить порядок в дивизионе. Через год меня уже поставили на должность командира дивизиона, командовал им пять лет. Что было достигнуто? Дивизион был лучшим в Дальневосточном военном округе, есть наградные часы от Третьяка.
После шести лет службы попал под замену на Украину, все шесть лет службы конфликтовал с замполитом группы дивизионов. Спасало то, что я пять лет был секретарем партийной организации группы. Заменившись в Васильковскую бригаду, под Киев, не мог не чувствовать какой-то чуждой обстановки. Перевооружились на «трехсотку», съездил с дивизионом на переучивание в Гатчину. Вернувшись на место постоянной дислокации, подоспели как раз к принятию украинской присяги. Присягу принимать не стал, получил личное дело на руки и поехал домой, в Новосибирск. Мест для службы не было, мне предложили уволиться, что и было сделано. Уволившись, не смог устроиться в родном городе. Родители к тому времени умерли, меня ничего не держало. Поехал на Дальний Восток, в конечном итоге оказался в Находке. Трижды был женат, и постоянно рождались только девочки, наследника нет. Самое интересное, что и у дочерей тоже рождались девочки. Вот такая ситуация.
По поводу моей работы на гражданке получилось все очень просто. Я спросил самого себя, а что я умею в жизни? Держать в руках паяльник и ремонтировать радиоэлектронику? Да, это я умел делать хорошо. Пришел как-то сосед, у него полетел котел отопления, японского производства, много электроники. Схемы не было, пришлось все разобрать и составить электрическую схему. Починил, сосед остался доволен. Через две недели я был загружен работой на год вперед. Пришлось набирать помощников, обучать их. Через год у меня была своя фирма по электромонтажным работам численностью в пятьдесят человек. Фирма успешно работала более десяти лет, имели хорошую репутацию. Второй кризис вынудил меня отпустить людей и закрыть фирму. В моих гаражах осталась материалов более чем на сто тысяч долларов, медленно их продаю, на оставшуюся жизнь должно хватить. Если не придумаю что-то новое.
Старшая дочка Маша долгое время живет в Америке, зовет нас с женой туда. Желания покидать родину никакого нет. Друзей на гражданке не приобрел, школьные друзья растерялись, остались только вы. Моя жизнь стремительно катится к своему закономерному исходу. Вспоминая прожитые годы, я вам твердо заявляю, что самые лучшие дни моей жизни были связаны со службой в нашем втором дивизионе и с вами. Самые лучшие дни жизни, без преувеличения!
В прошлом году меня нестерпимо потянуло на нашу пятьдесят вторую точку. И я полетел туда, для меня увидеть место нашей службы оказалось настолько важным, что я бросил все на три дня и рванул. Желание было настолько сильным, что если бы я не смог полететь тогда, то мог бы и умереть. Было состояние полной одержимости и отрешенности от остальных дел, все прочее отступило от меня на эти три дня. Так вот, прилетел в аэропорт Бина, сейчас его переименовали в имени Гейдара Алиева. Прилетел рано утром, таксисты, когда узнали, что ехать в сторону Артёма, почему-то все расступились, и ко мне подошел невысокий азербайджанец.
— Это мой сторона, идем со мной?
— Идем! — Куда деваться, раз приехал.
— Служил здесь? Военный?
— Да, служил немного.
Поехали в сторону острова Артёма, новое название Пираллахи. Изменений было очень много, в первую очередь по самим дорогам. Вместо тех дорог, к которым мы привыкли, появились настоящие современные шикарные трассы. Доехали до управления бригады, было видно, что там какая-то воинская часть, ходили вояки в синей летной форме. Было желание зайти на КПП, представиться и попросить пройти посмотреть. Таксист отговорил: возил он год назад такого же, как я, приехали они, и их повязали, посадили под арест и разбирались около суток. Таксисту я давал потихоньку денег, десять долларов в час, и тот давал дельные советы. Поехали на точку, местность по сторонам неузнаваемая, по сторонам дачи, склады, производственные помещения, большое количество теплиц. Вращаю головой по сторонам, прошу ехать медленнее, все кругом незнакомое. Все до нашего дальнего КПП застроено, сам домик КПП снесен. Дальше видно, что территория отчуждена, никаких строений нет.
Подъезжаем к нашим трем ДОСам, стоят еще родные. Все обшарпанные, но зато хорошо узнаваемые. Никто там давно уже не живет, окна и двери отсутствуют, все заросло травой и мелким кустарником. Водитель остался в машине курить травку, я зашел в свой подъезд, поднялся в квартиру. Настолько все свое, родное и настолько все изгаженное, чужое. Корежило всего от противоречивых чувств. Поднялся на крышу второго этажа, позиция как на ладони. Техника давно брошена, людей не видно. Стоят радиолокаторы первого и второго дивизионов, видел две ракеты на пусковых установках. Жуткая картина, смело можно снимать фильмы. Зона сталкеров, одним словом. Спустился к таксисту, тот посмотрел на меня и вытащил из бардачка бутылку водки. Наливает в два стаканчика, пьем вдвоем, закусываем помидорами.
— Только в этом году я привозил сюда около десяти человек. Почему вы не можете успокоиться, забыть это место и жить спокойно дальше? — Он снова раскуривал сигарету с планом, пытаясь угостить и меня. Зрачки его глаз расширились. — Живи и кайфуй, разве этого мало? Ваш бог не запрещает этого? Просто живи и кайфуй. Что вы хотите от жизни?
Я молчал, у меня не было слов для ответа. Оставив таксиста, я пошел в сторону гаражей и огородов. Все давно было разобрано: пиленый ракушечник очень хороший стройматериал. Только песок под ногами, юркие ящерицы и скорпионы под камнями. Я пошел по еле видневшейся тропинке к морю, но далеко идти не пришлось, море подступило уже к мусорке. Вернулся к машине, таксист спал на заднем сиденье с открытыми глазами. Я подобрал его туфли, сел за руль, ключи были на месте, и поехал к нашему КПП. Ворота были закрыты на замок, в окне виделся спящий человек. Я посигналил, боец быстро выбежал, открыл навесной замок, распахнул ворота и только потом подошел к машине. Автомат был за спиной, ремень с подсумком на тощей фигуре сильно отвисал.
— Салам алейкум, йолдаш! — первым поздоровался я.
— Салам, комманндыр! — он увидел водителя на заднем сиденье и засмеялся: — Тофик очень хорошо устроился! Снова обкурился?
— Да нет, немного выпили с ним. Ты будешь, осталось еще?
— Йохтур, я же на службе комманндыр! На казарму тоже поедешь? — он явно собрался пропустить меня на территорию точки.
— Конечно, как все!
Взгляд водителя метнулся к моим рукам, я вытащил из кармана десять долларов.
— Извини, комманндыр, в этом году уже двадцать!
— Хорошо, видно, Тофик забыл мне сказать.
— Тофик думает только про свой карман и свой кайф! — Две бумажки исчезли в его карманах. — На позицию не ездить, буду стрелять! Только на казарму — такой договор. У тебя час времени комманндыр, у меня будет смена, если опоздаешь, придется еще заплатить другой смене! Не забудь расписаться! — что-то непонятное он кричал уже вслед.
Я медленно поехал к казармам, все было как во сне. Здание штаба, солдатского клуба с магазином, казармы, столовая, котельная были целыми. Людей не было. Асфальт на плацу пророс метровыми топольками — пять лет как уже никого нет, только охрана. Около столовой развернулся, заглушил двигатель. Дверь в казарму второго дивизиона открылась беззвучно, зашел внутрь. Пустые помещения, без намека на любое присутствие людей. Оружейная комната с открытыми пустыми шкафами для оружия была не заперта, зашел. На бирках хорошо читаемые русские фамилии бойцов. Подошел к сейфу с оружием офицеров, в надежде увидеть знакомые фамилии, но он был совершенно пуст. Пошел в другой конец коридора, там только пустые спальные помещения. Вернулся ко входу, дверь в канцелярию была заперта на ключ. Дверь в каптерку неожиданно поддалась, открылась. Пустые шкафы для формы срочников, открытый лаз в подвал. Щелкнул выключателем, лампочка не загорелась. Посредине каптерки стоял большой канцелярский стол, он был из канцелярии командира дивизиона. Ногтем подцепил шляпку медного гвоздика, с трудом вытащил его, мебельная планка отошла. Не веря своей удаче, дрожащими пальцами вытянул из тайника тонкую книжку небольшого формата, это была книга штатов второго дивизиона 1983 года. Ее заполнял лично сам, ты тогда был на курсах командиров дивизионов в Костерево. Открываю, знакомые до боли фамилии:

Николенко,
Садыков,
Савченко,
Обозный,
Ярощук,
Кашаев,
Гречинский,
Иванов,
Житомирский,
Бойко,
Ганеев,
Борисов,
Тудаков,
Ситников,
Солодовников.

В столе был еще один тайничок, там лежали запасные командирские шахматы, но он оказался пустым. Вышел из казармы, что делать дальше? Было ощущение незавершенности, как будто что-то еще нужно обязательно сделать. Пошел влево вдоль казармы в сторону столовой, обогнул ее, поднял голову и оторопел — в три ряда виднелись прочерченные на бетонной стене фамилии, среди них были и знакомые. Правы были наши предки: в начале было слово. Именно слово. На бетонной стене казармы было много священных для меня слов. Каких слов! Это были фамилии офицеров и бойцов группы дивизионов, многих я хорошо знал.

Зборовский, Голодок,
Шацких, Суриков,
Соболев, Казаков,
Лютов, Кругликов,
Магомеднасиров, Жук,
Зинченко, Давиденко,
Драгобецкий, Кулешов,
Бивол, Мурашко,
Шепелев, Воронко,
Зыков, Широков,
Васильев, Магеррамов,
Колесниченко, Темный,
Филяев, Минько,
Майоров, Карасев,
Житарь, Крутиков,
Кожухару, Тудаков,
Нагиев, Ситников,
Баранцев, Садыков,
Полунин, Логинов,
Акрамов, Карапетян,
Абдулмуслимов, Хмара,
Попхадзе, Истомин,
Солодовников, Кривобок,
Ваганов, Салыбаев,
Ачох, Шаповалов,
Литинский, Калямин,
Степанов, Есипенко.

Я читал их вслух, и слезы текли по лицу. Пятьдесят человек побывали здесь до меня! Не помню, сколько я стоял и вглядывался в знакомые фамилии, отрешался и снова сосредотачивался, вспоминал и снова вглядывался. С подоконника взял большой ржавый гвоздь и в третьем ряду, на уровне лица прочертил свою фамилию. Теперь все — можно ехать! Это был самый счастливый день в моей жизни. Если столько людей здесь побывало, то выходит, что в своих чувствах я не одинок и приехал не напрасно. Сел в машину, Тофик крепко спал, медленно поехал в сторону КПП. Боец был на месте, весело открыл ворота.
— Как дела, комманндыр, что-нибудь нашел?
— Да вот, книжку свою.
— Ничего выносить нельзя! Но ты бери, бери. Не бойся! Все ваши что-нибудь берут на память. Куда теперь хочешь, купаться не будешь? Вода очень хароший!
Ворота закрылись.
— Чай пил? Нет? Есть хороший чай, будешь? — Караульному явно было скучно, одичал от одиночества, ему хотелось побыть хотя бы даже с отставным русским офицером.
— Чох сагол, нет, на Дамбу поедем, что с Тофиком делать?
— Оставишь его на Дамбе, около столовой, он там обычно отсыпается и потом домой едет. Не бойся, его все знают, он с Пираллахи, уже привыкли. Полиции здесь нет.
— Хорошо, договорились.
— Прощай, комманндыр! Больше не придешь?
— Не знаю! Прощай!
Я повез моего славного маленького таксиста на Дамбу, оставил его машину у ступенек столовой, зашел пообедать. Тети Сони давно уже не было, но, когда я произнес ее имя, меня начали обслуживать, как уважаемого гостя. Я заказал по старой привычке две котлеты с яичницей на большой черной сковороде и бутылку пива. Котлеты с яичницей были безупречными, и вкус пива стал гораздо лучше — не было противной кислинки.
Вышел на улицу, посмотрел на часы, до самолета была еще уйма времени. Сел в автобус с прежней табличкой «50», спросил, все правильно, можно доехать до метро Азизбекова, бросил на бархатную кассу водителя десять долларов. Ехал по традиции на задних местах, там снова, как и в прошлой жизни, можно было курить, ничего не менялось. Женщины, закутанные в черное, молча сидели впереди. Побывал на Аллее почетного захоронения, на могиле нашего застреленного комбрига и полетел во Владивосток. Так я побывал в своей прошлой жизни и понял, чтобы окончательно прийти в равновесие и успокоиться, мне нужно обязательно найти вас. Такие вот дела.
Дальше Билык и Мишарин рассказывали о себе, в основном это нужно было Вадиму, я уже слушал немного отстраненно, все было хорошо известно.
Итоги подвел Саша Мишарин.
— Мужики, нам очень повезло, мы реально прожили две жизни и обе очень интересные!
Неспешная беседа велась довольно долго, нужно было и отдохнуть с дороги. Вадим и Билык устроились на диванах, Саша Мишарин категорически отказался, сказал, что очень хорошо выспался в машине. Мы с ним пошли за пельменями.
Поздно вечером начал верстаться примерный план нашей поездки на отдых, начала вырисовываться матрица текущих целей и задач. Завтра мы должны были получить грузовой багаж с вещами Вадима и послезавтра выехать в направлении на Ростов — Майкоп. Ну и решил заехать всей командой к Василию Степановичу, подарить каждому по куртке на память. И взять еще одну для Алексея Петровича Бунакова, моего друга детства.


Глава 2.

Курган Синюха

  Ранним воскресным утром груженая «Каравелла» и «четверка» Билыка, забитая под завязку нашим имуществом, двинулись на юг.
— Витя, держи дистанцию около сотни, не дыши нам в затылок! Как слышишь меня?
Билык недовольно отбивался.
— Витя, знаю, ты можешь идти быстрее, но мы то не можем! Так тебе легче ехать? Хочешь, иди впереди, но тогда ты будешь подставляться под камеры! Не хочешь уже? Тогда дистанция сто метров! С богом.
Настроили громкую связь, еще по темноте прошли пост Каширы. Двухлитровый дизель в горку тянул неплохо, но я не давил на педаль, медленно разгонялся и старался резко не тормозить. Вадим сидел рядом со мной, держа ноутбук на коленях, Мишарин устроившись лежа на задних сиденьях, расспрашивал меня о машине.
— Неплохая тачила, оказывается, на таких я еще не пробовал. Груженые, а в строю идем хорошо. И самое главное, очень мягко идем!
— Санек, твое мнение еще больше улучшится, когда мы будем заправляться, когда будет виден расход соляры, реальный расход. Но она мне больше всего нравится за другие ее качества. Обзор — вот что главное, в этом ее прелесть. Ну, а самое лучшее в этой машине проявляется при плохой погоде: в снегопад, в дождь, по грязи.
— Да скорее всего, ты привык к ней, но пробег-то уже сумасшедший, не думал все-таки менять? Она же тяжелая, что-нибудь полегче бы взял!
— Согласен, машина большая и тяжелая, в городских условиях не очень удобная. Но вот на дальние расстояния она в самый раз, да и взял я ее уже для пенсионной загородной жизни, для рыбалки, для охоты. Так что не думаю в ближайшее время продавать, она не битая, двигатель живой, и новая машина не всегда оказывается лучше. Да и живучая она, неубиваемая, проверенная. Очень большая наработка на отказ, рабочая машина. Вот в чем причина. Да и в Майкопе стоит «пятерка» бээмвэ, для жены и дочки. Машина тоже с большим пробегом, в возрасте десяти лет, но она исправная, небитая. Пока ничего менять не хочу. Потому что новая машина сейчас это лишние расходы, больших денег уже нет.
— Все хорошо, но меня мучают сомнения по поводу целей нашей поездки, причем большие. Что нам предстоит все-таки, кроме отдыха. Вы всерьез что-то хотите копать, залазить в курганы? Не терзают ли вас уже муки совести? Как все это понимать? Господа офицеры займутся грабежом могил?
— Санек, рядом с нами сидит главный идеолог. В его великой голове есть мысль, как сделать большое открытие в археологии, ничего при этом не грабя и не роясь в могилах. Так ведь, Вадим Евгеньевич?
Вадим не спеша показал нам недокуренную сигариллу, мол, не торопите. Отстраненно и угрожающе посмотрел на нас.
— Не успели отъехать, а на корабле уже поднимается бунт, в рядах зреет недоверие? Нехорошо! Что я вам скажу, отставнички. Мы в своей жизни наделали уже много дел, хороших и плохих, больших и маленьких. Послужили родине, успели поработать и на себя, на свои семьи. Добились чего-то в жизни, поставили на ноги детей. И вот в такое время, когда многие уже останавливаются, подбивают жизненные итоги, мы с вами замахиваемся на большое дело. Сейчас нам предстоит впервые в нашей жизни совершить что-то великое, при условии, если мои расчеты оказались правильными и если мы сделаем все правильно.
О чем идет речь? Речь идет об открытии большого древнего захоронения, такие еще недаром называют царскими. У меня есть точные данные, что в этом конкретном месте, координаты которого достоверно точно известны, уже проводились раскопки, и не раз. Они были безрезультатными по целому ряду причин, главная из них состоит в том, что захоронение хорошо замаскировано слоями ложных могил: наши предки были не дураки.
Сейчас у нас есть мощный геосканер, с его помощью мы заглянем гораздо глубже и вскроем маскировку. Практика у меня есть, четыре года назад остров Русский под Владивостоком был полностью исследован и оцифрован. Работала группа от академии наук, я отвечал за техническую часть, знаю, на что способны эти сканеры. Я их чинил на протяжении года, техника наша и еще несовершенная. Работа закончилась, с нами рассчитались, и осталось два неисправных сканера. Меня спросили, могу ли я из них собрать хотя бы один. Я честно ответил, что нет, нужны еще детали и узлы. От металлолома отмахнулись, списали.
И я про него и думать забыл уже, но видно не полностью, на уровне подсознания все же думал. А через полгода ночью, во сне я почему-то вспомнил про них и неожиданно понял, что нужно сделать, чтобы получился работоспособный сканер. Ну, трое суток потерял, но сканер получил. В ходе этой работы я вспомнил наши пьяные разговоры с научными сотрудниками, про их детские мечты. И отложилось же все в памяти, все само в руку пришло. Так появилась эта задумка, эта задачка. Один я ее точно решить бы не смог. А кому я еще могу доверить, если не вам? Так что попробуем, что нам терять. Отдохнем и заодно поработаем на науку. Если получим качественные эталонные изображения захоронения, то уже одного этого будет достаточно для открытия. Подтянем кого-нибудь из академиков, опубликуем в научных изданиях, все будет подписано ваши именами и фамилиями, разве этого мало? Раскапывать ничего не планируется, все будет в рамках закона. Вопросы какие еще есть?
— Вадим, мы доверяем тебе научную часть и не спрашиваем тебя, откуда у тебя появилась информация. Но сейчас, когда мы уже выдвигаемся к объекту, ты можешь нам дать хотя бы примерные координаты места?
Савченко не спеша закурил снова и начал пристально смотреть на нас.
— Смотрю я на вас и не понимаю. Вы хотите, чтобы эту хорошую идею залапали, замусолили. Место это святое, и не нужно изгаляться над нашими предками. Наши мысли и наши руки должны быть чистыми, чтобы не было ответного возмездия. Понимаете, все нужно сделать очень аккуратно. Соображаете?
— Вадим, соображаем, но все же, где это место?
— Хорошо, наш объект находится на удалении пятнадцати километров от окраины города Майкопа, примерный азимут 315 градусов. Что вам дадут эти координаты?
У меня в памяти моментально всплыл длинный, просто огромный курган, вытянутый с запада на восток. Ниже его, к северу, была закамышенная местность с пересыхающей летом речкой Синюхой. В далеком детстве я там был несколько раз.
— Вадим, насколько мне известно, это могильник Синюха. Скорее всего, это скотомогильник, очень большой, такие есть в наших краях. Могила на триста, даже пятьсот лошадей. Раскопки там периодически были, последний раз три года назад, когда тащили газопровод на Дагомыс. Ничего там ни разу не нашли!
— Все правильно ты говоришь, раскопки периодически были. И сейчас, при прокладке трубы, они были обязаны по закону вызывать местную археологию, чтобы те смотрели на предмет наличия культурного слоя и находок. Археологи, скорее всего, приезжали и снова смотрели этот курган, но что можно увидеть без профессиональных технических средств? Они увидели поверхностный слой, прошли по отрытой для трубы траншее. Увидели то, что было на поверхности, подписали бумаги, и труба потянулась дальше. Такой у нас заведен порядок при обнаружении захоронений, и он был соблюден. А мы перепроверим их всех, соображаете? И есть большая вероятность, что, когда мы заглянем гораздо глубже наших предшественников, мы обнаружим что-то существенное. Саша, что ты скажешь нам о этом месте?
— Что я помню о кургане? О Синюхе? Эти места знакомы только по детству. От нашего поселка Родниковый это в десяти километрах, как мы говорили, в сторону горы. Хотя говорили неправильно, никакой горы там нет. Это мы были в большой низине, и казалось, что в той стороне высокая гора. Отцу иногда там давали делянки для покоса, мы ездили с ним на подводе за сеном. Место это отдаленное, отец всегда брал с собой ружье. То утку подстрелит, то зайца. Живности там много водилось, сейчас не знаю, очень давно не был, лет пятьдесят! Курган был очень большой и с южной стороны был распахан и растянут. Северная часть кургана спускалась к пойме речки Синюха. Там все в камышах, полно змей и птицы. Было что-то зловещее, когда солнце скрывалось за курганом и наваливалась темнота. Хотелось быстрее выйти на солнечную сторону, как будто что-то давило или угрожало. Помню, что этот курган иногда снился, настолько он запечатлелся в памяти.
— Мы к нему сможем на нашем транспорте подъехать, или там места непроходимые?
— Думаю, что сможем, но не с ходу, нужно провести разведку местности. Могу попросить своего школьного друга Алексея Бунакова, у него есть лошадь, мотоцикл. Позвонить?
— Звони, только аккуратно, скажешь, мол, будем снимать фильм про охоту на камышовую дичь.
Я сделал звонок Алексею Бунакову. Тот рыбачил на аэродромовских прудах, в шести километрах от нужного места. Пообещал через пару часов сгонять к кургану, доложив, что в прошлом году он там был в поисках грибов и дорога посуху там была. А если в дождь, то на машине туда лучше не соваться: чернозем не даст проехать. И говорили, что появились волки, но, скорее всего, врут. Одним словом, сильно обрадовался, узнав о нашем приезде. Нутром почувствовал, что наверняка попадет с нами за один стол, и это его вдохновляло. Я дал команду Алексею подготовиться к нашему приезду, разрешил использовать неприкосновенный запас.
Слева показалась большая церковь, это было село Борщевое, значит, уже проехали ровно двести километров от моего дома — хороший ориентир. Машин на трассе было мало, на платные участки мы заезжали не останавливаясь, помогали транспондеры. Наша двойка с Билыком притерлась, шли не напрягаясь, изредка подшучивая друг над другом. На платных участках разгонялись до приличной скорости, сбрасывая перед контрольными камерами на п-образных опорах. Справа в стороне остался Елец, слева проплыли красивые церкви Задонска, быстро приближался Воронеж. Перед ним пришлось сбрасывать скорость до девяноста: все была напичкано замаскированными треногами. Регистратор постоянно пищал, но все время по делу.
Билык в Воронеже запросился на заправку, попили кофе, поели как дети мороженного, не спеша покурили. В шутку попросил у Билыка разрешения замерить в его машине уровень масла в двигателе. Тот кивнул мне, мол, побалуйся. К большому огорчению, уровень был ниже минимума, и пришлось долить целый литр до уровня. Это стало поводом для большой дискуссии о марках масел.
Незаметно подкатили к Павловску, это была середина пути и время обеда. Подъехали к неприметной, но намоленной столовой, умылись и по-домашнему пообедали. Вадим и Мишарин сразу отрубились, я протянул еще час, выкурив перед этим сигариллу. Разбудил Мишарина и поменялся с ним местами, быстро заснул сзади. Санек вел трогательные разговоры с Виктором, хвалил его «четверку», не давая ему повода заснуть после обеда. Мне под эти разговоры приятно спалось. Проснулся я от непонятного шума, машина стояла, Мишарин с Билыком что-то громко обсуждали. Вылез из машины, мы стояли около шиномонтажа, Вадим что-то эмоционально объяснял хозяину. Оказывается, Мишарин в движении заметил, что «четверка» начала крениться на одну сторону, попросил Билыка обогнать и сзади рассмотрел, что обе покрышки на задних колесах начали расслаиваться, полез корд. Хорошо, что в это время мы были в Каменске-Шахтинском, а не в чистом поле. Вадим выбирал резину:
— Давай вот эти, с зелеными метками!
Хозяин автосервиса пытался отговорить:
— Это «Нокиа», самые дорогие, на такие машины их обычно не ставят.
— Не лохмать бабушку, ставь вот эти!
Начали выяснять у Билыка, сколько его машина стояла без движения, оказалось, что три года. Вадим попросил у хозяина шиномонтажа лист картона, постелил и полез к заднему редуктору.
— Горячий, нужно долить трансмиссионки.
Долили около литра, заодно проверили уровень масла в коробке передач, туда тоже пришлось доливать около литра.
— Витя, сегодня ты проставляешься! Еще немного — и пришлось бы тебя тащить на буксире.
Я по наитию еще раз полез проверять уровень масла в двигателе — снова ниже уровня. Не хватало около полулитра, это уже был перебор.
— Витя, спорим, что у тебя вместо масла залита отработка?
Билык упирался, уверяя, что масло менял в хорошем автосервисе, и заливали около года назад синтетику. Пришлось поменять и масло в двигателе. На все ушло около часа, покурили и попили кофе, были бодрячком.
Виктор отказался отдыхать, и мы двинулись дальше, медленно приближаясь к Ростову-на-Дону. Правая половина трассы была вся очень сильно разбита.
— Витя, идем в левом ряду, никого не обгоняем, но и никому не уступаем дорогу, ты меня понял? До самого Ростова, кому нужно, нас обойдут справа. Именно так здесь и сейчас принято ездить!
Въезд в город, Новочеркасское шоссе было заужено для ремонта, скорость еще более упала. Ростовчане шустрили по обочине, поднимая пыль. Билык вышел на связь, ему нужно было заправиться.
— Тебе же тоже уже, наверное, пора?
На спидометре было 1075 км, стрелка опустилась ниже остатка в 10 литров, лампочка горела.
— Рано, Витек, потерпим до хорошей заправки!
«Каравеллу» заправили перед поворотом на Волгодонск, на спидометре было ровно 1100 км. Долго спорили по поводу экономичности, но результат был налицо и хороший.
— Ну что, Санек, до твоего родового имения около часа ходу, можно звонить, что мы на подходе.
Нас тормознули на посту Цукерова Балка, где в смене было более десяти дэпээсников, не считая казаков и военных. Серьезный пост, больше таких не будет на нашем пути. Машины неспешно проверили, и мы поехали, приближаясь к Водяной Балке. На повороте на село Красное нас уже ждал Виктор Мишарин, опасаясь, чтобы мы не проскочили мимо. В усадьбе Виктора мы были уже на закате солнца. Все было засажено хвойными деревьями и саженцами — такой был у хозяина бизнес. Было чувство, что мы оказались на юге. Неспешный ужин под разговоры на открытой веранде меня быстро сморил, пришлось тихо свалить из-за стола, и я отрубился на заднем сиденье «Каравеллы». Утренние проводы растянулись до обеда, Виктор очень не хотел быстро отпускать брата. Наконец тронулись, хорошая дорога и близость моего дома прибавляли настроения.
— Саша, расскажи нам о Майкопе, где мы сможем отдохнуть? — попросил Вадим.
— Расскажу, конечно же, еще как! Есть, о чем рассказать.
Майкоп очень молодой город, около ста шестидесяти лет, построен как военное укрепление военными и казаками в ходе Кавказской войны. Но построен он не в чистом поле, есть останки древней каменной крепости, то есть ее строили или римляне, или греки, черкесы этим не славились. Есть останки древнего города — городище. В черте города раскопан знаменитый на весь мир Майкопский царский курган. Одним словом, место древнее, намоленное. Насколько древнее, трудно сказать, но есть археологические находки возрастом более 1500 лет.
Майкоп расположен в долине, с южной стороны протекает река Белая и начинаются лесистые горы. Все в диких яблонях, грушах, кизиле, боярышнике, каштане. Места дикие, не испорченные еще основательно и потому красивые. Майкоп и расположенная рядом ставка крымского хана с древности преграждали две удобные переправы в Мезмайскую долину, где укрывалось население от набегов кочевников с севера. Ханский брод — это место до сих пор так и называется.
В пределах двух-трехчасовой досягаемости красивейшие водопады, пещеры, знаменитое нагорье Лаго-Наки, термальные источники, красивейшие горные речки, каменные теснины и ущелья, Кавказский биосферный заповедник. Есть такие дикие и прекрасные места, что забываешь обо всем на свете. Названия этих мест тают во рту — Гуамка, Дах, Мезмай, Гузерипль, Темнолесская, Хакодзь, Безводная, Абадзехская, Хамышки, Хаджох, Царская. Я лично от одних этих названий тащусь, здесь все родное.
Хаджох переводится как "кладбище святых", мало кто знает, что именно в этом месте закончилась Кавказская война. Майкоп находится вдали от основных трасс, аэропорт давно не видел пассажирских самолетов, на железнодорожный вокзал не приходят пассажирские поезда, ходит, правда, скоростная электричка до Сочи. Город живет тихой, спокойной, размеренной жизнью. Настолько тихой, что кажется, город спит. Поэтому я его и называю спящим городом на Белой реке. Называю без всякой иронии, с уважением.
Около станицы Павловской повернули направо, на Краснодар. Свежая, хорошего качества трасса, ухоженная и по-хозяйски обработанная земля радовали глаз.
— Если сказать серьезно, то все, о чем я вам рассказываю, мною самим рассматривалось на бегу, без остановки. Так складывалась моя жизнь, что никогда не было времени остановиться на день-два, впитать всю сущность красивого места, насладиться им до конца. Может быть, сейчас, с вами мне удастся это сделать? Не знаю, как получится, но я уже сейчас счастлив от того, что вы находитесь рядом со мною. Музыфако! — так у нас говорят.
— Саша, переведи то, что ты сейчас нам сказал!
— Это мною введенное в оборот слово, в зависимости от интонации может выражать восхищение, ругательство, констатацию сложившейся ситуации и разное другое. Слово-универсал, ввожу его в обиход. Думаю, вы меня скоро начнете понимать. Музыфако? — Посмеялись.
Через полчаса свернули направо, а через мост — налево, на Выселки. Узкая, хорошего качества дорога слева от лесополосы.
— Идем по самой короткой дороге, режем углы, все так, как нас учили в армии!
— А встречных машин-то мало и попутных нет! Мы не заплутали? Указателя на Майкоп так и не увидели! — Вадим шутил.
— Не заплутаем, указатель сидит рядом с тобой. В наших местах есть такие дороги, от Майкопа до Туапсе можно доехать по такой. Очень удобно, особенно летом, летишь без пробок.
Минуя редкие хутора и станицы, приближались к Усть-Лабинску. Перед мостом наконец-то впервые появился скромный указатель «Майкоп 80 км».
— Ну-ка, вдохнем побольше воздуха! Чувствуете — моей родиной запахло!
Проехали мост через реку Кубань, адыгейский пост ДПС, на нем никого не было.
— Трагичная судьба у адыгского народа, крайне трагичная. В Кавказской войне не пошли на уступки России, вольнолюбивые были и сопротивлялись до конца. Девять родов адыгов не смогли сплотиться и покориться России или перейти под протекторат Англии. Предпочли свободу, и практически все ушли со своей земли за границу. Потери понесли страшные, неимоверные. Сейчас адыгов в республике около ста двадцати тысяч, в десятки раз больше их живет за рубежом. Адыгские женщины очень красивые, белолицые, с изящной фигурой, хорошо воспитанные. Если чувствуют свою правоту, то не уступают мужчине, нет обреченной покорности. Иногда даже сварливые. Родовой разобщенности уже не существует, но некоторое соперничество все-таки есть.
До Кавказской войны была очень большая армянская диаспора — черкесогаи. Они всегда занимались торговлей, в первую очередь работорговлей. И русских, и адыгов через Анапу и Туапсе продавали в Турцию, Венецию, Италию, Францию. На продажу шли и мужчины, и женщины, и дети. Адыгам было позорно продавать соплеменников, они в красивой одежде ездили на красивых лошадях. Черкесогаи делали всю грязную работу. С началом Кавказской войны они сразу кинулись на поклон к царице, и им выделили место, там сейчас находится город Армавир.
За полчаса позвонил Алексею. У него был мощный армейский позывной — Огонь. Очевидно, что все дело было в том, что он широко использовал это слово где нужно и где не нужно.
— Алексей, мы уже заходим на посадку. Как дела?
— Огонь, все в порядке!
— Наши в городе?
Алексей немного растерялся.
— Да наших много в городе, ты про кого?
— Тогда готовься встречать гостей! Ворота открыл, рушники, музыка будет?
— Да мы завсегда готовы, — Алексей явно волновался, говоря о себе во множественном числе, и сейчас мучительно соображал, что от него требуется. — А музыку какую ставить?
— Давай Встречный марш военно-морского флота! Есть у тебя такой?
— Да, марш есть у меня, только на телефоне.
— Вытащи из дома круглую колонку, она с блютусом, поставь около ворот, вот тебе и музыка.
— Понял тебя, все сделаю, огонь!
— Кубанку надел?
— По такой жаре? — Алексей не мог понять, шучу я или нет.
— Так с гостями же еду, не подведи! — самым серьезным голосом я ошарашил его и отключился.
Мы проехали Белореченск, до Майкопа осталось не более пятнадцати минут хода. Родные с детства места, всегда хочешь сюда возвращаться, радостно бьется сердце. Справа осталась станица Ханская, слева поселок Родниковый, где у меня был родительский дом. Я отключил антирадар, потому что с моста перед самим Майкопом бил мощный радар, мы его услышали за шесть километров. Показал Вадиму и Мишарину картинку города в «Яндексе» на головном устройстве. Майкоп смотрелся шикарно: прямые улицы, красивый изгиб реки Белой, горы.
— Ну что затихли, красиво? Вот так! Приехали.
Сбавив скорость, по улице Курганной подъехали к дому, ворота были отрыты. Алексей, в черной кубанке и с моей казацкой шашкой, по-летному подавал команды на правильный заезд под большой навес слева от дома. Действительно играл встречный марш ВМФ, Алексей вертелся бесом. Мы с Билыком по очереди протянули подальше от ворот, осталось место еще для одной машины.

 — С прыездом! — Алексей твердо, по-южному поздоровавшись со всеми, пригласил мыть руки. Все по традиции: из ведра лил воду на руки ковшиком, на плече рушники. Успокаивал:
— Да помоетесь ишшо! И ванна есть, и душевая кабина, и сауна, не сумлевайтесь, а зараз так положено у нас — из ведра! Вода здесь святая, для здоровья вашего, не бойтися! Огонь! Мы завсегда так, по-простому, с душой — обычай наш такой. Палыч очень любит! — это он про меня.
Со стороны сада, тоже под навесом, стоял крепкий дубовый стол, уже накрытый к обеду.
— Рассаживайтися сюды и сюды, а это место хозяина, звиняйте! Это дерюжки еще бабины, садитеся на них, нам будет приятно. На столе усе свежее, не погребуйте! Огонь! Мне было приказано вас дюже заберечь, значить забережем!
— Алексей, знакомься с моими боевыми товарищами: Вадим, Виктор, Александр, и наливай за приезд!
Увидев его вопросительный взгляд, я кивнул:
— Нашего наливай, первую по полной!
— Огонь!
Пошла оживленная беседа, Алексей с ходу всем понравился, горячо спорил, временами посматривая на меня. Особый спор у него разгорелся с Вадимом по поводу технологии изготовления шмурдяка — нашего самодельного коньяка. Спорили жутко, Вадим не мог понять, почему мы так много расходовали винограда при изготовлении этого напитка. Алексей держался невозмутимо, ссылался на секреты технологии, доводя Вадима до исступления.
— Дык я говорю, так надо! Технология, понимаешь? Палыч назначил меня технологом, и я за продукт отвечаю! Ты понял меня? Огонь! Отвечаю за качество, а рецептура запатентована. Скажу зараз только одно, што виноград особый, сорта «Мушкет». Смотри, какие лозы, по тридцать метров! Оглянись кругом, видишь, сколько винограда, скоро будем сымать, уже осы начали бить его, значит, сахара в ем много.
Я оружейный мастер на военном аэродроме Ханский, делаю все только по регламенту. Потому что так положено! И не моего ума дела, почему именно так. Нравится, не гребуешь? Сейчас ишшо налью и выпьем, раз нравится! Натуральный продукт с низким содержанием сахара. Это оригинал — так сказал Палыч! Огонь! Ты что, не веришь мне? Бунаков Алексей Петрович зазря не говорит. Веришь? Огонь! Тогда пьем! За што, за годков твоих, тогда дочиста? Ну как, дюже хороша, огонь? Вот видишь! И погутарим ишшо, не будем калгатнится, не спеша!
Как мы тут живем, да грех жалиться, не нахиляемся! У нас какой край, вы же видели, это сичас усе пожухло уже, осень на горе! А так хорошо, Палыч говорит, что здесь находится зона равновесного состояния, не слышал? Не знаю, правда, што это такое. Но нутром чую, огонь!
Чтобы немного отвлечь Алексея, я начал расспрашивать его о старшем брате Бунакове Викторе Петровиче, с которым также дружил с детства и вместе четыре года учился в энгельсской школе.
Билык, который уже раньше был в моем доме, с Мишариным пошли готовить сауну. Я прошел в дом, на большую веранду с окнами в сад, открыл две фрамуги и сразу же задремал в большом кресле. Проснулся в час ночи от тишины. Прошелся по дому, Билык и Мишарин уже крепко спали, Вадима не было. Вышел во двор, прошелся, запер входную калитку, вышел в сад. Вадим не спал, сидел за столом и мирно курил сигару.
— Ну что, давно угомонились?
— Разошлись? Да около часу назад!
— Огонь где, уехал?
— Да еле-еле отправили, не хотел уезжать.
— А ты чего как неприкаянный?
— Ты тоже начал говорить немного по-чудному!
— Но ты же понимаешь?
— Да понимаю, куда деваться. Ты по приезду изменился на глазах: выпил один стакан, и больше ни капли.
— Да учу я здесь своих друзей пить по-русски. Выпил один раз, сколько захотел, покушал с аппетитом, и хватит. Наступает легкое опьянение, затем оно медленно проходит, и нормально! Зачем постоянно вводить себя в ненормальное состояние? Скажи, что, я не прав?
— Завтра как начальник экспедиции объявлю всем сухой закон! Посмотрел я, как ты устроился, впечатлило!
— В сауне не был?
— Нет, не заходил, мы с Алексеем хорошо выпили, боялся, что в сауне давление поднимется. Знаешь, чего тебе не хватает? Хорошего спортзала! Одного тренажера и перекладины, по-моему, мало.
Я удивился.
— Спортзал есть, ты просто его не видел еще!
— Интересно, где же он у тебя? Я все посмотрел.
— Пошли, это недалеко!
Мы прошли через двор к парадному крыльцу, стеклянная дверь была не на замке. Дмухметровой штангой я открыл на резном потолке люк и складная лестница съехала нам под ноги.
— Ничего себе!
— А то! Лезь за мной!
— Народ не разбудим? Может, завтра утром?
— Не разбудим, здесь лежат железобетонные плиты.
Поднялись на мансарду, включил светильники теплого света, из ста квадратов шестьдесят были рабочими, настлан деревянный пол, накрыт ковром. Двенадцать тренажеров по кругу, много досок для растяжки позвоночника, много поручней для махов из разных положений, канатов, тросов на блоках.
— Ну как?
— Это уже серьезно! И все это нужно по делу?
— Да может, что-то и не очень нужно, делал больше на перспективу, для внуков.
Легли на ковер, выключил свет, в больших мансардных окнах отчетливо проступало звездное южное небо. Зрение постепенно привыкло к лунному свету.
— Вот теперь я говорю «Класс!», не ожидал такого высокого уровня!
— Скажешь тоже!
Вадим тут же заснул, я не стал его будить, нашел в себе остатки сил спуститься с мансарды и отрубился на веранде. Утром все выглядели бодрыми, за завтраком Вадим Евгеньевич провел первое рабочее совещание, поставил задачи:
1. Выдвинуться в исходный район для оценки обстановки.
2. В случае благоприятных исходных данных разбить и оборудовать полевой лагерь
3. На меня и Мишарина были возложены задачи недоступа посторонних лиц к границам лагеря.
4. На Билыка были возложены обязанности повара и медика.
5. Прекращаем пить, сосредотачиваемся на работе.
В десять утра на двух машинах выехали из дома, на очереди был центральный рынок, чтобы сделать запас продуктов и воды. Удачно поставив обе машины рядом по улице Крестьянской, начали закупку. Билык постоянно оставался на месте, контролируя обстановку. Я попросил Вадима и Мишарина брать все, кроме адыгейского сыра, сала, мяса, помидоров и огурцов. На это у меня были свои взгляды и прикормленные места. Процесс закупки шел не спеша, но плодотворно.
Я обратил внимание на пожилого человека в поношенной одежде. Он стоял спиной к машинам, но несомненно нас хорошо видел в зеркальных стеклах строящегося павильона. Но смотрел он не на нас, а скорее всего на столовую. Чем он привлек мое внимание? Не знаю, обратил внимание интуитивно, догадался, что скорее всего голодный и без работы. Взяв у Вадима две сигариллы, я подошел к незнакомцу, он оказался армянином.
— Барев дзесс, ахперджан!
— Барев, барев! — он внимательно смотрел на меня живыми карими глазами.
— На отдых приехали, из Москвы, — угостил его сигариллой. — Так захотелось курить, у тебя не найдется спичек?
— Для хорошего человека всегда есть!
— Разреши предложить тебе обед, дружище!
— Я не привык брать в долг, тем более у незнакомых, — он явно начал отказываться.
— Ты не из Кофана будешь, ахпер?
— Ты откуда это узнал, кто ты такой?
— Я на все твои вопросы отвечу, если ты закажешь себе обед, а я его оплачу. Не бесплатно, взамен ты расскажешь мне, какая обстановка в городе и на рынке, договорились? И я не чужой, у меня много друзей-армян, много из Карабаха, из Баку, из Копана. Правильно я называю твой город? Кофан, Копан? Как тебя зовут?
— Кареном меня зовут. Вижу, ты открытый человек, хорошо, я согласен. Только не поворачивайся, смотри, как я, в стекло, все сейчас тебе покажу. Видишь за моей спиной цыгана? Его семья толкает на входе наркоту, попутно он чистит вон с тем русаком машины. Своему водителю скажи, что они уже к вам присматриваются. Скоро один будет отвлекать, а второй вас чистить. А вон тот молодой русак, похожий на бычка, и армянин рядом, видишь? Они подбивают пиджаки, скидывают бумажники, за тобой один раз уже ходили!
— Спасибо тебе, брат! Пойдем, я угощу обедом.
— Не стоит, они сразу догадаются, и тогда мне придется уходить отсюда.
— Я тебя понял, — я вернул ему спичечный коробок со вложенной внутрь пятисоткой.
— Не прощаюсь, спасибо тебе!

 Подойдя к своим, я объяснил им обстановку, попросил держаться по двое и сворачиваться с закупками. Через полчаса мы отъехали от рынка без приключений. По улице Адыгейской, через Адыгейский переезд мы выехали в направлении станицы Келермесской и сразу за чертой города свернули налево, на хутор Косинов. Проехав хутор Подгорный, еще раз свернули налево, на совсем убитую дорогу. Я выбрал ее, чтобы меньше светиться перед местными. От дороги осталось название и здоровенные ямы через каждые пять-десять метров. Перед нами блазнилась громадная урема пересыхающей летом речки Синюхи, вся заросшая камышом. Посредине было большое болото, полоса камыша была неоднородной, с котлубанями на месте воронок от бомб.
В самом конце поймы, к югу от нас виднелся нависающий доминантой наш курган. Мы на первой передаче осторожно нащупывали свой путь. Проехав всю пойму, повернуть в сторону кургана не смогли из-за слишком больших ям. Пришлось ехать дальше, в направлении поселка Родниковый. Доехав до первой лесополосы, мы остановились. Нам мешал приличных размеров ров. Но такой ли он большой, как кажется с виду? Если засыпать немного, пройдем мы здесь? Попробуем!
Двумя лопатами, по очереди мы начали готовить съезд. «Каравелла», проваливаясь в грунте, перевалила ров без проблем. «Четверку» Билыка мы с небольшим трудом вытащили буксирным тросом. По полю с убранной кукурузой двинулись в направлении кургана, больше препятствий не было. Не доехав сотню метров до вершины остановили машины и пошли на разведку местности. Быстро оценив обстановку, приняли решение ставить лагерь с восточной стороны кургана. Далее через три километра был периметр аэродрома, его конечная и безлюдная часть. Приняли рискованное решение спустить «Каравеллу» вместе с грузом с пологой части кургана и загнать ее прямо в камыши. Земля внизу была сухой и прочной. Это пока нет дождей! Наклон казался небольшим, но был риск, что машина может начать съезжать юзом по зеленой траве склона. Я съезжал задом, Билык на буксире осаживал мое движение. Вадим и Мишарин плечами упирались сзади для надежности. Медленно мы сползли метров на тридцать вниз, «Каравелла» зашла в камыши полностью. Прислушались, все тихо. Начали! Камыш легко резался ножами под самое основание. Вырезали квадратную площадку четыре на четыре метра под палатку, еще одну под кухню и столовую. Сзади «Каравеллы» на три метра очистили от камыша место для оборудования Вадима. Часа два напряженной работы без отдыха — и контуры лагеря обозначились. Вадим был непривычно суров и лаконичен.
— Перекур десять минут, затем разгружаем «четверку», и Билык может готовить обед. Палыч и Саша вытаскивают генератор и готовят его к запуску, для него нужна яма глубиной более метра, подальше, на длину этого кабеля. Затем ставите палатку и дооборудуете лагерь, умывальник и туалет должны быть сегодня. Крутитесь и не отвлекайте меня по пустякам. Вопросы?
Вопросов не было, началась дружная работы. Тело давно хотело, просило такой работы. Со смыслом, в паре с армейскими друзьями. Тихо-тихо, а порядок начал понемногу проясняться, пришло понимание, что все нормально, успеваем. Разделись до пояса, теплые дни начала октября радовали почти летней температурой. Двадцать три градуса! Нормально? Отлично! Через два часа Билык позвал на обед.
— Ну ты даешь, Виктор Валентинович, как волшебник! Что там у тебя?
— Это не я, это спиртовые горелки хорошие. Отварная картошка с мясом, сыром и помидорами, запиваете кефиром. На десерт арбуз, дыня. На ужин уже поставил готовиться плов, на завтра будет борщ или харчо, на выбор.
Чудненько, не спеша поели, пятнадцать минут полежали.
— Что с «четверкой» будем делать?
— Позвоню Алексею, он подойдет вечером, здесь до поселка пять километров, отгонит по темноте на Родниковку, место есть.
Мы с Мишариным поднялись первыми и взялись за туалет. В двадцати метрах от лагеря отрыли яму глубиной более метра. Найденный деревянный борт от ГАЗона был порезан и хорошо пошел на полы. В кучу земли рядом с ямой воткнули саперную лопатку. Сходил в туалет, присыпал землей и никаких мух, лучше не придумаешь! Тихо шуршал японский дизелек, заряжая батареи геосканера.
Мы с Сашей споро натянули палатку, спальные места выложили камышом, накрыли брезентом, сверху спальные коврики. Упал на спину для пробы — у-ух, можем же, когда захотим! Вадим позвал собирать рабочую схему, начали разматывать катушки с сигнальным кабелем, в каждой по 300 метров.
В камышах была своя неторопливая жизнь, много обитателей. Не нравились змеи, не залегшие в спячку, и, судя по обилию выползеней, их была прорва. Стаями летали вяхири, были и водяные курочки, тяжело падали на воду крупные утки. Вадим определил место, и мы начали бурить двухметровую скважину под центральный разрядник. Твердая, спрессованная от времени глина поддавалась с трудом, но равномерно и без сюрпризов. С высокой части кургана большая часть уремы хорошо просматривалась, за болотом тоже зеленела широкая полоса камыша. Посторонних не было видно, но иногда блазнилось, что кто-то все-таки есть, и именно там, за болотом.
 Но бинокля не было, и на глаза ничего подозрительного не попадалось. К вечеру рабочая схема сканера была собрана, Вадим включил самотестирование. Подошли к Билыку, колдовавшему у казанка. Одну оставшуюся от борта доску распустили в длину, вкопали бруски в землю, натянули прочными конопляными веревками. Трехметровый кусок брезента стал надежной крышей для нашего пищеблока. Под стол прекрасно подошел большой деревянный ящик от сканера. Солнце садилось, нас сразу накрыло тенью кургана, противоположная часть уремы играла под солнцем. Запитали светом спальную палатку и пищеблок, жить можно. Подошли к Вадиму, склонившемуся к мониторам геосканера, нужно было накрывать и его. Он сидел под дверью «Каравеллы», было неяркое освещение. Мы с Сашей расширили брезентом площадь крыши, подвели еще один светильник, стало просторнее и светлее.
— Как обстановка, Вадим Евгеньевич?
— Сканер готов к работе, нужно ждать полного заряда батарей еще три часа.
— Тогда может по соточке и поужинаем?
Тут подоспел и Алексей.
— Еле вас нашел, со стороны поселка и аэродрома вы абсолютно не просматриваетесь. На вас вышел на ощупь. Вот пять булок свежего хлеба, тут это еще взял, полторашку.

 — Не стесняйся, ставь на стол, присаживайся, сейчас проведем совещание.
Плов со шмурдяком пошел на ура. И помидоры, превосходные свежие местные помидоры с нежнейшим адыгейским сыром. Свежий хлеб с намазанной аджикой, хрустящие огурчики. И свежий черный чаек дагомысского сорта — о-о-ох, хорошо идет. Попутно я писал на листке задание Алексею, что нужно было завтра довезти. Меня беспокоила охрана периметра лагеря, нужна была медная проволока, колокольчики, несколько петард на крайний случай. И нужно было что-то делать со змеями, они все чаще попадались в границах нашего лагеря.
— Алексей, нужно будет добежать до палатки семян и химикатов на рынке, нужно серы и нафталина по два килограмма. Змей здесь очень много, нужно их немного отшугнуть.
— Да зачем вам изводить деньги, так бы сразу и сказали, я привезу вам своего кошака, он быстро наведет порядок.
— Леха, как бы твоего зверя они живьем не сожрали, здесь такие крупные твари!
— Спорю на литр, что вы недооцениваете моего Мурзика, давайте проверим в деле? А еще их нужно изловить несколько штук, порубить и отнести подальше, пусть они там своих жрут, отвлечь на время.
— Алексей, тебе хорошо давать советы, ты сейчас уедешь, а нам в туалет уже страшно идти!
Алексей как-то сник и тихо слинял, но уже через час вернулся с большим рыжим котом.
— Все, вашу машину я отогнал, поставил к себе в гараж, а свою во дворе пристроил. Приехал к вам на велосипеде, вот привез вам охрану.
— Он не сбежит вслед за тобой?
— Нет, я же ему все объяснил, пока сюда ехал. Сейчас он посидит в палатке, поймет, что вы здесь живете. И пойдет на охоту, не сумлевайтесь понапрасну, он свое дело знает.
Алексей вскоре уехал, исчез и кот. Мы его звали, звали, потом решили, что он слинял вслед за Алексеем. Билык начал сокрушаться о рыболовных снастях, забытых в машине. Вадим произвел первый разряд, мы это ощутили подошвами ног, мощная, значит, штука, начал давать пояснения.
— Мы качнули электрическую составляющую электромагнитного поля земли в ограниченном пространстве. Сейчас чувствительные датчики измеряют величины прямых и отраженных сигналов, приемное устройство произведет обработку когерентных сигналов. Компьютер к утру даст нам полную объемную картинку подземного мира.
— Все так просто?
— Не совсем, это я рассказал про первый, идеальный вариант. Как правило, в жизни действует второй вариант, когда ничего, что ожидали, не видно. Тогда начинается рабочая часть, смещаем положения разрядника и датчиков. Пока ждем, до утра ничего сказать нельзя, заряжаем батареи для нового цикла.
Появились первые комары, оделись и начали отбиваться от них, натираясь мазями. Вадим попросил рассказать меня о втором дивизионе, что с ним было после его ухода.
— Скучно было Вадим, очень скучно. Мы всегда были на хорошем счету, я командовал дивизионом почти пять лет. Среди пятнадцати дивизионов бригады мы постоянно занимали второе место. Почему не первое? Объясняю, что первое место занимал третий дивизион, которым командовал подполковник Пацын, матерый командир. Занимал первое место заслуженно. Но суть не в этом, мы действительно не тянули, не могли быть первыми. У нас же был при тебе один тихий алкоголик, Дима Ганеев. Так вот, вместо тебя пришел по замене еще один тихий алкоголик, Валера Ходыко. Представляешь, два командира батареи, требовательности и авторитета нет, какие-то мелкие интриги и невзрачные дела. Так что, какое там первое место? Это было не про нас.
— Расскажи про свою последнюю стрельбу, ты ее помнишь?

— Такие события мы будем помнить до конца жизни. Последняя стрельба была в августе 1985 года. Стояла, как всегда, сумасшедшая жара, мы стреляли с Ангары. Выполняли задачу номер 13 — ЯСО: одновременная стрельба двумя дивизионами, с сосредоточением огня по одной важной цели. То есть стреляющий вторым попадал по осколкам от первой стрельбы с большим промахом и железно скатывался на четверку. С Володей Силуяновым мы тащили спички, я вытащил короткую, право стрельбы первым. Володя естественно поначалу расстроился, но тут ко мне подошел Миша Зимин, старший инструктор с «Балхаша-7», мой однокашник. Начал предлагать мне стрелять с его канала. Подумав, я согласился. Спросил Володю Силуянова, не хочет ли он перекроить очередность. Володя с радостью согласился, и мы подошли к Губе. Тот коротко спросил про мотивацию моего решения и дал добро. Началась предстрельбовая подготовка. Все начинают пахать по полной, комбат первой батареи Ходыко вяло двигается, постоянно с запахом и с жалобами на геморрой.
— Валера, не майся ерундой, займись делом!
— Командир, отправь меня лучше куда-нибудь старшим машины.
— Валера, не нарывайся на грубости, займись антенным постом, помоги Кашаеву.
— А я антенный пост плохо знаю, давай я схожу на старт?
— Иди в задницу.
Как назло, у нас отсутствовал начальник первого отделения Саша Обозный, он как раз ушел в оперативное отделение. На приемных устройствах был молодой лейтенант Бойко. Получается, что технику первой батареи готовил к стрельбе цэвээмщик Сергей Новиков. От вас, кстати, пришел — из Золотой долины. Умница и большой трудяга. Проделал очень большую работу за троих. Он же был и офицером пуска при боевой стрельбе.
Иду проверять стартовую батарею, оба комбата пьяные спят в каптерке на чехлах от пусковых установок. Начальник отделения старта Саша Борисов отводит глаза, хотя его вины нет. Стучу по подошвам сапог, Дима Ганеев быстро вскакивает и, чувствуя свою вину, городит, что всю ночь не спал, быстро линяет. Ходыко начинает качать права, почему я его не отпустил старшим машины. Объявляю ему выговор, пишу рапорт Губе откомандировать его в часть. Губа с неохотой подписывает. Подошли незаметно к боевой стрельбе. Стреляли глубоко ночью. Первыми захватываем цель, отдаем ее первому дивизиону, выключаем полную мощность. Снижаем работное время дивизионов. Володя Силуянов производит пуск ракеты — красиво, с ревом ушла. Включаем полную мощность, захватываем цель, производим по команде с девятки пуск нашей ракеты. Но у первого дивизиона что-то пошло не так с самонаведением ракеты, и через несколько секунд его ракета с большим шумом подорвалась невдалеке от точки старта, произошла самоликвидация.
  Двери кабины К-2М от жары открыты, все это было хорошо видно. Сергей Новиков докладывает:
— Командир, стреляем в одиночестве, ты не знаешь, у первого еще есть ракета?
У первого дивизиона второй ракеты не было, завершаем стрельбу в гордом одиночестве. Но не все так просто и у нас, секундомер отсчитал расчетные секунды полета ракеты, но подрыва боевой части не произошло. Маловероятное пакостное событие — наша ракета ударила своим планером по корпусу мишени, радиовзрыватель из-за отсутствия промаха не сработал. Потом, как обычно, долгое расследование как и что, почему сорвалась стрельба первого дивизиона. Нам боевую стрельбу засчитали по данным телеметрии полигона. Короче, Володя потом еще два раза выходил на стрельбу, мы его сопровождали. Ему дали отстреляться по парашюту, тот постоянно гас в полете, прапора воровали с них аккумуляторы. Одна нервотрепка, командир бригады орет, что двухсотчики сволочи, обнаглели до крайнего предела. Настроения никакого, неужели первый дивизион уедет домой без боевой стрельбы? По факту получалось именно так.
Дали команду сворачивать лагерь и выезжать на станцию погрузки, началась суматоха. На полпути к рампе нас догоняет команда — первому дивизиону вернуться на перестрел! Первый дивизион запросил у меня Сергея Новикова, чтобы не облажаться в самый последний момент, техника их «Балхаша» сильно сыпалась. Сергей не подвел, быстро оценив работоспособность радиолокатора и настроив приемники, обеспечил им успешную стрельбу. На обратном пути, при возвращении мы чуть не потеряли Гену Чушкина из технического дивизиона. Выпал с платформы, потерял под колесами руку и ногу, но остался жив! Его спасло то, что это случилось в Ташкенте, а тогда шла афганская война, военные госпитали работали хорошо. Спасли Геннадия, а мы уже не верили, собирали даже деньги на похороны. Офицеры и срочники очень достойно отработали все стрельбы, а оба командира батареи бесславно и позорно нас топили. После полигона Ходыко собирались судить, потом все замяли, это у нас делать умели. На Сергея Новикова я написал представление на медаль «За боевые заслуги», но ее дали Володе Лещеву с одиннадцатого дивизиона.
Весь следующий год я был в очень плохом положении, об меня хорошо вытерли ноги, и я собирался в академию. Держался я вызывающе, искал повод, чтобы с кем-нибудь сцепиться из вышестоящих служб, каждую неделю писал рапорты о плохом техническом обеспечении. А качество обеспечения действительно упало после передачи нас в ЗАКВО. Другим любимым занятием стали разборки с АКП из-за плохой работы «Сенежа». Каждое утро в восемь двадцать утра я прибывал на утренний КФС, просил АКП дать целеуказание по одной из хорошо видимых целей. Затем докладывал под запись на магнитофон о недопустимо больших ошибках. Те злились, заводились не по-детски, обещали прислать комиссию для проверки нашей боеготовности. Я им грубил, докладывал оперативному дежурному бригады о неспособности АКП выдавать точное целеуказание двухсотке. И так почти каждый день на протяжении года.
Была в нашей бригаде какая-то серьезная проблема, но никто не хотел вызывать заводчан. Зато средства разведки и целеуказания группы дивизионов были оттренированы по высшему баллу, давали нам целеуказание прямо в перекрестье. Это благодаря тому, что оба дивизиона каждый день с ними работали по паре часов. Володя Силуянов молча меня поддерживал. Мои подчиненные, видя мою взведенность, старались не нарываться на меня, так как я начинал сильно карать, не прощал ошибок. В тот год я часто думал, что лучше бы меня сняли с должности, для дела было бы больше пользы.
 Подключился Саша Мишарин, все это время внимательно слушавший нас, начал более подробно расспрашивать меня о времени стрельб. И пришли к тому, что он стрелял тоже с «Балхаша-7» двумя неделями ранее, а затем сдал технику рижской бригаде, у которой принимали уже мы. Саша жаловался на рассыпающуюся материальную часть, я подтвердил, что небольшие проблемы были, но мы их быстро устранили.
Вадим задал риторический вопрос:
— И что, у тебя совсем не было ничего, за что можно было взять за задницу?
— Как не было? Еще как было! Были два командира батареи — тихие алкоголики, разлагающие дивизион, каждый месяц объявлял им взыскание. Не за пьянку, а за низкую физическую подготовку. Но это уже походило на анекдот, руководство бригады к этому привыкло и не обращало никакого внимания. Было у меня еще очень слабое место, не многие о нем знали. Удавалось отвлекать внимание. Слабым местом был стрельбовый канал, заложенный в ДХ, помнишь мы его притащили зимой из Мурашей? Он висел на втором дивизионе, то есть лично на мне, и техническое состояние его было ужасным. И не было ни сил, ни средств, чтобы привести его в рабочее состояние. Техника после восьми лет нахождения в выключенном состоянии была абсолютно небоеготова. Но что толку разводить руками?
 Я понимал, что расплата неминуемо будет, и по времени она совпадет со сдачей мною должности командира дивизиона. И это было закономерно и справедливо. Так точно, справедливо. Нужно было что-то делать. Однажды во сне мне пришла в голову одна светлая мысль, а не отправить ли его в средний или капитальный ремонт? Не подошли ли сроки ремонта, это бы очень было кстати? На другой день после развода я подошел к подполковнику Карасеву и отвел его в сторону.
— Алексеевич, бросай все, срочно езжай в РАВ и тихо узнай насчет меж ремонтного срока нашей с тобой головной боли, только тихо! Ты меня хорошо понял?
Карасев очень хорошо меня понял, тихо сгонял в бригаду, и после обеда с улыбкой доложил мне, что наша служба чуть все снова не проспала, но теперь все в порядке, и пятнадцатого февраля мы должны отгрузить стрельбовый канал на ремонтный завод, уже забита дата и ее сообщили в округ. Я тут же озадачил его, заявив, что на мне лежит задача подготовить технику к сдаче, а ему нужно готовиться ехать на завод и сдать его с наименьшим количеством недостатков. На вопрос, почему именно он, я ответил, что нужно ехать или мне, или ему, а командира дивизиона на завод командир бригады просто не отпустит.
Алексеевич согласился, я начал подготовку техники к отправке. Поставил задачу начальнику первого отделения капитану Обозному Александру Григорьевичу, и он с ней отлично справился. За два дня до отправки я зашел к Губе, доложил о готовности и прямо объяснил ему, почему сдатчиком должен ехать его заместитель. Довод у меня был простой: вместо четырех офицеров послать одного толкового. На законный вопрос, не с пустыми ли руками Алексеевич поедет, я честно ответил, что нам стыдиться нечего, и дополнительным аргументом у него будет двадцатикилограммовая канистра со спиртом. Командир посчитал это весомым и дал отмашку. Карасев уехал, а на душе было неспокойно. Хватило ума договориться с ним до отъезда, что он даст с завода телеграмму, и канал будет тетей, а его состояние и комплектность здоровьем нашей тети. Через десять томительных дней я получил долгожданную телеграмму и долго вчитывался в ее текст: «Саша, тетю положили на лечение анализы хорошие».
Наконец до меня дошла эта счастливая новость, и я понес телеграмму командиру группы. Тот тоже очень долго смотрел на бланк и вопросительно смотрел на меня.
— Какая тетя, твоя или Карасева?
— Товарищ полковник, ваш заместитель по вооружению докладывает, что стрельбовый канал ДХ сдал на капитальный ремонт с незначительными недостатками!
— Да-а-а, это хорошее дело! Молодцы! Ну теперь ты хотя бы успокоишься и займешься текущими делами дивизиона и подготовкой к экзаменам? Я же вижу, что ты маешься, а не заходишь, не спрашиваешь совета!
— Вот сейчас зашел и спрашиваю, я переписал рапорт, буду поступать в инженерную академию, вы как на это смотрите?
— Устал командовать? А как же я десять лет тащу эту ношу? Думаешь, не устал?
— Командир, наверное, у меня надломился дух.
— У одного из лучших командиров дивизионов бригады надломился дух? Что ты плетешь херню? Я тебе открою наш главный командирский секрет: ты никогда не должен раскрывать никому то, что у тебя на душе! Никогда и никому! Даже если тебе совсем невмоготу плохо, все равно держись ровно и невозмутимо. Кто-то из вышестоящих командиров делает что-то не так? Они за за это сами в ответе! Главное, чтобы ты делал все так, как нужно! Мы — командиры, и мы выше всех остальных, потому что мы за все в ответе! Отвечаем единолично и перед подчиненными, и перед вышестоящим командованием, и перед богом! Только мы вправе решать, наказать своего подчиненного или простить один раз ему. Ты хотел снять с должности командира первой батареи Ходыко, я тебя понимаю, есть за что. И смысл есть, достойные офицеры пойдут на повышение. Но ты пойми, в этом году в нашей бригаде уже осуждены и сняты с должностей пять старших офицеров! Очередь Ходыко еще подойдет, но не в этом году. А на счет инженерной академии я тебе скажу так, от судьбы не уйдешь! Я ведь тоже ее заканчивал и, как видишь, снова командую, и ничего! Успокойся, не все в этой жизни зависит только от тебя. Кто будет в состоянии принять дивизион и сможет его потянуть?
— Старший лейтенант Новиков Сергей Семенович!
— Достойный офицер, но у него нет прохождения, могут зарубить. Его сейчас очень просят на капитанскую должность на «Сенеж», и туда он железно пройдет. Видишь, как в жизни бывает? Нет у тебя замены, и нет твоей вины в этом. Буду просить, чтобы прислали из академии. Иди спокойно работай, не рви себе нервы, еще пригодятся.
— Задачу понял, разрешите идти?
— Подожди! Вчера заходил к тебе в первую батарею, Обозный строит очень хороший учебный класс! Это твоя идея?
— Нет, капитана Обозного!
— Вот видишь, офицера не утвердили на вышестоящую должность, он не сник, не распустил сопли и работает!
— Так что, Сашу Обозного точно зарубили?
— Похоже, что да, начальник штаба бригады уперся.
— Тогда капитан Обозный справится с дивизионом!
— Его документы на представление зависли в корпусе, спросят в таком духе, что в оперативное отделение нельзя, а на командира дивизиона можно? Это же кадровики.
— Что за бардак, товарищ полковник?
— Еще какой бардак, Саша, еще какой. Ты думаешь подо мной кресло не качается? У меня уже три служебных несоответствия! Только черта с два я добровольно рапорт напишу! А судить полковника-орденоносца никто не решится. Иди и не забывай наш разговор.
После этого разговора я успокоился и начал готовиться к поступлению в академию. В 1986 году с комплектностью личного состава стало настолько плохо, что дивизион превратился в караульный взвод. Нагрузка на солдат и офицеров была очень высокой. Мне приходилось десять ночей в месяц проводить вне дома. Срочники вели себя самым достойным образом. Молодые лейтенанты Бойко и Солодовников периодически срывались в пьянку. Начался ветер перемен.

  Урема полностью погрузилась в темноту, вдалеке слабо обозначался огнями хутор Подгорный. В оглушающей тишине начали проступать слабые звуки ночной жизни местных обитателей. На свежем воздухе заснули очень быстро. Утро второго дня было немного сумбурным, были хорошие новости и плохие. Кошак, оказывается, не сбежал домой и все-таки задавил двух больших гадюк и подтянул их поближе ко входу в палатку. Не подвел Алексея, вот это дела. И мы проспорили! Это домашняя заготовка, ничего не сделаешь. Мишара вернулся с пробежки весь взбудораженный и не один, а с небольшим кобелем. Кобель был небольшого роста, одноглазый и весь дрожал от волнения.
— Вот, наткнулся на этого товарища — и все, дружба навек! Идет за мной, как будто давно меня знает. Самое интересное, что я наткнулся на него в тот момент, когда он отгрызал голову змее. Нужно проверить этого парнишку, не змеелов ли он?
— Заблукавший, видно! Ну что делать с ним?
— Думаю, он пригодится нам в охране лагеря, выгонять пока не будем!
— Называю его Арчи!
— Пусть будет Арчи. Виктор Валентинович, разреши поставить сторожевую собаку на довольствие?
— А теперь пошли, покажу тебе самое интересное. Только нужно взять кусок брезента, где-то был его остаток. И шпильки вот эти возьмем, что на палатку были приготовлены, все равно они лишние. Пошли, только тихо! Нет, стой. Давай наберем им жратвы побольше.
— Кого ты имеешь ввиду?
— Идем скорее, могут разбежаться!
Мишара нарезал тела гадюк мелкими частями в большой пакет.
— Давай за мной, ты такого точно не видел.
В тридцати шагах от туалета была змеиная яма. Там ворочалась большая масса, переплетенные тела вызывали отвращение и ужас.
— Они нас все равно не слышат! Предлагаю затянуть яму брезентом и закрыть их там хотя бы на время. Натягиваем аккуратно с двух сторон. Держи пока и смотри, не полезут ли они на нас.
Саша начал плотно крепить шпильками брезент к земле. Арчи бесновался вокруг ямы, стараясь заглянуть внутрь, сильно бил хвостом по земле.
— Смотри, как великолепно получается! У тебя они не полезли еще?
— Пока нет!
— Ага, а сейчас мы им жратвы подкинем, чтобы они не взбунтовались. Как думаешь, не вырвутся они отсюда? Мы сильно натянули брезент, вогнали оставшиеся шпильки. Сильные змеиные тела стучали снизу по брезенту. Змеиное шипение усилилось, действительно шла драка за тела сородичей.
— Саша, большое дело сделали. Эти же твари все равно бы полезли к нам. Может, для надежности ведро солярки сюда и поджарить их?
— Нет, ну мы же не звери! Зачем нарушать экосистему? При отъезде освободим их, будем гуманистами, согласен? Как думаешь, брезент выдержит?
— Выдержит, шпильки вбиты с нахлестом. Этот конец брезента с твоей стороны торчит, заправим?
— Нет, это я оставил, кто будет уходить последним, дернет за него и ходу!
— Давай это буду не я!
— Договорились! И с каких пор ты стал таким щепетильным?
Плохой новостью была печальная весть от Вадима: не произошла обработка сигналов, что-то не так с приемным устройством. Он деловито осматривал сканер, проверяя кабельные разъемы. Огорошил и Билык, заявивший, что пропали две буханки хлеба, предназначенные на этот день, и обвинял в этом кошака.
Мы с Мишарой переглянулись, охрана лагеря была возложена на нас, а в эту ночь мы оба беззастенчиво проспали. Он кивнул мне, ты слева, я справа, ищем следы присутствия. Арчи, крутившийся рядом, звал нас в сторону болота, но что там делать, мы начали обрабатывать местность в сторону кургана. Следов присутствия чужих обнаружено не было, настроение испортилось. Сошлись на мнении, что чудес не бывает, возможно, нас ночью кто-то навещал. Кто и с какой целью? Ответов пока не было, нужно ставить сигналки по периметру и ночью по одному приглядывать. Подошли к Вадиму, наши подозрения подтвердились, в руках у Вадима был один из блоков сканера. Он был поврежден. Сквозная узкая щель, удар ножом? Без всяких сомнений. Вадим удивленно и вопросительно смотрел на нас, мы отводили глаза.
— Очень прошу, вы же спецы, организуйте охрану лагеря по полной программе!
Это было командой к незамедлительным действиям, за завтраком мы обдумывали перечень необходимых и достаточных мер. Простых и надежных домашних заготовок, быстро реализуемых имеющимися средствами. Сразу нарезали два больших сектора, запрещенных для нашего хождения. В этих секторах отрыли по три ямы для ловушек, определили места растяжек для сигналок, поставили несколько петель. Нужны были колья, пришлось идти в сторону лесополосы, нарубили тонких, но прочных заготовок из акации. Еще до обеда шесть ловушек были готовы, схема защиты лагеря от посторонних гостей начала обрастать опорными точками. Встретили прибывшего на велосипеде Алексея, показали ему тропы для захода в наш лагерь и места, куда не следовало ходить. Пообедали вкуснейшим борщом, Виктор Валентинович постарался на славу. Билык и Алексей, два заядлых рыбака, разговорились о том, как стало трудно в наши времена ловить рыбу. Мишара начал расплетать медную проволоку и готовить сигнальные пиропатроны. У меня появилась одна рабочая мысль о хорошей и близкой рыбе, нужно было ее быстро проверить. Я отпросился у Мишары на один час и поспорил с рыбачками, что смогу вытащить без снастей килограмм пять рыбы. Билык и Алексей задергались, но все-таки заспорили со мной.
— Ну что, пошли?
— Сейчас что ли, сразу?
— А чего тянуть резину, вдруг рыба уйдет?
— Куда идти-то, где ты собрался ловить?
— Идите за мной и не отставайте, у меня мало времени, чтобы с вашей рыбой долго возиться!
— Ничего себе, какой борзый, что с собой брать под рыбу, неужели мешок?
— Пока ничего не берите, плохая примета, погнали за мной!
— Какая там рыба, лохотрон, я тут все места уже обловил.
— Алексей, ты же не думаешь, что, заспорив, я просто так подставлюсь? Правильно, бежим шустрее за мной, рыба уходит!
Я взял с собой на всякий случай маленький топорик и побежал в сторону разбитой дороги, вдоль уремы. Конечно же, я блефовал, просто вспомнил, как рыбачил в детстве в этих местах с отцом. Я бежал к двум колдыбаням, образовавшимся на месте воронок от больших бомб еще времен войны. Чутьем ощущал, что не могли они бесследно исчезнуть, не должны. А если колдыбани не заросли, то может быть и рыба, вряд ли здесь шастают рыбаки. Около полутора километров средним темпом, Билык и Алексей отстали немного. Кажется, здесь. Да, нужно проверить, точно, первая колдыбаня диаметров под десять метров заполнена водой. Раздеваясь на ходу, я подошел поближе, вглядываясь в зеркало воды. Подбежали Алексей с Виктором, тяжело дыша и с красными лицами.
— Тихо! Раздевайтесь, не шумите!
Загипнотизированные моими уверенными действиями они начали быстро стаскивать с себя одежду.
— Смотрите, — шепотом, — видите в том конце? Какие спинки толстые, как ходят не спеша!
— Как же мы их вытащим без сетки?
— С сеткой и дурак сможет, а вот без сетки только мы!
И громко заорал, бросаясь в воду:
— За мной, на танки, шашки к бою, ура!
Что тут началось, ошалев от радости, мы начали бегать по колдыбане, вода чуть ниже колен! Понеслась круговерть, все как в детстве, только бегали уже не дети, а деды.
— Дивизион к бою, принять цель! Прикрой, атакую! Лохматим бабушку по полной!
Взвесь ила, поднятая нашими ногами, замутила прозрачно чистую воду. Красноперки начали всплывать и, совершенно потеряв ориентиры, неподвижно застывали. Теперь не нужно зевать и, пока они не пришли в себя, нужно хватать их руками и кидать на берег. По одной, иногда по две! За десять минут на траве дергались десятка три полукилограммовых красноперок.
— Все, осаживай, пусть немного останется, осаживай! Ну что вы как дети малые, мы же договаривались о пяти килограммах! Вас что, оштрафовать за излишки? Тормозите и выходите! Осталась мелочь, не трогайте ее! Стоять, рыбнадзор около нас!
Еле-еле удалось успокоить удачливых рыбаков.
— Делай куканы, вот так, из камышинок! Дай бог, чтобы мы это дотащили.
Алексей деловито складывал рыбу в свою рубашку.
— Ничего, допрем как-нибудь, вот это улов, лет двадцать столько рыбы не видел, даже больше! Во Палыч, вот темнила, хотя бы раз шепнул на ухо мне!
— Леха, ты же местный, мне просто неудобно было говорить, ты же хвалился, что все места твои. Не трогайте черепах, мы же не с голодного края приехали.
Действительно, черепах было очень много, и взрослых, и молодняка.
— Какой черепаший суп, идиоты, сегодня и завтра будет уха и жареная рыба, я вам меню обеспечил. Возвращаемся на базу!
На всякий пожарный случай я не сказал Алексею о второй колдыбане, в двухстах метров отдаленнее. Потянули улов в лагерь, куканы приятно оттягивали руки.
— Что-то у вас у обоих очень кислые рожи? И чего вы брешете, что я знал про рыбу, меня не было в этих местах пятьдесят лет, что вы городите? Не слышу поздравлений, и ваш проигрыш чтобы стоял вечером на столе. Я вам еще нужен? Тогда разбирайтесь с рыбой сами, по-моему, она вся будет с икрой!

Вадим починил сканер, дал очередной разряд и готовил спальное место рядом с аппаратурой. Я с Мишарой начал довершать ловушки, устанавливая заостренные колья акации. Тихо и с радостью доложил Сашке о показном занятии для наших рыбаков.
— Они столько рыбы никогда в жизни в руках не держали! Орали как угорелые, еле их вытащил из воды. Килограммовых красноперок впервые в жизни голыми руками ловили, ты можешь понять их состояние? Ты, Санек не волнуйся, у нас с тобой еще одна заначка есть, покажу тебе нашу рыбалку!
Начали вязать растяжки с сигнальными пиропатронами, не спеша, уступами, сеточкой. С выдумкой, интерактивно делали, можно сказать, что даже с душой. Остались три прорезанные в камышах рабочие тропинки, их будем стреножить только на ночь. Собаку на ночь придется привязывать, иначе он нам может устроить ложные срабатывания, парень — огонь.
— Мишара, как думаешь, откуда лучше наблюдать за нашим лагерем, изнутри или снаружи?
— Ясен корень, снаружи будет видно больше!
— Тогда давай прикинем, куда по темноте можно будет выползти незаметно для обзора?
— Вариантов не так уж и много, допустим, вон в той складке за камнями, посредине кургана?
— А что, взять куртку, плащ-палатку, фляжку с чаем — и милое дело! Тянем спички?
— Да мне все равно, лишь бы под утро поспать!
— Какой скромный, ладно, тогда ты наблюдаешь первым до двух, по рукам?
— Договорились, я пойду с собакой, ты как хочешь.
Вечерело, проводили Алексея, обещал через час быть с проигрышем. Проверили Билыка, тот с воодушевлением варганил уху и запекал в фольге красноперок. Осторожно намекал о каком — то деликатесе, наверное, посолил икру. Арчи с кошаком деловито делили кости с мясным приварком, вражды не было.
Я пошел поближе к болоту, вытащил и нарезал с десяток молодых, сочных белых корней камыша. Такого деликатеса никто из моих друзей в жизни не пробовал, Алексей, конечно, не в счет. Хорошо их помыл, посолил и засунул в пустой трехлитровый баллон, залил кефиром, чтобы отбить запах. Подумал, мелко настрогал чеснока, захотелось подать блюдо с розыгрышем, а что не имеем права? В ожидании Алексея начали гуртоваться около Вадима, на глазах половина уремы темнела. Тот был сосредоточен, постоянно проверял параметры приемного устройства, вид был довольный. «Хорошо, когда все налаживается, — мелькнуло в сознании. — И всегда это временно».
— Вадим Евгеньевич?
— Да, слушаю!
— А в это время в войсках идет напряженная боевая учеба, ты как?
— Я нормально, а вам что, заняться больше нечем? Боевой подготовки очень сильно захотелось?
— Да нет, мы к тому, что ужин близится, давай отвлекись, пока все штатно идет?
— Не люблю обсуждать неполученные результаты, что там у нас сегодня на ужин?
— Ты не поверишь, гвоздем программы сегодня будет черемша в кефире.
— Местное блюдо, название очень знакомое, хорошо, снимем пробу.
— Так что, может, это самое, под горячее, так сказать?
— А вас что-то осталось разве?
— У нас как раз ничего нет, но скоро будет, тут товарищи за свое недоверие проставляются.
— Да уж, это вы умеете, кто бы сомневался!
Приехал Алексей с хлебом, привез еще молока, хрена в томате, полторашку шмурдяка и ошейник. Арчи с достоинством дал надеть ошейник, отряхнулся и гордо осмотрелся.
— Огонь, давайте за стол!
Билык разлил по чашкам уху, налили по стаканчику, я ногой толкнул Алексея.
— Достань нам, брат, черемши, я ее в кефире замочил, чтобы мягче была.
— Где вы ее только надыбали, она же уже давным-давно отошла?
Я снова толкнул его ногой, он, еще не догоняя, посмотрел на меня.
— Давай сначала людям, они же ее еще не пробовали!
— Так пожалуйста, только.
Я снова толкнул его ногой, типа помолчи, когда старшие хотят слово сказать.
— Ну давайте, чтобы завтрашний день был еще лучше сегодняшнего! Закусывайте, черемша это вещь, огонь. Правда, Алексей?
— Да, мы завсегда ею заедаем, хороший закусь!
Алексей наконец въехал в тему, понял, что от него требуется. Сдерживая смех, я подкладывал друзьям сочные корни камыша, а что очень неплохо на вкус! День прошел неплохо и достойно завершался. Мировая уха и обалденные, зажаренные в фольге целые красноперки.
— Что у нас с деликатесом, Виктор Валентинович?
— Видно, кошак спер. Видишь, наевшийся сидит, килограмм икры уже в нем. Так что, на десерт сухари с молоком и чаем, кто молоко не переносит.
Тоже неплохо, даже можно сказать душевно, что делать, у каждого свои слабости.
— Гадюки сегодня кому попадались? Нет, ну вот еще одна хорошая новость, может за нее?
Вадим пошел к сканеру, я проводил на вершину кургана Алексея и завалился спать. Упал на спальный коврик совершенно счастливый и, наверное, поэтому, увидел красивый сон.

   Самый первый день в нашей части, я снова впервые распределялся. Все как в жизни, настолько реально.
Десять молодых лейтенантов, из них пятеро двухсотчики, новая форма отутюжена.
Начальник отдела кадров капитан Забусик раскладывает красные папки, наши личные дела. Священнодействует, не глядя на нас, до синевы выбрит, взгляд поверх нас.
Резко заходит подполковник плотного телосложения, начальник штаба 128-й зенитной ракетной бригады Николаев.
— Не вставайте!
Садится в кресло, смотрит на нас, потом на начальника отдела кадров, хмурится. Достает из холодильника слева бутылку минеральной воды, наливает полный стакан. Минералка шипит, переливаясь пузырьками по самому срезу. Мы сглатываем, начальник штаба смотрит на нас и вдруг подмигивает. Передает стакан капитану, тот со смущением принимает и выпивает, даже нет, вливает его в себя. Николаев повторно наливает и протягивает стакан капитану, тот снова вливает. Николаев пристально смотрит на него, капитан поднимает голову и неожиданно краснеет.
— Ты чего расхрабрился вчера, ты же не молодой лейтенант?
Коротко и громко рявкает сирена, двенадцать часов, сверка времени дежурных сил. Николаев не глядя протягивает левую руку, кадровик аккуратно вкладывает в нее книгу штатов. Карандаш в руке начальника штаба начинает искать пустые строчки — вакансии. Мы напряженно внимаем за ритуалом, сейчас будут вершиться наши судьбы. Все очень просто, сегодня и сейчас!
— Соедини с командиром тринадцатого!
Забусик срывает телефонную трубку, на коммутатор летит команда:
— Птаха, соедини с Зоосадом, Зайцева срочно!
— Валерий Борисович, здесь энгельсские прибыли, тебе даю одного. Куда ставить, на окислитель или горючее? Все равно? Будет работать за двоих, это правильное решение!
Карандаш сделал отметку в нужной строчке, раскрыто личное дело, лежавшее сверху.
— В отделение заправки окислителем и горючим пойдет лейтенант…
Негромким голосом называет мою фамилию, я в ступоре и совершенно не реагирую. Сидящий рядом Володя Силуянов толкает меня локтем, Николаев снова называет меня. Резко встаю, кондиционер приятно холодит вспотевшую спину, редко и сильно стучит сердце. Слов нет, от несправедливости кипит кровь: в технический дивизион, за что? Начальник штаба вопросительно смотрит на меня, я должен что-то ответить. Момент истины? Так точно! Решаюсь, своей наглости удивляюсь до сих пор.
— Товарищ подполковник, разрешите доложить?
— Попробуйте, лейтенант!
— Материальную часть технического дивизиона изучал и знаю очень плохо, готовился только в огневой дивизион, разрешите на любую должность!
— Странно, у вас стоят очень хорошие оценки по материальной части технического дивизиона, я поэтому вас и выбрал. Очень странно! Хорошо, вы назначаетесь
командиром второго стартового взвода во второй дивизион, вам понятно?
Слово понятно было сказано почти угрожающе.
— Так точно!
Радостное счастливое состояние, улыбаюсь.

— Тихо, тихо! Ты чего улыбаешься? Два часа утра, вставай на вахту!
Это Саша Мишарин пытается меня разбудить, быстро пролетело время сна.
— Давай умойся, вот фляжка с горячим чаем, тебе Арчи оставить?
— Забирай его с собой, он же весь немытый!
— Ты смотри, какой чистюля, вспомни, когда мы мылись, наверное, тоже воняем. Зато теперь точно знаю, что он змеелов, прямо недалеко от меня задавил змею.
От этих слов я быстро проснулся, сон резко и окончательно выветрился. Про змей нам не надо, у меня к ним стойкие и давние предубеждения.
— Саша, как обстановка, все тихо?
— Абсолютно до безобразия тихо, движения не было.
— Тебя разбудить к завтраку или раньше?
— Не надо меня будить, я сам проснусь, завел будильник, хочу пробежаться.
— Тогда слушай, беги в ту сторону, где мы ловили рыбу, немного дальше. Там должно быть армудное дерево, насобирай яблок немного, если будут.
— Название странное, на яблоки похожи или как с черемшой?
— Немного похоже, но запах будет как от айвы, очень приятный. Вкус детства, захотелось очень, не бойся, без розыгрыша!
Я надел теплую куртку и подошел к машине, Вадим сидя спал, наклонившись над монитором.
— Давай на отдых, утром посмотришь!
— Нет, я не сплю совсем, так немного закемарил, скоро будут данные.
— Ладно, попей вот чая, я буду на посту, если что, мигнешь фонариком!
Залег в яму между камнями, накрылся плащ-палаткой, очень удобный обзор. Тихо в нашей временной обители, постороннего движения нет, но есть саднящая мысль. Ведь кто-то же был в первую ночь в нашем лагере, это же непреложный факт. Его можно проигнорировать, но ведь он точно был и может быть какое-то продолжение. Тихие шорохи не давали полностью расслабиться, разбросал вокруг пачку серы от змей. Больше для самоуспокоения, здесь такие твари, что это может и не помочь.

 Мне припомнилась моя первая встреча с крупной змеей, ее точно никогда не забуду. Будучи командиром второго стартового взвода, однажды утром не обнаружил одного ориентира на пусковой установке. Один есть, а второго нет, упал репер или утащили. Взял одного из срочников, рядового Бабаева, дал ему топор, ножовку, проволоку. Сам взял лопату и вперед, пошустрее, чтобы за час обернуться. Прошли уже полпути, по ходу дела я вращал, размахивал лопатой, рубя колючку. И в одно застывшее мгновение я уловил движение справа и больше по наитию рубанул в него. Тут же последовал удар в сапог крупнейшей гюрзы, подрубленной пополам. Если бы я промахнулся, то она наверняка ударила бы выше и прокусила брюки. А так ее подрубленная часть зацепилась за колючки и не дала ей подняться для высокого броска. Гюрза была просто огромно бесподобной. Что делать? Одним движением я отрубил ей огромную страшную голову, мою несостоявшуюся смерть. Мы с Бабаевым пошли дальше, нашли упавший ориентир, поставили его на место. Возвращаясь назад по своим следам, мы снова вышли на точку встречи. Пасть змеи еще сокращалась, лучше долго не смотреть.
— Не вздумай трогать ее, пошли шустрее!
Закончился день, батарея ушла в казарму, я пошел в свою взводную каптерку. Проходя мимо стеллажей, в заходящем кроваво-красном солнце заметил движение. Не веря своим глазам, но уже почти достоверно зная, что я увижу, я поднял голову. Змея открывала свою пасть, как бы пытаясь сказать что-то солнцу. Ва-а-ах.

 От давних воспоминаний меня передернуло по-настоящему. Вспомнится же! Со стороны машины мигнул фонарик Вадима, что-то есть у него. Посмотрим! Осторожно спустился, у входа в палатку спавший Арчи поднял голову и зевнул. Поставил на спиртовку чайник и подошел к Вадиму, было видно, что результат есть.
— Как дела, Вадим?
— Есть детальные изображения, все в трехмерном, все четко видно, изучаю.
— Хотя бы навскидку, что там?
— Пока отдельной могилы не видно, возможно, нужно сдвинуть площадь съема данных. Что вижу, сейчас скажу. Есть большой металлический ящик, около спальной палатки, это просто побочно всплыло. Вот еще, очень хорошо видны две крупные авиационные бомбы на глубине метра. А так по нашему объекту можно сказать, что да, здесь большой могильник. Завтра пробьем вот эту часть, тогда и сделаем окончательные выводы.
— Понял тебя, пойдем попьем горячего чайку для согрева и ложись отдыхать.
Привязанный к входу палатки Арчи вдруг возбудился и начал рваться с поводка, пришлось его отпустить. За палаткой послышался какой-то шум и истерически громко заорал кошак. Арчи рванул в его сторону, я посветил фонариком, собака и кот потрошили змею. На левом фланге периметра рванул пиропатрон, затем через короткие промежутки времени еще три срабатывания, истошный вопль кабана, да что за ночь сегодня? Кабан, очевидно, влетел в ловушку. Из палатки вылез Виктор Билык с ружьем в руках.
— Подмога не нужна?
— Валентинович, вроде попался кабанчик, но нет желания к нему лезть в темноте. Мы сами начнем срывать растяжки, перебудим всех.
— Ладно, возьми ружье, оно более убедительно, чем твой короткий ножичек.
Взял Арчи на поводок и пошел с ним к месту наблюдения, будет не так одиноко. Прохладная предутренняя свежесть совсем не бодрила, глаза непроизвольно прикрывались, Арчи беззаботно привалился к моему боку и притих. Что же, доверимся его чутким ушам! И я нырнул прямиком в красивый сон.

— Второму! Поиск, азимут тридцать, дальность сто пятьдесят, цель скоростная! — это нашему дивизиону ставится боевая задача с командного пункта группы дивизионов С-200.
— Второй, задачу понял, выполняю! — скороговоркой отвечаю, под запись на средства объективного контроля.
— Азимут тридцать, дальность сто пятьдесят! Полная мощность, сектор четыре на четыре, поиск! — это уже своим.
— Есть цель, срыв Ас!
— Второму! Высота девять, скорость шестьсот! Высота десять!
Ну и прет машина, курсом прямо на нас, видит ли его ПРВ? С такими угловыми перемещениями нам самим его поймать трудно.
— Второй! Высота десять, скорость семьсот, курсом прямо на нас!
Это уже лучше! Цель мелькнула на экране захвата на доли секунды и исчезла!
— Сектор четыре на восемь, широкий луч!
Уходит, не успеваем за ним. Но ПРВ все-таки захватил его, молодцы.
— ПРВ ведущий, второй ведомый, второму принять цель!
Отметка в середине нашего экрана индикатора захвата.
— Есть цель, азимут тридцать, высота пятнадцать, скорость восемьсот!
Это уже мой оператор захвата.
— Цель одиночная, цель противник!
 Кто бы сомневался, это был высотный МиГ-25 ПДС. Его по приказу командира 15-го корпуса ПВО тихо подняли с аэродрома Насосный, он ушел в сторону Астрахани, развернулся и на малой высоте незаметно подлетел. Затем с набором высоты пошел на нашу бригаду с целью проверки дежурных сил. Шикарно идет, красавчик, в зоне поражения будет всего несколько секунд, успеем ли его обстрелять? Наш зиринский радиотехнический батальон увидел его слишком поздно. МиГ на форсаже уверенно лез на свой аэродинамический потолок, цель у него простая: перепрыгнуть через боевой порядок бригады и обуть нас по полной.
— Второй есть цель, высотная скоростная, цель противник!
— Второму, цель уничтожить двумя, очередью!
— Командир, цель не в зоне! Зон нет!
Еще несколько секунд, и цель пройдет без воздействия!
— Командир, это особая цель, к пуску готовы! — это цэвээмщик Сергей Новиков, первым врубился, что расчетных зон поражения ЦВМ Пламя не выдаст. Молодец, Сергей Семенович!
— Тремя, очередью, пуск! — это моя команда ему.
— Второй, особая цель, пуск тремя очередью! — это на девятку.
Через тридцать пять секунд пошли доклады.
— Второй, внимание встреча! — это для фотоконтроля, для истории. Ночью повезу в оперативное отделение бригады, дивизион дежурный, нужно отчитаться.
— Командир, точка встречи на дальности пятьдесят пять, высота тридцать два.
Вот вам и потолок этого высотного «Мигаря».
— Второй, цель уничтожил, расход три! — это доклад на девятку, все пишет родная.

 Арчи рывком в сторону вырвал меня из сна.
— Тихо, тихо! Что случилось дорогой?
Арчи настойчиво тянул в сторону верха кургана, там у нас ничего нет, кроме резонатора, заглубленного на два метра в землю. Подождать, пока этот кто-то спустится поближе к нам? А если он наткнется в темноте на кабели? Человек или кабан? Арчи внезапно сильно потянул на левый фланг, ладно, проверим тебя в деле, бежим! Увидел вдалеке смутную тень, удаляющуюся от нас понизу, по самому краю уремы. Из нарукавника куртки вытащил ракетницу зеленого огня и, держа ее под небольшим углом, чтобы пошло невысоко, навесом, выдернул шнур. Яркий зеленый комок огня расцвел прямо над убегающей фигурой. Значит, точно у нас гости, прощупывают, это уже не кабаны дикие. Это уже достоверно. Арчи рвался с поводка, да куда же тебя отпускать, мал весом и ростом. Развиднелось, не спеша обошел вершину кургана, повреждений кабельной сети не было.
Спиртовая горелка быстро вскипятила чайник, сейчас заварим свежего черного чая. Разбудил Виктора Билыка, начал рассказывать ему события прошедшей ночи. Взяв топорик пошли к ловушке, на которую напоролся кабанчик, крови было много и ничего более. Свежатины не будет сегодня? Как бы не так! Лежавший неподалеку в камышах кабанчик вскочил и дал деру от нас. Куда же ты так быстро, родной? Добежал до болота, сообразил, что бежит не туда, развернулся на нас.
— Витек, килограммов на двадцать, донесем?
— Ты давай его поймай сначала!
— Так он же бежит прямо на пищеблок!
Кабанчик, теряя силы, упал почти к нашим ногам, все-таки придется немного тащить его.
— Добей, Валентинович! Обушком по головке, что же мы звери?
— Вот так, а теперь, сольем остатки крови, режь горло!
Кабанчик окончательно затих.
— За задние ноги потащим, волоком? А ты уже думал, что сегодня без свежатины? Выйдем только на тропу, а то сейчас начнем сами подрываться на растяжках.
За час разобрали кабанчика на составляющие, Арчи и кошак внимательно отслеживали весь ход разделки. Им сегодня достанется большой приварок, заслужили. Третий день начинал свой медленный разгон. Прибежал с пробежки Саша Мишарин, вот тебе и армуды, прозрачно-желтые с несравненным запахом.
— Это яблоко все-таки или айва?
— Это казацкий армуд — яблоко, скрещенное с айвой. Витек, компот будет обалденный, вари больше. И можно дольками добавить в мясо, не испортишь!
Проснулся Вадим, сели завтракать, я доложил о ночном госте.
— Лось сразу видно, даже издалека, что здоровый, в камуфляже. Не могу понять, кому мы здесь могли перейти дорогу. Место в такой глухомани, рядом ничего совершенно нет.
Вадим, прикурив:
— Вам с Сашей нужно произвести поиски в радиусе пяти километров, следы непременно обнаружатся. Какой-то промысел здесь есть, мы пока его не видим, но они начали беспокоиться. Значит, или мы их найдем, или они снова на нас будут выходить. Но сначала перекиньте разрядник и датчики на тридцать метров западнее, ближе к трубе. Кстати, насчет трубы, может, где-то рядом врезались и тупо сливают нефть?
— Какая нефть, это газопровод, в газетах писали.
— Произведите детальный поиск, там видно будет.
Мы с Мишарой перекинули рабочую схему, оделись по-легкому.
— Ружье берем?
— Зачем лишний шум, глаза мозолить!
— Ну что, ты восток, я на запад?
— Подожди, давай сначала как бы вместе пойдем в поселок, дойдем до лесополосы, а затем разделимся и по дуге выйдем к лагерю.
— Палыч, ты говоришь так, как будто нас пасут. Тогда можешь ответить на вопрос, откуда?
— Пока нет, предполагаю.
Наблюдать за нами можно было с противоположного берега уремы, но ведь болото! Жаль, что нет бинокля, даже простенького. Мы стояли на вершине кургана и смотрели в одну сторону, на север.
— Ты думаешь о том же, что и я? Да, болото не даст пройти, а если они на лодке?
— На лодке да, можно подойти тихо и также тихо уйти.
— Бежал в сторону дороги!
— Ни о чем не говорит, может, сбивал тебя со следа.
— Тогда и нам нужна лодка, или нужно зайти с тыла, но это километров двенадцать!
— Для поджарых волков это час трусцой.
— Не оспариваю, давай сейчас осмотрим лесополосу и фланги, а после обеда рванем.
Целеустремленно пошли отрабатывать план, действительно место совершенно безлюдное. Прошли густую лесополосу и разделились, Мишара в сторону аэродрома, я в сторону дороги. На все про все чуть более двух часов. Ни души! Успокоенный, вспотевший и расслабленный я возвращался к лагерю, предобеденная тишина. В лагере было тихо, дизель молчал, я шел и рассматривал нечеткие следы на песке. Высокие зеленые камыши радовали глаз своим великолепием на осеннем увядающем фоне.
Я остановился, осматривая место, где должна быть растяжка. Растяжки не было! Но такого же не может быть просто потому, что ставил ее точно я. Я осторожно раздвинул руками камыши, нагнулся, чтобы посмотреть следующий уступ, где крепилась очередная нить сигнального пиропатрона. Увидел на песке четкий незнакомый след, начал еще больше нагибаться, вглядываясь. Горизонт качнулся, и я взлетел, казалось ногами вверх. Удар с размаха в переносицу! Попробовал открыть глаза, один глаз открылся, второй был залит кровью. Упал я, оказывается, лицом вниз. Удар пришелся в голову, если бы в переносицу, то меня бы уже не было в списках живых. Пришел в себя от разговора. Говорили двое, голоса незнакомые, чужие. Слышал отчетливо, иногда подкатывала волна шума и голоса стихали, затем начинали грохотать в голове молотом. Слышал отстраненно, как будто говорили не обо мне, а ком-то другом.
— Одним ударом, учись!
С меня, как с покойника, стащили ремень с ножом и ботинки. Что за сладковатый запах, немного знакомый и опасный? Не могу вспомнить.
— Какой ножичек сладкий, трофей хороший, победителям все лучшее, забирай ботинки, твои уже сгнили.
— Не очухается, может подрезать?
— Подожди, нужно его разговорить, понять, что они тут искали, вдруг золотая жила. Пока стреножь его по-быстрому. Сначала ноги здесь и здесь, теперь руки за спину. Ноги сгибай, подтягивай к рукам. Подожди, слышишь шум, это еще один пенсионер рвется сюда, берем его тихо, стрелять только в крайнем случае. В крайнем случае, усек?
Голоса начали удаляться, смолкли совсем, идут навстречу Мишарину. Пошевелил руками — узкий и жесткий пластик впился в тело, понятно, хорошо, что руки не свели локтями вместе. Что за брюки на мне, не песчанка? Полез пальцами за пояс в районе заднего кармана и, не веря своему везению нащупал уплотнение, там лежал маленький казахский раскройщик. Главное — открыть молнию, он всегда заедала. Напрягся, молния не поддавалась, лучше оторвать с мясом. Боль ударила в голову, тише, еще тише. Пусть боль зайдет вся, и я растворюсь в ней, как соль в воде. Молнию раздвинул пальцем, начал цеплять за кожаный треугольный футлярчик раскройщика, есть. Теперь уже пальцами другой руки срываю кнопочный замок. Тонкая сталь, кольцо впритык, на палец не надеть. Ничего, удержу и так. Жесткий пластик не резался, лезвие елозило по нему, пальцы стали липкими от крови. Другой стороной, там зазубрины, мелькнуло. Пластик с большим трудом поддался, руки внезапно упали на землю.
Полежать? Нет, быстрее нужно подняться, что с моими друзьями? Тишина была красноречивым зловещим ответом. Перевернулся на спину, подтянул колени к груди, срезал две стромынки. Начал вставать, кровь прилила в голову, меня мотануло, упал лицом вниз. Немного полежав, я поднял голову, терпимо. Встал на колени, начал подниматься, меня снова повело. Пополз на коленях в сторону нашего лагеря, обогнул змеиную яму, подполз к туалету, на глаза попалась саперная лопатка, уже лучше.
Никого пока не видно, ползу к машине, услышал сдавленный заглушенный стон. Отодвинул мешавший на уровне глаз камыш и замер от увиденного. Здоровый бугай ножом тыкал в белую спину Вадима, все в крови. Вадим висел, распятый в дверном проеме машины, стреноженные ноги бессильно повисли. Во рту комок тряпки, растянутый до предела рот раскрыт и стреножен пластиком. Медленно подползаю сзади, на моих глазах бугай не спеша тычет ножом в спину моему другу. Такого не завалить одним ударом, силенок не хватит. Стоя на коленях, с замахом справа подрубаю под правой коленкой. Бугай медленно сполз на колени, начинает разворот головы поверху, в мою сторону. Второй удар, двумя руками из-за головы плашмя в лицо. Туша падает, роняет из правой руки окровавленный нож. Вползаю на тело, поднимаю свою лопатку, наступаю коленом на позвоночник. Утробный рев, его правая рука тянется за ножом, рублю тоже правой, надсекаю кисть. Четвертым ударом бью еще раз по голове. Тело затихает.
Большим ножом, похожим на мачете, обрезаю стромынки на ногах Вадима, он без сознания, болевой шок. Двумя руками приподнимаю Вадима, хочу, чтобы он стал на ноги, заваливается. Мне не поднять, держась одной рукой за дверной проем машины рывком поднимаюсь, в голове стучит. Обрезаю стромынку с правой руки, Вадим сползает влево, с поворотом виснет на одной руке. Отрезаю последнюю стромынку, тело опускается еще ниже, осматриваю голову, здесь таким тесаком не подлезть. Вадим шевелит рукой, тянется к карману, вытаскиваю бокорезы. Это то, что нужно, что доктор прописал, отсечем все лишнее, аккуратно.
— Ты можешь идти? Нужно уйти отсюда — опасно.
Вадим медленно, руками помогая закрываться рту:
— Саша, отсюда я никуда не уйду, это мой последний рубеж, самый последний в жизни!
Вадим, ты мой дорогой, как хорошо я знаю твое упорство! Слишком хорошо, чтобы продолжать уговаривать тебя. Вадим рукой показал в камыши, начал по собачьи копать, типа ищи. В трех шагах лежало ружье, переломил ствол, два целых патрона на камышовую дичь. Но если дать в упор в лицо, мало не покажется.
— Тогда ложись здесь, хороший обзор понизу.
Приоткрыл водительскую дверцу «Каравеллы», с полки двери взял прямой нож с бельевой веревкой на рукояти, накинул петлю на кисть левой руки. Сам похромал наверх кургана, голова уже не гудела, отпускала. Появилась тупая боль чуть выше переносицы, ничего, пусть приходит, я растворюсь в ней. С трудом добежал до вершины кургана, крутанул головой. Мишару увидел сразу, он бежал в направлении лагеря, но медленно, слишком медленно. Его догоняли те двое, теперь увидел, тоже крепкого телосложения. Попробовать наперерез, отсечь? Сашка увидел меня и выкинул правую руку вперед и нагнул ее к земле. Ждать? Догоняют очень быстро, уверены в своих силах. Что делать? Несколько раз махнул правой рукой с лопатою, рука медленно наливалась силой, не должна подвести.
Я начал свой медленный разгон вниз и вовремя, Мишара сильно споткнулся и, теряя равновесие, начал замедлять ход, мотаясь из стороны в сторону. Неужели упадет? Это не самая лучшая позиция, когда против тебя двое. Сашка упал на секунду, теперь дошло, что нарочно, но тут же быстро вскочил. Отскочив в сторону и резко крутанувшись, стал в стойку. Не сразу дошло, что за крик раздался — так кричат приговоренные! Бежавший первым и почти догнавший Сашку рухнул в змеиную яму, дай бог ему терпения на этом свете. Мишара снова поднял правую руку и отвел ее в сторону, это знак мне, не мешай. Бритоголовый бычара и не думал валить, с двумя ножами нащупывал контакт.
— Твари, откуда вы взялись, ненавижу, порежу на куски!
Сашка вроде бы лениво, но очень быстро сделал бросок ему в ноги и отскочил.
— Давай, дорогой, только не спеши, когда будешь резать, посмотри мне в глаза!
Есть, бритоголовый с усилием от туловища потянул ногу. Зацепил его по бедру хорошо!
— Не спеши, я хочу увидеть, как ты обоссышься!
Они бросились друг на друга одновременно, но Сашка не стал сшибаться, крутанулся и резко ушел в сторону. В живот? Нет, снова по тому же бедру, бычара упал на колено. Мишара обходил его по кругу, заводя на нисходящее солнце. Улыбка, растянутая до звериного оскала, нож рисовал быстрые узоры смерти. Быстрый бросок, едва уловимое глазами движение и левая рука повисла плетью.
— Я оставил тебе правую руку, зарежь себя сам. Зарежь, иначе сейчас и она повиснет как плеть, и тебя в лицо будут кусать гадюки! Не можешь решиться? Значит, не мужик уже!
Быстрый, по-змеиному, Сашкин ложный бросок — и бугай падает от испуга.
— Теперь скажи, что мы вам сделали?
— Твари, вы влезли в наш дом, мы работали здесь пять лет, ненавижу!
Он повернул голову в сторону болота, Сашка коротким экономным движением, без замаха ударил торцом ножа его в ухо. Подошли к змеиной яме, рядом с ней лежал третий. Укушенный в обе руки. Тяжело и испуганно дышит, штаны между ног мокрые.
— Самый шустрый из них, это он тебя приложил?
— Не видел, все трое как на одно лицо, у этого наколок больше всех.
— Не местные, не встречал никого?
— Очень непохожие на местных, таких рож тут точно нет, залетные. Билыка нужно искать, я его так и не увидел!
Билык, у самого вся голова в крови, уже торопливо обмывал спиртом спину Вадима.
— Валентинович, ты где был, и кто скажет, как вас взяли?
— Похоже, что зашли с болота, на лодке. Мне без разговоров дали битой по голове, как не разлетелась, не знаю. Стреножили и бросили в туалетную яму, вот сейчас только Вадим вытащил.
Что делать с этими тварями, которые с нами не церемонились? Гнев требовал быстрой и справедливой расправы. Пришлось глубже дышать, чтобы успокоить кровь. Повязали руки и ноги двоим. Третьего вязать не было смыла, не было никакой координации движений, он что-то просил заплетающимся языком.
— Витек, что можно вколоть этому кадру от укуса гадюки, загнуться может? Ты сможешь?
— Сейчас посмотрю, Татьяна говорила, что что-то положила. Если это точно гадюка. Сыворотка от нее есть.
— Коли, что есть, и да поможет ему бог. Он собирался меня подрезать.
Мы с Мишарой пошли через камыши к болоту, растяжек в северном секторе мы не ставили. Выходит, зря не поставили, и за это заплатили своей кровью. Резиновая лодка со слабым электромотором, автомобильный аккумулятор.
— Глянем на их дом, посмотрим, чем они занимались?
Неслышно доплыли. Все оказалось банально простым: около двух гектаров конопли второго урожая, балок на одного человека, много фасованного в пакеты плана.
— Подожжем, будет гореть?
— Нет. Сырая, в самом соку еще, гореть будет плохо. Мешки с сырьем можно пожечь, а кустарник или косить, или найти солярки.
Однако ни косы, ни солярки не было. Рубить лопатами? Да на что она сдалась! Подожгли мешки с сухим сырьем, занялся гореть и деревянный балок. Поплыли назад к лагерю, уверенно накатывала усталость.
— Палыч, что будем делать с этими кадрами, сдадим ментам?
— Ты хочешь иметь дело с ментами? Догадайся с двух раз, чем это для нас закончится?
— Что предлагаешь?
— Может, доверить это дело Синюхе? Предлагаю отвезти их на остров и бросить здесь связанными. Лодку утопим. А нам вечером сам бог велит отсюда сваливать по-тихому. Будем уезжать, позвоним анонимно ментам, сообщим о конопле, пусть делают, что положено. А этим как повезет — сумеют выбраться, их счастье. Не повезет, пусть разбираются с ментами. Нам тут делать уже нечего.
— Савченко не упрется?
— Упрется, только у него спина сочится, все порезано и нужно зашивать.
— Значит, принудительная эвакуация?
— Так точно, полная эвакуация.
Пили холодный черный дагомысский чай с сухарями, все остальное валялось затоптанное в землю.
— Вадим Евгеньевич, мы все сегодня отсюда тихо сваливаем, так надо.
Вадим незряче, без очков, смотрел сквозь меня, я даже обернулся — никого. Пришлось с ходу добавить:
— Для отдыха и перегруппировки в другой позиционный район.
— Да я и не устал особо, мне Билык всадил хороший укол!
Мы отводили глаза, так как не знали, что делать — плакать или смеяться.
— Ну ладно, если вы уже все решили, то я подчиняюсь большинству. А так я не устал совершенно. Только одна маленькая просьба, не обидитесь?
— Да ты что, Вадим Евгеньевич, мы завсегда с понимаем.
— Могильник действительно пуст, есть четкие трехмерные изображения, что тоже немаловажно для науки. Видны две бомбы, очевидно, с войны, их не трогаем.
Но есть и металлический ящик, всего метр под землей. Не сможем ли мы собраться с силами и добраться до него, ради истории?
— Тогда шустрее беремся за дело, четыре часа до темноты, и я вызываю Алексея для полной эвакуации.
Верхняя крышка ящика оказалась на глубине полутора метров, еще высота ящика полтора метра. Не успеем отрыть до темноты, а вытащить тем более. А оно нам сильно нужно? Сбили ржавый замок — случайно не рванет?
— Отходим все в сторону! — это Виктор Валентинович топором начал вскрывать крышку.
Поднялась и открылась легко, на внутренней стороне четкая надпись строгими буквами: «Архив Адыгейского обкома ВКП (Б)».
Полный ящик истлевших, испорченных во влажной среде денежных знаков. Вот оно что, вот где оказался один из потерянных ящиков архива!
— Это привет нам из девятого августа сорок второго года, немцы в тот день очень внезапно зашли в Майкоп с востока, не была произведена эвакуация, не успели уничтожить документы, архив, не успели вывезти деньги обкома партии. Изучал я этот момент, все думали, что деньги и архив достались немцам. А видишь, как оно вышло?
— Что будем делать? — Мишарин тихо спрашивает в пустоту, на самом деле он спрашивает меня.
— Сфотографировать и быстрее закопать?
— Нам спешить сейчас некуда, давай — беремся за дело.
Сделали около десятка снимков ящика архива Адыгейского обкома партии. Для истории, для памяти, для наших предков. Прибыл очень кстати Алексей, начал шутковать про кошака и кобеля, они, оказывается, сразу слиняли, и кошак вывел их к дому Алексея. Видя наши побитые рожи, затих и включился в дело.
— Алексей, ты на транспортере?
— Да, как ты сказал, буксирный конец взял.
— Алексей, готовимся к выезду, подгоняй и заводи концы.
Мы в это время сноровисто грузили «Каравеллу», и откуда набралось столько вещей? Озадачил Виктора Билыка:
— Витек, ты специалист по маломерным судам? Ты, помню, хвалился, что у тебя права есть!
— Так я их дома оставил, в Марксе!
— Очень хорошо, тогда рассчитай, сколько человек можно сразу поместить в нее, и сделай так, чтобы эта резиновая лодка смогла доплыть и не утонуть! Смогешь?
— Сначала одного, затем можно сразу и двоих. Да, за два захода без всякого риска.
— Тогда займись их перевозом, а затем пусть лодка утонет на середине болота, хорошо?
— Сделаю!
По одному повели наших налетчиков к берегу со связанными сзади их же стромынками руками. Те смотрели затравленно, боясь худшего. Начали предлагать большие деньги. Сразу очень большие, много страха в глазах.
— Приберегите их для ментов. Мы вас трогать не будем. Если сами не освободитесь и не утонете в болоте, они вам пригодятся.
Билык занялся лодкой, повез первого на остров. Мы сгребли весь мусор в туалетную яму, засыпали землей, плотно утрамбовали. Я смотрел на Мишару, ждал отмашки.
— По-моему, пора! Давайте — дружненько засыпаем ящик.
Мягкий грунт хорошо брался лопатами, оформили с ровным превышением, начали утаптывать ногами.
— И мама не горюй!
Мишара что-то негромко бормотал.
Не молится ли?
— Санек, для истории, немного громче!
— Нельзя громче, я за упокой душ этих негодяев. Мы их оставили живыми, так пусть живут только их тела. А души этих зверей мы сегодня похороним.
— Это ты правильно сказал.
— Живи проще, не хватай лишнего, не бери больше, надорвешься, живи человеком и по-человечески умри. На собственную везучесть не верь в безразмерность отпущенного тебе времени жизни, ты такой же, как и все. Аминь.

Звякнул ватсап, пришло сообщение от Сергея Новикова: «Приземляюсь в Пашковском, дай точный адрес».
Завел двигатель, Вадима начало шатать, повели его в кабину транспортера, Алексей тоже завелся, выбрал слабину. Билык и Мишара подпирали «Каравеллу» плечами. С богом! Обе машины начали движение, ровно, на одном дыхании вылезли из уремы, не отцепляя буксирного конца поехали к заброшенной дороге. По старым следам выехали точно к месту заезда, перевалились через ров и стали на дорогу.
— На Родниковку?
— Прямым ходом туда, только почистим ров! Зачистим следы.
Позвонил Виталию, зятю умершего друга Константина Тушканова, он работал медбратом на станции скорой помощи.
— Виталий, я тут спину располосовал на Родниковке, не сможешь приехать зашить? Нет, приезжай один и ниток возьми побольше, на всякий случай и укол сделаешь, что-то меня морозит, ты понял? Увидишь сам, насколько хорошо или плохо.

 За полчаса доехали до моего родительского дома в поселке Родниковый, «Каравеллу» загнали в гараж, транспортер во внутрь двора. Вадима завели в дом, начали медленно снимать кровавую простынь, обтирать спиртом. Весело бегала отпущенная с цепи собака, по очереди обнюхивая нас. Шикарный запах отцовской «Изабеллы»: виноград нависал над колодцем и половиной двора. Алексей показывал Мишаре гараж и склады с мастерской по деревообработке. Приехал Виталий, расспросил про время нанесения порезов. Сделал сразу три укола и молча начал быстро стягивать края, сшивать лоскуты. Налили стакан Вадиму и себе по половинке.
— Обошлось, слава богу, вот тебе и Синюха, гори ты синим пламенем!
С Виталием поехали в город, он по пути заскочил в аптеку, набрал мазей, втирать, чтобы не осталось следов.
— Дядь Саш, завтра утром до работы подъеду, пригоню вашу машину и сделаю вам всем еще уколов.
При сотрясениях головного мозга нужно хорошо отлежаться.
— Спасибо, про головной мозг ты красиво сказал, можно я запишу?
Через два часа приехал Новиков, народ уже повырубался.
— Ну у вас и рожи, отдыхаете уже по полной?
— Так точно, начали вроде бы неплохо, и главное, хотели как лучше.


Глава 3.

Гузерипль

Ранним утром Виталий пригнал мою «пятерку» БМВ, стоявшую в его гараже, и засадил нам уколы. Он заступал на смену сразу на двое суток, поэтому оставил несколько ампул Виктору Билыку.
Глядя на своих друзей, я думал, как причудливо судьба нас сначала собрала вместе, затем тщательно просеяла и разбросала в самые неожиданные места по территории нашей страны, но и не стала препятствовать, когда мы решили собраться вновь вместе. Мы своей памятью были сильно привязаны к своему времени, и получается, что оно еще не вышло. И живы по-настоящему, пока цела наша память. Ночью снились кошмары, четвертый день начался трудным пробуждением. Гематома у меня на лице, у Билыка распухло ухо и правая щека, на спину Вадима смотреть было страшно.
Сергей энергично занимался на кухне приготовлением завтрака.
— Палыч, боюсь спрашивать о программе сегодняшнего дня, но вам всем нужно хорошо отлежаться.
— Серега, отлежимся, конечно же, но предложу всем выехать в горы, это недалеко, менее сотни километров. Забуримся в тихий коттеджик, все уже протоптано, места очень тихие, горный воздух, должно понравиться.
— Речка неподалеку будет, порыбачить или искупаться?
— А как же, и речка будет, и рыбалка будет, вода правда холодная, но купаться обязательно будем — и в речке, и в термальном бассейне.
— Ну и отлично, думаю, народ нас поддержит. Что это за место?
— Гузерипль!
— Красиво звучит, как будто камешек во рту перекатывается.
— Не то слово, в тех местах у нас и тело и душа будут перекатываться!
Народ с мучениями просыпался, день обещался задаться солнечным, первая декада октября в Адыгее всегда радовала теплом.
— Сергей Семеныч, мы с тобой уже перекусили, что мы будем ожидать наших помятых бойцов, пойдем в кладовую и займемся делом, нужно определиться с продуктами.
— С удовольствием, пойдем посмотрим, что у тебя есть в загажнике и что нам пригодится!
— Посмотри, что есть из спиртного поприличнее, там в горах это все достать будет гораздо труднее или невозможно.
— Это мы можем! — Сергей начал осматривать полки стеллажей в кладовой.
Предложение выехать на отдых в горы всеми было принято, дал команду на сборы и погрузку вещей в машину. Багажник забили под завязку, теплые куртки пришлось брать с собой в салон. За руль сел Саша Мишарин, и около десяти утра выехали из дома и через центр Майкопа поехали в сторону военного городка. Движение машин было слабым, ехали без напряжения, с удовольствием. Справа красивые виды на реку Белая и подступающие к ней невысокие горы. По ходу движения рассказывал о самом главном, опуская детали.
— Справа КПП и ворота со звездой, видите? Здесь располагалась 131-я Майкопская бригада, понесшая страшные потери. В настоящее время 131-й бригады уже нет, ее вывели на постоянную дислокацию в Абхазию. А вот это — военный городок Майкопского гарнизона, раньше все это принадлежало дивизии, которой тоже уже нет. С должности начальника штаба дивизии в Афганистан уходил Борис Громов. Это склады вооружения и техники НЗ, слева военный город новой мотострелковой бригады.
Проехали мост через реку Белая и начали въезжать в предгорье. Несмотря на осеннее время, пейзажи были очень живописными, четко просматривались высокие горы с белыми вершинами. Это термальные источники, все обустраивается до приличного состояния. Народ это ценит. Зачем ехать на море, тратить деньги, долго лечиться от кишечной палочки? Все гораздо лучше, чище и доступнее по цене и времени. Еще и очень полезно для здоровья.
Вот справа еще один мост через Белую, старинной столетней кладки. За душу берет, когда видишь такие красивые арочные каменные мосты. Налево поворот на станицу Абадзехская, оттуда родом моя бабушка, из рода Алферовых. Справа санаторий «Лесная сказка», подтягиваемся к Хаджоху. Климат здесь мягкий, ветров почти нет, много яблоневых садов. Справа пихтовая роща, гостиницы, кафе, рестораны, охотничьи домики, место красивейшее. Землю здесь купить просто нереально, и все не из-за того, что много желающих. Желающие купить землю есть, но есть и очень хитрые люди, приближенные к власти и скупившие эту землю очень давно на подставных лиц. Их планы очень простые: продать эту землю одним крупным лотом крупному инвестору и еще влезть к нему в долю в бизнесе.
Хаджох знаменит тем, что здесь была поставлена точка в Кавказской войне. Вот на той горе Батарейной были окружены более двух тысяч мюридов, хорошо вооруженных, с большим количеством турецких и английских пушек. Сдаваться не стали, все были вырублены казачьими шашками. В честь окончания войны приезжал Александр Первый, в честь его была основана станица Царская, ныне Новосвободная. В честь победы была сооружена памятная арка, перед въездом в Царскую, ныне она рассыпается. Парад по случаю окончания Кавказской войны царь принимал в Красной Поляне. Хаджох переводится как «кладбище святых», и для этого есть очень много оснований.
Одно из главных, это наличие тысяч очень древних захоронений — дольменов, их возраст более двух тысяч лет.

 Слева стоят уже нерабочие печи по отжигу извести, эти места очень богаты известняком. Вот пошла узкая дорога, слева отвесная стена горы, справа каньон реки Белая, русло ее здесь сильно заглублено. Подъезжаем к Казачьему камню, много легенд и преданий сложено о нем. Приближаемся к станице Даховской, здесь развилка, мы пока повернем направо и поднимемся немного на плато Лаго-Наки. Подъем крутой, но дорога хорошая, видите, много машин из других регионов. Ростовские, ставропольские, волгоградские, осетинские, дагестанские, кабардинские, московские пореже. Далеко не поедем, эта дорога упирается в Кавказский заповедник, будут шлагбаумы. Но даже отсюда открывается красивейшая панорама.
  Здесь хорошо во все времена года, но я люблю здесь появляться в апреле, становиться на лыжах на твердый наст и загорать при этом, очень бодрит и радует.
Немного размявшись на свежем воздухе, мы начали спуск в долину, снова к станице Даховской, заехали в нее. Старый каменный мост через реку Дах, построенный казаками-штрафниками из взбунтовавшегося Уляпского казачьего полка, пробивал слезу, настолько он был красивым!
  А ведь строили его наши деды и прадеды более сотни лет назад голыми руками, без техники. Походив по мосту, он уже давно стал только пешеходным, мы поехали пообедать. А покушать здесь было где, множество кафе ждало приезда гостей. Но я повез своих друзей в давно излюбленное место, где их всех ждал сюрприз. Большая огороженная территория, множество деревянных домиков для отдыха, бассейны — все красиво и со вкусом обустроено у подножья горы. Кафе в большом оригинальном двухэтажном деревянном доме в стиле шале. У входа в кафе нас встречал сам хозяин, невысокого роста адыг. Очень серьезный, он дождался, когда мы подойдем поближе, принял строевую стойку и, внимательно глядя нам в глаза, четко и громко представился:
— Водитель тринадцатого дивизиона рядовой Ачох!
Мои друзья от неожиданности немного опешили, не ожидали таких подводных камней.
— Салам алейкум, Дамир! Примешь гостей, все наши, с пятьдесят второй точки?
— Это честь для меня, командир, что ты выбрал для наших сослуживцев кафе твоего земляка!
Саша Мишарин наконец узнал водителя нашей «коломбины», возившего наших жен и детей на работу, в детский садик, в школу. Ачох подошел к Вадиму:
— А вот вы — точно Савченко и почти не изменились!
Народ очень сильно оживился, было очень много поводов, что сказать и что спросить. Шутка ли, столько лет прошло. Дамир отвел нам место на веранде второго этажа с шикарным видом на горы.

 Он передал управление своему сыну и сел с нами за стол. Неспешные разговоры, вкусная еда, сама обстановка настраивала на благодушный лад и поднимала настроение.
— Дамир, скажи нам, как верный сын адыгского народа, ты помнишь еще, как мы с тобой познакомились?
— Конечно, командир! Я прибыл после сборов водителей в технический дивизион и сразу начал наводить справки о земляках. Нашел одного, Юру Мушлян из Джубги. И однажды майор Зайцев сказал, что из Майкопа еще и ты. Я сразу пошел в казарму вашего дивизиона, ты был ответственным. Так вот и познакомились. Этого не забыть до конца дней, земляк в армии поднимает настроение, тем более если он еще и офицер. А мы, адыги, как и вы, русские, очень дорожим своей дружбой. Надолго вы в наши края, какие планы?
— Ориентировочно на неделю, хотим добраться до Гузерипля, там тишина, горный воздух. То, что нам сейчас больше всего нужно. А оттуда будем делать короткие вылазки на рыбалку, на охоту, просто посмотреть на красивые места.
— Ты хочешь передвигаться на УАЗах или на моих лошадях?
— Думаю, больше на лошадях, и если твой домик свободен еще, то поселимся в нем, у тебя обустроено лучше всех.
— У меня уже неделю, как никого нет и еще долго не предвидится — не сезон. Так что, вас сам бог послал! Единственная просьба, не давай горничным на чаевые пять тысяч рублей. Все готово, все вылизано, люди вас ждут. Просьба каждый вечер согласовывать свои планы со старшим егерем, он вас будет везде сопровождать и обеспечивать.
— Ты сможешь подъехать? Мы с тобой как-то планировали добраться до Баговской?
— Смогу, но только через два дня.
— Договорились, у меня теперь есть примерный план отдыха до твоего приезда. Ты отопление делать уже закончил?
— Все по высшему классу, не замерзнете, как в прошлый раз.
Ты был прав, по ночам в доме нужно больше тепла.

Пообедав и осмотрев большое хозяйство Ачоха, был соблазн остаться здесь, но еще больше хотелось полной тишины, мы отправились в сторону Хамышки, Гузерипль. Хорошего качества, с крутыми поворотами дорога, красивые пейзажи гор и реки Белая. Примерно через час мы уже были на месте. Гузерипль является пока конечной точкой, дальше на машине ехать невозможно, ущелье упирается в горы, через сорок километров находится Дагомыс, в шестидесяти пяти — Красная Поляна.
Небольшой поселок Гузерипль всегда служил прибежищем для туристов. Остались еще старые бараки, многие уже без окон и дверей, постройки 1930 года. В этих бараках можно и сейчас бесплатно переночевать, отсюда начинались многие маршруты до ледников высоких гор Большой Тхач, Фишт, Оштен и до черноморского побережья. Есть уже и современные гостиницы, коттеджи и дома. Слева и справа горы, они и обуславливают здесь свой особый мягкий климат. Красивые сосны и нешумная здесь река Белая, уединенность, тишина.

  Мы расположились на втором этаже коттеджа Ачоха, две большие комнаты, большая столовая, ванная комната давали возможность держаться всем вместе в комфортных условиях. По соседству располагались хозяйственные постройки, домик для обслуживающего персонала, конюшня. На первом этаже коттеджа было большое кафе, кухня и большая открытая веранда, выходящая на речку. Все было отделано со вкусом, и работы по благоустройству продолжались. Два года назад мы здесь останавливались с начальником отдела 128-й бригады Виталием Сизько, Владимиром Тормышовым и Виталием Ломакиным и остались довольны.
Меня признали за своего, началась кутерьма по размещению, составлялось меню на ужин. Я пошел искать старшего егеря Федора, по прозвищу Баптист, доводившегося Алексею кумом. Он действительно недолгое время был со своей родней в церкви Евангелистов, но честно признался, что его с братом оттуда выгнали за употребление спиртного, от старой веры осталась только борода. Федор управлял лошадей, узнал меня сразу и выглядел довольным. Высокого роста, неимоверной силы, он был очень добродушным человеком.
— Здорово, Федор! Как живете-можете? Как думаешь, дадим мы еще с тобой шороху?
— Здорово! С хорошим человеком и черту рога приятно завернуть, а уж шороху дать тем более! Все твои, служивые?
— Все мои, все служивые и за всех отвечаю!
— На три дня к тебе, на третий день Ачох приедет, хотим проскочить к Баговской, помнишь, ты обещался?
— Ну а как же, на родину грех не заглянуть, все поедут?
— Уверен, что все. Завтра хочу попросить тебя на наше место, до Золотой чаши, а потом искупаться в речке, чтобы вода была потеплее. Никто туда больше не ездил?
— Да кто про эти места знает, кроме тебя и меня, ты что! А мне самому туда некогда, смотрю за хозяйством. Про кума что скажешь, как он?
— Алексей нормально, пристроен к делу, может, и подъедет, обещался. Скучаю, говорит!
— Вот это дело, слава богу, а то уже года три не виделись.
— Ну ты вот что, как закончишь, поднимайся к нам. Не придумывай, без тебя не сядем, а Ачоху, если нужно будет, я все растолкую!
Темнело в этих местах довольно рано, и темнота наваливалась сразу, без сумерек. Стол накрыли на втором этаже, рассчитывая на долгие разговоры под хорошую закуску.
Федор сидел вместе с нами, держался с достоинством и живописно рассказывал о здешних местах. Разговор почему-то незаметно сосредоточился на прошедшей войне, Федор хорошо знал историю этих мест, и мы с ним сошлись в оценке основных событий той поры.

 Немцы зашли в Майкоп 9 августа 1942 года, не с западного направления, откуда их ждали, а с восточного, со стороны станицы Кужорской. Вошли внезапно, при слабом сопротивлении наших войск, дезорганизованных потерей управления и действиями диверсантов. Диверсионная группа немцев, переодетых в форму офицеров НКВД, орудовала в городе более трех суток, распространяя ложные слухи и способствуя панике. Они смогли сразу отбить весь запас топографических карт Западного Кавказа, захватили телеграфную станцию. До сих пор не расследовано, кто был в числе предателей из руководства Адыгейской автономной области, кто стал сразу сотрудничать с немцами. Много вопросов, и ни на один пока нет ответа. Август 1942 года был месяцем паники и наглого продвижения немцев по Закубанью и Северному Кавказу. Ставка Северо-Кавказского фронта в течение двух недель трижды меняла свое место из-за угрозы прямого захвата, маршал Семен Буденный панически скакал: Краснодар, Усть-Лабинск, Апшеронск, Туапсе.
Один из диверсантов барон Фелькезарм был через месяц награжден крестом за операцию, вошедшую в учебники как «Рейд на Майкоп», и впоследствии стал в рейхе диверсантом номер два. На аэродроме Майкопа разместился авиационный полк немцев, до 50 самолетов, и это стало большой угрозой для наших войск на всем Кавказе.
В ночь с 23 на 24 октября 1942 года наши войска сбросили воздушный десант на немецкий авиаполк, проведя по сути первую диверсионную операцию. Ввиду малой численности десанта операция прошла не до конца удачно. Тем не менее удалось уничтожить и повредить половину самолетов немцев. До Гузерипля немцы дойти так и не смогли, им намертво перекрыли узкую дорогу. Диверсантов, которые пытались ночью проникнуть к нашим позициям, обойти их с флангов, вырезали наши егеря.
Немцы не случайно пришли в Майкоп, Гитлеру позарез была нужна майкопская нефть. Вслед за войсками шли специалисты по добыче нефти из Румынии. Но наши нефтяники по специальным мероприятиям перед эвакуацией зацементировали около 850 скважин из 1000 действующих. Немцы так и не смогли наладить добычу нефти.
Немцы сразу открыли все пять церквей города, закрытых при советской власти, что сейчас кажется ужасным, неужели наша власть не могла этого сделать сама. И после ухода немцев церкви продолжили работу, их уже не закрывали. Но ошибки повторялись, в 1952 году был взорван Успенский собор Афонского Михайловского монастыря в горах, а в 1957 году еще один собор этого монастыря был взорван с единственной целью — был нужен строительный камень для здания детской колонии. Немцы, развивавшие наступление на Туапсе, были остановлены нашими войсками на перевалах и намертво скованы. Неизвестно, чем бы закончилось противостояние, но в ночь с 28 на 29 января 1943 года немцы спешно покинули Майкоп, боясь окружения, начался Сталинград.

 После завтрака мы на лошадях в сопровождении Федора выехали в северо-восточном направлении. Шесть лошадей под седлами, по легкому навьючены плащ-палатками, продуктами, кормом для лошадок. Федор был с двумя карабинами, как он выразился, для успокоения души.
  Место, куда мы стремились, было труднодоступным, и в этом была его особая прелесть. В непролазном месте в верховье речки Сахрай было сокромное место, о существовании которого знал очень ограниченный круг людей. Может быть, это была даже и не речка Сахрай, а речка Дах. Мы несколько раз пересекали эти речки, и даже Федор не мог точно определить, пробуя воду, где мы находимся. Река, веками пробивая свой путь, в этом месте, падая с высоты десяти метров, образовала чашу диаметром более пятнадцати метров. Чистейшая прохладная водичка бирюзового цвета, бассейн в окружении гранитных камней. Вид просто потрясающий, но не в этом его прелесть. Федор, доведя нас до водопада, отпросился на два часа по своим делам.
— Снимайте штаны, господа офицеры, воды чуть выше колен, не стесняйтесь, это нужно для дела. Кто не хочет, может этого не делать, но прогадает!
Ничего более не говоря, я первым полез в воду и смотрел на своих друзей, наблюдал за их реакцией. Было любопытно, кто же сообразит первым, для чего я всех собрал в этом месте. Первым сообразил Сергей, он закатал рукава рубашки и вытащил со дна камушек размером в четверть спичечного коробка темно-желтого цвета.
— Палыч, это на самом деле то, о чем я думаю? Не может быть!
— Да, Сергей Семеныч, настал и в нашей жизни праздник, ходим по золотым самородкам, нужно только нагнуться и взять это добро в свои руки. Золотой флаг вам в руки!
Все оживились, начали всматриваться, и находки следовали одна за одной.
— Откуда все это?
— Объясняю, Федор подтвердит, что после сильных дождей в горах уровень рек сильно поднимается. И откуда-то, мы не знаем точно, эти золотые штуки в незначительном количестве вымываются, и раз в год здесь можно собрать неплохой урожай, поэтому это место мы и зовем золотой чашей. Это природная ловушка для сбора золота. При условии, что здесь никто до этого не побывал. Через два часа подвели итоги, у каждого было шесть-семь самородков.
— По одному сдаем в общий котел, это пойдет Федору, он сберег этот урожай для нас, поэтому все будет справедливо.
Тут приехал и сам Федор, привез убитого козла и занялся приготовлением обеда. Я протянул его долю, Федор с достоинством довольно улыбнулся:
— Тысяч на пятьдесят потянет, дочке к выпускному сережки справлю. На обед будет шурпа из козла и черемша на закуску.
— Где ты ее насобирал, не сезон ведь?
— Да отойдите метров на пятьдесят, ее навалом. Тепло еще идет вон с той стороны, и черемша прорастает.
Федор споро развел костер и пристроил казан — свое дело знал хорошо.
— А Палыч нас совсем другой черемшой угощал, совсем другой! Она, что, разных видов бывает? Непохоже как-то!
Федор, мельком взглянув на меня, я ему подмигнул, тут же успокоил:
— А вы как думали, есть равнинная, есть и горная черемша, природа ведь! В жизни такого увидишь, ночью приснится, заснуть не можешь. Лежишь, смотришь на звезды и думаешь, как такое может быть? А может и все, вот как выходит. Необъяснимо!
Федор насыпал в торбы лошадям по полведра запаренного овса, тут и обед подоспел. Не спеша пообедали, пригревать начало, разделись до пояса, вот он земной рай неподалеку от спящего города на Белой реке.
— Как вам обед от егеря?
Сергей Новиков четко доложил:
— Вкуснее мяса в жизни еще не пробовал!
— Да где же вы еще попробуете козлятины? Нам стесняться нечего, рецепт очень простой, берешь самое лучшее на земле мясо, бросаешь его в котелок и не спеша варишь его, по готовности добавляешь немного зелени. Ну а теперь немного проедем и искупаемся для полного счастья, как думаете?
— Да вода не летняя уже, купаться стремно как-то!
— Ничего, есть еще места знатные у нас.
Поехали вслед за Федором, вытянувшись в колонну. Как он находил путь без компаса — было удивительно.
Аккуратно объезжая каменные россыпи, переехав две горные речушки, через час мы уже были на месте.
 Место было действительно особым: издали увидели над очередной речушкой пар. Что это такое?
— А это очередная шутка природы, температура воды в реке около сорока пяти градусов. Серьезно, долго не выдержишь, будешь выходить из речки, чтобы остыть. Чего в нашей жизни только не бывает! Где-то выше по течению мощный термальный источник, все никак руки не доходят добраться до него и посмотреть. Толчешься, толчешься, а серьезным делом заняться некогда.

 Мы с удовольствием начали купаться в очень теплой, даже скорее горячей водичке. Слабый запах сероводорода и йода. Действительно — чудо природы!
— А зимой?
— А зимой еще веселее, снег лежит по берегам и в округе, речка парит, красота неописуемая! Такая релаксация организма происходит, скидываешь с жизненного счета сразу пару лет.
  Федор внимательно всматривался в деревья и некоторое время спустя дал команду сворачиваться и выезжать на базу — приближался сильный дождь.
— Федор, мы на равнине всегда смотрим за вершинами Фишта и Большого Тхача, если они в тумане или в облаках, то все нормально. Как только горы начинают проступать особенно четко, без облаков, то это к быстрой смене погоды в течение ближайших суток. А как ты это узнаешь, ведь вершин не видно?
— Всегда смотрю на деревья в первую очередь. Особое дрожание листьев и иголок — это первые признаки. Ну и постоянно нюхаю воздух. По изменению, нарастанию свежести можно предвидеть сильный дождь за два часа.
Мы быстро собрались и поехали за Федором в сторону лагеря. Через час действительно пошел мелкий моросящий дождь, накрылись плащ-палатками. Дождик медленно, но уверенно перерастал в ливень. Заезжали на базу через бурлившую реку Белая. Ливень создавал собою сплошную стену. Нас ждал жаркий камин, который просто притягивал к себе под шум небесной стихии. На ужин была подана великолепная речная форель, и я начал склонять своих друзей к рыбалке на нее одним из экзотичных способов. После ужина Федор ушел к своим, спать было еще рано, обстановка располагала к откровенным разговорам. Я попросил Сергея рассказать о его зарубежной командировке.
Новиков согласился.

— Дела давно минувших дней, как будто из другой, давно прожитой жизни. С чего начать?
Хомс, Алеппо, Дамаск — слушаю сейчас давно знакомые названия сирийских городов, ранее такие сказочно неизвестные, а теперь привычно заезженные военными корреспондентами в новостях из Сирии про войну, про ИГИЛ, про бесконечные человеческие страдания и жертвы. Воспоминания раскрывают совсем другие ощущения, когда я узнал впервые про Сирию, когда ступил на на эту легендарную землю и познакомился с арабским народом, слегка напоминавшим население Азербайджана. На душе было беззаботно, радостно и волнительно от предстоящей неизвестной дороги, которая манила новыми впечатлениями, ожиданиями встречи со многими удивительными местами, людьми, историями и приключениями.
Это было весной 1989 года, я служил старшим инженером отделения боевого управления автоматизированного командного пункта АСУ «Сенеж» 128-й зенитной ракетной бригады, был капитаном. Жена работала машинисткой в машбюро этой же бригады. Дочь училась во втором классе в школе Артём-острова. Я и мои сослуживцы, еще молодые люди, нам слегка за тридцать или около того. Полны оптимизма, задора и куража, прошли нелегкую школу первичных офицерских должностей, поднялись на очередную ступеньку офицерской службы, успели поднатореть в военном деле, приобрести опыт и завоевать уважение.
 Так получилось, что к этому времени наши с Юрой Гречинским фотографии висели на Доске почета части, как отличников БПП. Юра ушел на группу заместителем командира дивизиона по вооружению, я получил предложение Рзаева стать командиром дивизиона, съездил в Тбилиси, в штаб 19-й отдельной армии ПВО на собеседование, но не был утвержден Деревенским ввиду непрохождения должности командира батареи. В воздухе ощущались грядущие и многообещающие перемены, весна разгоняла кровь, природа вселяла уверенность в завтрашнем дне. Вечером после ужина личного состава АКП я иду мимо КПП к себе домой поужинать, как вдруг меня останавливает дежурный по части:
— Зайди, тут телефонограмма как бы по твою душу.
Читаю: «Отправить офицера Новикова С С в распоряжение 10 отделения Генерального Штаба, прибыть к 10.00 такого-то числа». Подпись.
Все новости всегда приходят внезапно, даже если заранее их ждешь… Закрутилась кутерьма: сдача дел (а я временно исполнял обязанности начальника КП), бронирование квартиры (квартиру я занимал в командирском доме, и соседом у меня был сам Равиль Курбанович) и, наконец, отбытие в Москву (конечно же, с заездом на родину — в Саратов).
В июне 1989 года наша группа из шести человек сошла с прохладного ИЛ-62 в сухой знойный аэропорт города Дамаск Сирийской Арабской Республики. Наша группа была сформирована из офицеров-специалистов по АСУ «Сенеж»: Виктор — кабина боевого управления, я — кабина вычислительного комплекса, Григорий — штурман наведения истребительной авиации, Евгений — кабина релейной связи, Александр — кабина телекодовой связи, Владимир — кабина сопряжения с зенитным ракетным комплексом. Наша страна СССР поставила Сирии новую АСУ «Сенеж», и мы вместе с сирийскими военными должны принять полностью развернутую и боеготовую систему у наших советских гражданских специалистов и в дальнейшем успешно обучить сирийцев грамотной эксплуатации и умелому боевому применению этой техники при решении задач ПВО. Задача была двоякая: всемерно прославлять нашу замечательную технику, но и выискивать недостатки, добиваясь их устранения, не особо рьяно, не подставляя советских заводчан и конструкторов, но достаточно настойчиво — так, чтобы нам потом самим не расхлебывать…
В общем, сработали нормально, легко было найти язык с соотечественниками — где тихо, а где с матом, где по-дружески, а где через спирт решались все проблемы и неурядицы. Труднее было работать с арабами. Большим препятствием был языковый барьер, несмотря на присутствие переводчика Ахмеда, который не один десяток лет зарабатывал на жизнь на ниве русско-сирийской дружбы. Еще большим препятствием была разница менталитета, то есть разница мировоззрений, культуры, воспитания, религий. Даже юмор, который всегда и везде способствует взаимопониманию людей, даже он очень часто воспринимался далеко не однозначно…
Однажды утром в капонире около своей кабины КВК я заметил какую-то суету и непонятные телодвижения двоих русских рабочих-слесарей из заводской бригады, они о чем-то шушукались с дежурным оператором арабом и при моем появлении прятали за спину военную металлическую кружку. В полутьме подземелья, разглядев наконец кто идет, они несколько обрадовались:
— Семеныч? Слава богу, не полковник Наим. Вот никак не можем объяснить твоему бойцу, что нам надо ровно полкружки спирта на протирку от укусов москитов. А он все твердит — касура, касура… Че он хочет?
— Он говорит, что спирт плохой, можно заболеть, отравиться. Поэтому надо швей-швей (чуть-чуть).
— Ты скажи ему, Семеныч, что спирт плохим не бывает, а бывает хорошим и очень хорошим.
Налил я им полкружки спирта, а на немой вопрос своего оператора ответил:
— У них вчера были очень большие москиты.
Солдатик этот ничего не понял и долго потом через переводчика пытал меня про «очень хороший спирт», на упаковке которого крупно по-арабски написано: «ЯД! СМЕРТЕЛЬНО!», пока наконец ему знающие арабы не объяснили, зачем русским спирт. В Сирии не было сухого закона, всегда можно было купить сухое вино, крепленое, но популярнее была арака — местная виноградная самогонка, под 70 градусов, настоянная на солодке и имевшая поэтому насыщенный вкус пектусина. Местные пьют ее наполовину разбавляя водой, отчего она становится белой как молоко. Один стаканчик в 75 граммов взрослому часа на два-три пьянки. Поэтому нигде не встретишь пьяного араба, даже среди молодежи и даже на свадьбе. Хотя мест, где наливают араку, много, да и стоит она дешево, народ этим делом не увлекается, а может, просто не умеют.
Когда в арабскую закусочную заходят трое русских аскери хабир (военных спецов) для местных это бесплатное зрелище, а для хозяина — богатые и расточительные посетители. Заказывают сразу три половинки куры гриль, а не какие-то каши с подливками, бутылку араки, три бутылки пива, квашеную закуску, зелень-мелень и в течение получаса аккуратненько со всем этим расправляются под любопытные удивленные взгляды местных посетителей, не привыкших пить залпом водку и на время забывших про свою остывающую куриную похлебку и разбавленную араку.
В дорогу спецы берут еще араки и пива, и под громкие благодарственные приветствия хозяина, успевшего презентовать пакет с маринованными овощами от заведения, все встают и провожают одобрительными возгласами повеселевших русских ребят, показавших такой мастер-класс.
Квартировалась наша группа в небольшом приморском городке Тартус. Он находится на берегу Средиземного моря, вернее на восточном его побережье в 25 километрах от сирийско-ливанской границы. Население около 150—200 тысяч человек. Техническая база нашего Черноморского Флота. В окрестностях этого города располагалась зенитно-ракетная бригада С-75, С-125. Аналогичная зенитно-ракетная бригада была рядом с соседним городком Бониас, и там же в нескольких километрах от города был наш «Сенеж» на объединенном АКП, управляющим обеими этими бригадами да еще группой С-200 в горах у Масиафа.
Каждый день начинался в 8 часов с контроля функционирования, затем шли занятия с офицерами, тренировки расчетов, учебные налеты и т.д, вплоть до 14 часов — конец работы, выезд домой в Тартус. Возили нас на микроавтобусе «Фольксваген Транспортер Т2» 1970 года. Старенький лупоглазый авто на девять мест со сдвижной дверью в салон, с двигателем в 50 лошадок, расположенным сзади, и воздушным охлаждением. Водителем был молодой солдатик Самир. Первый год он был очень старателен, гордился тем, что он водитель у русских, а на втором году стал ленивым, все меньше времени уделял своему железному другу, пока наконец совсем его убил. А произошло это так.
Как-то летом возвращались мы со службы. Два часа по полудню, жара, мы в салоне разулись, кое-кто и разделся, развалившись на свободных местах нашего микро. Подъехали к военной заправке, да так лихо, что чуть хватило заправочного шланга. Самир не стал сдавать назад, а умудрился как-то косо засунуть заправочный пистолет в горловину бензобака около решетки вентиляции двигателя, который, если помните, находился сзади. Сам пошел во внутрь помещения. Заправка включилась, пошел бензин, провисший заправочный шланг потяжелел, пистолет выскочил из горловины и каким-то образом зацепился за металл наружной обшивки.
Пока пришел водила, литров пять бензина попали в вентиляционный канал двигателя под обшивку, и кое-что вылилось на землю. Самир никому ничего не сказал, выключил пистолет и решил все-таки сдать назад. Сел за руль, заводит двигатель, моторный отсек вспыхивает, пламя рвется из-под обшивки наружу и вовнутрь салона, а там мы расслабленные сидим. Вот тут началась экстренная эвакуация. Сдвижная дверь оказалась перекошенной и не открылась. Была открыта только водительская дверь и окно переднего пассажира. За пять секунд семеро мужиков проскочили из салона в кабину, а оттуда наружу через дверь и окно. Не все были отважными пожарниками и пришли в себя только после того, как начальник заправки, небольшой толстенький прапор-сириец, притащил откуда-то пятидесятилитровый порошковый огнетушитель и начал засыпать белым мелким порошком горящий «Фольксваген».
После этого пожара нам пришлось добираться своим ходом. Зрелище было необычное: семеро русских в военной робе без знаков различия, но у всех побеленные фуражки, у некоторых — куртки и почти у всех — белая обувь.
Так мы остались без авто и стали ездить вместе с офицерами-сирийцами на двадцатипятиместном автобусе «Мазда» с хорошим водителем-прапорщиком. Каждое утро этот автобус проезжал по Тартусу по определенному маршруту в определенное время, и твоя задача состояла в том, чтобы быть на определенной точке маршрута в определенное время. Если тебя нет, автобус останавливается и ждет одну минуту, потом уезжает. Некоторым приходилось догонять на такси, маршрут-то ведь известен.
А я однажды так догонял автобус, будучи уверенным, что опоздал, так догонял, что приехал на АКП своим ходом. Чем очень удивил дежуривших на АКП офицеров, я приехал на час раньше, потому что накануне в Сирии был перевод на летнее время, и он прошел без меня — я не смотрел телевизор, смотрел «видик».
«Видик» — основное развлечение русских за границей. С такой сложной бытовой техникой нам не приходилось сталкиваться, поэтому все было очень интересно. Хотелось все рассмотреть, попробовать всякие режимы и программы, испытать все возможности заморской аппаратуры. Очень популярны были музыкальные клипы, переписывали друг у друга до дыр ламбаду, Майкла Джексона и т. п. Раскрашивали и расписывали свои кассеты, а те, которые были без надписей, значит эротика или порно. Находили такие фильмы, как ни странно, у арабов в прокате. Прокатных пунктов видео было много, но почти во всех были кассеты формата «Бетакам», а русские больше уважают формат VHS. Так уж и сложилось, что все русские ходят за видео только в одни прокатные пункты, и всех прокатчиков мы скоро знали по именам, поэтому они легко поддавались на уговоры и предоставляли даже «нехорошее» видео из-под прилавка за двойную плату. Все были довольны друг другом.
Следующим по популярности развлечением был русский клуб — просторная четырехкомнатная квартира в тихом квартале центрального района города. В ней была русская библиотека, большой бильярд, русский ламповый цветной телевизор и два канала центрального телевидения. На стенах висели русские пейзажи, в одной комнате было множество стульев и трибуна, там обычно проходили партсобрания. Днем клуб пустовал, там был только один дежурный, в обязанностях которого было отвечать на телефонные звонки и убрать все помещения к 16 часам, когда придут первые посетители. Посетителями были русские специалисты и «члены их семей», работающие и проживающие в Тартусе без каких бы то ни было заборов, закрытых территорий, а прямо среди мирного арабского населения. Мужчины приводили сюда своих женщин как на променад. Пока те общались с другими женами, хвалились купленными или связанными обновками, мужская половина развлекалась бильярдом, смотрела новости по телевизору, а то и соображала по пять граммов, если был хороший повод. Получку, почту, товары посылторга — все привозили сюда, партийные взносы принимали здесь же.
До осени 1991 года я принимал партийные взносы и каждый месяц ездил своим ходом в Дамаск. Помню, последний раз подаю ведомость и деньги в окошко финансовой части, а мне отказ — не принимаем партийные взносы.
— А куда же я их?
— Куда хочешь…
То-то было удивления, когда я обратно раздавал партийные взносы. Параллельно я занимался и посылторгом: принимал заявки и деньги на продукты, привозимые из Союза, формировал заявку-заказ, оплачивал в мидовском буфете. А в следующий месяц получал товар и привозил в Тартус. Поэтому дорогу Дамаск — Хомс — Тартус я знал очень хорошо, много раз пришлось по ней поездить. Вообще, все дороги в Сирии мне нравились, широкие с ровным покрытием природного асфальта. Асфальт добывали в карьерах — там, где в земле были нефтяные пятна. Рядом с моим домом ремонтировали ливневую канализацию и вскрывали асфальт, чтобы заменить колодец. Так вот, толщина асфальта была около 30 сантиметров, на простой городской улице. С деревенскими дорогами я познакомился благодаря моему сирийскому другу Юсеф Юсефу — Иосиф Иосифовичу — по-русски. Мы с ним познакомились случайно в маленьком магазинчике его отца, когда я возвращался домой из клуба. Осталось до дома метров 70, я вспомнил, что не купил сигарет, и свернул на поперечную улочку, на которой невдалеке виднелась овощная лавка.
— Ну что, сигареты есть? — спросил я жену, которая что-то разглядела на витрине.
— Только «Беломор», — услышал я из угла и увидел поднимающегося человека лет сорока в домашнем халате с загорелой лысеющей головой.
— Неужели русские? — спросил он.
Так и познакомились. Юсеф пять лет учился в Минске в сельскохозяйственном институте, а сейчас работал главным механиком района по сельхозтехнике. Знакомый оказался весьма полезный. При всеобщей сирийской нищете он имел служебный автомобиль «Нива», на котором частенько ездил по району по службе, то есть на государственном бензине. Бензин в Сирии был дорогой.
У меня был скользящий выходной: типа, в этом месяце — в воскресенье, а в следующем — в понедельник. Поэтому часто бывало, что в мой выходной приезжал Юсеф и забирал меня с женой, как он говорил «на прогулку», прямо с утра, до завтрака. Увозил в какие-нибудь селения, нам показывал интересное, необычное, и нас показывал своим знакомым, родственникам, становясь при этом переводчиком для всех. Наверное, для него это и было самое главное — среди земляков показать свою близость к русским, наши доверительные отношения, поднять тем самым свой авторитет у местных, свою значимость. А нам все было интересно посмотреть, попробовать, и это с его помощью нам очень удавалось, за что ему спасибо.
Обычно после прогулки мы возвращались какой-нибудь новой дорогой, где по пути останавливались то на древних развалинах, то в красивом пейзажном месте, то у христианской церкви. Везде нам встречались простые и добрые люди. Они с радостью приглашали к себе в дом, предлагали незатейливые угощения, чай, кофе, фрукты, овощи. Так случайно мы встретили русскую девушку лет двадцати пяти. Она проживала в окрестностях Тартуса в двухэтажном небольшом доме с бетонными полами, не побеленным потолком, без занавесок на окнах, с мебелью наполовину из серого железа. Жила она со свекровью, сестрою мужа, сыном пяти лет, а муж приезжал только на выходной. Все никак не могла поверить, что мы русские и мы у нее в доме. Сынишка радостно бегал туда-сюда, приносил русские игрушки и болтал, смешивая русские и арабские слова.
— В этом году должен быть хороший урожай арахиса, тогда осенью мы сможем поехать в Союз, — мечтала Люда, — и я наконец увижу свою маму!
Она не видела своих родных уже пять лет, и неизвестно, еще сколько ей ждать эту встречу, судя по их достатку. Надеюсь, что папа, инженер волгоградского завода, и мама, дежурная по станции Волгоград, встретят наконец свою единственную доченьку и обрадуются внучку-арабчонку. А доченька окунется в беззаботную жизнь за пазухой у родичей да пообщается со старыми подружками, привыкнет к чистоте и удобствам, так и не захочет возвращаться в домик с бетонными полами…
Такие мысли преследовали меня по дороге в город, а я их отгонял — все будет хорошо.
Кроме коротких прогулок, были у меня и продолжительные экскурсии в другие города. Организатором и вдохновителем этих поездок был другой мой знакомый по имени Вагран. Познакомился с ним через других русских моряков, я ему заказывал купить «видик» в Ливане. Соседнее государство Ливан является буфером между Сирией и капиталистическим миром, через него ввозят весь импорт, не платя пошлину Ливану. Поэтому японский телевизор в Ливане стоит почти в три раза дешевле, чем в Сирии. Те, кто по службе имеют возможность ездить в Ливан в расположение сирийских войск, охраняющих еврейскую границу, пользуются этим и беспошлинно везут в Сирию импортную аппаратуру. Конечно, это является контрабандой, и с ней обязана бороться военная полиция и пограничники, но родственные узы, денежные взятки превращают эту борьбу в показуху. Все понемногу на этом имеют, и такое положение устраивает всех.
Вот и этот Вагран каждый раз, возвращаясь со службы из Ливана, везет в своей служебной «Мазде» что-нибудь контрабандное на заказ или впрок. Когда этого товара скапливается достаточное количество, Вагран «организовывает» для меня экскурсию по какому-нибудь «интересному» маршруту. Для полного прикрытия мы ездили с женами, если вдруг где-то на дороге останавливала военная полиция, то версия такая — перевожу русского военного спеца с женой и личными вещами… Зачем он брал свою жену, я не знаю, но сознаюсь, что такой сказочной красоты женщины я никогда не видел. А звали ее Карита.
Обо всем этом я догадался не сразу, только через полгода я понял подоплеку экскурсий, когда в зеркало заднего вида заметил импортные коробки во время разгрузки, а затем толстую пачку денег, мелькнувшую в руках Ваграна. Они разговаривали между собой, полагая, что я ничего не понимаю, но я уже очень хорошо понимал числительные и четко различил «по тринадцать тысяч за штуку». Не знаю, сколько телевизоров и «видиков» мы таким образом перевезли, но побывал я в следующих городах: Латакия, Алеппо, Хама, Хомс, Телль-Калах, Дума, Зибадан.
В каждом из них мы старались посмотреть самое интересное, чего нет в других городах. Особенно меня привлекали средневековые крепости, крестоносцы их понастроили во множестве во время своих Крестовых походов по всему побережью Сирии. Рассказывают, что для быстрой передачи тревоги пользовались дымовой почтой — настолько близко стояли крепости друг от друга. Самыми целыми сохранились крепости Сан-Этьен недалеко от Сафита и цитадель в Алеппо. В этих крепостях даже сейчас действуют колодцы, которыми пользовались местные жители. Оружия, конечно, нет, а подземелье уж точно сохранилось. Постепенно я отдалился от Ваграна, чтобы не участвовать в его контрабандных махинациях, приключений хватало и без него.

— Сергей, ты как-то вскользь говорил о хитрости арабов, как они использовали тебя для решения проблем, которые не могли решить другие наши офицеры в другой бригаде ПВО?
  Да, примерно на исходе 1990 года мои арабские начальники стали меня прощупывать на знание АСУ «Вектор». Я не мог вычислить их коварные планы, поэтому выдал очень нужную для них информацию, что АСУ «Сенеж» создана на базе АСУ «Вектор». Они за это зацепились и стали сватать меня в командировку в город Хомс, где уже больше года не работает АСУ «Вектор». Надо сказать, у наших военных специалистов есть правила, обязательные для выполнения всеми.
Первое — взаимное соблюдение контракта: я выполняю свои обязанности по контракту, и ты тоже соизволь.
Второе — нельзя выполнять работу другого спеца или подменять его.
Третье — как бы ты ни разбирался в разной технике, касайся только своей контрактной.
Несоблюдение эти простых правил приводило к очень серьезным последствиям, когда крайним делали, подставляя, нашего спеца, а арабы всегда оказывались ни при чем. Поэтому я отказывался как мог, последним аргументом выставил невозможность оставить жену одну.
— Так бери ее с собой, — был ответ.
Через пару недель получаем телеграмму из Дамаска от главного военного советника: «Отправить!» Пришлось ехать. За мной приехал генерал Зуфар, заместитель начальника командного пункта на личном автомобиле «Пежо».
— Хорошая машина, — я похвалил авто.
— Французский мерседес, — гордо ответил генерал и прибавил газу, очевидно желая показать машину в лучшем виде.
Так быстро я никогда в жизни не ездил, правда, дорога была широкой и ровной. Насчет дорог они, конечно, молодцы. Стольник мы проскочили за 40 минут, значит, средняя скорость — 150 км/ч. Интересно, до скольких он разгонялся на спусках?
Прибыли в Хомс, сразу в квартирную часть, чтобы выделили на неделю квартиру. Я указал на район рядом с трассой на Дамаск, там жил Андрюха Кругликов — мой сослуживец по пятьдесят второй точке Баку. Однажды я у него ночевал во время нашей первой встречи в Сирии. А случилось это так.
В Дамаске существует резиденция главного военного советника — двенадцатиэтажный дом в виде трехлучевой звезды в горизонтальной проекции. На первом этаже детский сад, мидовский буфет, на последнем этаже гостиница для неместных. По делам внешпосылторга и партвзносов, со сломанной машиной оказался я с ночевкой в Дамаске на последнем этаже. Через все крыло этажа пролегал открытый балкон, в темноте которого удобно было курить и любоваться вечерним городом, облокотясь на перила. С высоты двенадцатого этажа открывались замечательные виды Дамаска в звуковом сопровождении муллы с минаретов ближних мечетей. По темному проходу шли двое, негромко что-то обсуждая. По отдельным словам и присказке «ёп тать» я мгновенно понял, кого я подслушиваю.
— Андрюха Кругликов? Кого я вижу!
— Серега Новиков! Вот это встреча!
Мы по-дружески обнялись как старые приятели. На самом деле мы такими и были; друг друга знали хорошо, хоть и не были связаны по службе. Вместе оформлялись за границу, вместе ездили в штаб корпуса Аляты и в штаб армии в Тбилиси на военные советы, часто встречались на партийных мероприятиях — оба парторги. Да и вообще, Андрей мне очень симпатичен, как офицер и человек. Я только приехал в Сирию, а он почти два года уже здесь. Сам смуглый, с чёрными усами, разговаривает по-арабски, ну чистый сириец…
Что? Где? Как? Вечер вопросов и ответов. Сбегали за горючим. А помнишь? А это помнишь? Несколько часов пролетели незаметно. Как улеглись, никто не знает. Еще бы такая встреча, и где? В Дамаске, в Сирии.
На следующий день Андрей довез меня со всем моим скарбом до Хомса. Из местного русского клуба я дозвонился до Тартуса. Машина за мной будет только завтра. Остановился у Андрея, на радость его жены Ирины. И снова вечер вопросов и ответов, да воспоминания о пятьдесят второй точке, о родине. На столе арака с нехитрой закуской и фотографии детей, родных и близких после недавнего отпуска. Почти тоже самое повторилось вновь, когда я вместе с женой оказался в командировке в Хомсе. Жены наши встретились хорошо и потом очень сдружились, несмотря на то, что в союзе были едва знакомы.
Первый день на «Векторе» прошел за чаепитием. Сначала попросили к начальнику КП, там неспешная беседа с чаем. Рассказали про неисправность, расспросили про службу. Следующим был старший инженер. Под чай рассказали о своих трудностях, про необходимость устранения неисправности. Последним был начальник отделения, с ним тоже попили чай и пошли смотреть технику.
В кабинах было по одной-две горящих лампочки. Работать невозможно. Еле нашли ключи от кабины ПРМ, вытащил оттуда групповой ЗИП, отвертки, пассатижи. Поменял все перегоревшие лампы в плафонах. Включил покабинно технику. Три шкафа не включились, неисправны блоки питания. Озадачил младших офицеров поиском папок со схемами. Дело закрутилось, и на второй день техника задышала. Включили, провели контроль функционирования. Тут вылезла основная проблема, на которую мне и жаловались сирийцы, — пропадание воздушной обстановки на всех индикаторах зала боевого управления.
Еще один день ушел на осмысление и локализацию отказа. Я уперся в источник радиолокационной информации, вернее сказать, в канал информации. Источником для этого «Вектора» был ПОРИ, который, слава аллаху, располагался совсем рядом, и на нем, слава богу, находились наши русские спецы. Если бы были арабы, то я ничего бы не сделал. Пришел я к нашим, поделился своей бедой. Конечно, первым делом, смотри у себя. Все заново рассказал, — задумались, — если был бы у меня кабель метров 30, то можно вместо ПОРИ подключить «Сенеж» и использовать его как источник радиолокационной информации, и тогда посмотреть: пропадает воздушная обстановка или нет. Идея моя понравилась, она позволяла со стопроцентной уверенностью указать, кто виноват: «Вектор» или ПОРИ. Порылись в закромах, нашли 50 метров двужильного кабеля, размотали. Соединил как надо, включил «Вектор», связался с «Сенежем» и попросил завязать двадцать целей.
Вот и наступил момент истины.
Я и еще трое «поривцев» уставились в экран общей воздушной обстановки. Я — с огромным чувством почти призрачной надежды, остальные с почти снисходительным «вот видишь»… Но получилось по-моему: «Вектор» уверенно принимал и отображал на индикаторах все 20 целей, а это значит, что вся проблема пропадания информации кроется в ПОРИ. Я попросил у «Сенежа» завязать 100 целей с разных направлений. На экранах через минуту расцвели узоры имитационного налета, все больше и больше трасс, и все тянутся не прерываясь. Это был фурор! Ребята сначала засуетились, занервничали, — не может такого быть. Потом успокоились — будем проверять. Сразу возник вопрос, что будем говорить арабам?
Правду говорить нельзя, потому что в неисправности виноваты русские, которые недоглядели, не сумели диагностировать, халатно отнеслись и так далее. Я согласился «найти» неисправность в кабине связи «Вектора», чтобы своих не подставлять. Два дня мои новые друзья ремонтировали свою аппаратуру и угощали меня шашлыками, пивом, виски и всякими деликатесами. К вечернему контролю функционирования я пригласил генерала Зуфара посмотреть «отремонтированный» «Вектор». Все получилось успешно, «Вектор» не подкачал, все были довольны. Арабы долго прыгали и благодарили меня. Генерал даже согласился сегодня же отвезти меня с женой обратно в Тартус. Я пожелал лишь ехать помедленнее.
Ко дню Советской Армии и Военно-Морского Флота сирийцы наградили меня орденом с дубовым листом за успехи в боевой подготовке. Так завершилась моя командировка на «Вектор» в Хомскую группировку ПВО. Андрей с Ириной приезжали к нам в Тартус с ночевкой по весне. Хорошо провели время, гуляя по городу, вдоль набережной мимо остатков средневековых стен морского порта. Они прощались с Сирией, улетали в Союз навсегда. Я им не завидовал, впереди меня ждал месячный отпуск и еще год контракта. Мы были молоды, полны оптимизма, задора и куража.

  Мы еще долго лежали и под тихий шум дождя расспрашивали друг друга о разных эпизодах из нашей общей жизни, той далекой жизни, целиком и полностью связанной с армейской службой. Утром было свежо, но все излишки влаги впитались в благодатную землю, грязи под ногами не было. Федор возился с лошадьми, я подошел к нему, поздоровался, около одного из сарайчиков меня заинтересовали аккуратно сложенные ровные поленья желтоватого цвета. Взял в руки — тяжеленное.
— Федор, неужели настоящий самшит? Неплохой запас!
— Что делать, приходится изворачиваться. Ты же знаешь нашу беду? Итальянская бабочка сожрала всю листву самшита, очень скоро это будет большой дефицит. Приходится смотреть наперед и делать запасы. Тебе нужен будет, дешево подгоним, пока есть возможность! Но не очень много!
— Да не откажусь от такого добра! Тогда я скажу Алексею, и он подъедет сегодня вечером на транспортере, до тонны возьмем, посчитай.
— Скажи, пусть привезет десять мешков муки, он знает, какую брать, скажешь для меня, и два мешка сахара. Отвезу матери и родне в Баговскую, на зиму хватит. И мы тобой полностью в расчете.
— Не продешевил себе в убыток?
— Дружба дороже денег, не так?
— Не оспариваю.
Федор как-то неуверенно переступил с ноги на ногу, я вопросительно посмотрел на него.
— Хочу тебе кое-что показать, спросить и посоветоваться. Не зайдешь ко мне?
— Давай, почему нет?
Мы зашли в небольшой деревянный домик Федора, сенцы и одна комната. Флотские фотографии, он с Алексеем и еще одним своим кумом Михаилом служили на авианесущем крейсере «Киев». Все молодые, крепкие и дерзкие. На побеленной стене надпись углем:
    В моих карманах курево, патронов медь.
    Я жалить не умею, умею лишь жалеть.
Подошли к столу, Федор бережно вытащил три карты. Начали вместе смотреть, эта и эта немецкие. Точнее, наши карты военного времени, которые немцы захватили при входе в Майкоп в августе 1942 года, аккуратно тушью по-немецки надписи станиц, хуторов, разъездов, отдельных колодцев, станций МТС, названия рек и гор. Все аккуратно и детально помечено, очень аккуратно. Карты напечатаны типографским способом. Показаны расположения немцев и наших под Гузериплем, стрелками показаны ближайшие действия. Одна карта датирована сентябрем, вторая декабрем 1942 года. Положения достаточно статичные. Третья карта 1860 года, подписана штабс-капитаном Новицким. Аккуратно нарисована вручную, без детальной проработки, некоторые расстояния не выверены, заметно, что интересовали прежде всего адыгейские аулы. На оборотной стороне карты четко различимая надпись: «Сыны мои, за Веру и Отечество, Господь вас не забудет, я ему напомню, с Богом!» Подпись размашистая, но различимая, неужели Ермолова?
— Да Федор, знатные у тебя карты! От деда?
— Наверное, его или его сослуживцев. Встречал когда-нибудь такие?
— Копия вот такой немецкой карты у меня есть, оригинал вижу впервые. Впечатляет! Очень ценные карты! Береги их от чужих людей. Что ты хотел спросить?
— Вот заинтересовали некоторые детали этой старой карты, не знаю, прав я или нет, но вот что бросается в глаза. Вот эти крестики. Как будто кто-то проверял определенные места и отмечал их. Или намечал для проверки. И на немецких картах эти отметки есть, правда, их меньше. Может, кто-то из немцев что-то искал в наших местах, для себя лично. Война войной, а есть еще и личные интересы. Как думаешь?
— Мысль очень правильная. Все нужно внимательнейшим образом проверить. И тогда, когда появится первая зацепка, фактическая находка, у тебя будет полное право сказать, что ты прав. Наметишь план действий и будешь не спеша его отрабатывать.
— Да я даже не представляю, что можно искать и как это делать. С чего можно начать?
— Ты что, ни разу не искал по карте? Ты много интересного в жизни пропустил Федор!
— Да вот все крутишься, крутишься. И смелости не хватает. Может, поможешь мне для начала?
— Да запросто, только давай ребят подключим. Не бойся, они не из болтливых и нет ни одного жадного.
— Да я это сразу отметил, вы друг за друга держитесь. Как братья. Я буду только рад начать это дело с вами. С чего начнем?
— Давай посмотрим, что у нас есть поближе. Вот смотри, это сожженный аул, правильно? Значок и надпись: «минарет». На этой карте он помечен, а на этой нет. А почему? Правильно, немцам это место было недоступно, оно на нашей территории. Можно ли будет найти останки минарета? Вероятность небольшая, но она есть. Это же у нас в направлении поселка Сахрай, правильно? Как туда можно добраться и за сколько?
— На лошадях не более часа. Что, вот так просто мы сядем и поедем?
— А кто еще может поехать вместо нас? Не сразу, позавтракаем, возьмем пару лопат, металлоискатель и под твоим чутким командованием поедем.
— Не ожидал, что так быстро начнем!
— А зачем долго мять одежу? Федор, можно я сделаю фото вот этого участка реки Фортепианка на этой старой карте?
— Да делай, а чем он тебе интересен?
— Да понимаешь, встречал уже письменные упоминания о памятнике Черный крест, думал, что это такое и где может находиться. А здесь он обозначен на местности, видишь, крест стоит и надпись четко видна: «пам. Черный крест».
Это в пятнадцати километрах от Майкопа, справа от дороги на Апшеронск, за речкой Фортепианка, на высоте 102,6. Очень интересно для меня, обязательно хочу проверить это место.
— Тогда, конечно, снимай, может тебе пригодится.

За завтраком Виктор Билык начал рассказывать об охоте на пятьдесят второй точке.

— Сегодня ночью вспомнилась охота. Собственно говоря, охота велась круглый год, но как-то вяло. Группа дивизионов С-200 стояла у основания Шаховой Косы, и рядом с въездными воротами основного КПП находился шлагбаум, перекрывавший дорогу в заповедник. Никаких запретительных мероприятий не осуществлялось, и передвижение по территории заповедника было свободным. Однажды, правда, был задержан Охотнадзором и наш Вадим с незарегистрированным охотничьим ружьем. Однако, когда работники Охотнадзора привезли его на КПП для разбирательства, он поднял караул от нашего дивизиона в ружье, арестовал их и посадил под арест.
Двигаться на автотранспорте можно было свободно по накатанной по песку дороге. Слева море, справа довольно большие песчаные барханы, где проехать было проблематично. Рахманов однажды ночью заскочил на ГАЗ-66 в солончаки, застрял так сильно, что машину пришлось вытаскивать КрАЗом, раму повело так сильно, что машина больше не смогла ездить. Заядлыми охотниками были Николай Авдонин, двухгодичники Борис Авраменко и Леонид Широков.
В море обитали не считанные стаи непуганых качкалдаков, на зимовку прилетали гуси и лебеди. Я любил охотиться на маленьких морских курочек, их и называли качкалдаками. Промысел был незатейливым и заключался в том, что нужно было очень спокойно подойти поближе к стае, открыть огонь и стрелять до тех пор, пока они дружно не улетали. Маленькие тушки качкалдаков, конечно, были не очень большой добычей. Но пять штук ощипываешь и в утятницу. Натуральная диетическая еда, вкуснейшая.

— Виктор Валентинович, когда ты меня ими угощал, то глядя на их синие тела я чувствовал себя неловко!

— Палыч, не перебивай старших, а учись у них мудрости! Так вот. Для охоты на утку нужны были лодки. Лодок не было. По рассказам старожилов, на островке Змеином, что был в одном километре от берега, водилось множество диких кроликов. Но, однажды сплавав туда с товарищем, мы их там не обнаружили. Морских змей там было много, но вели себя они не агрессивно. Однако среди песчаных барханов появлялись небольшие стада джейранов, они приближались к морю, чтобы на солончаках полизать соли. Джейраны были осторожными до пугливости и обладали поразительным слухом и чутьем, при малейшей опасности срывались и убегали.
Лишь однажды мне повезло, но, стреляя из карабина с расстояния в 200 метров, я промазал. Электромеханик-дизелист Гена Полунин из Махачкалы терпеливо объяснил, что в джейрана с такого расстояния нужно было стрелять только в движении, иначе он успевал уклониться. Ему можно было верить. На моих глазах он подстрелил бегущего зайца. Из карабина, из чего же еще было стрелять.
В сентябре 1975 года я и начальник расчета ЦВМ Владимир Алексеевич Силуянов получили приказ от командира дивизиона Загнойко срочно расстрелять оставшиеся после стрельб патроны. Патронов было чуть меньше одного вскрытого цинка. Взяли два карабина, один ручной пулемет, плащ-палатки и с усилением до двух срочников рванули в барханы. Нужно сказать, что Володя очень уважал РПК. Даже больше, чем я, командир стартового взвода, где этот РПК и был прописан.
Замысел был простой. До обеда оставалось два часа, плюс обеденный южный перерыв с 13 до 15. И мы решили… А что еще могли решить два борзых, почти старших лейтенанта, да еще из энгельсской школы? Мы решили устроить охоту на джейранов. По большой дуге с направлением к стрельбищу мы рванули прочесывать барханы. Заряженные РПК и мой карабин казались нам вескими аргументами. Нам просто должно было повезти в этот день. Цепью на расстоянии в сто метров друг от друга мы прочесали. Да, в этот день мы прочесали не слабо — километров десять. Начавшаяся майская жара, злая осенняя мошка — нас ничто не могло остановить. Но все четыре лежки были пустыми, и ни одного джейрана. Оценив наши возможности, заложили еще одну дугу, уже на удаление, в сторону одиннадцатого дивизиона С-125. Пусто. Затем еще одну, в сторону стрельбища.
Сладостный привкус близкой добычи во рту сменился усталостью, и мы, потерявшие надежду, оказались на стрельбище. Стреляли долго, без перекуров, зло. Потом еще немного полежали, одуревшие от долгой стрельбы, ждали, когда срочники добьют остаток, собрали и пересчитали гильзы и тронулись в расположение группы дивизионов.
Облом по полной. Срочники чуть впереди, была надежда на обед. Мы, расстроенные, прикрывали их сзади. Сегодня просто был не наш день, решили мы. И это было правильное решение. Шедшие уже метрах в пятидесяти впереди срочники перед колючкой стартовой позиции вспугнули большую семью, голов в двадцать. И джейраны рванули в пустыню, мимо нас, на удалении не более двадцати метров. Как медленно они огибали нас, завалить можно было любого. Володя перехватил пулемет за ствол и метнулся было, пытаясь хотя бы так достать. Я зачарованно смотрел на красивых, очень красивых животных, медленно и красиво проплывающих вблизи. Так близко я их еще не видел. И тогда точно был не наш, а их день.

— Мужики, тут есть такая тема. У нашего Федора имеется одна очень заманчивая и перспективная версия, и мы хотим вместе с вами ее проверить. На лошадях до объекта примерно около часа ходу. Прошвырнемся?
Вадим солидно ответил за всех:
— Если мы в доле и это в стороне термальной речки, то мы согласны!
— Нашей доли там нет никакой, а вот искупаться, наверное, сможем. Так, Федор?
— Что, понравилось? Да запросто! Тогда я пойду готовиться, через полчаса буду готов. Палыч, покажи ребятам карты, введи в обстановку.
— Да в этой воде морды заживают быстрее, синяки на глазах уменьшаются. Так что можем и без доли поехать!
— Погреться захотелось? Скоро в мыле будете, слушайте меня по существу дела.

Район нахождения минарета мы определили достаточно быстро, конечно же, с помощью карты. Люблю военные армейские карты: все очень просто и надежно. Не спеша доехали, на удивление, точку, где мог располагаться минарет, нашли довольно быстро. Редко используемая грунтовая дорога, поднимаясь в гору и забирая влево, вывела нас на ровную подошву. Внизу была ровная поляна размером пятьсот на пятьсот метров, надежно отрезанная узкой речкой с глубоким руслом от следующей горы.
 На левой части поляны была каменная постройка, может, бывшая ферма, сейчас используемая как склад, людей не было видно, лениво гавкала запертая овчарка. Мы взяли правее и по зарастающей травой дороге выехали на поляну. Ровное, природой созданное место. Поехали к дальнему краю поляны, внимательно осматривая все вокруг. Редкие невысокие деревья, следы недавней человеческой деятельности, следы от костра, камнями выложенное место под мангал, куча гравия лежит уже давно, видимо, планировали что-то строить. Насыпь размерами шесть на десять метров и высотой около метра, следы от бульдозера, как будто подо что-то расчищали место и потом эту затею бросили. Редкие россыпи довольно крупных камней и каменных плит, поросших землей. Проехали вдоль речки, забирая постоянно влево. Речка с глубоким руслом, воды на полметра, вода чистая. Ничего, что могло привлечь наше внимание. Развернулись.
— Какие мысли, где бы мог располагаться минарет, почему мы не видим следов? Смотрим еще раз и повнимательнее!
Первым высказался Федор.
— А вдруг этот сарай построили на месте минарета?
— Могли построить, а что еще видно, еще какие мысли?
Савченко и Новиков почти одновременно указали на насыпь.
— Поляна почти идеально ровная, а это откуда здесь?
Поехали к насыпи, действительно, она была как посторонний предмет на этой поляне, покрытой зеленой травкой.
— Думаем!
— А что думать, давай попробуем лопатами прояснить природу этой насыпи!
Начав делать пробные копки, мы через два штыка натыкались на каменную кладку. Со всех сторон! Значит, это каменная площадка, возвышающаяся на полметра над уровнем земли. Могло ли быть это основанием для минарета? В принципе да, смущали только небольшие размеры. А что мы знаем о минаретах? И какого размера мог быть минарет в горах, неподалеку от сожженного адыгейского аула Баракаевский? Он и не мог быть большим. Я начал обкапывать камень правильной круглой формы — интуитивно, навскидку. Вытащил, формы он был очень непривычной и сразу привлек общее внимание. Тщательно перчатками стер грязь с поверхности. Следов обработки нет, форма удивительная. Хотя нет, в нижней торцевой части камня есть снятая ручным способом трехсантиметровая кайма, как будто он куда-то вставлялся. Интересно его назначение! Поставил его на торец.
— Ваши мнения по этому поводу?
— Можно использовать как часть ступы!
— Можно. Еще?
— Может, жертвенный камень? Был куда-то вставлен и на нем что-то резалось!
— Может быть! На нем и голову курицы можно отрезать, и голова барана ляжет, согласны?
Отложили в сторону как первую находку, хотя к нашему делу она и не имела отношения. Откуда столько земли, неужели наросло так много?
— Думаем! Русло реки глубокое, но узкое. Что тут творится весной?
— Да русло просто переполняется, и речка выходит из берегов.
— Правильно, весной здесь все в воде. Отсюда и земля, и бульдозером не зря вот рядом слои снимали, смотрите, как будто второе русло реки делали. Логично? Для отвода потока воды!
— Давайте попробуем миноискателем?
Дело пошло веселее. Звон был непрерывный. Сначала вокруг основания минарета, а он тут стоял почти наверняка. Ржавые наконечники, металлические части уздечек, обломки ножей, рукоятки шашек. Все поржавевшее, все в грязи и много. Очень много! Затем само основание. Мелких металлических частей было очень много, крупных ни одной. Настроение немного опустилось.
— Федор, пожалуйста, карту!
Расстелили на основании минарета, сориентировали на север, еще раз смотрим.
Виктор Билык выдал гипотезу.
— А что, если крестик точно указывает на нужное место?
Проверим, нам нетрудно. Крестик показывает на крутой левый берег, он точно не затапливается. От минарета строго на юг. Хорошо, перейдем речку и залезем на середину склона высокого берега. Разделись до трусов, начали переходить речку, воды по колено. Речка под металлоискателем звенела! Руками начали вытаскивать металлические предметы. Снова наконечники стрел, уздечки, почти целая шашка. Сохранность всех найденных вещей гораздо выше, чем в земле. Залезли на середину склона, справа от каменной глыбы сильный звон ударил по ушам. Нужны лопаты, будем копать, кровь начала закипать от возбуждения. Довольно быстро уперлись в деревянный настил, похоже на дверцу. Откопали со всех сторон, деревянная крышка от снарядного ящика. Вросла за сто лет в землю.
— Ну что, срываем руками или на всякий случай привяжем веревку и потянем снизу. Вдруг рванет!
Действительно, не нужно торопиться, зачем нам несчастные случаи. Принесли толстый буксирный конец из конопляной веревки. Привязали, начали вдвоем тянуть. Не идет, еще двое. Крышка тихо слезла со своего места. Схрон для оружия и припасов. Три оружейных ящика, растяжек нет. Ящики аккуратно укрыты плотным брезентом. Внутри ящиков белая сосновая стружка. В двух ящиках по шесть винтовок Мосина в идеальном состоянии, в густой смазке. Третий ящик наполовину заполнен патронами в картонных коробках. На винтовках год изготовления 1914, на патронах 1914. В ящике с патронами еще один ящик меньших размеров. Пустой, на дне две фотографии. Групповая фотография отделения, в казачьей форме. Фотография офицера. Белогвардейцы! Что тут еще было? Документы, деньги, ценные вещи? Кто взял? Или не успел положить? Ответа на этот вопрос пока нет.
— Что делаем с находкой? Федор, это вопрос прежде всего к тебе! Это же ведь теперь твое добро.
Все задумались, оружие это всегда серьезно, это всегда статья Уголовного кодекса. Двенадцать боевых винтовок с кучей патронов. Это точно статья, с реальным сроком.
— Федор, решай, если берешь оружие, то вытаскиваем!
— Куда их столько? Одну еще можно спрятать, а эти все!
Правильный ответ, не нужно быть жадным, особенно в таких делах. Нужно простое взвешенное решение. Федор растерян, а решение принимать нужно. Вытаскиваю одну винтовку, пять пачек патронов, отдаю Федору.
— Закрываем и нас тут не было! Согласны?
Руководствуясь инстинктом приподнимаю на бок каждый ящик, смотрю под днищем. Под третьим ящиком длинный сверток, брезентовая обвертка. Я уже почти достоверно знаю, что там. Бережно вытаскиваю, крещусь и разворачиваю. Точно, казацкая офицерская шашка, клеймо эллипсом «1914 Златоуст». Смотрю на Федора, у него две шашки есть, подарит или нет? Федор кивает головой:
— Забирай, она по праву твоя.
Я с восторгом держу шашку в руках, это вещь, настоящая мужская верная вещь. Но у меня шашка есть, я смотрю на Мишару, Сашка отводит глаза, смотрит в сторону. Его кадык помогает убрать слюну.
— Федор, разреши передать эту шашку еще одному казаку среди нас?
Федор кивает головой, именно так мужики в наших краях решают вопрос, без лишних слов. Я передаю шашку Мишаре, он крестится и двумя руками принимает. С усилием вытаскивает клинок из ножен. На сверкающей стали красивой вязью строгая надпись: «За доблесть!»
Ну теперь, с богом, все аккуратно накрываем и прикладываем слой дерна. Не спеша, очень аккуратно и медленно. Смотрю по сторонам, никого нет. Уходим, фотографии на память, для наших потомков. Мы здесь не были, это на трудные времена, на черный день. Дай бог, чтобы эти времена не наступили. Федор заматывает винтовку в плащ-палатку, приторачивает справа от седла, сверху привязывает свой карабин. Это уже дела егеря Федора. Моя находка это невероятно красивый и таинственный жертвенный камень, кладу его в мешок и привязываю к седлу. Смотрю на Мишару, как он крутит шашку в руках, не знает, куда ее пристроить.
— Санек, приторочь шашку к седлу, еще надержишься!
Едем в сторону Гузерипля, снова Федор выводит ему знакомыми тропами к другой термальной речке. Вода еще горячее, и еще приятнее телу и душе. От сильного восторга мочусь в горячую воду. Тело пробирает мелкими иголками, закрываю глаза и погружаюсь с головой. Вот это сила, вот где наше здоровье! Долго сидим в воде, наслаждаемся. Напарившись, нехотя выходим из воды. Федор дегтем смазывает спину Вадима.
— Федор, а наши рожи помажешь?
— А как же, но с вас стакан — и это очень хорошая цена вопроса за такое лечение.
— Не вопрос, а без стакана из горла не пойдет?
Федор от души смазывает лица пахучим дегтем мне и Билыку.
Вытаскиваю семьсотграммовую бутылку коньяка, пускаю по кругу. Всем по одному большому мужскому глотку. Через минуту бутылка пуста. Закусываем сладкими терпкими ягодами кизила, он хорошо вызрел, темно-красного цвета. Вкуснотища! Едем на базу обедать, погода просто шепчет: «Бабье лето!»
— Федор, навскидку, с вероятностью более пятидесяти процентов. На твоих картах нанесены схроны банд белогвардейцев, которые ушли в горы после прихода красных. Согласен? Почти везде будет оружие, есть маленькая вероятность, что попадутся деньги или драгоценности. Вот если попадутся документы, то дай знать, это может быть очень важно. Хотя если их искал человек со стороны немцев, то ему не интересно было оружие. Он искал что-то другое. Сколько у тебя еще на карте осталось крестов?
— Шесть осталось, и один очень далеко.
— Как искать, ты понял. На карте указаны те ориентиры, которые не могли так просто исчезнуть. Ну, а найдя место ориентира, крестик поможет тебе найти закладку. Все довольно просто, но это на словах, а в жизни без труда этот номер не прокатит. Трудись!
— Палыч, возьми в подарок от меня на память одну немецкую карту, к чему мне две!
— Федор, спасибо за подарок, это очень ценная вещь, буду тебе обязан. У станицы Ханской, за ханским бродом я увидел еще один значок минарета. И там тоже стоит крестик, ты видел? От тебя это далеко, а для меня почти рядом, проверю при случае. Если будет что-то ценное, то пополам.
— Договорились. И брось считаться, еще не известно, кто кому больше обязан.
— Это точно. Тогда большое спасибо!
— И тебе спасибо за помощь!
На площадке у коттеджа уже стоял мой транспортер, и Алексей Бунаков крутился как черт, ожидая нашего приезда. Кумовья крепко обнялись, Федор вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами, делиться или не делиться новостями о находках с Алексеем, это твоя ноша Федор, тебе ее нести и тебе решать.
После хорошего обеда легли отдыхать. Я начал донимать своего жизненного наставника.
— Виктор Валентинович! Как тебе удалось сохранить голову, ведь когда ты командовал службой РАВ целых долгих девять лет, на тебе висели тысячи единиц оружия?
— Ошибаешься и очень сильно!
Тысячами единиц числилось вооружение и военная техника, автомобильные средства подвижности. А вот оружие учитывалось десятками тысяч, гранаты и патроны — миллионами. Наша бригада приняла все вооружение и технику бригады с полуострова Рыбачий и полка из Мурманска после их ликвидации. Вы даже не можете представить, какая это была нагрузка, в каких тяжелых зимних условиях это происходило. И я за все был в ответе, все нужно было лично принять, убедиться, что эта кабина или высотомер с грифом совершенно секретно действительно есть в наличии. А ведь было несколько случаев, когда техника в штормовых условиях уходила под воду. Технику вывозили с островов, оборудованных причалов нет. Приходилось привлекать транспортные корабли Балтийского флота. И все нужно было делать быстро, ритмично, весело. Ставились жесткие сроки, драли за их срыв. Из архангельской армии приезжали старшие офицеры для контроля. Требовали с надрывом:
— Давай быстрее!
Смотреть было и страшно, и смешно, когда на качающийся корабль затаскивали высотомер массой свыше семнадцати тонн, как его начинало крутить по палубе, невозможно в сильную качку закрепить, как он скользил мимо приходившего в ужас подполковника и падал в воду. Я подходил к этому потерявшему весь свой боевой пыл офицеру и говорил, протягивая бумаги:
— Подпишите акт об уничтожении вооружения!
Тот еще больше сникал и что-то бормотал о том, что, может быть, мы сейчас сумеем как-нибудь вытащить эту технику из воды.
— Подпишите и вытаскивайте! А мы по вашему ранее спущенному плану сейчас покидаем этот остров и едем на другой. Или я сейчас звоню командующему армией и докладываю ему, что вы не даете правильно принимать технику. Их борзота быстро проходила, начинали прятаться за моей спиной, меньше давать бестолковых команд.
Патроны я вообще не принимал к себе на учет, это был очень важный вопрос для того, чтобы меня впоследствии не посадили в тюрьму. Ведь никто точно не знал, сколько их было утеряно или похищено. А каждый патрон, как вы знаете, номерной. И представьте себе, принимаю я чужие патроны, приходую их, учитываю. А через год или два патроны этой серии и этого года начинают всплывать в самых неподходящих местах, в уголовных делах в других регионах страны. Нет уж, извините, майор Билык тоже голову имеет. Брал с собой начальника особого отдела, выходили в море, топили патроны целыми ящиками и составляли акты об уничтожении. По-другому было никак нельзя.
С острова Порт Владимир технику дивизиона С-125 вывезти не смогли, так и бросили на острове. Смогли вывезти ракеты, оружие и аппаратные блоки из кабин. А что делать, я ведь не господь бог.
Помню один случай.
  Получаю приказ о принятии техники ликвидированного мурманского полка, выезжаю с группой офицеров для приемки. Приезжаем на группу С-200, и там, кроме трех караульных на позиции, нет ни одной души. Всех офицеров кадровики уже распределили по другим частям, и те уехали на новые места службы, чтобы начать получать зарплату, которую не выдавали уже несколько месяцев. Что мне делать, у кого и как принимать секретную технику? И таких случаев было очень много, особенно в 1994 году, когда архангельскую армию сократили, а нас передали в подчинение 6-й Отдельной ленинградской армии. Решения принимались быстро, совершенно неожиданные для нас, но им наверху было виднее.
Так, наш ЗРК С-200 модификации «Дубна» снимают с боевого дежурства, причина простая — наша промышленность не производила мощных клистронов для передатчиков РПЦ, и отправляют в ДХ, а личный состав группы дивизионов отправляют на мурманскую группу. Нашему техническому дивизиону С-200 приказывается с ракетами и всей техникой передислоцироваться туда же. В зимних условиях, очень срочно. А кто бывал в наших краях, тот знает, какие у нас там дороги зимой. Так что приходилось крутиться, иногда неделями не появлялся дома. Наша бригада активно перевооружалась, с Западного Кильдина вывозили старые ЗРК, меняли на С-300. И все это в условиях полярной ночи, по гололеду. Острова, транспортные суда, отсутствие причалов и приказы. Срочно, обеспечить, усилить, вывезти, завезти. Ответственный за техническое обеспечение майор Билык. Под роспись в книге приказов по части.

  Пахнуло сладким дубовым дымком, это Федор с Алексеем начали готовить баньку, стоящую совсем близко к речке Белой. Первым туда потянулся Виктор Билык, страстный любитель этого удовольствия, затем, когда начали доноситься крики, потянулись и мы. Маленькая, тщательно продуманная и чистенькая банька с хорошим парком, свежими веничками восхитила, а когда, хорошо распаренные, мы начали нырять в прозрачно чистую и холодную воду реки и вовсе раззадорила нас. Следуя примеру Федора, ныряя в воду, начали пробовать чистейшую водичку на вкус. А вода действительно была как слеза, выше по реке жилья уже не было!
Чуть позже приехал Дамир Ачох, и не один, а с Юрой Мушляном, тоже водителем тринадцатого технического дивизиона. Мушлян ради встречи бросил свое кафе в Джубге и с запасом хорошего вина прибыл на встречу. Задумываешься, чем же запомнилась пятьдесят вторая точка этим мужикам, служившим срочную службу, что в ней было хорошего, что они так дорожат своим прошлым. Ведь прошло уже так много лет!
  Под жарким октябрьским солнцем, а ведь действительно настоящее бабье лето, под вкусные запахи готовящего шашлыка мы начали располагаться на открытой веранде, выходящей к реке. И было тихо, стояла оглушительная, торжественная тишина, девчонки из обслуживающего персонала, очень тихо разговаривая друг с другом, накрывали стол и разглядывали нас. Еще бы, приехал сам хозяин и пошел сразу к гостям, и начал с ними обниматься, не обращая внимания на своих подчиненных.
Как будто ушло и стало вдруг не нужным все обыденное, житейское, суетливое, и готовилось что-то важное, торжественное, и все понимали, что здесь собрались люди, причастные к чему-то большому и оттого непонятному, волнующему. И уже сам хозяин сидел за столом как гость и смотрел на всех совершенно по-другому, незнакомо и отстраненно. И уж тем более все стало непонятным, когда Алексей, которого они еще недавно кормили у себя на кухне, и сам Федор, оба в одинаковых новеньких морских тельняшках, тоже сели за стол напротив хозяина. И хозяин вставал из-за стола и здоровался, и обнимался с каждым из них. И когда в глазах своего молчаливого сурового хозяина-адыга, вставшего перед гостями, они увидели слезы, то все замерли, как будто что-то должно было сейчас произойти! И это действительно произошло!
Тихо, а затем все громче и громче волнующе красиво запела труба, и звук ее разнесся по всему Гузериплю, по всему ущелью. И неожиданно стихла труба, и в наступившей снова полной тишине от дальней скалы отозвалось сильное эхо, все вновь стихло, замерло — и вдруг весело заиграла адыгейская гармошка. Заиграла, как всегда, волнующе трогательно, так, что одновременно хотелось и смеяться, и плакать, и трепетно сжималось сердце от этих звуков. Два младших сына хозяина начали танцевать перед гостями красивый адыгейский танец зафак. И хозяин и гости сразу стали веселыми, начали смеяться, и спало напряжение, все стало по-прежнему, по- домашнему.
Я сидел напротив Ачоха и немного отстраненно, как бы со стороны, смотрел на всех присутствующих. Наверное, был какой-то замысел судьбы, позволившей нам собраться вместе в этом тихом малолюдном местечке в окружении прекрасной нетронутой природы, в прямой близости от знаковых священных мест. Кладбище святых в Хаджохе, россыпь древнейших усыпальниц-дольменов, развалины древнего храма Преображения, действующего Ново-Михайловского монастыря со взорванным Успенским собором — и все это сосредоточено в одном вместе.
Подняли первый тост за встречу, в тишине внимательно выслушали короткие рассказы Ачоха и Мушляна об их жизни после службы в армии, о том, как иногда у них начинает радостно биться сердце при получении известий о своих армейских друзьях, о редких и почти невероятных из-за их случайности встречах с сослуживцами. Вышли во внутренний дворик, сделали групповой снимок на фоне красивого коттеджа, настроение приподнялось еще выше.
Смеркалось. Снова сладко и трепещуще волнующе запела труба, звук набрал полную силу и резко оборвался. Пришло сильное эхо от дальней горы, и снова наступила пьянящая тишина, и так захотелось вдруг, чтобы это чаще повторялось в нашей жизни: встречи и проводы, грусть и веселье. И было это непрестанным и вечным, и чтобы наши сыновья и внуки стояли рядом с нами и стояли тогда, когда и нас уже не будет.
За столом тихо и собранно поговорили о предстоящей поездке в станицу Баговская, на предложение ехать по асфальту в объезд ответили единодушным отказом, лучше напрямик через горы. Решили проехать на УАЗах через Передовой хребет с его разнообразием ландшафта, ареалом редких видов растительного и животного мира, неподалеку от Тхачского горного массива. Если смотреть издалека, с юга он напоминает волшебный замок в окружении величественных скальных образований, непреодолимых каньонов, трудно проходимых перевалов и вершин, величественных реликтовых лесов, водопадов, пещер. Здесь находятся древние триасовые известняки, многочисленные гроты, колодцы и шахты. Любопытно, но народная молва гласит, что некогда в одной из пещер вблизи Большого Тхача были схоронены несметные сокровища дореволюционной Кубанской казачьей рады.
Это дальний, малопосещаемый уголок Адыгеи с первобытной чистотой и сильной энергетикой, с дольменами Зацепиной поляны и дольменами, расположенными на левобережье реки Кизинка, останками очень древних поселений в Монашеских пещерах Губского ущелья. И все это в окружении красивейших буковых лесов. Места считаются опасными по причине малой населенности и отсутствия связи, если что-то случается, то не стоит надеяться на чью-либо помощь, никого рядом просто нет. Мы должны были проехать между тремя дольменными городами, компактно размещенными в треугольнике между станицами Баговская, Баракаевская и хутором Кизинка, который расположен в центре геотектонических разломов земной коры, где выходит колоссальная энергия Земли. Федор на мой вопрос о назначении дольменов ответил совсем неожиданно, что, по его мнению, это похоже на дома смирения для вечной жизни.
Выехали ранним утром на четырех УАЗах, машины нагружены мешками с мукой, сахаром, канистрами с бензином, сетями для рыбалки, Федор ведущим потащил нас за собой по знакомому ему маршруту, большая часть которого проходила по руслам рек и речушек, несколько раз приходилось менять направление из-за непреодолимых препятствий, сильных осыпей камней. УАЗы, как рабочие жуки, медленно и терпеливо влезали по таким крутым подъемам, что захватывало дух. Мы как гости проезжали по древней земле среди величавого леса, терпеливо тащились по бездорожью к очередному перевалу, с очередной высоты видели еще большее великолепие дикой природы.
Два раза пришлось на переправах через речушки выходить из машин и помогать им выехать из воды, под ногами была рассыпчатая мелкая галька, колеса начинали увязать и зарываться в нее. Еще один раз задержались на полчаса, дорогу перегородило упавшее дерево, подмытое рекой. На удивление, разворачиваться не стали, Федор достал бензопилу и быстро распилил полуметровой толщины дуб. Пильная цепь по твердой породе быстро затупилась, но маленьким надфилем была в течении двух минут заточена, и путь был скоро расчищен. Через час выскочили на лесовозную дорогу, но она была в таком ужасном состоянии, так разъезжена лесовозами, что мы снова свернули и продолжили свой путь по бездорожью и руслам речушек.
Останков дольменов было так много, на такой большой площади хорошо виднелись белесые крыши и их подпоры, зачастую вросшие в землю по самую крышу, засаленные глинистою почвой, что казалось, да, это самый настоящий город домов для карликов. Движение на машинах было осторожным, в натяг, грунт был слабым, и при малейшей газовке, резком вращении руля происходил занос и машина двигалась юзом, особенно по свежей траве.
Полнейшее безлюдье, и нам очень повезло, что еще не было сильных дождей. В одиночку здесь не пройти, столько ловушек, что рано или поздно, но засядешь на самом крутом внедорожнике. Ближе к самой Баговской дорога стала лучше, поехали быстрее. Некогда большая казачья станица переживала из-за своей удаленности не лучшие времена: много домов были пустыми, люди уезжали поближе к городам, газа и водопровода не было, жизнь застыла в состоянии девятнадцатого века.
Мать и вся большая родня Федора нас уже давно ждали, радостно смотрели, как мы таскали в сарай многочисленные мешки с мукой и сахаром, ящик с конфетами поставили на стол для угощения всех детишек. Дом стоял на северной окраине станицы, у самого леса, большой надел земли, огороженный забором из досок, огромный выгул для коров и баранов, куры, бродящие по дому и клюющие мелкую цветную кукурузу. Все только натуральное, комбикорма здесь отродясь не было. Во дворе был накрыт большой стол, угощали вкуснейшим домашним борщом и своим хлебом. Федор и Алексей крутились как две крученые найды, быстро все расставляя для приема гостей, мать и родня с умилением смотрели на них.
— Надолго, сынок?
— Да аж на два дня, маманя! Не волнуйся, управимся со всеми делами.
Вот она, цена домашнего благополучия семьи Федора, он постоянно в работе, каждую минуту вспоминает о своих близких и изо все сил старается, чтобы было не хуже, чем у других.
Михаил, младший брат Федора, по кивку матери вынес из сарая пятилитровую бутыль с домашним крепким самогоном, казенкой здесь не балуются, налил каждому по полному граненому стакану. Опьянения не было, во рту осталась только крепкое послевкусие и росла досада, доколе же так плохо будут жить простые русские люди. Федор доставал из своего большого мешка и дарил подарки своей дочке и многочисленной родне. Погожий день давал шикарный вид на горы, хорошо виднелись Чертовы ворота. Обсуждали, куда идти ловить головля, склонялись, что лучше в сторону Гришкиной ямы.
По тому, как слаженно крутились два кума, у меня сразу же появились подозрения по поводу намерения их дальнейших действий. И когда мы гуртом отошли от стола и вышли из двора на луг, чтобы покурить, по одному взгляду Федора я понял, что они с Алексеем удумали. Он бросил короткий взгляд на гору со штольней, как сразу стало понятно, зачем мы взяли с собой такой большой запас конопляных веревок. Я усмехнулся и отвел его в сторону:
— Не имею права тебя держать, но помни, что у тебя куча детворы и ее нужно кому-то будет поднимать, возьмите с собой кошку, там могут быть растяжки, немцы мастера устраивать пакости.
Федор разом посерьезнел, затем крепко пожал мне руку.
Часов шесть мы тянули головлей, отбирая самых тучных. «На что они нам?» — билась мысль.
Нужно было идти вместе с ними, для подстраховки.
Под конец рыбалки я наконец успокоился, сортируя хороший улов. Негромкий, но смачный хлопок ударил по нервам, от верхушки горы со штольни потянулся хлипкий дымок, засаднило сердце. Нет, нервы ни к черту, кивнул Мишаре, давай сгоняем, рыбалка по сути закончилась. Когда мы подъехали, Федор и Алексей были уже у подножья горы, с двумя солдатскими рюкзаками, рожи были очень довольными.
— Не волнуйся, когда уходили, подорвали ловушку, вдруг какой дурак еще полез бы, штольню наполовину завалило камнями.
Вечером все вместе смотрели на настоящие Георгиевские кресты наших дедов, фотографии, письма родным, которые так и не дошли до ожидающих. Почти все местные, из майкопского отдела Апшеронского казачьего полка, ушедшие воевать за старую законную власть. Стоило ли так рисковать своими жизнями, чтобы найти, достать и увидеть все это? Что там было найдено еще, спрашивать было неприлично, нам и так показали то, что можно было показать только своим.
Была и карта, Федор сказал, что это моя, им не разобраться до конца жизни, в карте лежала тетрадь. Карта была непростой, плотно набитой цифрами и условными знаками. Тетрадь толстая, исписанная тушью разборчивым почерком. Да, здесь разбираться нужно тщательно и долго. И снова мне на глаза попалась отметка, она тоже была и на этой карте. Вот наша очередная цель, это уже точно, решение давно назрело. Да, четко видно и читаемо: «Пам. Черный крест».
Карта 1870 года, подробного масштаба, координаты четко проставлены. Сама судьба нам ставит очередную задачу. Ночью я провалился в глубокий сон.
Мы с Мишарой в полной темноте ползли медленно и неслышно, как настоящие змеи. Я отстраненно, с высоты птичьего полета наблюдал за нашими телами, прижатыми к земле и неотвратимо продвигающимися вперед. Два существа, в ушах которых устроены органы чувств, воспринимающие объемные механические колебания всех предметов и непрерывно определяющие вектор гравитации; рядом с ушами, на жестком каркасе головы, глаза, воспринимающие линейные электромагнитные импульсы переноса энергии, для нашего мозга рецепторы каждого уха разделяют звук на волны плотности для определения расстояния и направления на любой объект и координируют направление ускорения массы всех частей нашего тела для любого предстоящего действия, соотнося их с силой тяготения.
Наша цель находилась впереди нас, и это было очень хорошо, ведь наши уши при таком положении цели определяют направление с углом ошибки всего до трех градусов по горизонтали, и, не дай бог, если мы проскочили и цель окажется сзади, ошибки возрастут в десять раз! Гравитационная связь наших органов зрения и слуха и координация движений давали мозгу возможность восприятия обстановки в темноте всеми рецепторами наших тел. Сетчатка наших глаз пока воспринимала только ночной спектр как шум низкого уровня, нужна была хотя бы одна засечка, чтобы отклонилась хотя бы одна составляющая часть видимого спектра, напряженное зондирование передней полусферы в ожидании малейшего блика, крохотного всплеска белого цвета. Тихо, как по маслу, терлась наша одежда о свежую мякоть травы, наши тела медленно скользили как по мылу вперед, пальцы рук откладывали в сторону даже малые сухие веточки, чтобы малейшим их хрустом не выдать себя. И нужно было взлетать, уже пора…
Вы пробовали отрывать свое тело от притяжения земли, невероятно сладкое и приятное чувство парения в воздухе, словно ты действительно стал на время птахой? Если нет, то попробуйте хотя бы один раз!

Послесловие

Несколько слов о нашей русскости.


Как известно, родителей и веру не выбирают, это приходит по наследству, как данность, из века в век. Так было, так есть и, надеюсь очень, так будет и впредь. Как солнце днем, как и луна ночью. Мы рождены нашими матерями от наших отцов. Нам повезло — мы родились! Маленькие и несмышленые. Без нашего ведома наши матери и наши бабушки заворачивали нас в самодельные одеяльца и, покрыв сверху красивой шалью или покрывалом, несли в церковь крестить. Окропленные святым знамением и холодной святой водой, мы просыпались и рассерженно громко кричали под высокими сводами купола церкви. Что слышалось в этом плаче и крике? Мы русские, мы внуки божьи? Что мы смыслили в этом возрасте, что знали о замысле Творца, решившего, что мы должны были родиться русскими? Мы кричали: мы родились, мы хотим кушать и тоже будем жить, как вы! Видите — мы живы! Рожденные одной матерью, вскормленные ее молоком, ею крещеные, мы знали, твердо знали, что человеку нельзя иметь двух матерей и нельзя исповедовать две различные веры. В наших маленьких телах зачинался и начинал гореть тот самый дух, который горел в наших предках. Отчего зародилось и начало жить наше сознание? Не от искры ли святого духа божьего? Язык и вера наших матерей и отцов стали нашим языком и нашей верой. Не сразу, в частых болезнях укреплялась наше детское тело и прорастал наш собственный дух под присмотром и молитвами бабушек, в любви матерей и силе отцов. Связанные в единое целое своею семьей, мы начинали жить и мыслить, как наши предки. Видели, как рано встают и помногу работают наши родители, неумело, но старательно начинали им помогать. Слышали, как молились перед сном наши бабушки, шепотом перечисляя поименно умерших и погибших родных и близких. Как просили о здравии за нас, несмышленых, только начинающих свой долгий жизненный путь.
— О, Господь мой, создатель мой, прошу помощи твоей, даруй исцеление рабу божьему Александру, омой кровь его лучами твоими. С помощью твоею придет исцеление ему. Прикоснись к нему силою чудотворною, благослови все пути его к спасению, выздоровлению и исцелению. Подари телу его здравие, душе его легкость. Боль отступит, и силы вернутся. Придет помощь твоя, и заживут его телесные и душевные раны. Дай ему защиту и укрепи веру его. Услышь мою молитву, Господь! Аминь.
Набегавшись босиком за день, мы быстро засыпали беспокойным сном под вечную молитву.
— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли; хлеб наш насущный даждь нам днесь; и оставь нам долги наша якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, и избавь нас от лукаваго; яко Твое есть Царство и сила и слава во веки веков. Аминь.
Мы не выбирали своих родителей, но будучи рожденными ими, приняли их всем своим маленьким детским сердцем.
— Мальчик, ты чей?
— Я папин и мамин!
— Как твоя фамилия?
— Еще не знаю!
Живя небогатой жизнью, мы радовались кусочку сахара из рук бабушки или мамы. Радовались словам отца:
— А ну посмотри, что у меня в кармане, зайчика встретил в поле, он тебе передал!
И вытаскивали маленькой рукой конфету с прилипшими крошками табака или кусочек хлеба с салом, завернутые в бумагу.
— Папа, а ты зайчику оставил, у него же детки тоже есть?
Бегая по двору, мы слышали иногда негромкий стук в калитку. Обычно родные и близкие не стучат, открывают дверь без стука, значит, пришел кто-то посторонний! Бабушка открывала калитку и впускала во двор старого дедушку, убеленного сединами, в холщовой одежде, укрытого брезентовым плащом. Сливала недалеко от колодца воду на руки ковшиком, давала чистое полотенце. Провожала его в хату, усаживала за стол, наливала чашку горячего борща, аккуратно нарезала хлеб. Садилась рядом, вели негромкий разговор. Обрывисто долетало.
— Из Киева иду, вышел почти месяц назад, из самой Лавры. Да-а-а. Была оказия, заходил в Тихорецкую. Потом по пути попал к вам. Теперь вот к сестре в станицу Абадзехскую, проведаю, подмогну чем смогу и пойду на Ставрополь. Туда много отселялось, бежало в сорок втором году. Надежды не теряю, буду искать. Коль живы будем, то в следующем году свидимся.
И плакала бабушка, собирая в маленький узелок два вареных яичка, маленький кусочек сала и несколько кусочков хлеба. Из глиняного кувшина наливала большой стакан молока. Брала иголку с ниткой, быстро и умело штопала старенький плащ.
— Передавай привет, если встретишь кого из моих, может, кто-то меня вспомнит, я ведь родом из Абадзехской!
— Что в нашей станице Келермесской, какие новости? (Не было телефона, не было интернета. Новости передавались из уст в уста. Просто, спокойно, с большим уважением и доверием.)
— Если что узнаю, то сообщу непременно, пошлю новость с попутным человеком.
Бабушка бережно, как своего родного, с состраданием крестила вслед уходящую спину. Долго вдвоем провожали глазами медленно уходящую по пыльной улице фигуру.
— Бабушка, кто это?
— Человек простой. Хороший. Раньше жил в нашей станице. Ушел на войну вместе со всеми, вернулся домой живой. А семьи нет, угнали немцы. Вот он и ищет их. Ищет свою семью. И где он только не был. Он воевал вместе с твоим дядей Федором. На дядю Федора пришла похоронка, а он остался живым.
— А его родные живые? Он их найдет?
— Найдет внучек. Только бы не было войны! Спаси и сохрани! Слава богу, у нас все хорошо.
— Бабушка, ты уже не плачешь?
— Нет внучек, пойдем, я тебя тоже покормлю.
Умиротворенное от сострадания лицо бабушки начинало светиться. Она начинала улыбаться и быстро делать свои дела по хозяйству. Безмерное сострадание к едва знакомому человеку, к просящей милостыне цыганке с ребенком на руках, к чужому горю, к животным и было самой жизненной сутью, истинностью бабушки. Помочь бедному, нищему, страдающему, попавшему в беду. Помочь хоть чем-нибудь, из последних сил. Хоть чем-нибудь! Помочь, даже если у тебя самого почти ничего нет. Сострадание всей душой, сопереживание. Иначе и у нас все будет не так хорошо, иначе и у нас не будет впредь счастья, если мы не поделились последним.
Понимаете? Последним! Кто этого не поймет, тот не поймет и русского начала, самой русскости нашей души. Бабушка разговаривала с южным говором, добавляла много украинских слов, была неграмотной.
— Бабушка, а мы русские?
— Да внучек, конечно, мы русские, — с гордостью отвечала бабушка. — Мы русские!
Мы отучились в школе, пошли служить в армию. Энгельсская школа прибавила мне братьев.
Асхат Варин, Виктор Котенко, Василий Луканин, Геннадий Кашляков, Сергей Бабиков, Владимир Гусаров, Михаил Сысоев, Ринат Гайфуллин, Анатолий Суслин, Михаил Долина, Виктор Дробышев, Павел Кривец, Сергей Лапенко.
Армейская роба укрыла наши тела, огрубила наши души. Повзрослели, заматерели, очерствели. Отсеялись попутчики, остались настоящие друзья. Друзья разных национальностей, для которых нужен ты сам, а не твоя должность, твое служебное положение. Все они, как правило, родом или из твоего детства, или из армии. Жизнь сплавила наши души. Мы редко просим друг друга о чем-то, зная заранее, что отказа не будет. Но внутренне мы готовы отдать последнее из того, что у нас есть, если это понадобится.
И про главное, про нашу жизнь, про смысл жизни, про нашу основную национальную идею. Все очень и очень просто. Нам нужно сохранить свою родину, свою территорию, свой язык, сохраниться самим. В этом и есть весь смысл нашей жизни. Живите как мы, живите лучше нас и обязательно пробуйте взлететь.



Список офицеров 52 точки



Владимир Загнойко, Вячеслав Вавринюк, Владимир Высочин, Владимир Медведский, Дмитрий Салфетник, Виктор Билык, Анатолий Голодок, Александр Родников, Николай Авдонин, Вадим Савченко, Николай Зыков, Борис Авраменко, Юрий Баранцев, Дмитрий Кибальный, Леонид Широков, Ариф Магеррамов, Александр Лаптий, Алексей Зборовский, Тофик Нагиев, Андрей Яковлев, Юрий Степанов, Георгий Сапрыкин, Александр Лизь, Михаил Житарь, Ринат Низамов, Александр Шкерин, Владимир Кривобок, Владимир Силуянов, Александр Кашаев, Василий Логинов, Владимир Кольцов, Геннадий Жук, Владимир Истомин, Геннадий Мадеев, Александр Мишарин, Геннадий Рахманов, Валерий Зайцев, Борис Кошкин, Василий Перищ, Анатолий Панов, Евгений Давиденко, Геральд Аваков, Сергей Кашлач, Александр Обозный, Владимир Тормышов, Яков Житомирский, Анатолий Темный, Владимир Супрунович, Садыков Гаджибула, Садовников Олег, Николай Обметко, Виктор Мурашко, Алексей Рыбников, Виктор Воронко, Анатолий Семенищев, Александр Борисов, Николай Игнатенков, Евгений Суриков, Сергей Тулупов, Дамир Ганеев, Юрий Гречинский, Александр Есипенко, Валерий Лобанов, Сергей Новиков, Валерий Ходыко, Балакирев Владимир, Гавриленко Сергей, Анатолий Алексеев, Виталий Ломакин, Сергей Шестаков, Анатолий Казаков, Анатолий Панов, Василий Перищ, Анатолий Калямин, Геннадий Чушкин, Евгений Карасев, Владимир Куликов, Юрий Ситников, Владимир Тудаков, Василий Ярощук, Сергей Крутиков, Сергей Чернышев, Андрей Кругликов, Вячеслав Губа, Александр Марков, Анатолий Кулешов, Валерий Пампура, Левон Арзуманян, Александр Письменный, Алексей Бойко, Олег Солодовников, Анатолий Иванов, Анатолий Коваленко, Павел Москвитин, Юрий Брагин, Валерий Поляков, Фарит Ахметшин, Василий Коржовский, Анатолий Минько, Анатолий Фомин, Владимир Пироженко, Владимир Жеребцов, Акиф Мамедов.