В палате по-прежнему было тихо; никакие другие посетители пока не явились. Туманное утреннее солнце бросало свои тусклые лучи на лицо Юджина. Неотрывно глядя на больного, Том сел рядом с койкой, пододвинув поближе свой стул, а на коленях у себя разместил магнитофон.
– Привет снова, Юджин. Это опять я. Возможно, тебе уже надоело, что я четвертый день подряд сюда таскаюсь… Хех, знаешь, я был бы только рад, если бы где-то там, в своём подсознании, ты отлично видел бы и слышал меня, и смеялся бы над тем, что я прихожу так часто. Это означало бы, что ты почти здоров и можешь вернуться в наш мир. Но я ни в чём не могу быть уверен. И… честно сказать, мне безумно грустно, что я не могу услышать твой голос вновь. Или увидеть твою улыбку.
Том усмехнулся, царапая кнопки магнитофона.
– Рич, кстати, был бы тоже рад вновь повидать тебя. Он хоть и пёс, но обладает феноменальной памятью. Запоминает всех, кто ему нравится, с первого раза. А ты ему явно понравился. Да и вообще… Если бы у нас было больше времени, Юджин, мы бы столько успели. Ты бы столько успел. Я не верю в то, что в жизни может не оказаться совсем никакого иного выхода, кроме гибели. Тебе только нужно было обратиться за помощью, поправить свое здоровье. Психическое в том числе. А потом… У нас было бы полно времени впереди. Я был бы так рад, если бы мог получше узнать тебя и стать твоим другом. Показал бы тебе столько удивительных мест…
Непрошеные слезы начали подбираться к горлу. Том вздохнул и тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя захлестнувшие эмоции.
– Так. Ладно. Смотри, Юджин. Всё ещё не знаю, слышишь ли ты меня, но надеюсь, что эту песню услышишь.
Вставив кассету, Том включил воспроизведение, отмотав к нужной песне. Тихо зазвучала гитара, а затем спокойный мужской голос проникновенно запел:
/Хей, ты! Там, в далеком холоде
Одинокий, отчужденный
Чувствуешь ли, что я здесь?
Ты, застрявший между мирами,
Едва стоящий на ногах, с погасшею улыбкой,
Чувствуешь ли, что я здесь?
Эй, не лишай себя света.
Не сдавайся без борьбы./
Том грустно склонил голову, взяв за руку Юджина. «Мои руки такие теплые, а его ладонь – совсем ледяная. Вот бы передать ему это тепло. Хоть бы даже всё целиком».
/Ждёшь, что кто-то подаст тебе сигнал снаружи.
Можешь ли дотронуться до меня?
Эй, помоги мне перетащить этот тяжкий камень.
Открой свое сердце, я уже иду к тебе./
«Нет таких стен, через которые нельзя было бы пробиться, Юджин. Не может быть, чтобы тебе нельзя было помочь».
/Эй, ты, там, за стеной,
Ломая и круша всё вокруг себя,
Услышь меня.
Эй, не смей говорить, что надежды нет.
Вместе мы выстоим, порознь – погибнем./
Том не заметил, как слёзы всё-таки начали течь по его лицу. Вытирая свои мокрые щеки, он вдруг увидел, как указательный палец Юджина дёрнулся. Сначала слабо, потом – вновь и вновь, сильнее. Том ошарашенно уставился на руку больного; этого не может быть! Или всё-таки может?
Он вскочил со стула, едва не уронив магнитофон на пол. В этот же самый момент аппарат искусственного жизнеобеспечения начал издавать странный яростный писк, а линия сердцебиения на его экране, прежде всегда ровная и спокойная, вдруг стала отображать какие-то скачки. Оставив магнитофон включённым, Том бросился за врачами, но в коридоре уже показались две медсестры – они прибежали на сигналы аппарата. Вслед за ними поспешил и врач.
– Что такое, доктор? Он просыпается? – взволнованно спросил Том, не сводя взгляд с Юджина. Тот начал мелко дрожать в своей постели, всё ещё не открывая глаз.
– Не торопите события, – сосредоточенно отозвался доктор. – С пациентами в коме такое бывает. Пожалуйста, выйдите из палаты.
Какое-то дежавю; Том снова снаружи, а внутри, за стеной – Юджин, которого пытаются реанимировать врачи. Снова время тянется медленно, как старая жвачка, и больничные часы на стене тикают не спеша. Том приник к двери палаты, пытаясь услышать хоть что-нибудь. Но долго ждать ему на этот раз не пришлось; врач вскоре вышел.
– Он не очнулся, всё по-прежнему. Сочувствую, – произнёс он. Том задержал дыхание, не находя слов. – Такое бывает с пациентами в коме. Иногда они ведут себя так, словно реагируют на какое-либо внешнее воздействие. Может быть, вы каким-то образом смогли достучаться до него.
– С ума сойти, – тихо пробормотал Том. – С ума сойти. Да, я достучался до него. У него ведь начали дергаться пальцы, а потом он стал дрожать всем телом... И… и все-таки не очнулся? Как же так?
– К сожалению, – развел руками врач. – Вызвать кратковременную реакцию такого человека – легче, чем полностью вернуть его к жизни. И тем не менее, вы – молодец. Очень часто не получается добиться от человека в коме вообще никакой реакции. Теперь, по крайней мере, можно считать, что его сознание ещё функционирует где-то там, на своём скрытом уровне. И может быть, даже ещё имеет точки соприкосновения с нашим, реальным миром. Не теряйте надежду; вот всё, что я могу вам сейчас посоветовать.
Том вернулся в палату. Злобно отшвырнул в сторону стул, сел на пол и положил голову на край койки Юджина, не желая никуда уходить. Может быть, стоило бы подумать рационально – как ещё вызвать подобную реакцию у Юджина, как «разбудить» его, как помочь, но все разумные идеи вылетели у Тома из головы. Его сердце всё ещё колотилось, как бешеное. В отчаянии он всматривался в лицо Юджина снова и снова, дотрагивался до его холодных рук, надеясь почувствовать какое-нибудь крошечное движение, увидеть малейший признак жизни. Но Юджин вновь был неподвижен. Как будто всё увиденное приснилось Тому, или произошло в какой-то другой реальности. Обстановка в больничной палате не вызывала теперь ничего, кроме тошноты.
«Почти получилось. Так близко…
Если бы только я мог пробиться туда, где ты. Клянусь, я бы всё сделал, чтобы вытащить тебя.
Пожалуйста, Юджин.
Не сдавайся без борьбы».
* * *
Белая река осталась позади. Больше не слышно было ни шума воды, ни шелеста ивовых листьев. Дорога стала неровной и каменистой, выводя Тома и Юджина к мрачной и голой пустоши. Впереди виднелись одни лишь огромные валуны, возвышавшиеся над землей своими холодными, покатыми серыми боками. Между ними не было ни травы, ни деревьев. Сухая, мёртвая земля, испещрённая кривыми трещинами, навевала мысли о кладбище.
То и дело спотыкаясь на неровной дороге, Юджин чувствовал, что сил у него становится всё меньше. Том неизменно подставлял ему свое плечо, помогая двигаться дальше, но отделаться от мрачных мыслей всё равно не удавалось.
«Грёбаные декорации… Почему вообще я здесь? Брожу в какой-то странной имитации моего же собственного прошлого, слоняюсь от одного места к другому – зачем? Какой во всём этом смысл?»
Юджин вновь взглянул на свои руки. Чернота в венах как будто стала ещё ярче, и простиралась теперь дальше – от запястий она тянулась к его плечам, а затем и к ключицам. Он инстинктивно дотронулся до своей шеи, пытаясь сбросить с себя эти удручающие темные следы, избавиться от них. Но, конечно, это было невозможно. Тьма крылась под кожей, внутри, и он ничего не мог с этим сделать.
Споткнувшись в очередной раз о камень и чуть не упав, Юджин остановился и сел на землю, прислонившись плечом к валуну. Том взглянул на него вопросительно.
– Что такое?
– Куда мы идем, Том? Ты сам-то знаешь?
– Ищем выход отсюда, – пожал плечами Том, – куда же ещё мы можем идти?
– Откуда мне знать, что это всё – не агония умирающего мозга, которому уже ничего не светит? Как я могу быть уверен?
Том тяжело вздохнул.
– Что ты хочешь услышать? Да, весь этот мир – внутри тебя. Никто не даст тебе гарантий…
– Я очень устал, – тихо произнес Юджин, склонив голову вниз. – Мне кажется, с каждым новым шагом сил во мне становится всё меньше. И – посмотри на это.
Он задрал рукава рубашки и показал свои руки, обнажая больные вены с пульсирующим темным ядом внутри. Том ахнул; они действительно выглядели намного хуже, чем в начале пути. Переведя взгляд с чернеющих рук Юджина на его лицо, Том заметил, что и лицо стало совершенно серым и измученным.
– Ты должен идти, Юджин. Нельзя оставаться на месте. Та тьма – она все еще следует за нами, ты же сам видел, – горячо убеждал его Том.
– Если бы ты только знал, как мне хочется сейчас просто заснуть, – слабым и тусклым голосом отозвался Юджин, откидывая голову назад и закрывая глаза. – То есть, конечно, да, я помню, нельзя оставаться на месте… Сейчас продолжим путь, дай мне минуту. Я лишь хочу сказать, что не знаю, надолго ли меня хватит. Очень кружится голова… По-моему, мне всё хуже и хуже.
Том присел с Юджином рядом, без конца озираясь по сторонам. Где то тёмное, насколько близко оно к ним? Сколько времени в запасе? Может, Юджину и вправду стоило бы дать немного отдыха. Но не станет ли это роковой ошибкой? Вдруг здесь, на этой мертвой и пустынной каменистой равнине, сон равняется смерти? Как нельзя засыпать замерзающему человеку, застрявшему в снегах, потому что это повлечет за собой неминуемую гибель, так же, может быть, и здесь нельзя отключаться? Том смотрел на Юджина с тревогой, держа его за руку.
Со стороны неба стали доноситься странные звуки. Поначалу они были похожи на неравномерный далёкий шум и скрежет, но затем в них стала различаться мелодия, словно проигрываемая в обратной перемотке.
– Юджин, ты слышишь это? – Том взволнованно начал толкать своего спутника в плечо.
Почти уже заснувший Юджин открыл глаза, с трудом возвращаясь в сознание.
– Что? Слышу что?
– Этот звук!
Мелодия становилась всё чётче. Если приложить усилие и прислушаться, становилось очевидным, что всё это – звуки какой-то песни. Послышались даже переборы гитарных струн; эффекта обратной перемотки больше не было, все звуки вставали на место, превращаясь в настоящую песню.
– Музыка? – пораженно прошептал Юджин. – Это музыка!
Он поднялся с земли, пошатываясь от слабости. Вслед за ним встал и Том.
Теперь в мелодию стал вплетаться человеческий голос. Все слова были изменены, словно приходилось слышать корявый перевод с чужого языка. Но Юджин, напряженно вслушиваясь, постепенно начинал распознавать отдельные фразы.
– Я слышал когда-то давно эту песню, Том! Она знакома мне! Это… это что-то известное. Но, боже мой, как же она проникает сюда?
В низком туманном небе стремительно быстро начали двигаться облака, а среди них заблистали молнии. Всё происходившее выглядело угрожающе. Словно миру, выстроенному вокруг, не нравилось это вмешательство извне. Музыка корёжила этот мир, пытаясь прорвать плотную ткань небес и пробиться вовнутрь.
– Я слышу слова, Том!
/Чувствуешь ли, что я здесь?
Эй, не лишай себя света.
Не сдавайся без борьбы./
Юджин начал мелко дрожать; смесь восторга и ужаса отразилась в его глазах. В небесах устрашающе загремел гром. Дикий ветер взметнул пыль с земли, а воздух вокруг стал почти ледяным; Юджин увидел пар у себя изо рта. Том перепуганно смотрел то на Юджина, то на обезумевшее грохочущее небо, продолжая держать друга за руку.
/Не смей говорить, что надежды нет.
Вместе мы выстоим, порознь – погибнем…/
Ледяной ветер оглушительно взвыл, и в нем растворились последние звуки музыки. Юджин, с надеждой прислушивавшийся к песне, закричал в отчаянии.
– Почему она прекратилась! Я же слышал, я всё слышал, куда она исчезла? Почему закончилась?
– Она как-то пробилась с другой стороны! – встревоженно отвечал Том, стуча зубами от холода и пытаясь перекричать мрачный вой ветра. – Похоже, этого не должно было случиться!
– Значит, я тоже хочу туда! На другую сторону! Значит, это где-то здесь, рядом! – восклицал Юджин, глядя в безумное подвижное небо. Ветер сменился метелью, и теперь колючий снег заполнил всё пространство вокруг. Юджин чувствовал, что отсюда нужно бежать. Но бежать – значило опять оказаться в глубине этого фальшивого мира, вдали от своей прежней реальности, которая, как ему показалось, именно здесь была максимально к нему близка. Здесь она граничила с его подсознанием. Может быть даже, до неё можно было бы дотянуться рукой!
Внезапно услышанная музыка, в сочетании с этими поддерживающими, внушающими надежду словами пробудила в нём целую бурю сложных эмоций. Совсем недавно ему казалось, что именно музыка высосала из него все соки; посвятив ей всю свою жизнь, он в конечном итоге чувствовал себя опустошённым, лишившимся способности наслаждаться ею. В последние месяцы музыка словно перестала касаться его души. Пытаясь слушать что-то чужое или сочинять что-нибудь сам, он ничего не чувствовал, и это тяготило его сердце, усугубляя ощущение бессмысленности всего происходящего вокруг. Но теперь, вместе с рушащимся вокруг безумным миром, что-то сдвинулось внутри самого Юджина. Словно растаяли какие-то ледники в его душе, и мёртвое ожило. Его трясло, и по лицу текли слезы.
– Неужели мне никогда больше не услышать музыки, Том? – спросил он, глядя на друга с болезненной тоской в глазах. – Неужели мне придется торчать тут, пока я не останусь совсем без сил, а потом умереть – вот так просто и быстро, и… всё? Неужели это – всё, что мне осталось почувствовать?
Снег хлестал ему в лицо, заставляя дрожать от холода всё сильнее. В голове гудело, и все расплывалось перед глазами. Лицо Тома начало искажаться, и Юджин, с трудом всматриваясь в него сквозь свои горячие слезы, на пару мгновений увидел сквозь черты Тома своё собственное лицо.
– Чёрт… Хотя бы ты, Том, не покидай меня…
Юджин упал на колени, пытаясь не смотреть на лицо того, кто стоял рядом с ним и держал его за руку.
– Я знаю, знаю, что всё здесь – ненастоящее. Что нет здесь никакого Тома. Но пусть хотя бы будет этот образ, пожалуйста… Хотя бы образ. Мне так страшно здесь, и я не выберусь иначе. Помоги мне, пожалуйста, не бросай меня здесь.
/Открой свое сердце, я уже иду к тебе./
Юджину помогли подняться. Несмело взглянув наверх, он вновь увидел лицо Тома и вздохнул с облегчением. «Хотя бы образ».
При воспоминаниях о музыке и о другом, прежнем мире, где было солнце, где была маленькая Эмили, настоящая и живая, и тот самый, реальный Том, рядом с которым почему-то дышалось так легко и спокойно, сердце у Юджина болезненно сжалось.
Небеса меркли в вышине, словно теряя свой цвет. Ветер слегка стих, а пустая равнина вокруг была занесена снегом. Идти теперь было ещё тяжелее; ледяной воздух сковывал легкие, не позволяя нормально дышать, а изношенная и рваная от ветра и снега одежда едва ли могла кого-то согреть.
– Нам надо продолжать идти, Юджин, – тихо и упрямо сказал Том. – Других вариантов нет. Отсюда нам пока никак не пробиться на другую сторону, сам видишь.
Том кивнул в сторону неба, которое вновь стало затягиваться плотным туманом, еще более мрачным, чем прежде. Казалось, что надвигается глубокая ночь.
– Я верю тебе, – кивнул Юджин, с грустью вздыхая. – Я приложу все силы. Я не знаю, что впереди, но здесь мне очень тоскливо, Том, и я хочу выбраться. Только не бросай меня.
Том подошел поближе и крепко обнял Юджина за плечи. В пронизывающем холоде окружающего пространства Юджину стало теплее, и он почти перестал дрожать. Приникнув к Тому, он почувствовал тихий стук чужого сердца, бьющегося в унисон с его собственным.
Продолжение - http://www.proza.ru/2018/04/08/2013