МАМА

               

Гроза разразилась под утро. Молнии гуляли по небу, освещая горы, деревья, крыши домов, а самая яркая сверкнула прямо над костелом, очертив крест на фоне черных туч. Гром раздался такой, что у машин внизу сработала сигнализация и кардинал Лукович проснулся. Он сел в постели, свесив ноги, наложил на себя крестное знамение и прошептал: “Санта Мария Матэр Дэй.” Потом посмотрел на часы. Было пять утра, и он со вздохом снова укрылся одеялом, хотя по опыту знал – уснуть больше не удастся.
Кардинал стал думать о происшествиях последних дней. Два события, трагичных и опасных, способных повлечь за собой нехорошие последствия, непостижимым образом переплелись, случившись в разных местах примерно в одно и то же время. Папу Пия XIII постиг удар в Венеции. Пресс-служба Ватикана скупо отвечала на вопросы журналистов, опубликовав лишь официальный бюллютень, где говорилось, что состояние понтифика стабильно, хотя он и находится в больнице в связи с острой коронарной недостаточностью. Среди кардиналов пошли слухи, что папа умер, и молчание Ватикана их только подтверждало. Конечно, наместник в таких случаях определен протоколом, но было похоже, что курия вновь плетет интриги. Пий XIII, к которому неоднозначно относились многие из-за его церковных  реформ, благоволил к кардиналу Луковичу, возможно еще и потому, что тот не лез в дрязги, а спокойно выполнял свое дело. Папа даже наградил кардинала за миротворческую миссию во время войны, а недавно Лукович снова был в Ватикане, на аудиенции у его Святейшества, где высказал опасение, что зыбкий мир на Балканах может рухнуть в один момент.
Должно быть само Предвиденье тогда внушило ему эти слова, потому что вторым событием, было покушение на премьера Драговича. Мальчишка, дурак, недоучка из Академии Искусств, которого выгнали с 3го курса, связался с националистами  и выстрелил в политика. Покушение выглядело ритуальным – это случилось недалеко от места, где студент Гаврила Принцип убил эрц герцога Фердинанда – видно сепаратисты решили продемонстрировать вседозволенность.  К счастью премьера лишь ранило, а сам террорист бросился в воду со Старого моста, да не рассчитал, дурачок, что Миляцка в это время пересыхает, хоть лето и было дождливым. Так что парнишка лишь ногу сломал о каменистое дно, и его тут же вытащили полицейские. Вину за покушение взяли на себя сепаратисты, и генерал Додак выступил с обращением, которое показывали по всем каналам. Было очень похоже, что миру на Балканах снова пришел конец, а вчера в новостях говорили о перестрелках на рынке.
И вот пожалуйста, только за эти дни из прихода уже уехали три семьи. После войны больше половины католиков покинуло страну. А что же будет теперь? Такими темпами в Балканской епархии останутся одни священнослужители.
– На все воля Божья, – вздохнул кардинал Лукович, поднял свое грузное тело с постели и только хотел склониться перед распятием, как новый раскат грома грянул чуть ли не над самой его головой.

Рабочий день в епархии начался обычно. Придя в кабинет кардинал стал смотреть бумаги, сложенные секретарем на столе. Среди заявлений прихожан о разводе, жалоб, сметы на реставрацию собора, кардинал Лукович нашел письмо из францисканского монастыря – в общем обычный донос,  где братия жалуется на порядки в обители, но в конце приписка, что настоятель готовиться к коминг ауту.
– Что такое коминг аут, брат Богдан? – крикнул кардинал серетарю в открытую дверь, тот быстро вошел, прижал палец к губам, покраснел, как девушка и ответил:
– Это, ваше преосвященство, когда кто-то открыто признаеться в содомском грехе.
Кардинал машинально отодвинул письмо:
– И до нас дошло. Быстро уничтожь эту гадость, а брата Иоанна из Новиграда пригласи ко мне. Помолимся о душе заблудшего, – кардинал сложил руки и поднял глаза к потолку.

Только кардинал Лукович углубился в изучение сметы  (он по опыту знал, что все надо досконально проверить лично), дошел до самого интересного – новых витражей взамен тех, что еще с войны стояли расколотыми, дверь отворилась и появился взволнованный секретарь с трубкой в вытянутой руке:
– Из Ватикана, брат Антонио Джеузо.
– Аминь, – сказал кардинал Лукович, встал и его сердце ёкнуло.
Антонио Джеузо был личным секретарем его Святейшества. Однако, никаких экстренных сообщений не последовало. Брат Антонио сказал, что предстоятель католической церкви всерьез обеспокоен возможностью новой эскалации вооруженного конфликта на Балканах, он молится за католиков и всех людей доброй воли, проживающих в этом регионе. В целях обуздания военной напряженности, Его Святейшество намерен удостоить визитом епархию, вверенную Богом кардиналу Луковичу.
Далее, связь переключили и в трубке послышался голос администратора, который начал сообщать детали. Понтифик выразил желание побеседовать с лидерами враждующих сторон. Встреча произойдет на трассе R404, возле заброшенного футбольного поля у развилки на Лубяшки. Точные координаты будет высланы позже, визит рекомендуется не афишировать. Папа прибудет на вертолете послезавтра в 12 часов пополудни.
– Что? – ахнул кардинал.
– Визит – ровно произнес администратор, – состоится 2 августа в 12 часов. Дальнейшие инструкции вышлем почтой.
Трубку повесили. Взволнованный кардинал опустился  в мягкое кожаное кресло, положил на стол свою красную шапочку, глубоко вздохнул и стал вытирать капли пота с лысины.


Драго Косавич сидел на  единственном своем колченогом табурете и смотрел в окно. Небо опять затягивало, какое дождливое лето. Стол был усыпан пеплом, валялись хлебные корки, пробки; следы от стаканов привлекали мух, которые ползали повсюду, преодолевая завалы окурков на грязной, вытертой клеенке. В одном из стаканов, липком, со следами пальцев, виднелась мутноватая жидкость. Драго взял стакан дрожащими руками и опрокинул его, стараясь, что бы в рот вылилось все до капли. Стало чуть легче и Драго обрел способность думать. Мысли были о том, как опохмелиться: к соседям, после ночной игры на скрипке, путь надолго заказан; у Богдана с Милицей сейчас те же проблемы; к кузену Борису нельзя, недавно занял у него три марки. Драго перебрал всех, и хотя мысли с трудом ворочались в похмельной голове, он понял – в деревне идти больше не к кому. Значит придется топать в Лубяшки, это как никак город, и там обязательно что-то произойдет. Ополоснув лицо застоявшейся водой из ковша, Драго встал и поплелся к выходу. Взял палку, что стояла у порога и вышел на улицу. Подпер доской дверь сарайки. Свежий ветер дунул в лицо, и мяч тут же просвистел над головой. Драго махнул палкой в сторону мальчишек, что играли в футбол на дороге.
– Дядька, давай на ворота! – крикнул один из них.
Драго Косавич раньше частенько баловался с ребятами, но сейчас, понятно, было не до того:
– Встану, когда в Грбавице будем играть! – ответил он и сам засмеялся, широко открыв рот, показывая единственный зуб.
– Окей, дядка, жди приглашения в высшую лигу – ответил кто-то. Ребята захохотали уже в удаляющуюся спину Драги.
Увидев его фигуру, некоторые хозяйки захлопнули калитки, чего доброго привяжется – не отстанет пока не нальешь сливовицы, но Драго с достоинством пронес по деревне свое изможденное тело и поковылял прочь.
Пройдя с километр, Драго сел в траву у обочины и вытянул ноги в серых пляжных тапочках. Ноги опухли, кожа возле икр была иссиня-красной и потрескалась, уже с месяц Драго не мог влезть в другую обувь. Закапал мелкий дождик. Драго встал и поплелся дальше. До развилки километра полтора, возле футбольного поля есть ручей, там он напьется, дальше свернет на шоссе и через час, гляди, будет на месте. Правда, что  делать в Лубяшках он точно не представлял. Говорят, хорошо подают у Святой Анны, но до сих пор Драго идти туда стеснялся. Вдруг его узнают и скажут, неужели это сын Луки и Марии? Родители были набожными католиками, каждое воскресенье  его вместе с сестрами водили к мессе. Драго хорошо помнит и день первого причастия, потом он прислуживал в костеле и пел в хоре. Голос у него хороший, он и в школе был солистом, учителя говорили, что ему надо обязательно поступать в музыкальную академию. Потом  началась война. А когда бомба попала в их дом, где в это время были родители и две младших сестры, Драго обиделся на Бога.
Да, пожалуй прав Богдан, его уже не узнают, ведь выглядит Драго теперь настоящим стариком, хотя самому чуть за сорок. Да и кому узнавать? Все поразъехались. Решено, надо иди на паперть. От этой мысли он повеселел и даже стал напевать. “Имай, имай, има…” – выводил Драго припев любимой песни,  как за поворотом осекся: показалось, война не закончилась. Солдаты оцепили заброшенное футбольное поле, несколько машин с тонированными стеклами стояло у дороги с заграждениями и группа людей курила в сторонке. Драго вспомнил, что давно не слушал новости. Он быстро, как только мог, заковылял к небольшому леску и спрятался за ствол сосны. Послышался шум вертолета. Драго хотел залезть под корягу, но вертолет, показавшийся над горами, был не военный, а какой-то белый с крестом. Через несколько минут он стал приземляться на футбольное поле, где уже стояли штатские и священники, гляди-ка, это же кардинал Лукович, Драго даже смахнул слезу, он не видел его с самой войны, надо же, как постарел. Вертолет сел, открылась дверца, и вышли двое в черных сутанах. Они подали кому-то руки и появился… Драго вспомнил, что они учили в церковной школе про одеяние папы, все сходится – белая сутана, красный плащ, отделанный горностаем, пояс, на голове не обязательно митра, может быть и шляпа с широкими полями. Под шляпой вуаль, скрывающая лицо, впрочем, кто нынче папа, Драго все равно забыл. Следом вышел еще один парень, в его руках была красная подушка на которой стояли красные туфли. Даже издалека было видно, что они какого-то маленького размера и с небольшим каблучком. И не совсем красные, а скорее розовые. Тут же поставили высокий стул, на который сел гость, ему одели туфли и кардинал Лукович первым подошел поцеловать кольцо на руке.
Страх исчез и Драго заковылял поближе, что бы потом рассказать в деревне подробности. Справа от кардинала стоял генерал Додак, ох и не любили его у них, рядом кажется, босняк Павлица, а вот и сам Божо Митрич из Мадара, они вместе воевали и даже общались потом, пока тот не ушел в политику. Все были известными людьми, но что бы увидеть их троих рядом, хм, нет в деревне такому не поверят. Уже понабежали люди из округи: мальчишки на великах, четыре машины остановились и вышедшие оттуда стали снимать на телефоны, появилось несколько монашек. Вдоль  дороги были ограждения, тогда как лесок, где прятался Драго не оцепили. Он незаметно подошел к полю, и когда был метрах в тридцати, услышал удивленные возгласы, остановился, присмотрелся и сам чуть не сел в траву. Папой  была женщина! Этого не может быть! Все молчали. Драго подобрался еще ближе и стал разглядывать гостью: таких красивых он еще не видел. Вернее не так, она не была красавицей, не какая-то топ модель, обычная даже, без косметики. Русые волосы, светлая кожа, простые черты лица, но что-то в ней было, что хотелось плакать и смеяться одновременно, стало стыдно за себя: “Может завязать, работать пойти?” – отгоняя эти мысли, Драго оказался совсем близко. Тем временем от группы отделились четверо – высокая гостья и политики – они пошли впереди, видать к белому кресту у развилки. Остальные двинулись следом, соблюдая расстояние. Каким-то образом,  Драго оказался прямо за первой группой, подбежали полицейские, хотели оттащить его, но гостья обернулась и повелительным жестом приказала оставить Драго.
О чем говорили идущие впереди Драго не слышал, так как все его мысли сконцентрировались на том, чтобы не упасть. Будет нелепо, если он сейчас растянется при всех посреди дороги. Тапки на босу ногу очень скользили, вихлялись, прилипали, чавкали, он с трудом отдирал их от глины, делая новый шаг. Но Драго упрямо шел за красной мантией, что тянулась впереди и неожиданно поразился ее безупречной чистоте. У всех штаны сзади заляпаны брызгами, у Павлицы вон чуть ботинок не увяз в глине, а её сутана остается белоснежной, такими он помнит лишь колхозные скатерти, что расстилали на столах под яблонями в праздник урожая. “Видать изобрели ткань, что не пачкается, – решил он, –  а на вид обычная, и не синтетика какая нибудь, сразу видно.” Тут Драго увидел новое чудо – гостья не оставляет следов.  Он что один это заметил?
Вот ботинки Додака, вот Павлицы и Божо Митрича, а в середине пусто. Где следы от красных туфлей на каблуке?
Впереди была лужа, которую обогнули политики, а Она прошла ровно по середине. Драго остановился – вода в луже оставалась прозрачной, даже ил не поднялся и не замутил её. Процессия священослужителей с кардиналом Луковичем во главе обошла Драгу, а он смотрел и смотрел в лужу. Несколько букашек продолжали, как ни в чем не бывало, плавать на поверхности, да на дне чуть шевелилась трава. Драго увидел в спокойной воде старика, с провалившимися щеками, крючковатым носом, обросшего седой щетиной, который блаженно улыбался во весь свой беззубый рот.