Серый день закончился таким же безрадостным вечером. Уже неделю мы коротали их втроём: я, телевизор и портвейн. Вообще-то был еще Иннокентий, но он портвейн не пил, а разговаривать соглашался только с Иркой. Гад брезгливый! Моя же благоверная умотала к маменьке. И вот уже неделю я свободный холостяк.
Резкий звонок в дверь вынудил меня подняться. Я посмотрел на часы. Кого это принесла нелёгкая в десять вечера? Сначала хотел натянуть треники, но махнул рукой: графьёв в гости я не жду. Так и поплёлся к двери — босиком, в одних трусах. Открыл дверь и… тело внезапно стало липким и холодным, живот прилип к позвоночнику. Сердце пустилось вскачь. Я хотел захлопнуть дверь, закричать, убежать, спрятаться. И не мог.
На пороге стояла Костлявая и ухмылялась.
— Сам пустишь или…?
Не дожидаясь ответа, Старуха легонько отодвинула меня в сторону и просочилась внутрь.
— Я ненадолго.
Голос неожиданно оказался густым и басовитым. Я кивнул.
— Проходи… те пожалуйста.
Смерть подмигнула.
— Да я собственно уже…
Не успел я опомниться, как она оказалась в гостиной. На костлявом пальце восседал Иннокентий и ябедничал:
— Пья-я-яница! Горький пья-я-яница! Мама говорила, мама говорила, мама говорила.
Я стоял и не знал, куда себя деть.
— Как зовут?
Я замер. Забыл! Собственное имя забыл.
— Козловы мы. Стёп-па, – Мой голос неожиданно сорвался на фальцет, - Степан Валерьевич.
— Да не тебя.
— Так вы за Кешей? – я вытер пот со лба.
— Пока еще думаю. – Смерть посмотрела на меня хитро. – Но могу и передумать. Да ладно, я пошутила. Соседи что? В отъезде? Так я посижу тут у тебя, подожду. Не против?
— Так ты к Мухиным?
Я обрадовался и помчался на кухню: надо же угостить по-людски.
Шпроты на бородинском хлебушке, плавленый сырок, пучок редиски и два стакана быстренько перекочевали в комнату. Бутылок мы не считали. Смерть оказалась неплохой тёткой: слушала внимательно, не гундела с нравоучениями. Она мне даже нравиться начала.
За разговорами время пролетело незаметно. Сначала пробило полночь, час ночи, два… Наконец, она поднялась:
— Пора! Идём!
— Куда?! Ты же пошутила?! – ужас снова волной накатил на меня. Ноги внезапно ослабели и я упал.
— Вчера. Я пошутила вчера. А сегодня нет. Собирайся, Стёпа.
Спасла меня Ирка. Иринушка! У неё нюх на посторонних баб рядом. Не помню о чём они договаривались. Помню скорую, оглушительный звук сирены, встревоженные глаза жены, суетящихся санитаров. В этой круговерти промелькнуло и лицо Костлявой.
— Не бойся! Я пошутила… А может быть и нет.