Печальное
Возраст – это не паспортные данные, не боли в спине, и даже не ощущение ускорения происходящего, когда время движется, как при ускоренной перемотке. Нет, возраст – это когда уходят родители, и когда всё чаще узнаёшь, что твоих знакомых больше нет. Конечно, это не повод раскисать и опускать руки, но это повод задуматься. Ведь всё, что хотелось бы сделать может быть осуществимо только тобой. Ну и ещё, конечно, банальная фраза - «что останется после меня» уже перестаёт казаться банальной.
Я хочу сейчас вспомнить свою очень наивную, безответную, смешную и нелепую первую любовь и этим воспоминанием проститься с тем, кто покинул этот мир.
Он был старше меня на одиннадцать лет, был худ, очень высок и ярко рыж. Подруга моей старшей сестры, узнав о моих романтических чувствах, сказала, что в четырнадцать лет можно влюбиться даже в телеграфный столб. Сестра училась в литературном институте и все её друзья, включая, и объект моих тайных вздохов и мечтаний, были поэтами, начинающими писателями, драматургами.
А я писала дневник. Даже несколько дневников – один, был законспирирован фразами на английском (чтобы мама, наткнувшись на него, подумала, что это конспекты), другой состоял из стихов, на охоту за которыми я регулярно бегала в читальный зал центральной библиотеки, и, наконец, ещё были блокноты, где события моей жизни отражались в набросках и рисунках. Моя детская, пробная любовь к реальному человеку, как-то витиевато переплеталась с увлечением поэзией Блока. И во всём мне виделись таинственные знаки судьбы, и совпадения имён, казались мне не случайными. Я увесила свою комнату репродукциями любимого поэта, а все тетрадки, поля нотных тетрадок сплошь разрисовала профилем возлюбленного. Он учился в Москве, но его мама жила неподалёку от нашего дома, и муж моей сестры был его одноклассником, да и городок наш был весьма не велик. Приезжая к маме, он забегал к нам, чтобы передать что-то от сестры мне или родителям. Каждая такая десятиминутная встреча сулила мне бессонные ночи, замирание сердца и бурю неизвестных еще мне и таких волнующих чувств. Надо сказать к чести этого человека – он не мог не понимать, что юная барышня грезит им, но вёл он себя исключительно порядочно и благородно.
Всё было как в романах, обожаемых мною, классиков – он появлялся, я вздыхала и бледнела, он исчезал, а я писала стихи, песни и разрисовывала блокнот за блокнотом. Рисунки иногда были довольно смелыми – с объятиями и поцелуями, чего так и не случилось ни разу в реальности. Зато он галантно помогал мне надеть пальто или курточку, если я вызывалась его проводить, или открывал предо мною двери, если мы шли куда-то вместе.
Сестра моя подливала масла в огонь, то рассказами о его московских увлечениях другими девушками, то подбивая меня познакомиться с его мамой, я даже домой к нему однажды сама напросилась. В общем, всё было в традициях русской классики, я даже призналась ему в любви, кажется в семнадцать. Заметьте, любовь моя длилась не неделю, не месяц, а годы. При этом я училась, ходила в походы, ездила в поездки, конечно же, встречая на своём пути сверстников, вполне себе меня замечающих и готовых поухаживать, но нет…моя романтическая натура не давала мне переключаться на что-то реальное, воображение было ярче, насыщеннее, содержательней что ли того, что могли предложить мне сверстники. Надо сказать, что стихи написанные в ту пору были, конечно, совсем никчемными, а вот песни, навеянные той любовью поются мной до сих пор.
«Когда-то Вам, теперь тебе звоню
Знакомый голос долго ожидаю.
Я помню всё, я бережно храню
Огни, дожди, прощания, трамваи.
Прости, что не сумела уберечь
Тебя от остроумных и красивых,
Что не сумела дожидаться встреч
Таких случайных, нервных, торопливых.» И. Букина
И вот в семнадцать, я решила признаться ему в своих чувствах. У меня был день рождения и он пришёл поздравить. Я знала, что он придёт, я ждала, с вечера завивала свои длинные тёмные волосы ( нет, не феном, ни плойкой, а на ночь заплетаешь косы туго-туго, а кончики заматываешь на бумажку), я перемерила весь свой гардероб перед его приходом, красилась я в ту пору так, что обычно девчонки в музыкальном училище разочарованно тянули: -« ну, Ленка опять не накрасилась»… Ну не умела я ярко.
Мама, думая, что будет застолье наготовила салатов кастрюльками. Я ждала его весь день, а он явился когда уже стемнело, торжественно вручил мне московский пакет молока, добавив, что когда стану совершеннолетней подарит шампанское. Посидел за столом минут пятнадцать и засобирался, сославшись на неотложные дела. И тут, чувства мои вышли из под контроля и помчались опережая мысли и разумные доводы. Внешне, всё было как всегда. Но что во мне тогда творилось… Я выбежала его проводить. Был вечер, валил снег крупными хлопьями, он галантно взял меня под локоток, а я …как в омут с головой – люблю тебя!
Он выслушал, и…прямо по онегински: « когда бы жизнь семейным кругом, я ограничить захотел…» он долго объяснял мне про какие-то круги, мою молодость и свою опытность, про разницу ещё в чем-то. Я понимала только одно – он меня не любит, и улетала куда-то к звёздам вместе с кружащим снегом, размазывая по щекам стылые слёзы. Он, побродив со мной по городу, отвёл обратно к дому, но когда он скрылся из виду, я ещё долго бродила по вечерним улицам, обливаясь слезами, увязая в снегу и думая, что мир рухнул. Мне было так странно, что изредка встречались прохожие, что горел свет в окнах домов, что всё остаётся на своих местах, а не летит со мною в тартарары…
Замерзнув, я тихонько проскользнула в дом, родители уже ушли спать, а я зашла на кухню и опустошила одну из кастрюлек с салатом подчистую, даже не заметив этого. Надо сказать, что выглядела я на тот момент цыплёнком, мама вечно жаловалась на мой несносный аппетит, вернее на его отсутствие.
Вот собственно и вся история. Нет, мы потом по прежнему пересекались, общались в общих компаниях, он не переставал дружить с моей сестрой и её мужем.
Я пригласила его на концерт к моему юбилею. Он сидел в зале, а я пела, когда-то написанные о нём строки:
Родной мой город, нынче, нас поймёт без слов,
Я не боюсь признаться – я люблю тебя Тамбов.
Ты мне напоминаешь вновь и вновь,
Ту первую, нелепую любовь.
Было ещё много встреч. Он даже просил, мою дочь перевести его пьесу на иностранный язык, когда дочка стала переводчиком.
Но все же та история закончилась тем декабрьским вечером.
Ещё несколько лет, я продолжала убеждать себя, в своей нескончаемой безответной любви, пока…пока не началась следующая долгая любовь.