Мартовское утро. Позади женский праздник, и уже целую неделю у Лики лекции каждый день. Сегодня, наконец,окно в расписании занятий, и можно подольше поваляться в постели, тем более, что муж в командировке, и не надо вскакивать и готовить завтрак. Лика не торопясь потянулась и лениво подошла к окну. Солнышко как раз заглянуло в их двор-колодец, пробив заслон серых туч. Весёлый звон капели и чириканье воробьёв, которые облюбовали кусты в центре двора, доносился в открытую форточку. Снег возле кустов уже подтаял, обнажив кусочек земли.
Соседи рассказывали, что этот пятачок двора, который освещается редким питерским солнцем, отвоевали у каменных джунглей бабушки - блокадницы, выращивая на нем в войну зелень - витаминную прибавку к скудному пайку. А в мирное время посадили эти кусты, цветы, повесили кормушки для птиц. Таким образом, они устроили маленький оазис, который радует глаз всем жильцам дома.
Дворник, бывший фронтовик, который тоже жил в этом доме на первом этаже, смастерил ладную скамейку. На неё он всегда выходит посидеть вечерком, поболтать с соседями, а в День Победы каждый год, сидя на скамейке, поёт песни военных лет, аккомпанируя себе на видавшей виды гармошке, верной фронтовой подруге.
Послушать его собираются все жильцы дома, а детишки всех возрастов смотрят на него с восторгом, затаив дыхание, пытаясь постичь всю горечь и силу народа, который выстоял и победил в этой страшной войне.
Вот и обжили юркие ленинградские пичуги этот гостеприимный дворик и, в благодарность за заботу, доставляют удовольствие жильцам своим жизнерадостным пением...
Постояв несколько минут у окна, наблюдая за птичьей суетой, Лика отметила: «Как пахнет весной!», - и на душе у неё стало легко и радостно.
Она прошла в ванную. Умылась. Потом, не торопясь с наслаждением, выпила чашечку чёрного кофе и, подойдя к зеркалу поправить причёску, вдруг, поддавшись спонтанному желанию, сказала сама себе:
--А не пойти ли прогуляться, половить солнечных зайчиков.
Сказано – сделано. Она тут же позвонила подруге, и они договорились пройтись по набережной, поболтать о том - о сём, а потом заскочить в родной институт. Лике надо было зайти в библиотеку за свежим номером журнала «Acta Crystallographica», в котором была опубликована её статья.
После института прошло почти пять лет. Лика окончила аспирантуру. На носу - защита диссертации. Галина же после окончания вуза работала в геологоразведке, поэтому встречаться им доводилось довольно редко, только тогда, когда подруга была в городе.
Договорились встретиться около церкви Успения Пресвятой Богородицы, хоть там и находился сейчас крытый каток, но старожилы Ленинграда называли это место по-прежнему, они ещё помнят, когда в стенах старинного храма проходили службы, а Ликиного папу ещё в 1925 году крестили в этой церкви.
Выйдя из дому, Лика, щурясь от яркого солнца, перебежала двор и направилась пешком на набережную, благо жила она недалеко. День разыгрался, небо очистилось от серых туч, и ничто не мешало солнышку радовать горожан.
Погуляв по набережной, подруги направились в институт. После библиотеки Лика решила зайти в деканат узнать нет ли изменений в расписании занятий.
Правила «балом» в деканате ярко-рыжая Алина с пронзительно голубыми глазами. Многие из преподавателей предполагали, что она носит цветные линзы, которые простым смертным было не достать, да и стоили они очень дорого. Но поговаривали, что был у девушки любовник из театральной среды. Вообще, по институту ходили постоянно слухи об её многочисленных романах, но Лика особого внимания этим сплетням не придавала. Она считала ниже своего достоинства перемывать косточки сослуживцам. Так её учили в семье.
Прозвенел звонок на лекцию, и коридор быстро опустел. Лика подошла к деканату, открыла дверь без предварительного стука, как и все преподаватели, и остановилась словно вкопанная. Её муж, который как она знала в командировке, целовался с Алиной.
Кровь брызнула ей в лицо, на какое-то время она лишилась дара речи. Вадим испуганно отпрянул от Алины,оттолкнув её руки, повернулся к двери, и не своим голосом, срывающимся на фальцет, сказал, вернее, пролепетал:
--Лика, Лика…. это совсем не то, что ты подумала…
Но что она могла подумать? Сглотнув комок, застрявший в горле, Лика резко бросила охрипшим голосом:
--Подлец!
Быстро развернулась и выскочила из деканата. В мановение ока яркий день перед её глазами превратился в ночь. Закрыв рот, чтобы не закричать она бросилась бежать. Подруга побежала следом, ничего не понимая. Но Лика, наращивая скорость, бежала и бежала, подставив весеннему ветру своё заплаканное лицо.
--Как он мог? Как мог?....
бормотала она про себя, - ведь только два дня назад перед командировкой он говорил мне, что безумно любит и не представляет жизни без меня.
И она любимая и любящая отдавалась его ласкам, и не было женщины счастливее её на свете.
Слёзы душили её и, остановившись у парапета, она, закрыв лицо руками, зарыдала в голос, не обращая внимания на прохожих. Тут и догнала её подруга. Она обняла её. Лика сбивчиво рассказала о том, что увидела в деканате. И они договорились, что поедут к Галине,утро вечера мудренее.
Ночь прошла в сплошном кошмаре. Лика то забывалась, то резко просыпалась от кома слёз, которые перехватывали горло и мешали дышать. Плакала тихонечко в подушку, подвывая как подбитая собачонка. Потом на какое-то время опять проваливалась то ли в сон, то ли в забытьё.
Проснувшись, Лика посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась, как она осунулась и постарела за ночь. Тёмные круги под глазами, опухшие и красные веки. Галина успокаивала как могла, но что скажешь в данном случае. Единственное, что пришло на ум это сказать:
-- Может он и не виноват, это злодейка Алина всё подстроила?
На что Лика, махнув рукой, ответила:
-- Поеду домой, буду разговаривать.
Собралась и поехала. На сердце скребли кошки и, увиденная в деканате картина отчётливо стояла перед глазами.
Подойдя к дверям квартиры, Лика глубоко вздохнула, как перед боем, открыла замок своим ключом и вошла в дом.
Вадим сидел за письменным столом и, как ни в чём не бывало встал и двинулся в её сторону с намерением поцеловать.
«Ну, уж это переходит всякие границы», - подумала она и резко оттолкнула его, сказав:
-- Ты не хочешь объясниться?
Он ухмыльнулся и с такой чужой, как ей показалось, гримасой ответил:
--А в чем я, собственно, должен объясняться?
Эта фраза переполнила чашу терпения. В ответ Лика только укоризненно посмотрела ему в глаза и, сдерживая бурю страстей, бушевавшую в душе, сказала спокойно, но твёрдо:
-- Прощай!
Положила обручальное кольцо на край стола и пошла к входной двери. На минуту приостановилась, как бы ожидая от него слов прощения, но, не услышав их, решительно открыла двери и тихо их прикрыла, преодолевая желание хлопнуть изо всех сил. И только на лестничной площадке она дала волю слезам и бегом побежала вниз по лестнице, не сдерживая рыданий...
***
Вадим закурил. Тонкой струйкой дым потянулся к двери, через которую ушла Лика, оставив шлейф духов, так будоражущих чувства.
Сердце отбивало ритм с бешеной скоростью. Чтобы успокоиться, он закрыл глаза и жадно вдохнул этот навязчивый, насыщенный запахом её духов воздух. Облегчения не наступало. Было ощущение, что кто-то наступил на грудь и сковал его руки и ноги, не давая сдвинуться с места.
Посидев минуту, он попытался встать, но ноги подкашивались как у пьяного. Усилием воли заставил себя сделать несколько шагов и дойти до окна. Резким движением раскрыв створки, он на полкорпуса вылез в открытое окно и хватал пересохшим ртом влажный весенний воздух, напоенный ароматами талого снега и земли.
И вдруг до его сознания дошло, что Она ушла, ушла навсегда. И, надрывая горло как раненый зверь, он закричал в пустоту двора-колодца:
-- Верни-и-сь, верни-и-сь!!!...
Голос срывался и хрипел, но он снова и снова кричал и кричал, пока силы не покинули его, и только эхо несколько секунд ещё многократно повторяло:
-- И-и-сь, и-и-сь, и-и-сь!..., унося этот раздирающий душу вопль в серое ленинградское небо...