Картинки... 4 Alma mater столетие

Алексей Яблок
                Наставники - скромные трудяги

                Большая химия.
               
     Надо сказать, что достаточно тихо вели себя ученики и на уроках химии. И совсем не потому, что учитель был строг. Скорее наоборот: спокойная и даже флегматичная Жанна Сидоровна никогда никого не ругала, тем более не выставляла из класса. Секрет был в другом. Когда учительница объясняла новый материал, весь класс внимательно следил за синхронностью лекции и учебника по химии.
Дело в том, что Жанна Сидоровна знала толстенный учебник по химии… наизусть! И лекция сводилась к декламированию очередной главы. Когда же учительница где-то оговаривалась или пропускала фразу, класс дружным воплем поправлял её, и в этом было высшее наслаждение.
Химические опыты у Жанны давали совсем неожиданные результаты: вместо красного появлялся синий цвет, жидкость в сосуде не к месту закипала… Не смущавшаяся от этих проделок науки, учительница спокойно роняла что-то вроде:
          -  « Ах, это грязная пробирка!»   или    -   «Опять никудышние химикаты…» Увы, знания учеников по этому предмету были подстать уровню преподавания.

                "Так-так-так» говорит пулемётчик…"

         С Петром Григорьевичем Симка и его класс встречались дважды: в младших классах тот вёл уроки пения, а в шестом – преподавал ботанику. Он был единственным учителем, который работал в школе ещё до войны. Невысокий, всегда спокойный, болезненно худощавый Петрик (надо ли говорить, что это прозвище) хорошо играл на скрипке и поэтому детям были интересны уроки пения под аккомпанимент этого редкого инструмента. Но интерес 8-9-летних сорванцов-вещь не очень надежная, а характер у Петра Григорьевича очень мягкий. Потому-то он изобрёл бригадный метод пения на своих уроках.

    Прежде, чем пропеть песню, нужно было выучить текст стихотворения, что не особенно нравилось юной публике. Суть метода заключалась в том, что полный текст учили заведомые отличники(запевалы). Остальным надо было знать только припев (армейский опыт), который всегда был энергичным и ударным.
Немногочисленные знатоки текста под скрипку заводили напев, а основная масса всей мощью своих детских глоточек выкрикивали четверостишия припева, как правило полные патриотического звучания:
                В бой за Родину, в бой за Сталина -
                боевая честь нам дорога.
                Кони сытые бьют копытами:
                встретим мы по-сталински врага!
 
      А ещё пацаны обожали песню о двух тёзках: пулемётчике Максиме и его пулемёте «Максим», которые с одинаковой присказкой «Так-так-так!» косили вражеские ряды.
Особой популярностью пользовалась старая казацкая песня «Скакал казак через долину…». В классе её не учили, так как в этой песне не было ни слова о вожде. Зато с удовольствием распевали в походах и маршируя по площадке на «военке» (урок военной подготовки): -  «Он снял с плеча свою винтовку и жизнь покончил навсегда…» - как же ненавидела пацанва изменщицу – казачку, из-за которой наступил вот такой печальный конец!

         …Реформатором Петрик проявил себя и в преподавании ботаники, не самой интересной науки для подросших на три года стервецов. Он делил класс на две группы: первая, где были крикуны и хулиганы, и вторая- покорное большинство.
Для крикунов сдвигались вместе 2-3 стола (парт тогда не было) и предлагалась игра в молчанку в течение урока. Первый из этой компании, кто нарушал молчание, тут же получал по щелобану от сотоварищей. Таким образом, урок с остальными учениками шёл под аккомпанимент радостных воплей первой группы, когда кто-либо из них нарушал обет молчания.
Совершенно безобидный и беззащитный Петрик никогда не был предметом злых шуток даже самых зловредных школяров.

                Ведьма

          Обычно прозвища, даваемые школярами своим «духовным пастырям», каковым по советским меркам должны были соответствовать учителя, происходили от собственных имён последних. Исключение составляла преподаватель украинского языка Феодосия Демьяновна, которую ученики иначе как ведьма не называли. Не была она слишком строгой, злой или противной. Нисколько. Ничуть не хуже других. Увы, внешнее сходство с вышеозначенной ведьмой всё же имело место. Маленького роста, немного сутулая, с лицом в складочках, с чуть выступающими вперёд зубами и, главное, с бело-седыми космами волос в причёске, ниспадающей на плечи и лицо – чем не ведьма? Впечатление нарушали светлые то ли голубые, то ли серые глаза, совсем не подходившие сказочному персонажу.

             Феодосию Демяновну почему-то не любили все – и ученики, и учителя. А она фанатически любила «р!дну мову» - украинский язык. Была она, по советским меркам, националисткой: «розмовляла т!льки укра!нською мовою», носила рубахи-вышиванки, дочь назвала «не советским» именем Леся (в честь знаменитой поэтессы)...
Всех нас, воспитанных в духе интернационализма, отказавшихся намертво от своих родовых, национальных и культурных корней, стыдившихся своего еврейского, польского, татарского происхождения, раздражала эта убеждённая и страстная любовь к родному языку, традициям предков.

Как бы там ни было, но самые обидные проказы и проделки были адресованы именно Ведьме. Феодосия Демьяновна бурно реагировала ( темперамента ей было не занимать) на все проступки подопечных – выставляла  «четвёрки» по поведению, волокла бузотёров к завучу или директору, на педсовет, жаловалась родителям... Тщетно, третировать Ведьму стало сложившейся традицией в школе.
А украинский язык выпускники знали хорошо и сочинения писали отличные, и книги на украинском читали с таким же удовольствием, как и русские. Ибо дело, в которое человек вкладывает душу, как орошенная потом нива, даёт в своё время хорошие всходы.

         Много лет спустя, потянувшийся к своим еврейским корням, Симка испытал раскаяние (наверное это испытывали и другие) за несправедливость к этой маленькой, тогда уже немолодой женщине, противостоящей, хотя бы только своим внутренним миром, идеологической машине, перемалывавшей всех нас.

                Евгенчик

         ...Воспоминания Симки о школьных наставниках затянулись, но как было не вспомнить учителя физкультуры Евгения Петровича. Знал ли читатель когда-либо «физкультурника», который был бы самым культурным, остроумным, дипломатичным человеком во всём посёлке? Утвердительно на этот коварный вопрос можно ответить, имея в виду Евгенчика.
Случилось это в силу трёх обстоятельств: во-первых, он был коренной одессит, иронией судьбы занесенный в захолустье; во-вторых, был он, хоть скрытый, но еврей; в-третьих, Евгенчик успел «понюхать порох» на войне.
Добрых три десятка выпусков школы обязаны ему любовью к спорту, пониманием олимпийского лозунга «О, спорт, ты – жизнь!» И здесь нет преувеличений: спортсмены провинциальной школы выигрывали районные, областные, ведомственные соревнования, пополняя своими именами списки рекордсменов.
Один пример: две воспитанницы Евгенчика, чемпионки области, пошли по стопам своего тренера-наставника, поступили и закончили физкультурный факультет и вернулись в родную школу работать с ним уже как коллеги.

         Как не помянуть добрым словом военрука Андрея Онуфриевича: весь израненный на войне, со стеклянным глазом, он обучал всех мальчишек от шестого до десятого класса разобрать-собрать стрелковое оружие, маршировать на плацу, при этом неся на своей пораненной холке хомут хозяйственных забот всей школы...

        ...Конечно, сравнение советской поселковой средней школы с Царскосельским лицеем это шутка. Но волнение, с которым Симка вспоминал об этом времени, сквозящая в этих воспоминаниях гордость за свою «alma mater», по меньшей мере  автору, близки и понятны...

                Столетие

         В 1996 году школа праздновала свой столетний юбилей. Чтобы отметить это знаменательное событие приехали на родину или прислали свои поздравления выпускники из пятидесяти послевоенных выпусков школы: кандидаты и доктора наук, полковники и генералы, ректор медуниверситета, два министра тогдашнего правительства самостийной Украины. Самым знаменитым учеником СШ № 62 был самый молодой, легендарный генерал армии дважды Герой Советского Союза  Иван Данилович Черняховский. На юбилее школы, теперь носящей его имя, присутствовала дочь Героя и боевой товарищ.

          Из Симкиного выпуска на вечере встретились четверо, в том числе бессменный староста  «В» класса Вася Вдовиченко. Однокашники прошлись по посёлку, вышли на железнодорожную платформу – перрон, бывшей для местной публики чем-то вроде Дерибасовской в Одессе; обошли школьную усадьбу.
Вот парк, высаженный в 1947 году руками учеников. Симка тогда развозил саженцы на телеге, запряженной старой клячей (это и был принадлежащий школе транспорт). Так что к каждому деревцу, а нынче пятидесятилетнему дереву, прикасалась его детская ручонка. А два тополя, высаженные Симкиными руками, устремлены своими острыми вершинами к небу рядом с танцплощадкой клуба железнодорожников.

          ...Чтобы считать свою миссию на земле выполненной, мужчине необходимо родить сына, посадить дерево и убить змею. Змею Симка с одноклассниками закидали камнями в лесу во время похода к суворовским колодцам. На поверку змея оказалась ни в чём не повинным ужом, но перепуганные девчонки так орали, что у ребят просто не было другого способа проявить героизм перед потрясёнными одноклассницами.Несмотря на два брака, сына Симка так и не родил…
Но вот деревьев Симка насажал на несколько жизней – и возле отчего дома, и в школьном саду и на дачном участке. Когда несколько лет спустя, уже будучи в Штатах, он высказал этот пассаж тому же Тимке Тыкману, лишенный сантиментов приятель насмешливо посмотрел на него и с присущим всем Тыкманам мрачноватым юмором произнёс:
           -   Симка, ты уже так много совершил в этом мире, что тебя впору усыпить, как отработанного бесплодного старого мерина...

        ...Однако вернёмся к одноклассникам, продолжающим прогулку по родным местам. Они уже прошли по пешеходному мосту над станционными путями, далее сквозь железнодорожный посёлок и вышли к окраине, откуда начинались поля близлежащего колхоза.
Здесь у Симки свои воспоминания: сбор колосков – занятие хорошо знакомое людям Симкиного возраста, чьё детство прошло в сельской местности. Никто не знал, каковой была эффективность от того, что сотни тысяч детишек в разгар уборочной страды собирали оставшиеся на поле после комбайна колосья. Что было самым трудным в этом занятии – палящее солнце, жажда или голод? Вовсе нет. Самое страшное – это стерня: торчащие, как иглы гигантского ежа, срезы колосьев, чуть ли не насквозь прокалывающие босые детские ножки.
          Ой, не смешите меня своим Рахметовым, который спал на гвоздях: да будет вам известно, что именно на спине меньше всего нервных окончаний. Другое дело ступня – здесь человека можно заморить щекоткой. Что уж говорить о торчащих на каждом шагу иглах?..
Вот бы Рахметова да на колоски и посмотреть, что осталось бы от его убежденности. Нет сомнений, что шагал бы герой Чернышевского в пионерском строю и так же как все радостно пел:
                Сталин – наша слава боевая,
                Сталин – нашей юности полёт...
          Сделав круг, четвёрка подошла к школе. Там в спортивном зале заканчивались приготовления к завершающей стадии праздника. Составленные буквой «П» по периметру зала столы ломились от обилия закусок и, вопреки всем канонам педагогики, от большого числа горячительных напитков...

          ...Простая станционная, чтоб не сказать сельская, школа; обычные ученики и их учителя, но почему же тогда так теплеет на душе, учащается пульс, распрямляются плечи и зорче становится взгляд шестидесятипятилетнего Симки?
Может это и есть один из немногочисленных рецептов сохранения молодости – не забывать прошлого и думать о нём даже лучше, чем это было на самом деле?..