Их прибило к моему дому шквальной волной мартовской
метели. Так бывает почти каждую весну.
Когда они небольшой стаей кинулись под козырёк избы, я тоскливо подумала:
- Неужели опять беда?
А они не улетали. Взмахивали взъерошенными крыльями, садились на деревянную площадку, покрытую лишайником, и отдыхали. Снова пытались взлететь.
Так было перед смертью мужа. Чёрная стая ворон кружила над нашим домом, а потом села на крышу.
И когда привезли его из городской больницы за сотни километров от дома, уже далёкого от мирской жизни, с застывшей улыбкой на лице, соседка Лидия сказала:
- Я знала, что он умрёт.
- Почему?
А стая то летала, кружила и села на вашу крышу.
Я помню эту стаю. И у меня было предчувствие.
А в этот раз в доме только я.
Утром эти почти чёрные птицы сидели на яблонях. У них были большие клювы, выпуклые умные глаза. Казалось, что они понимают меня.
Когда я вынесла синицам и снегирям семечки, и большие лохматые птицы оживились. Но не полетели к кормушке.
Тогда я вынесла накопившийся у меня и уже подсохший хлеб. Отдавать его было некому. А сама я за два дня не могла и половину буханки съесть.
Я унесла этот хлеб к перевёрнутому большому ржавому баку, где летом копилась дождевая вода для полива грядок.
А сегодня я снова увидела птиц. Скворцам рано. Они прилетают во время пашни.
Значит, это грачи.
Ну, здравствуйте, прилетевшие издалека!
Вы думали, что пришло время тепла?
Но март в этом году суровее января.
Вечером, во время заката, по обеим сторонам солнца зажглись две радуги. И я подумала, что это к морозу.
А ночью проснулась от неясного гула. Так гудит всё в округе: провода, деревья, стены изб, сам воздух.
Гигантский камертон звучал за стенами, и эхо его коснулось и меня.
Я не удивилась, почему стала слышать звучание морозного воздуха за окнами, гудение проводов в ночи, отзываться на загадочный свет луны сквозь шторы.
Иногда не расслышишь слов, которые скажет тебе собеседник. А голос ветра ощущаешь.
Что это?
Мудрость, приобретённая с годами?
Или я становлюсь ближе к Природе?
По редкому разговору огня в печи я понимаю, что печь плохо растопилась.
А утром поднимающееся от горизонта солнце было похоже на длинный столб или огненный факел.
И снова по обе его стороны искрили радуги.
Днём, в ослепительную сверкающую синеву неба, в искрящийся снег, хлынуло столько радости, и звон пилы, и стук топора.
И снова сидели на старой яблоне, на её кривых ветвях доверчивые птицы.
Семнадцатого марта день Герасима Грачёвника.
К этому времени проверяли старые скворечники.
Кто бы они ни были, им здесь нравится.
В метельное утро, когда уже выпита чашка кофе, закачались на тонких ветках перед домом снегири, закружились у самых окон юркие синицы под музыку. На старой антенне, на ветках берёзы сидят солидные молчаливые птицы.
Сегодня у меня песни на стихи Николая Рубцова.
В метельное утро качаются перед моим окном на тоненьких ветках красногрудые снегири.
В метельное утро красивый женский голос уносит мелодию на заснеженную дорогу, где пройдут, скрипя сапогами, мужики на работу.
Брёвна старого дома так истоньшали, что летит эта мелодия в морозный воздух, словно весенняя вечно живая птица.
....
Прогудели мои пароходы,
Проскрипели телеги мои.
Я пришёл к тебе в дни непогоды
Так изволь, хоть водой напои…
А через несколько дней сядет на кормушку под окном диковинная маленькая птичка ростом с воробья. На её головке пёстрый с красным беретик, чёрные с белой полоской крылышки. Это щегол, редкий гость, любитель семечек репейника и полыни.
Перезимовали, мои хорошие.
фото автора